Краеугольный камень

Сибил улыбается и снова берется за чашку кофе: - Может быть, прощу! Бренсон какое-то время не смеет поднять взгляд на нее, но потом все-таки смотрит ей в глаза, и по его выражению лица трудно понять, что он думает. Кажется, он принял рещение, но Сибил даже не представляет себе, какое именно. - Так вы готовы попробовать узнать меня лучше? - спрашивает он. - Если возможно. Вы хотели бы дать мне шанс? Ей кажется, что у нее в голове полная пустота - а может быть, просто слишком много мыслей. Когда она видит его выражение лица, то у нее всё внутри дрожит, будто душа вот-вот выпорхнет из тела. - Я... - Сибил запинается, кусает губы, и пробует заговорить снова. - Я... я только хочу... - она трет глаза кончиками пальцев, размазывая макияж. - О господи, я столько всего обдумываю, что не знаю даже, как сказать! Знак колеса на ее груди снова жжет, жалит, как укус пчелы, она прикасается к нему кончиками пальцев, глубоко вздыхая. Ей кажется, что она вот-вот заплачет. Всё так сложно, так похоже на гордиев узел, который она не может развязать. От волнения ей трудно дышать... - Можете не отвечать сразу, если не хотите, - говорит Бренсон. - Можете обдумать этот вопрос, сколько захотите, я не тороплю. Она смеется. Сквозь слёзы, но все же это смех. - Спасибо... я просто думала, почему люди так усложняют такие простые вещи?.. - Чтобы упростить сложности, - предполагает Бренсон. В этот момент ей хочется к нему прикоснуться. Может быть, это не правильно, но она так чувствует. Вместо этого она пытается как-то связно выразить свои мысли. - Я не считаю вас недостойной парой, - говорит она. - Даже напротив. Мой отец может быть против, только я не согласилась бы с ним. Платон ведь говорит, что суженые - две части одного целого. Не уважать вас для меня значило бы не уважать саму себя... - Сибил думает о Мери, кузене Метью и их меняющихся метках. - Но дело в том, Бренсон, что я вас совсем не знаю. И вы тоже не знаете меня. До того, как мы решим, быть ли нам вместе, мы должны узнать друг друга. И я хочу учиться. Знать не только то, чему меня учат дома, и не только об этом... - она прикасается к своей метке. - Я хочу знать про борьбу за избирательное право, про политику, историю и науку. Хочу знать, как устроен мир. Хочу познать его... Может, я покажусь вам эгоисткой, но я стремлюсь к большему, чем у меня есть сейчас. Я хочу учиться в университете, Бренсон, - ей легко дается озвучить этот секрет, в котором она не признавалась еще никому. Наконец-то она сказала об этом, призналась в своих тайных желаниях, сказала, что это ей необходимо, хотя казалось бы, в ее золотой клетке ей нечего желать. - Мне правда необходимо учиться в университете. Учиться чему-то большему, чем только французскому и этикету. Я мечтаю о том, чтобы у женщин были равные права с мужчинами, и чтобы Гвен смогла стать секретарем. И изучить, как работает связь меток, и... - ей хочется сказать, "узнать всё о вас", но она не решается озвучить это. - Да мне многого хочется. Даже не знаю, как сказать... - она в отчаянии смотрит на него. - Вы понимаете меня?... Под пристальным взглядом Бренсона она чувствует себя бабочкой, булавкой приколотой к картону. А он достает из кармана пальто какие-то сложенные в несколько раз листы, и разворачивает перед ней. Сибил удивленно мигает. - Я хотел отдать вам эти бумаги в машине, - отвечает Бренсон. - Я социалист. Как-то я услышал, что вы говорили о правах женщин с ее светлостью, и когда увидел памфлеты Сильвии Панкхерст, то подумал, что вам будет интересно их прочесть. - Теперь он выглядит увереннее. - Я всё равно хотел заговорить с вами, и подумал, это был бы неплохой повод. Это честно, думает она. Ощущение от метки меняется снова, тепло теперь похоже на то, как если бы у нее на груди пригрелась кошка. Но, хотя Сибил это не всегда признает, в чем-то она похожа на Мери. Она думает: я не знаю этого мужчину. Совсем не знаю. Но она бережно собирает листки, они кажутся ей хрупкими, как крылья бабочки. И осторожно говорит: - Спасибо. Я очень рада, что вы мне их принесли. Некоторые мои подруги и я читали Ленина и Троцкого, но я не всё поняла. Может, теперь будет легче. Он пристально смотрит на нее. Немного хмурится. - Насчет учебы, миледи, если человек хочет, то обязательно выучится. Да... я вас понимаю. Понимаю всё, что вы сказали. Он понимает ее! Ее сердце бьется быстрее. Еще никто не говорил, что во всем понимает ее и согласен с ней. - Отец не разрешит мне учиться, - Сибил сжимает в руках памфлеты. - Он будет против, чтобы я посещала какое-нибудь из мест, где могут учиться женщины. И колледжей для женщин нет, даже в Оксфорде... - Тринити-колледж в Дублине уже семь лет как принимает женщин на учебу. Так что, если вы не возражаете против жизни в Ирландии... - слегка напряженно отвечает Бренсон. - Или вы можете поступить в университет в Америке. Там вас в женский колледж точно примут. Возможностей не так уж много, но они хоть есть. Так что, миледи, если вы в самом деле хотите учиться, можете попробовать. Да я бы вас сам отвез, только скажите, и я мигом! И вот теперь она плачет. Всего чуть-чуть, но Бренсон замечает это, и взволнованно спрашивает: - Миледи? Она смеется: - Вы бы отвезли меня в Америку? Правда? Решились бы? Первый раз за всё время, что они тут, Бренсон расслабляется. Он уже не так напряжен, не хмурится, и наконец-то искренне улыбается. - Не бойтесь, миледи, я умею водить и корабль! Сибил снова смотрит на памфлеты, напечатанные красными чернилами. Неожиданно для самой себя она предлагает: - Можете звать меня по имени. Так будет лучше. И я бы хотела знать и ваше имя... Он молчит. - Вы считаете, я тороплюсь? - спрашивает она, краснея по уши. - Понимаю... если мы привыкнем обращаться друг к другу по именам, это может стать проблемой, особенно если отец услышит... - Сибил... - говорит он, и от его тона у нее перехватывает дыхание. Она прикасается кончиками пальцев к его руке. От этого легкого прикосновения метка теплеет. Это на самом деле. На самом деле... Сибил убирает руку. - По крайней мере, вы не сказали "нет", это уже хорошо. Она не сказала ему "нет". Сибил кивает. Бренсон прокашливается. - Том. Меня зовут Том. - Том... - повторяет она. Бренсон выглядит смущенным. - Сибил... - молвит он после очень долгой, неловкой паузы. - Я подожду. Столько, сколько вам необходимо, чтобы разобраться в своих чувствах. Мы ведь суженые. Мы предназначены друг другу. Рано или поздно мы поймем друг друга. Сибил мигает, пытаясь не рассмеяться. - Вы очень уверены в себе... - Еще бы, - Том улыбается хитро и немного хищно. - И я терпеливый. Социалистам без терпения никак. Иначе мы не могли бы бороться с общественным строем. Она чуть-чуть хмурится. - И я для вас тоже воплощение общественного строя? Бренсон задумывается: - Часть этого общества. Но, по крайней мере, самая лучшая. - Нахал! - невольно восклицает Сибил. Бренсон приподнимает бровь. - Я принесу вам социалистический манифест. Сибил смеется.