Об идеалах и семейных ценностях

За свою жизнь Агнесса напивалась до беспамятства только один раз: сразу после того, как она сбежала из детского дома, Дэв и несколько ребят из его компании предложили это отметить "по-взрослому". Подробности гулянки в голове не отложились совершенно, зато последовавшее за ней похмелье надолго отвратило Агнессу от крепкого алкоголя. В этот раз самочувствие было получше, но память возвращалась так же неохотно. Пару минут после пробуждения Агнесса лежала, глядя в потолок, и пыталась сообразить, где она находится и что с ней произошло. Последние несколько дней каждое утро – или то, что изрядно сбоившие внутренние часы Агнессы считали за утро, – начиналось для нее с ломоты во всем теле, рези в глазах и несильной, но раздражающей боли в горле. Сегодня все оказалось не так. Кровать была шире и намного мягче опостылевшей койки – попытавшись опереться на локоть, Агнесса утонула в матрасе и подушках. Впервые за время, проведенное на "Лусанкии", ее не трясло от холода, а свет не бил по глазам. До полусонного, заторможенного сознания запоздало доходило, что на потолке нет невыносимо яркой лампы, да и сам он слишком широк для камеры, в которой и нескольких шагов нельзя сделать, не упершись в стену. Агнесса села на постели, морщась от мерзкой, болезненной слабости. Ее слегка подташнивало; мысли ворочались медленно и неуклюже, как хатт под приходом от спайса. Воспоминания возвращались, но с большим трудом: из памяти их приходилось выуживать волевым усилием, от которого в виски начинала дрелью вгрызаться боль. Тело слушалось неохотно, ощущаясь слишком тяжелым и будто не своим. Агнесса крепким словцом помянула Айсард с ее "милосердием" и "безвредными операциями под анестезией". Прислушалась к своим ощущениям, пошарила руками по телу (не без возмущения отметив, что кто-то переодел ее в больничную рубашку), пытаясь нащупать новые шрамы. Не нашла даже старых: там, где раньше красовался уродливый, в полбока, рубец от полицейского шокера, кожа снова была чистой и гладкой. Много бакты, похоже, извели, чтобы привести ее в товарный вид... и проклятый маячок теперь хатта лысого найдешь. Не то чтобы Агнессе хватило бы смелости вырезать его, рискуя повредить себе что-нибудь жизненно важное, но сама возможность сделать это немного согрела бы душу. Стараясь не делать резких движений – головная боль и тошнота понемногу утихали, но до конца проходить не спешили, – Агнесса осмотрелась. Зажмурилась, проморгалась и осмотрелась снова: очень уж нереальным выглядело все вокруг. Прямо из тюремной камеры она попала в хоромы, какие прежде видела только в кино. Узорчатые светло-голубые панели, которыми были отделаны стены, деревянный паркет на полу – Агнесса понятия не имела, настоящий или нет, но выглядел убедительно, – каждая дурацкая статуэтка и вазочка – все здесь в голос вопило о баснословном богатстве хозяина. Удивляло отсутствие окон, но, присмотревшись, Агнесса обнаружила неприметную контрольную панель и широченное, на полкомнаты, углубление в стене. Вывод напрашивался один: Айсард не соврала, обещая забрать Агнессу домой. Не в императорский же дворец ее притащили – многовато чести для "пушечного мяса" было бы. "Так вот как ты, мамочка, жила все то время, пока я в приюте глотала синтетическую кашу и спала в одной комнате с десятью девчонками. Так и вижу, какая тяжелая судьба у тебя была". Восхищение, охватившее было ее, вмиг схлынуло, оставив только гнев, глухо рокочущий где-то около сердца. Столько людей едва-едва на жизнь зарабатывают, а мрази вроде Айсард могут стелить себе под ноги настоящее дерево и спускать на вазочку для цветов больше денег, чем некоторые получают за год. Агнессу так и подмывало что-нибудь разбить, но инстинкт самосохранения мешал: новой встречи с IT-0 она не хотела, а в том, что мамочка "воспитательные меры" может легко повторить, сомневаться не приходилось. Агнесса подложила подушку под спину, закинула ногу на ногу и попыталась расслабиться. Собственное положение по-прежнему казалось ей отвратительным и не сулящим ничего хорошего, но, по крайней мере, размышлять над ним, лежа в роскошной постели, было куда комфортнее, чем на узкой койке в холодной камере. И то ладно. В таких условиях придумать план побега будет гораздо легче... чуть позже, конечно. Когда она узнает побольше о сарлачьей яме, в которую угодила. Через некоторое время слабость и дурнота отступили окончательно, и на смену им пришла жажда деятельности. Перспектива смирно сидеть в золотой клетке, пока маменька не решит, что же делать со своей "бестолковой" дочерью, Агнессе совершенно не нравилась. Ей срочно нужно было заняться хоть чем-нибудь, пусть даже бесполезным. Начать хотя бы с осмотра дома: да, глупо надеяться, что сбежать отсюда будет просто, но, лежа в постели, она к свободе точно не приблизится. На пуфе перед туалетным столиком обнаружилось аккуратно сложенное платье темно-синего цвета. Агнесса подняла его и встряхнула, как половую тряпку. Очень дорогую половую тряпку, если шелк был настоящим. Выглядело оно, на самом деле, не так уж плохо, если предположить, что носить его предлагалось даме, разменявшей пятый десяток, или монахине, принявшей обет целомудрия: юбка как минимум до щиколоток, жесткий воротник под горло, узкий прямоугольный вырез едва-едва доходит до ключиц. Даже приютская униформа, которую Агнесса торжественно выкинула в мусоросжигатель при первой же возможности, выглядела более соблазнительно, но выбирать не приходилось. В конце концов, все лучше, чем больничная пижама или ее старые тряпки, провонявшие тюрьмой и потом. Одевшись, Агнесса послала хмурый взгляд своему нелепому отражению в зеркале: бледная девица со взлохмаченными грязными волосами, невесть зачем вырядившаяся в платье чопорной леди. Которое, к тому же, болталось в груди и плечах, а подолом цеплялось за пятки: мамочкино сложение "образцовой имперки с агитплаката" и высоченный рост Агнесса не унаследовала. Наверное, к счастью: как знать, не шла ли отвечающая за них группа генов в сцепке с образцовым имперским характером. Агнесса была почти уверена, что дверь окажется заперта, но в кои-то веки приятно удивилась. Похоже, Айсард решила позволить своей пленнице погулять по клетке. Размашистый жест доброй воли, нечего сказать. – Рад приветствовать вас, мисс. Приятно видеть вас в добром здравии. Агнесса вздрогнула от неожиданности: протокольного дроида у стены она не заметила. Наверное, тот неподвижно стоял здесь достаточно долго, поджидая ее. Его серебристый корпус блестел так, будто дроид только что сошел с конвейера, а механический голос навевал тоску и подспудную неприязнь: правильное корусантское произношение, которое тщетно пыталась привить Агнессе мадам Рейв, всегда ассоциировалось у нее с чопорностью и лицемерием. С недавних пор – еще и с матушкой. – Что-то я не верю, что твоя программа умеет радоваться. Ты у меня теперь за тюремщика, да? – Суть вашего вопроса неясна, мисс. Госпожа Айсард приказала помочь вам освоиться. Если вы пожелаете, я могу сопроводить вас к любому помещению в пределах апартаментов. Госпожа настоятельно рекомендовала вам воспользоваться ванной комнатой, чтобы привести себя в подобающий вид. – Как-нибудь без тебя разберусь. – Агнесса поморщилась: для полного счастья ей не хватало только дроида, раздающего приказы от матушкиного имени. – Мисс, игнорировать рекомендации госпожи настоятельно не рекомендуется. – Даже не собиралась спорить. – "Принять ванну – единственная мамочкина "рекомендация", к которой я точно прислушаюсь". – Ты можешь оставить меня в покое, машина? Или хозяйка приказала тебе следить за мной? – Я не получал приказа с такой формулировкой, мисс. Однако я должен проинформировать вас, что вопреки вашему биологическому возрасту, к вам будут применяться правила, соответствующие таковым для ребенка от семи до двенадцати стандартных лет. Это значит, что без разрешения госпожи вам не дозволено покидать апартаменты, пользоваться ГолоСетью, любыми путями получать доступ к запертым помещениям, а также всем без исключения системам безопасности и техобслуживания. О действиях, нарушающих эти правила, расцененных как вредительские, потенциально вредительские или противоречащие общепринятым нормам этикета, будет сообщено госпоже Айсард. В ряде случаев я уполномочен известить охрану о нарушениях с вашей стороны в целях своевременного обеспечения вашей безопасности. – А говоришь – следить не должен, – хмыкнула Агнесса. Она даже не разозлилась: наивно было бы думать, что Айсард позволит ей разгуливать по дому без присмотра. Всего-то еще одна проблема, которую предстояло решать... в дополнение к куче других. – Все перечислил, чего мне делать нельзя? – Для краткости были выбраны наиболее ключевые положения, мисс. Если вас интересует полный список... – Избавь меня Сила от твоих списков. Возвращайся к... чем ты там должен заниматься? Тем и займись. Я хочу побыть одна. – Как пожелаете, мисс. – В электронном голосе Агнессе почудилось презрительная надменность, точь-в-точь как у приютской директрисы, к которой ее часто таскали на сеансы душеспасительных бесед, плавно переходящих в словесные избиения. – Доброго вам дня. Дроид отвесил полупоклон и засеменил куда-то по своим делам. Агнесса проводила его хмурым взглядом, чувствуя, как стремительно тают остатки оптимизма. Системы безопасности, охрана, проклятый маячок под кожей... По канонам жанра где-то просто обязана была оказаться вентиляционная шахта, ведущая прямо к свободе, или технические помещения, оставленные без присмотра. На худой конец – сердобольный парень из охраны, который с первого взгляда воспылает к пленнице запретной страстью и поможет ей бежать в обмен на поцелуй (или не только поцелуй, тут все зависит от целевой аудитории) и сердечную благодарность. Она даже развеселилась немного, представив себе реакцию охранника на такое предложение. Наверное, даже Айсард не стала бы наказывать ее за это: измываться над скорбными умом – себя не уважать. Агнесса обязана была придумать план получше, и как можно скорее. Жаль только, что пока первым и единственным пунктом в нем значилось "посмотрим, что дальше будет". * * * Рядом с императором Исанн всегда чувствовала себя слабой и уязвимой. Она могла обладать властью, заставлявшей самых могущественных людей Империи искать ее расположения и милости, но никогда не позволяла себе забыть: ее сила – лишь отраженный свет, исходящий от истинного владыки этой галактики. Все, что Палпатин дал ей, он мог с легкостью отнять, решив, что она более не нужна ему на посту главы разведки, и тогда ничто не спасло бы ее – ни деньги, ни былое влияние, ни прошлые заслуги. Исанн никогда не потерпела бы такой зависимости от любого другого человека, но абсолютную власть императора воспринимала как часть естественного порядка вещей. До тех пор, пока она оставалась одной из самых ценных и любимых его слуг, ее собственные возможности были близки к безграничным, а воля – непререкаемой для всех, кроме узкого круга равных. Тем страшнее было оступиться. Исанн давно уже не была молоденькой девчонкой, восторженно внимающей каждому слову императора и приходящей в ужас при первом же намеке на недовольство, и все же она волновалась, излагая ему суть дела. За время на посту директора она допускала ошибки, ввязывалась в рискованные авантюры, порой даже шла наперекор воле повелителя и лишь благодаря блестящим результатам сохраняла после этого жизнь и должность... Исанн за многое доводилось держать ответ перед ним, и далеко не всегда такие объяснения проходили легко. Но проблема Агнессы затрагивала совершенно иную сторону их отношений. Ту, в которой Исанн доселе проявляла себя безупречно, а за ошибку рисковала поплатиться еще дороже, чем за неверный шаг на политической арене. Директору разведки, хорошо зарекомендовавшему себя ранее, может быть дан шанс реабилитироваться после неудачи. Любовнице, навлекшей на себя подозрения в измене, вернуть утраченное доверие куда труднее. Император выслушал ее вполне благосклонно, ни разу не выказав гнева или даже сдержанного недовольства. Ни известие о том, что у Исанн есть дочь, ни криминальное прошлое девочки, ни просьба сохранить ей жизнь не заставили задумчивое и добродушное выражение сойти с его лица. Исанн сочла бы это хорошим знаком, если бы не помнила, как примерно с таким же видом он выслушал оправдания ее отца и, не меняя ни тона, ни взгляда, приговорил его к смерти. – Сколько лет этой девочке? – спросил император ровно, пристально глядя Исанн в глаза. – Семнадцать, ваше величество. – И впрямь – совсем дитя... Почему же ты так напряжена, моя дорогая? Неужели считаешь, что я настолько вздорен, чтобы разгневаться на тебя за любовную связь, возникшую задолго до нашей? – Разумеется, нет. Дело в другом, повелитель. – Исанн с трудом подавила вздох облегчения, ведь на самом деле именно этого она и боялась больше всего. – Я сознаю, сколь многого прошу. Преступления, совершенные моей бестолковой дочерью, заслуживают самого строгого наказания, и все же я умоляю вас дать ей – и мне – второй шанс, хотя не имею на это никакого права. Ваш отказ причинит мне боль, но справедливость такого решения будет несомненна. Она склонила голову в показном смирении, хотя этого качества за ней отродясь не водилось. Демонстративная покорность и униженные мольбы были не более чем частью игры, формальной вежливостью, которая никого не обманывала и даже не была призвана обмануть. Ответ императора зависел лишь от его интересов и расположения, никоим образом не соотносясь ни с милосердием, ни со справедливостью, ни с законами. Словно угадав ход ее мыслей, император усмехнулся – неожиданно холодно и резко. – Ну полно, Исанн. Мне тоже приятно вспомнить былые времена, но ангельский вид с годами получается у тебя все менее правдоподобно. Ты прекрасно понимаешь, что у меня нет причин отказывать тебе. И я не откажу – раз уж ты так хорошо знаешь свое место и не пытаешься проворачивать дела у меня за спиной. Ответь мне только на один вопрос: зачем тебе эта девчонка? Неужели ты и впрямь захотела почувствовать себя матерью после стольких лет? Этот же вопрос Исанн задавала самой себе не раз и до сих пор не могла найти ответ, который показался бы ей по-настоящему искренним. Хотела защитить репутацию? Ложь, смерть Агнессы поспособствовала бы этому куда лучше. Пожалела себя-молодую, ту девчонку, которая чуть ли не на коленях вымаливала у отца разрешение выносить, казалось бы, нежеланного ребенка? Да, отчасти. Или просто не могла так бездарно упустить свое первое и, скорее всего, навсегда единственное дитя? Верно – но снова лишь часть правды. Все же была версия, которая нравилась Исанн больше остальных. Позволяла сохранить душевное спокойствие и служило вполне логичным оправданием столь нелогичному поведению. – Агнесса – моя дочь, ваше величество. Ее позор – и мой позор тоже, напоминание о моей слабости и безответственности. Я считаю своим долгом воспитать ее должным образом, раз уж мое небрежение привело к таким последствиям. Император кивнул – не то в знак одобрения, не то просто принимая ее ответ к сведению. – Что ж, это достойный мотив. Поступай со своим диким зверьком как знаешь, Исанн. Постарайся только сделать так, чтобы ее разрушительные наклонности не выплеснулись за пределы твоего дома. Исанн вновь склонила голову, но на сей раз вложила в этот жест искреннее почтение и признательность. – Благодарю вас, повелитель. – Не утруждай себя сейчас. Я давно не видел тебя в своих покоях, дорогая. Отблагодаришь как следует чуть позже. А пока хотелось бы узнать поподробнее, почему ты так не хочешь видеть моффа Бриаса во главе Внешних регионов... Исанн сухо кивнула и потянулась к дипломату, в котором дожидался своего часа датапад с развернутыми досье на потенциальных кандидатов на должность гранд-моффа Внешних регионов. Она и не надеялась, что рабочий день закончится для нее всего-то в восемь вечера: проблемам галактического, регионального и местного масштабов не было никакого дела до ее личной жизни, в последнее время вновь ставшей излишне бурной.