Коронация

ЭММА Голос настолько властный звал её, что внутри всё закипело, и жар тысячами иголок пронзал — нет, не тело — душу. Эмма видела, хотя глаз у неё и не было, что она нигде. И вместе с тем везде. ДИТЯ МОЁ Она плыла всё быстрее и быстрее через это всё-ничто, не разбирая происходящего. Звук в ушах, которых не было тоже, напоминал о давно случившимся и ещё не произошедшем рёве мотора. И голоса, позади всего этого она слышала голоса. Скотт звал её по имени… Но этого ещё не случилось, думалось ей. Или произошло миллиарды лет назад. ТЫ ПРЕКРАСНА От этих слов-мыслей стало наконец легко и спокойно. НО ТЫ Голос, такой спокойный и обволакивающий, стал вдруг истеричным и скрипучим. Хотелось укрыться, завернуться в кокон алмазной формы, чтобы все звуки разом исчезли. ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ПРИНЯТЬ МЕНЯ! Мир обернулся алой вспышкой всех чувств. Жар повсюду, в глазах и в ушах, растворяющийся адским криком древней гаруды. Сильная судорога встряхнула всё её существо, и в этот момент Эмма моргнула. Она сидела с другой стороны от своего директорского стола. — Эмма, — Чарльз Ксавье приветливо и одновременно очень грустно улыбнулся ей. — Проекция, — прошептала она уже вполне ощутимыми губами, пусть и сразу стало ясно, что она всё ещё у себя в подсознании. — Это моё воспоминание, помещённое в твой мозг в момент, когда я ставлю блок на твою телепатию. Дослушай, пожалуйста, до конца. И правда, всё было точь-в-точь, как в тот самый день. День, когда она лишилась своего дара и приняла предложение Чарльза стать директором школы для одарённых подростков. — Не знаю, какими путями ты смогла сузить своё восприятие и мироощущение до нужного уровня и найти это сообщение. Именно поэтому я и хотел лично ограничить твою телепатию. Я мог бы сделать это безвозвратно, — он говорил, как и всегда на своих уроках, разжёвывая все моменты ещё до того, как уточняющий вопрос возникнет у тебя в голове, — но не стал. Ты моя ученица, талантливый телепат и учитель, и я вижу, через что тебе приходится пройти. Я не смогу поступить так. «Мою телепатию можно вернуть?» — Я не стал убивать нейронные связи, а заставил твой мозг чувствовать, будто их не существует, и соответствующий сигнал не поступит с гормонами в кровь, активируя определённые аллели икс-гена… «Я не инвалид?» — Если ты пришла к тому, чтобы найти эту проекцию, значит, постепенно, шаг за шагом, ты сможешь восстановиться… Воспоминание блёкло, словно плавящаяся киноплёнка. На задворках сознания снова, вскипая из пучины небытия, послышался растягивающийся птичий крик. Эмму затрясло. — Стой! — крикнула она, зажав уши, но стараясь концентрироваться на губах Чарльза, — дай мне узнать! Мгновение — и всё занялось огнём, но сил бежать не было. Пламя охватило Чарльза, голос которого из-за скрежета в ушах было уже не разобрать, и переползло на её ноги, постепенно обращая их в прах. А крик космической птицы всё нарастал и нарастал, и когда уже не было сил выносить его, она открыла глаза. Голубые доски знакомого до боли потолка. Свист кипящего чайника внизу, который она в наркотическом бреду приняла за птичий крик. Хотелось повернуть голову, попить, почесать нос и посильнее закутаться в одеяло, но она не смогла найти в себе сил. Так и лежала, слушая, как внизу гремит посудой… Кто? Ороро? Как Эмма, чёрт возьми, проснулась в постели Скотта Саммерса? Зарекалась же… — Иисус и Мария, — прошептала Эмма, снова чувствуя, что такое быть человеком из плоти и крови. Болело абсолютно всё, даже мягкий свет, струящийся из-за задёрнутой занавески, причинял невыносимые страдания. Эмма потыталась сконцентрироваться и принять алмазную форму. Ничего не вышло - организм за три недели без сна и еды ослаб настолько, что перестал слушаться. Набат колоколов в голове дополнял общую отвратительность реального мира, но именно из-за звона в ушах она снова провалилась в забытье. Скотт проснулся от затёкшего от сна на диване плеча, первым делом с закрытыми глазами проверил наличие кварцевых очков на лице, немного поправил дужки, чтобы сели ещё плотнее, и, наконец, разомкнул веки. Багровая темнота отступила перед сизо-розовым светом, льющимся из окна. Утро, не принесшее ему облегчения, а скорее добавившее чувства вины, стоило начать с чего-нибудь приятного. Например, с примирения с женой. Дом ещё спал, и Скотт тихо, как мышь, привёл себя в порядок и вышел на улицу, где мелкая изморозь царапнула лицо и ладони, пытаясь загнать его обратно. Машина с неохотой, но всё же завелась, и ожидая, пока двигатель нагреется, Скотт методично, шаг за шагом, забивал воспоминания о произошедшем вчера в те глубины подсознания, которые были недоступны для Джин. Стоит им встретиться, как она тут же всё узнает, и ей это могло очень, очень не понравиться даже не смотря на то, что Скотт к Эмме поехал лишь затем, чтобы как следует наорать и отвадить её от общения с Ороро. Но в итоге вышло иначе, и всю ночь он старался сквозь поверхностный сон услышать всхлип или лихорадочный бред, вырывавшийся время от времени из обветренных и сухих губ Эммы, чтобы просто убедиться, что она всё ещё жива. В этом и была основная опасность «кика» — наркотика чисто Статен-Айлендского — от него можно было ожидать чего угодно. Под его воздействием активность икс-гена повышалась в несколько раз, давая употребившим его временный, но невероятно сильный, вкупе с эйфорией мозга, всплеск способностей. Единственным слабым местом тут была сама физическая оболочка мутантов. Что бы там в людской пропаганде не говорили, мутанты, хоть и не болеют иммунодефицитом, половыми заболеваниями и раком, не вечны и так же подвержены физическому износу. А когда сила рвёт изнутри, шансы, что тело выдержит и не лопнет в буквальном и переносном смыслах, стремились к нулевой отметке. Уж на службе-то он насмотрелся и на крепко сидящих наркоманов, без наркотика не в силах даже на ноги самостоятельно встать, и на случаи передоза с непривычки, когда от первой в жизни дозы кошмарило так, что случай Эммы можно считать пустячным. Понятно, зачем Эмма приняла его, но подобное безрассудство было ей абсолютно не свойственно. Она не могла не знать, что от этой дряни умирают, но всё равно приняла. Может из-за того, что с телепатами, якобы, что-то не то, о чём вчера рассказала Ороро? Когда Эмма снова проснулась, она по-детски, боясь, что потолок комнаты Скотта ей не приснился, не торопилась открывать глаза, только сильнее зажмуривая их. Слабость и головная боль никуда не исчезли, а к ним добавилось ещё и сильное сердцебиение. Казалось, вот-вот, и сердце сломает рёбра изнутри. В мучительной попытке не умереть от - а от чего собственно, она собралась умирать? - её и застал глубокий и спокойный голос. Совсем не тот, что приснился ей, но от бархатного его звучания Эмма мигом вспомнила тот, что закончился пожаром в её сне. — Ты проснулась, — мягко сказала Ороро откуда-то сверху. Эмма лишь слабо кивнула, стараясь отлепить язык от нёба. Под затылок ей протиснулась рука и приподняла голову, а губы почувствовали живительную прохладу стекла. Она доверчиво разомкнула их, с каким-то извращённым удовольствием позволяя себя вот так няньчить, и жадно, насколько могла, принялась по капле глотать предложенную воду. — Уже не думала, что снова увижу тебя в телесной форме. — И как? — еле слышно шепотом спросила Эмма, приоткрывая глаза. Ороро отняла белую фарфоровую чашку от её губ и поставила на прикроватную тумбочку, туда, где уже были кувшин с водой, небольшой тазик, и пара полотенец — набор первой необходимости при отравлении. — Честно говоря, просто ужасно. Скотт привёз тебя вчера вечером в безсознательном состоянии. Сказал, ты «кик» приняла. Эмма снова кивнула, глупо было отрицать очевидное. Но правильная Ро наверняка уже успела как следует пронзить её осуждающим взглядом за прошедшую ночь. — Удалось что-нибудь узнать? Она не была удивлена прозорливостью собеседницы, но выкладывать всё так, сразу, не хотелось. Эмма собралась с силами, чтобы ответить, но, видимо вид её был настолько жалок, что Ороро попросила её подождать и сперва как следует отдохнуть. — Я рассказала Скотту, — вдруг неожиданно призналась Ро, отходя к окну и осторожно раздвигая шторы. Ответа от Эммы тут не требовалось, она просто ставила перед фактом, — Он разозлился, что ты втянула меня в это всё, хотел поговорить с тобой… Голос Ро прогонял головную боль и Эмма снова закрыла глаза, слушая её интонации. Значит, сержант Саммерс в курсе. И он зол! Она улыбнулась самой себе, хотя данный факт шёл вразрез с её планами. — ...Но я понимаю, Эмма, мне предельно ясны твои мотивы. — Шторми! - после хлопка двери послышалось снизу, — Ma petite! —Что? - вырвалось у Эммы против воли. — Не спрашивай, — Ороро отвернулась от окна и поспешила вниз. Дома Скотта встретила звенящая тишина, даже звук его голоса, едва он открыл дверь, потонул в ней так стремительно, что сразу было ясно — Джин дома нет. Все вещи на привычных местах, даже диванная подушка, кинутая вчера ему вслед, всё так же лежала на полу, как досадное напоминание. Скотт подобрал её и прошёл в спальню. Смятая постель, кружка с остывшим кофе на тумбе - мир, наполненный её вещами, но без Джин. Джин ушла, хотя насколько он знал, сегодня у неё по расписанию ночное дежурство. Скорее всего, убежала на работу раньше, как и сам Скотт часто делал после их ссор. Он вернулся в гостиную и набрал номер больницы. — Больница Статен-Айленда, детское и подростковое отделение, дежурный врач Сесилия Райс. — Сесилия! Привет, это Скотт Саммерс, извини, что отвлекаю, подскажи, Джин там далеко? — Джин? - переспросила её коллега, с которой они по сути работали по очереди, — Она сегодня ещё не приходила. Её смена только вечером. Всё в порядке? — Да… да, извини за беспокойство, спасибо тебе, Сиси. Первая обжигающая желудок и все внутренности мысль - что-то случилось! Но Скотт быстро взял себя в руки и успокоился. Да что ей, негде быть, кроме дома и работы? Наверняка Джин пошла в город обналичить продкарточки в распределителе для врачей, или, ну, мало ли где? «Джина!» — мысленно обратился он к жене. Он снова и снова мыслями кричал в пустоту, прося прощения за ссору, которую даже не он начал, за своё поведение и за то, за что уже просил не раз. Но ответа не было. Она не хотела его слышать, а может, слышала, но не хотела отвечать. Это было не в характере Джин, она всегда отзывалась, если он звал её, никогда не игнорировала, даже если очень злилась. Они были связаны её телепатией и связь эта, как думал Скотт, была прочнее любой цепи. А вдруг она узнала про то, что он был у Эммы? Может, телепатически проникла к нему в мысли, когда он был чертовски зол по дороге к своей бывшей? Скотт схватился за голову и сел на кровать. Нет, Джин не могла! Она никогда без спросу не читает его мысли, а уж тем более не подглядывает таким вот образом. Но что, если… Во входной двери заворочался замок, и когда он щёлкнул, впуская Джин, Скотт уже стоял перед ней в прихожей. — Привет! — сказала она, раскрывая руки и падая в его объятия без тени смущения или сомнений. Значит, она не знает о том, где он вчера был. — Прости меня, Джинни. — И ты меня, — она тянется за поцелуем, и Скотт не может отказать. — Я такой дурак. — О, это точно! — она улыбается, не отрывая своих мягких губ от его, наполняя всё его тело удовольствием. Затем, прерывая поцелуй резко подпрыгивает, обхватывая его талию ногами, и Скотт подхватывает её за бёдра, прижимая к себе и целуя снова. Когда через пару минут Джин с утробным мурлыканьем устраивается на кровати, прикрываясь одеялом, и Скотт подходит к ней, он с нервным беспокойством думает о том, что было бы, если бы с ней что-либо случилось, как с телепатами, про которых говорила Ороро. — Я звал тебя, а ты не отвечала, — вслух говорит он. Джин хмыкает и скользит рукой по его животу вниз, оттягивая резинку трусов. — Офицер Саммерс, — она поднимает свои глаза вверх, опуская голову ниже, — я ничего не нарушила и могу это доказать… Когда её язык касается его, тревожные мысли отступают, и Скотт позволяет себе отключить ненадолго голову. К вечеру Джин засобиралась на работу, а он, намекнув, что у Ороро сейчас не всё так гладко, как ему хотелось, что в принципе не было неправдой, сказал, что навестит сестру и переночует у неё. Джинни не против. Просит позвать Ро на обед к ним, мягко целует его в лоб, привычным движением набрасывает сумочку на плечо и уходит. «Я люблю тебя», — слышит Скотт в своей голове. Два часа спустя, когда Скотт с огромной дорожной сумкой, белоснежной, как и почти всё, что есть у Эммы, наполненной её вещами, бельём и обувью, которые он забрал из её квартиры в общежитии, заходит в гостиную дома на Уиндхем-авеню, взгляду его открывается, пожалуй, самая нелепая компания из всех, что ему доводилось видеть. За круглым кухонным столом, спиной к окну и прямо напротив него сидит закутанная в старый банный халат Чарльза Эмма и трясущейся рукой пытается направить ложку бульона себе в рот с видом, будто она всё тут в аду видала. Слева от неё сидит парень Шельмы, виденный Скоттом только в день похорон, бесцеремонно раскинувшийся на стуле, тасует колоду карт и сально улыбается, оценивая Скотта своими красными, истинно красный цвет Скотт различает по особому оттенку, на чёрном глазами. Справа от Эммы Ороро тут же вскакивает, стоит ему войти, но садится на место под его тяжёлым взглядом. Всё хорошее настроение от примирения с Джин тут же испаряется, будто ничего и не было. — Он-то что тут делает? — резонно спрашивает Скотт, но опережая Ро, с насмешкой в голосе, отвечает Эмма. — Генератор пришёл починить, — она тут же отправляет в рот ложку бульона, и Скотт вспоминает, как вчера её трясло и рвало. Становится немного легче от осознания того, что она в порядке. Но ситуации это не меняет. — Реми в курсе дела, — говорит парень, уже видимо не Шельмы, и напоминает Скотту своё имя. — Это и делом-то назвать нельзя, — Скотт кладет сумку с вещами Эммы на пол и садится на последний оставшийся свободным стул. — Значит, играете в детективов? — Ну, раз полиция не может, пришлось нам, — снова дерзит Эмма. — Что-то вчера, как я видел, ты блевала на пол, как следует нанюхавшись всякого дерьма, так что теперь я тем более уверен, что вся эта муть с телепатами, не более чем наркотический бред завистливой… — Хватит! Ороро резко встала с места, но, не решив, уходить или остаться на месте, нервно отошла к столешнице и принялась греметь дверцами кухонных шкафов, доставая ингридиенты для ужина Скотта. — Вы не будете собачиться в этом доме. Реми хихикает в кулак, другой рукой доставая из заднего кармана джинс мятую пачку сигарет. — Здесь не курят, — одновременно произносят Скотт и Ороро. — Я знаю, — притворно ворчит он, отправляясь на террасу, — не буду вас смущать. Он уходит, и в комнате воцаряется тишина. Эмма по ложке опустошает тарелку, руки её подрагивают, но при Скотте она максимально сосредоточена на том, чтобы не выдать, насколько ей на самом деле плохо. Ороро собирается варить какую-то крупу, но Скотт успевает заметить, что половина курицы, с которой и сварен бульон для Эммы, ждёт его на отдельной тарелке. Небывалый пир. — Вы не можете вот так просто быть уверенными в том, что это убийства, и тем более разъезжать и трясти телепатов на острове, — осторожно начинает он. — Если кто-то и убивает их — это работа полиции. — У нас нет прямых доказательств, — говорит Ороро, снова садясь за стол. — Даже если телепат убивает телепата с помощью силы, как, по-твоему это выглядит? — Как инсульт, — тут же отвечает Эмма. — Или если телепат не может убить другого, но может взять его разум под контроль? — И заставить его убить себя, — догадывается Скотт. — Что и случилось с Чарльзом и девочками, — подытоживает Эмма. — Это не совпадения. Их смерти произошли одновременно. Они вели себя похожим образом перед смертью. Видимо, они знали, кто убивает их, и, скорее всего этот кто-то настолько силён, чтобы заставить трёх человек сброситься с крыши, а мозг четвёртого просто уничтожить. Не каждый сможет заставить мозг так напрячься, что лопается сосуд. Эмма говорит тихо и медленно, но мысли Скотта, хоть и мечутся в голове, сбиваясь и путаясь, не мешают ему дослушать её объяснения до конца. — С Джиной всё в порядке, — не совсем в тему говорит он. — Не будь так уверен, — Эмма выпивает последнюю ложку и аккуратно кладёт её в тарелку, — может он заставляет её молчать. Она говорит с тобой телепатически? — Конечно, — Скотт впервые за долгое время чувствует себя с другой стороны допроса, — она же моя жена! Мы постоянно общаемся телепатически. — Когда в последний раз? — Сегодня, перед уходом на работу. Сказала, что любит меня. Последнее произносить было совсем не обязательно, но он почему-то сделал это. Чтобы задеть, отомстить немного Эмме за этот допрос и подозрения в сторону Джин. — Будь внимательнее, Скотт, — предупреждает она и поднимается со стула в тот момент, как тарелка с курицей и кускусом ложится на стол перед Скоттом. — Тебе лучше пожить тут, — вдруг говорит он, — хотя бы неделю. «Кик» дрянь такая, — выводится из организма месяцами. Но, как ему кажется, она уже не слышит его, поднявшись наверх. — Ты был так напряжён, когда увидел её, — Ороро, как обычно была настойчива в своей заботе, — думала, будешь тут полоскать, на чём свет стоит. Она не виновата, Скотт. Ей просто очень больно. Как и мне. Реми всё не возвращается с террасы, Скотт указывает подбородком в сторону двери: — А этот что? — Не знаю, ушёл, наверное. — Я напугал твоего парня? — Просто друг, — фыркает Ороро. — Ага, — Скотт не сдерживает улыбку, когда Ро толкает его под столом ногой. Он ест не торопясь, стараясь продлить момент, уловить эту рвущую грудь ностальгию по времени, когда они были детьми, и регулярно болтали ни о чём за едой, а Чарльз был рядом, как огромный фарватер всей их жизни, направляющий и верный. — Насчёт Джины, — Ороро немного замялась, явно стесняясь просить о том же, о чём и Эмма ранее, — ты послеживай повнимательней, ладно. Я тоже ничего такого не замечала за Чарльзом, а теперь, кажется, что была слепой. — Ладно, — соглашается Скотт, хотя в упор не видит, что могло быть не так. Ссоры — дело семейное, и вчерашний случай и сегодняшнее примирение странными бы он не назвал. Разве что тишина в ответ на ментальный зов, но, видимо, Джинни просто хотела заставить его волноваться. «Я люблю тебя», — думает он так громко, как только может, зная, что жена его услышит. Эмма в комнате наверху неожиданно вздрагивает.