Лунной дорогой

      Дом господина Колена оказался солидным добротным особняком, расположенным в глубине парка. Вдоль подъездной дорожки росли причудливо подстриженные кусты, сейчас покрытые свежими нежными листочками, в больших каменных вазонах распустились синие гиацинты и хрупкие нежные нарциссы, и садовник, прилежно рыхливший между ними землю, проводил мальчика подозрительным взглядом. Кэйо услышал его ворчание, упоминались, и осёл, и невоспитанные юнцы, и безответственные родители. Высокое крыльцо, цепочка звонка… Двери открыл важный слуга, явно одетый в цвета господина. — Я по объявлению, — скромно потупился Кэйо.       Его смерили внимательным взглядом, оценили добротную одежду, осла с перемётными сумками, воспитанный вид и впустили внутрь. Осла пришлось оставить под присмотром сердитого садовника. Господин Колен оказался под стать своему дому: такой же солидный и важный. Небольшое брюшко нависало над нарядным поясом, кружева на рукавах и воротнику были чистыми и накрахмаленными, а жилет покрыт блестящим мехом выдры. — Добрый день, господин, — Кэйо изящно поклонился, сразу показывая, что из хорошей семьи. — Добрый, добрый. Я так понял, что ты ищешь место? — Да. — А из какого ты рода?       Кэйо ждал этого вопроса, и назвал своё второе имя и род матери. — Хм… Ташшер из рода Аскел. Я знал Варната из этой семьи… — Это мой двоюродный дядя. Он недавно взял второго мужа, возможно, вы знаете, хороший юноша. — Ты помолвлен? — Я вдовец, — мальчик решил, что говорить нужно правду, насколько это возможно. — Мой муж умер недавно и не оставил наследства. Вот я и поехал искать счастья.       Господин Колен покивал головой, разом подобрев, а потом велел Кэйо показать свои умения. Проверил написанное, опять покивал и, наконец, милостиво проговорил, что берёт мальчика на работу, положив жалованье в три серебряных монеты в неделю. По мнению Кэйо это была приличная сумма, особенно, если учесть, что у него припрятано немного монет. Расторопная служанка, хихикая и стреляя глазами на красивого юношу, проводила его в небольшую комнату и сказала, что ужин у них подают в шесть вечера. Дверь закрылась, и Кэйо остался один, вернее с Ратхой, которая тут же уселась на подоконник. — Ну, что? Сразу и повезло? — Ты же сама сказала, что бывает и так. — Ты осла-то пристрой. И вещи сюда надо перенести, а то мало ли… — Ой, и верно! А ты что будешь делать? — А я пойду, погуляю… — Ратха, ты это… не съешь тут никого, ладно? — Я – сытая! — оскорблено ответила девушка и ушла в стену.       Столовая для прислуги находилась внизу, в полуподвале. Кэйо впервые оказался в таком месте и с удивлением рассматривал полки с посудой, медный чайник на огне, плетёные тарелки с хлебом и сыром. Всё отличалось от того, что было дома. Яблок, которые в горах почти не росли, а потому стоили дорого, здесь было столько, что не только шли на господский стол и для прислуги тоже. И пусть за зиму они уже подвяли и утратили сочность, Кэйо всё равно с удовольствием вонзил в них зубы. Но поесть спокойно ему не дали: слугам очень хотелось узнать, кто он и откуда. — Здравствуй. Ты кто? Как тебя зовут, откуда ты родом?       Кэйо едва успевал отвечать на вопросы, косясь на Ратху. Девушка уселась на шкаф и оттуда смеялась и корчила смешные гримасы. Утолив первое любопытство, слуги утихли и занялись ужином, а мальчик постарался поскорее уйти в свою комнату, отговорившись тем, что нужно разобрать дорожные сумки. — Тебе, наверное, мыльня понадобится? — остановил его пожилой слуга. — Было бы неплохо, — улыбнулся Кэйо. — Пойдём, я покажу, где.       Кэйо принял помощь с благодарностью, чувствуя, что ему уже давно пора помыться и сменить рубашку. Узкая кровать, немного непривычный жесткий тюфяк, тонкое одеяло, хоть и не холодно уже, а немного замёрз, пока не догадался встать и надеть тёплую рубашку. Кто его знает, что послужило толчком к появлению того же страшного сна? Может, просто новое место.       На этот раз храм был новым или отремонтированным. Дыры в куполе заделаны, трещин в стенах нет, швы между плитками на полу аккуратно замазаны асфальтом*. Статуя божества с плоской головой и щупальцами теперь стоит в центральной нише, его губы измазаны бурой засохшей кровью. У стены сидят три человека, яркие оранжевые одежды оттеняют угольно-черную кожу. В носах у них вставлены кости, на груди ожерелья из них же. Мужчины ритмично били в длинные, обтянутые кожей и ярко раскрашенные барабаны. Грозный рык разносился под сводами храма, задавал темп почти обнажённым танцовщицам. Развевались короткие юбочки, тонкие руки взлетали вверх, глаза у девушек закатились, губы чуть приоткрыты, они были словно в трансе, подчиняясь выбиваемому ритму. И чем дольше они кружились, тем сильнее разгорался огонёк в глазах божества. Вот одна из девушек двинулась в сторону алтаря маленькими шажками. Дыхание у неё стало прерывистое, губы дрожали, тело тряслось, словно студень. Она достигла камня, легла на него грудью, широко расставляя ноги, словно самка, готовая к спариванию. Остальные что-то закричали, громко, визгливо, а затем закончили протяжным жалобным стоном.       Миг, и всё потемнело, слышались только шорохи и странные звуки, словно кто-то пил, давясь и хлюпая.       Кэйо сел на кровати, прижимая руки к колотящемуся сердцу. Липкий страх, который он испытал во сне не отпускал, сжимая грудь тисками. — Опять сон? — лениво поинтересовалась Ратха, высунув голову из стены. — Да… — Тот же самый? — Нет, место то же, только очень похоже, что прошло какое-то время. Храм починили, и службы стали проводить. — А кому молятся? — Там такой страшный бог, голова, как у ящерицы, зубы острые и много их. А ещё у него лапы такие вместо ступней, и за спиной щупальца, длинные и гибкие. Он ими шевелит. — Шшш… — Ратха даже спряталась в стену, видимо зная, кого описал Кэйо. — Ой, а куда ты? Ну, скажи, кто это? Интересно же! — Это демон Ночи. Не нравятся мне такие сны. — А уж как мне-то не нравятся! — Спи, я посторожу тебя, — Ратха снова уселась на подоконник.       Под её недовольное ворчание, что он маленький и неудобный, Кэйо незаметно уснул.       Потекли спокойные дни, когда всех дел было переписывать в большую тетрадь название книги, автора и переписчика. Дорогие рукописные, в тяжёлых окладах, Кэйо даже в руки не брал, они так и лежали на специальных подставках, прикованные к ним тонкими цепочками. И была причина: деревянные или кожаные обложки украшались золотыми или серебряными пластинами, драгоценными и полудрагоценными камнями, и стоили немалых денег. Это сейчас, когда книги научились печатать в типографиях, цена их уменьшилась, но всё равно, не каждый мог позволить себе завести большую библиотеку. Переписывая, Кэйо помечал на отдельном листочке, какие из книг он хотел бы почитать сам, справедливо рассудив, что если он покажет себя добросовестным работником, ему позволят это сделать.       Со слугами у него сложились ровные отношения, Кэйо сразу дал понять, что ухаживать за служанками не будет, сообщил, что недавно овдовел и пояснил, что нового брака не ищет. Скромный вид и хорошо продуманная история не вызвали подозрений и мальчику позволили носить траур по мужу, нужно было лишь следить, чтобы медальон с именем князя не попался на глаза. Но Кэйо осторожничал, стараясь ходить в мыльню, когда там никого не было, обычно это случалось по утрам, когда у остальных слуг была самая работа. Он приводил себя в порядок, завязывал шейный платок, скрывая медальон, и шёл работать, не попадаясь на глаза господину Колену без нужды. Впрочем, тот не слишком интересовался своим наёмным работником, делает дело и хорошо.       Только Родима, та самая служанка, что встретилась Кэйо в первый день, питала какие-то надежды, то касаясь юношу грудью, то, словно ненароком, поднимая повыше подол платья. Да вот беда, юный-то он юный, но сдерживаться умел, а когда становилось очень уж невмоготу, запирал двери в комнату и танцевал, нарочно выбирая самые сложные фигуры. А покрутишься на пятачке между стеной и кроватью, да повыворачиваешься, так устанешь, что никакой любви уже не надо.       Вот так и тянулись дни, один за другим. Закончилась весна, уже лето приближалось к середине, Кэйо немного успокоился: казалось, его след потеряли. И тут случилось сразу несколько событий. Сначала по городу прошёл слух, что в столице начался мор. Вернее, не сразу в столице, болезнь появилась где-то на западе, сначала были неясные слухи, потом они подтвердились, вот уже говорили о тысячах жертв. Люди стали бояться путешествовать, на всех дорогах появились усиленные заставы, и путешественники без нужды не выезжали из городов и селений. В храмах было не протолкнуться, а у ног богини-целительницы росли горы подношений.       Кэйо тоже притих, опасаясь заразы, он даже спросил Ратху, знает она, что это такое, или нет. Девушка, однако, отнеслась к слухам наплевательски, заявив, что ей это всё даже на руку, в такое время можно досыта наесться. Мальчик даже обиделся, в очередной раз забыв, что его подруга – не человек.       Слухи, между тем, становились всё страшнее. Из столицы пришло известие, что король Горгий умер, вместе с ним в могилу сошли его жена, оба мужа, два сына из трёх, в том числе наследник. На престол взошёл второй принц, про него говорили, что он умный и сильный, но, как и отец, очень любит женщин. Кэйо помолился за душу короля, что не помешало ему порадоваться, что угроза быть найденным и отправленным во дворец, миновала.       И тут беда постучалась в дом господина Колена: заболел один из слуг, потом второй, третий… остальные не стали ждать, пока зараза коснётся их и потребовали расчёт. Держать их не стали. Уехал, забрав честно заработанные монеты и Кэйо, решив не искушать судьбу.       На этот раз, его путь лежал вдоль берега моря, мальчик решил, что сейчас не то время, чтобы скрываться в городах, где живёт много людей. Самым лучшим ему представлялось поселиться где-нибудь в тишине и переждать мор, продолжая учиться. Пару селений он миновал даже не заезжая: над самым высоким домом развивался чёрный флаг, знак беды. Ещё несколько не внушили доверия, и тем, что были слишком близко от заражённых земель, и открытой всем ветрам местностью. А Кэйо хотелось жить в лесу, где стройные сосны устремляются в небо, где пахнет хвоей и покоем, и где нет людей — жить в шумном доме на положении слуги, ему не очень понравилось.       Нужное место мальчик увидел только спустя десять дней. Деревушка стояла в укромном месте, спрятанная от непогоды и зимних бурь. Староста, хмурый крепкий мужчина с огненно-рыжей бородой, долго думал, рассматривая красивого мальчика, потом несколько раз уточнил имя, и, наконец, согласился пустить на постой к одинокому старику. У того море забрало всех сыновей, а жена уехала погостить к сестре, где умерла от заразы, так что Кэйо никому не помешает. Ратха, на удивление тихая в последнее время, не возражала. Теперь Кэйо решил учиться тому, чего не знал раньше, на заработанные деньги он купил пару нужных книг, одна про путешественника, а вторая описание звёздного неба. Особенно мальчику нравилась первая, где рассказывали о таинственном чернокожем народе, живущем в джунглях. Как Кэйо подозревал, где-то в глубине леса и прятался таинственный храм.       Вечерами мальчик проводил время с хозяином дома, слушая его рассказы про хождение по морям и о свирепых драггах, иногда нападавших на прибрежных жителей королевства. — А сюда они могут приплыть? — с замиранием сердца спрашивал мальчик. — Могут, а как же? — пыхтел трубкой старик. — Зачем? Разве тут много богатств? — Самое главное для них — это женщины. Жизнь на Севере суровая, женщины умирают, рожая новых драггов, многие воины погибают в набегах. Им нужно много женщин. — Я понимаю, — кивал головой мальчик. — Мою сестру забрали драгги. — А что с ней теперь? — Не знаю. Давно это было. Наверное, она уже умерла. — Да, бывает и так… — Бывает.       Трещал огонь в печи, согревая в ночной прохладе, за окном тихо шелестел дождь, а Кэйо смотрел на пляску пламени и представлял, как плывёт по тёмному морю хищный корабль со страшной фигурой на носу, стоит на палубе рослый драгг в медвежьей шкуре, потрясает огромным мечом, собираясь зарубить всех мужчин, а потом изнасиловать женщин. Тихо в ночи, только капли дождя бьют по крыше. __________________ *природный асфальт — твёрдая легкоплавкая масса чёрного цвета с блестящим или тусклым раковистым изломом. Известен с древности, ассирийцы, финикийцы и египтяне широко использовали гидроизоляционные и связующие свойства асфальта при строительстве зданий и кораблей. Кроме того, египтяне использовали его при мумификации (само слово «мумия» в переводе с персидского означало асфальт, или природную чёрную смолу). Авиценна в своём трактате «Канон врачебной науки» при описании лечебных свойств мумиё упоминает также и асфальт (кафр ал-йахуд, то есть битум иудейский).