Лунной дорогой

      Дни шли, миновала холодная зима, заполненная промозглым ветром и сыростью, и Кэйо долго еще с содроганием вспоминал, как пробирался по покрытому льдом двору к будочке за домом. Печь теперь топили днями напролёт, а по ночам приходилось подниматься, чтобы подбросить пару охапок дров. Шкуры не спасали от холода, и когда однажды утром мальчик проснулся от кашля, он даже напугался, решив, что зараза добралась и до него. Тот день он оставался в постели, то метался в жару, то тихонько плакал, прощаясь со своей жизнью. Старик кряхтел, принося то воды, то помойное ведро. Впрочем, Кэйо оно было не нужно: вся жидкость сгорала прямо в нём, и он только и просил, что пить, пить и пить. Даже Ратха всполошилась, кружила вокруг топчана, заламывая руки и поминутно вспоминая то неведомых богов, то демонов, то таинственную Ларну. И именно она нашла лечение для Кэйо. Вернее, пометавшись ночь, под утро окуталась белёсым туманом и уплыла через окно, а через некоторое время в двери домика постучала встрепанная старуха, кое-как одетая в клетчатое платье. Она с порога напустилась на старого моряка, обзывая его тюленем и тупой крачкой, а потом потребовала горячей воды, широкую чашку и топлёное сало. Мёд в глиняном горшочке она взяла сама. Вскоре Кэйо, растёртый горячим салом с травами уже пил терпкое питьё, время от времени переводя дух, когда пятки начинало особенно сильно припекать. Спрашивать, что знахарка намешала в мазь, он не стал, помогает и ладно. А лечение действительно помогло, сушёная малина сняла жар, мазь прогрела до самого нутра, а отвар нужных трав смягчил сухой, раздирающий горло кашель.       Кэйо стало легче уже на третий день, а спустя неделю он даже сумел встать, и, потихоньку, цепляясь за стены дойти до стола. Хозяин так обрадовался, что достал откуда-то целый круг сыра и щедро нарезал. Мальчик принял с благодарностью, уже зная, что для этих краёв это настоящий пир.       Но, что называется, беда не приходит одна: по побережью начали бродить пока ещё неясные слухи, о таинственных кораблях, появляющихся из тумана и туда же уходящих. Старик слушал россказни, качал головой, когда говорили, что после появления чужаков остаётся только пепелище и горы трупов, но его скептический вид говорил, что он не очень им верит. Кэйо не спрашивал, ужасаясь рассказам, а потом долго лежал в темноте, слушая шорохи за стенами дома.       Между тем пришла весна, и только когда весёлая капель зазвенела под тёплыми лучами солнца, мальчик понял, что пропустил свой день рождения, и дома его уже готовили бы к свадьбе. Он сел у окна, достал свою тетрадь и начал подсчитывать: два года в замке, когда его хранили для короля. Тогда он боялся, что за ним пришлют на семнадцатом году, но Горгий или забыл о красивом мальчике, живущем в горах, или в то время у него была другая игрушка. Как бы то ни было, гонец прибыл уже после семнадцатилетия Кэйо. Потом несколько месяцев в доме господина Колена, блуждание по побережью в попытках уйти от мора, и, наконец, долгая зима здесь, в маленькой рыбацкой деревушке. Всё верно, ему уже восемнадцать и по всем законам больше над ним не властны ни родственники покойного мужа, ни его бывший род. Он свободен и волен идти, куда пожелает. Одно только плохо: толстая цепь с именем князя Эвиза по-прежнему болталась на шее. А ещё Кэйо казалось, что он начал забывать о танцах. То, что раньше казалось смыслом жизни, незаметно заменилось на другие интересы, ему понравилось читать о путешествиях и придумывать, как он поплывёт на…       На чём Кэйо пока не придумал, но обязательно это будет большой корабль, а там, в конце пути, его ждут неизведанные страны, новые народы и дикие звери, которых он покорит и победит. Обязательно победит и приведёт к покорности, а про него будут говорить с восторгом, называя великим открывателем новых земель. Жаль только, что поделиться ему своими мечтами было не с кем: Ратха почему-то впала в спячку и не показывалась со времени болезни Кэйо. — Фух, ветер сегодня прямо с ног сбивает, — старик отряхнул шубу от липкого снега. — Да ты бы одел что попроще, — попенял ему юноша, — пока теперь шуба высохнет.       Улыбнулся, услышав, как звучит его голос. Ломается, наверное. Это было, пожалуй, одним из немногих признаков вступления в пору юношества: отвар специальных трав, которым его натирали с двенадцати лет, не позволил расти волосам на лице и теле, и оно оставалось таким же гладким, как у ребёнка. Это, да ещё колечки в сосках были основными признаками того, что его готовили младшим супругом. Сначала дядя, когда он жил в роду, а после помолвки князь, наверное, с одобрения Янтре, обучали его только танцам и искусству обольщения. Даже читал Кэйо до появления в его жизни Ратхи плохо. Эх, как же хорошо, что дева-призрак по какой-то своей причине взялась обучать глупого мальчишку. — Ты вот что, парень, — старик пожевал губами. — Помню, хотел пойти в море, другие страны посмотреть. — Да, хотелось бы… — Тебе восемнадцать-то есть?       Кэйо кивнул, сообщив, что на днях исполнилось. — Я как раз в конце зимы родился, на день памяти князя Альвивы.       Старик подумал, посчитал что-то перебирая пальцами, потом покивал, соглашаясь на право Кэйо решать самому и рассказал, что через три недели в море собирается выйти большой торговый корабль, старшим над палубной командой там его свояк. — А он возьмёт меня? — В команду нет, а вот пассажиров они берут. У тебя деньги-то есть заплатить за проезд? — Есть, а куда они поплывут? — Пойдут, — поправил старик, — плавают утки, а по морю — ходят. А пойдут они вдоль побережья, повезут товары, ну а ты уж сам выберешь, где тебе сойти на берег. Так как, пойдёшь? — Да!       «Эх, Ратха… где же ты, когда нужна?»       Через неделю по дороге рысили уже два ослика, один, нагруженный, как и в прошлом году, а второй налегке, если не считать старика. Цокали копытца, заскучавший за зиму Серый бодро бежал по дороге, а Кэйо крутил головой, рассматривая песчаные дюны заваленные обломками деревьев и водорослями. По берегу бродили люди, одетые в высокие кожаные сапоги, и мальчик спросил, что они ищут. — Слёзы моря, — ответил старик. — Ой, а что это? — Это… нет, пойдём, я покажу тебе. У нас есть легенда, что тот, кто ни разу не видел Слёзы моря, может найти украшение дочерей морского царя. — Хм…       Это было странно, раньше Кэйо никогда не слышал ни о морском царе, ни о его дочерях, ни о каких-то слезах. Это следовало изучить и поподробнее.       Песчаный пляж, где среди вонючих гниющих водорослей валялась дохлая рыба, куски деревьев и разбитых кораблей, обрывки одежды и какие-то непонятные вещи, выглядел очень неприглядно. Увидев эту картину, Кэйо резко расхотел знакомиться с дарами моря, вернуться к своему ослику и ехать дальше. Под сапогами упруго пружинил мокрый песок, волны, одна за другой набегали на берег, иногда чуть не касаясь ног мальчика, а старик кивал головой, поощряя поиски. — Вон там посмотри ещё… — говорил он, показывая на большой пук водорослей. — Пошевели его палкой. Ничего не видишь? — Какой-то скользкий комок. Фу, воняет. А тут кусок дерева. Наверное, статуя была, на руку похоже. Камень… странно, он лёгкий… а это что? Рыбья голова… — Что за камень? — Не знаю, большой, с мой кулак и плоский. А что? — Промой его в воде и неси сюда.       Кэйо послушно подошёл к кромке и, чуть слышно ругаясь, прополоскал находку в море. Налипший песок, смылся в воде и в руках оказался странный предмет, больше всего похожий на полупрозрачный кулон цвета тёмного мёда. Старик удовлетворённо покивал головой и велел посмотреть сквозь камень на солнце. Кэйо послушно выполнил указание и задохнулся от восторга. Пропустив солнечные лучи, камень вдруг стал прозрачным, наполненным медовым светом, а в середине сияла золотая пчела: вокруг её крылышек, будто кто-то рассыпал цветочную пыльцу и теперь они сверкали драгоценными камнями. — Ух, ты! — восторженно проговорил Кэйо. — Тебе повезло парень, море дало тебе щедрый дар. Поблагодари его и ты. — Как? — Брось в воду что-нибудь, что дорого тебе.       Кэйо кивнул и решительно скрутил с пальца простенькое колечко, то самое, что осталось у него из прежней жизни, когда он был счастливым женихом. Размахнулся и бросил в воду, прощаясь с тем наивным мальчиком. — Пусть так… — прошептал он. — Поехали, время не ждёт…       Камень Кэйо спрятал.       Портовый город, куда они приехали, не отличался от других совершенно ничем, даже корабли были такие же, как и везде, покачивались на волнах, уныло повесив паруса. Кэйо они напоминали птиц со сломанными крыльями. Гораздо красивее, когда гордые суда устремлялись в море. Старик привёл его на небольшой пузатый корабль, представил коренастому немолодому дядьке с обветренным лицом, и крепко обнял на прощание. Кэйо даже показалось, что он прослезился напоследок. Но нет, разве суровые моряки плачут? Это, наверное, ветер вышиб слезу из глаз старика. — Спасибо, — прошептал Кэйо, а потом долго смотрел вслед старику, когда тот уезжал по дощатому настилу вдаль, уводя на поводу серенького ослика. — Ну, пошли… — моряк ловко спустился вниз по узкой лестнице, и тут же поправил Кэйо, когда он так её и назвал. — Это трап, парень. А тут твоя каюта…       Крохотная каморка, где всей мебели и было что гамак и сундучок, немного напугала юношу, и он чуть не попятился назад, но желание увидеть мир победило. — Спасибо, очень… уютно.       Моряк хмыкнул, велел без дела по кораблю не шататься, на глазах команды без нужды не показываться, а то, мол, красивый уж больно, мало ли что. Кэйо согласно покивал, ему и самому флотской любви было не нужно, и закрыл дверь за провожатым на задвижку. Сквозь небольшое окошко пробивались лучи солнца, и Кэйо воспользовался им, чтобы рассмотреть свою находку повнимательнее. Пчела, навеки замурованная в камень завораживала своей необычной красотой настолько, что его хотелось носить на груди, не снимая. Кэйо покрутил его в руках, потом порылся в своём мешке и вытащил оттуда кусок проволоки и шнурок. Старательно обмотал камень, соорудив что-то вроде ажурной колыбели, и повесил на шею, тщательно завязав узелок, чтобы не потерять. Камень, нагревшись от тепла, вдруг стал слабо и приятно пахнуть, будто смола, пролежавшая целый день на солнце. Кэйо нравилось думать, что море приняло его, как своего, или хотя бы не отторгало, будто он ненужный пришелец. — Ратха? — тихонько позвал юноша.       Ответа не было: то ли дева-призрак наигралась и оставила его, то ли всё еще спит и появится, когда придёт время. Кэйо хотелось думать, что второе, без Ратхи ему было скучно. Резкий стук в двери немного испугал, в коридоре обнаружился мальчишка лет пятнадцати в матросской курточке и синяком под глазом. Впрочем, скалился он вполне весело, видимо ничуть не огорчаясь по поводу своего украшения. — Ужин, — выпалил мальчишка и сунул в руки Кэйо миску с кашей. Сверху лежал большой кусок тёмного хлеба, а в другой руке была бутылка с мутной жидкостью. — Ешь, посуду я заберу утром.       Каша оказалась вкусной, хлеб свежим и ароматным, а в бутылке была молочная сыворотка. Кэйо, уже давно отучившийся привередничать, охотно всё съел.       В окно светили звёзды, корабль покачивало на волнах, качался гамак, качался Кэйо, пытавшийся уснуть в новых условиях. А ночью снова пришёл сон.       Храм уже не был таким красивым, как в прошлый раз, следы разрушений виднелись куда сильнее, как будто кто-то поднял землю под ним и встряхнул хорошенько. В куполе уже не только зияли дыры, местами он обвалился, и дождь, льющий с неба непрерывной стеной, почти залил пол. Через проломы в стенах лезла густая поросль молодых деревьев, часть статуй была разбита, часть валялась на полу и никто их так и не поднял. Алтарь был расколот почти надвое огромной кривой трещиной, а сбоку у него виднелись следы ударов. Видимо, кто-то хотел его разбить, но не преуспел. Однако демон в центральной нише был невредим, только глаза у него почти потухли, сохранив огонёк в самой глубине. Унылым запустением веяло от храма, жутким ожиданием от демона. Он терпеливо ждал своего времени, зная, что когда-нибудь получит свою жертву и начнёт новый виток жизни на крови людей.