Рассвет и тени

16 Последнего зерна, 4Е 201 Чёрный Брод, небольшой шахтёрский посёлок, располагался к северо-востоку от Айварстеда, чуть выше по течению Чёрной реки. На противоположном её берегу Сигульф увидел строящийся военный лагерь, над которым слегка трепетали на слабом ветру знамёна Братьев Бури. В лагере кипела работа – одни мятежники возводили частокол, другие ставили палатки, третьи готовили пищу, четвёртые точили оружие и чистили кольчуги. С десяток воинов, собравшись у костра, пели песню о своём восстании: За юность мы пьем, прошлым дням наш почет. Скоро век притеснений совсем истечет. Изгоним имперцев, землю нашу вернем. Защищать край родной будем мы день за днем. Честь тебе, Ульфрик! По праву трон твой! Здесь в твою славу у нас пир горой. Мы Скайримские дети, битва нам словно мать. Нас Совнгард ждет светлый, каждый рад жизнь отдать. Но прежде очистим мы отчизну свою. Не уступим мы наших надежд воронью. Всего Сигульф насчитал сорок восемь повстанцев. Ульфрика он обнаружил быстро – не столько по богатым одеяниям, сколько по воистину королевскому величию, с которым держался мятежный ярл. Ульфрик, стоя под старым дубом, что-то обсуждал с одним из Братьев Бури. За его правым плечом возвышался громадный, не меньше тролля, хускарл, в пластинчатом доспехе и с двемерской секирой наготове. Застрелив часового, Страж Рассвета, подобрался к дубу и с ловкостью, достойной босмера, залез на него. До ушей Сигульфа донёсся разговор Буревестника с его воином: – Ты доблестный воин, Ралоф из Ривервуда, и голова у тебя на плечах есть. Если хорошо себя покажешь в Вайтране – произведу тебя в десятники. – Благодарю, ярл Ульфрик! Я не подведу тебя! – Очень на это надеюсь. Ярл развернулся и направился к своей палатке. Отличный момент для точного выстрела из арбалета… Или можно броситься на него с клинком. «Нет. Мы норды и уладим это по-нордски.» Сигульф мягко спрыгнул с дуба, и, не дав Братьям Бури опомниться, воскликнул: – Ульфрик Буревестник! Я, Сигульф из Фолкрита, вызываю тебя на бой! Весь лагерь ошеломлённо повернулся к нему. Воины подняли гул, различить в котором отдельные слова было невозможно. – Тихо! – Ульфрик с лёгкостью перекричал мятежников. – Это что за оборванец? Ньяль, убей его! – С радостью, мой ярл! – рявкнул троллеподобный хускарл и, размахивая секирой, устремился к Сигульфу. Сигульф, уклонившись от секиры, отскочил назад и обнажил меч. Хускарл резко сократил дистанцию и с рёвом рубанул сверху вниз. Парировать такой удар без прочного щита или сравнимого по тяжести оружия было бесполезно, и Сигульф опять отскочил. Секира Ньяля вонзилась в ствол дуба и застряла. С силой дёрнув её, громила убедился, что вытащить не сможет и подхватил толстый сук, валявшийся на земле. Воспользовавшись ошибкой противника, Страж Рассвета набросился на него. Однако он опоздал – удар увесистым суком с разворота отбросил его футов на десять. Сигульфа спасла только укреплённая куртка – и то, что в руках Ньяля была не секира. Когда он опомнился, Ньяль уже заносил дубину для последнего удара. Сигульф успел парировать в последний момент, разрубив сук надвое и лишив громилу правой кисти. Затем он пнул Ньяля в пах и с размаху перерубил шею согнувшемуся гиганту. Голова хускарла с торчащей из шлема чёрной бородой упала на траву. Тело же обрушилось прямо на Сигульфа. Воин вовремя откатился в сторону и вскочил, превозмогая ноющую боль по всему телу. Глотнув лечебного зелья, он крикнул: – Ульфрик! Я бросал вызов тебе! Или ты настолько труслив, что мне придётся перебить по одному всех твоих воинов, чтобы добраться до тебя? Ралоф из Ривервуда выхватил топор: – Да как ты смеешь? Ярл Ульфрик, позволь мне убить этого наглеца! Голос Ульфрика оставался спокойным и уверенным: – Нет, Ралоф. Я сам. Все мятежники в лагере бросили свои дела и выстроились вокруг Сигульфа и Ульфрика в почтительном молчании. Ульфрик Буревестник взял в правую руку украшенный орнаментами стальной топор с лезвием в виде полумесяца, а в левую – поданный Ралофом круглый щит, на котором была изображена медвежья голова на голубом фоне. – Возьми щит. – Ульфрик кивнул в сторону стойки со щитами. Сигульф молча достал кинжал из ножен левой рукой. – Двурукий, значит. Занятно. – прокомментировал ярл. Затем он резко приблизился к Сигульфу и рубанул но его по ногам, одновременно ударив щитом в лицо. Многим воинам этого бы хватило. Но Сигульф давно не был одним из многих. Ловко уйдя от обоих ударов, он резанул Ульфрика кинжалом по правой руке. Лезвие скользнуло по наручу и пронеслось мимо Буревестника, отрезав клок меха с его плаща. Пнув ярла в колено, Сигульф ткнул его мечом в горло. Ульфрик ухитрился принять на щит и то, и другое, после чего вновь атаковал топором. Сигульф парировал, с трудом удержав меч в руках, и достал кинжалом левую руку Буревестника за щитом. Тот не подал вида, что ранен, и наискось рассёк куртку на груди Сигульфа. Это отдалось вспышкой боли, которая не утихала после дубины Ньяля, но на которую Сигульф перестал было обращать внимание. Да, Ульфрик Буревестник был опасным противником. С большинством убитых Сигульфом он расправился бы менее, чем через три удара сердца. Сигульф, потрёпанный в бою с Ньялем, а немного ранее – с группой талморцев, сомневался, что сможет пережить этот бой. Однако в том, что он заберёт Ульфрика с собой в Совнгард, Сигульф был уверен. Мощным пинком по щиту воин заставил Ульфрика вскрикнуть и разжать раненую руку. Выронив щит, ярл остался с одним топором, что давало Сигульфу преимущество – топор короче и медленнее меча, а парировать им неудобно. Ульфрик стиснул зубы и нанёс очередной рубящий удар. Зацепив мечом выступ на полукруглом лезвии топора, Сигульф отвёл оружие Ульфрика в сторону, устремляя кинжал к открывшемуся горлу. Буревестник с силой дёрнул топор, едва не вырвав меч из руки Сигульфа. Страж покачнулся, и кинжал вместо горла Ульфрика оставил глубокую царапину на его стальном нагруднике. Ярл освободил топор из захвата и отпрыгнул назад, набирая в грудь воздух. Окружившие сражавшихся Братья Бури испуганно расступились. Сигульф метнулся к Ульфрику, с отчаянием понимая, что не успеет достать ярла раньше, чем тот разорвёт его на части Ту'умом – так же, как и верховного короля Торуга. – Фус Ро Да! Голос Буревестника прозвучал подобно грому, воплотившись в волну энергии ужасающей силы. Некоторые из мятежников, задетые силой Голоса, не удержались на ногах, хоть и стояли в отдалении. Сигульфа же просто смело, как тряпичную куклу. Успев удивиться, что ещё жив, он рухнул на землю и потерял сознание. Когда Сигульф очнулся, вокруг него кипел бой. Воин привстал – любое движение вызывало вспышку боли в истерзанном теле – и огляделся. Братья Бури падали один за другим, теснимые многочисленными имперскими легионерами. Лишь небольшая горстка, во главе с самим Ульфриком, ещё держалась, но это не могло продлиться долго. Несколько легионеров подошли к едва держащемуся на ногах Сигульфу и, угрожая копьями, связали его. У Сигульфа не было сил ни сопротивляться, ни даже объяснять что-либо имперцам. Впрочем, легионеры и не стали бы его слушать. Вскоре сопротивление мятежников было сломлено. Девять мятежников, включая самого Ульфрика и Ралофа оказались пленены. Тела остальных имперцы оттащили подальше от лагеря, свалили в кучу и подожгли. Своих же павших легионеры похоронили с почётом. Ульфрика, крепко связанного, с кляпом во рту, держали под усиленной охраной – имперцы знали, на что способен ярл Виндхельма. Прочих пленников по одному заводили в штабную палатку захваченного лагеря. Сигульфа повели на допрос третьим. Все его вещи легионеры отобрали, кроме рубашки и кожаных штанов. В палатке сидела невысокая имперская женщина с суровым лицом. Символика на кирасе указывала, что перед Сигульфом капитан Имперского Легиона. Женщина выглядела злой и раздражённой. – Твоё имя?! Откуда ты родом, мятежник?! – проорала капитан. – Я не мятежник, – ответил Сигульф. – Не зли меня! Тебя схватили в их лагере! Сигульф ухмыльнулся. – Думаю, на поле боя твоим людям не приходится напрягать слух, чтобы расслышать твои приказы. Но зачем же сейчас так орать? Капитан побагровела. – Заткнись, мятежник!!! – Тебя муж не удовлетворяет, капитан? – невозмутимо продолжал Сигульф. – Ты не в моём вкусе, но я могу тебя познакомить с одним вайтранским кузнецом – он без ума от сильных имперских женщин. – Я сказала, заткнись!!! Кто ты и откуда?! – по сравнению с воплем имперки голос Ульфрика уже не казался таким громким. Сигульф ответил прежним тоном: – Я каджит. Незаконный эмигрант из Эльсвейра.* Капитан, позеленев от злости, вскочила и с размаху ударила Сигульфа по лицу. Ярость затмевала её сознание, поэтому Сигульф, даже будучи израненным и связанным, смог уклониться. – Назови. Своё. Имя. – Тебе оно ничего не скажет, капитан. С трудом взяв себя в руки, капитан что-то записала на свитке пергамента. – Род занятий? До того, как ты примкнул к проклятым предателям!? Сигульф решил ответить честно. – Охотник. На вампиров. – Опять врёшь! Я здесь вампиров не видела! – Сигульф засомневался, есть ли предел громкости у голоса имперки. – Не стоит благодарности, – съязвил норд. Вместо благодарности Сигульф получил ещё один сильный удар. На этот раз он не успел уклониться и пошатнулся. – Однажды я был в плену у орков из Душник-Йал. Они и то вели себя цивилизованнее. И не орали так, что их было слышно из Обливиона. – воин вспомнил, как он победил могучего вождя Бургука в кулачном бою, после чего вождь освободил его и они расстались добрыми приятелями. – Не смей оскорблять Империю, мятежник!!! – крикнула капитан, после чего обратилась к держащим Сигульфа под стражей солдатам: – Уведите его! Пленников посадили в телеги и куда-то повезли. В одной телеге с Сигульфом сидели Ульфрик, Ралоф и перепуганный седеющий норд в лохмотьях. Усталый Сигульф почти сразу заснул. Проснулся он уже утром, когда телега, скрипя, катилась по заснеженной лесной дороге, разбуженный причитаниями оборванца, имени которого он не знал: – Проклятые Братья Бури. В Скайриме было тихо, пока вас сюда не принесло. И Империи ни до чего дела не было. Если бы они вас не искали, я бы сейчас украл вон ту лошадь, – он посмотрел в сторону кобылы, которую вёл под уздцы один из легионеров, – и рванул в Хаммерфелл. – Мы сейчас все братья и сёстры по судьбе, ворюга. – оборвал его Ралоф. – А ну все заткнулись! – крикнул управлявший повозкой легионер. Ралоф его проингорировал, обратившись к Сигульфу: – Ты сказал, тебя зовут Сигульф? Из Фолкрита? Это не ты ли спас мою сестрицу Гердур от десяти вампиров? В сто девяносто червёртом, кажется? – Их было четверо. – ответил Сигульф, вспомнив девушку из Ривервуда. – Как поживает Гердур? Ралоф впервые за всё время рассмеялся. Казалось, воспоминание о сестре оторвало его от мрачных мыслей. – Женщины склонны преувеличивать, да? Малышка Гердур уже замужем, сын подрастает… Мой племянник… Не знаю, что у тебя за разногласия с ярлом, но спасибо, что помог ей тогда. В разговор вмешался конокрад, кивком указав на Ульфрика, которому кляп не позволял говорить: – А с ним-то что не то, а? – Попридержи язык, – мрачно проговорил Ралоф. – Перед тобой Ульфрик Буревестник, истинный король Скайрима. Вор испугался ещё сильнее: – Ульфрик? Ярл Виндхельма? Но ты же вожак восстания! Если тебя схватили… О боги, куда нас везут?! – Я не знаю, куда нас везут, но Совнгард ждёт. – Ралоф был рассержен, но не напуган. Вор затрясся, и, чуть не плача, забормотал: – Нет, не может быть. Я сплю. Я сплю… – Эй, конокрад, а ты из какой деревни? – спросил Брат Бури смягчившимся голосом. – Тебе-то что? – Последние мысли норда всегда должны быть о доме. – убеждённо изрёк Ралоф. – Рорикстед. Я… я из Рорикстеда – промямлил конокрад заплетающимся языком. Повозки подъехали к воротам какого-то хорошо укреплённого поселения. За воротами конвой встретил немолодой, однако всё ещё крепкий имперец, восседающий на ухоженном вороном коне. Кираса имперца, украшенная богаче, чем доспехи простых солдат, оставалась пригодной для боя, а не только для парада. За его плечами развевалась алая мантия, а к поясу были прикреплены гладиус в позолоченных ножнах и шлем с пышным гребнем из конского волоса. Генерала сопровождали телохранители-преторианцы и несколько агентов из имперской тайной службы Пенитус Окулатус. – Здравия желаю, генерал! Палач уже ждёт. – отрапортовал имперцу ехавший впереди конвоя легионер. – Хорошо. Покончим с этим. – генерал казался усталым. «Талос… Не надо было лезть к Ульфрику, и без меня разобрались бы. Или подстрелил бы его. Но нет, о чести подумал. Такой же дурак, как и эти Братья Бури. Харкона убил, с Дюрневиром справился… Предпоследний снежный эльф – и тот пал от моей руки… А теперь имперцы, к которым я лоялен, меня казнят за невовремя проявленную инициативу.» Конокрад отчаянно завопил, взывая к безответным богам: – Шор, Мара, Дибелла, Кинарет, Акатош… боги, пожалуйста, помогите мне! Сигульф, Ралоф и Ульфрик уставились на него с презрением: конокрад не только не был готов встретить смерть, как подобает истинному норду, так ещё и молился о спасении для себя одного. «Ты единственный, кто здесь не заслуживает более достойной смерти» – подумал Сигульф о трусливом воришке. – Смотри-ка, генерал Туллий, военный наместник, – в голосе Ралофа ясно звучала ненависть. Воин посмотрел на генерала. Тот уже спешился, а в руках держал отнятые легионерами клинки Сигульфа, завёрнутые в кусок паучьего шёлка. Один из агентов обратил внимание на кривой эбонитовый кинжал и начал что-то возбуждённо объяснять Туллию. – А с ним, похоже, талморцы. Проклятые эльфы! Наверняка это всё они подстроили! Сигульф увидел, что генерал преподносит высокомерной альтмерке меч. Его меч, с которым он не расставался уже шестнадцать лет. Меч, которым он убил неисчислимое множество вампиров, не говоря уже о прочих тварях и разбойниках. Меч, равного которому Сигульф не встречал ни разу за время своих долгих странствий. Эльфийка осмотрела его, и, тщательно скрывая восторг, передала своему спутнику – талморцу рангом пониже. Норду захотелось убить генерала и талморцев. Оторвать их руки, вырвать глаза, свернуть шеи... «Подлизывается к ней, как собачонка. А ведь он хотел бы его себе оставить. Не видел он меча лучше и не увидит. Для магов-талморцев это занятный магический артефакт, но для воина – душа, заключённая в полосу металла.» Сигульф помрачнел ещё больше, осознав, что такое сравнение было почти буквальным. Ралоф узнал деревню, которая должна была стать местом их казни. – Это Хелген, – промолвил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Был я когда-то влюблён в одну девчонку из этих краёв. Интересно, Вилод ещё готовит мёд с можжевеловыми ягодами? «Ага, ценитель мёда» – подумал Сигульф. Даже на пороге смерти ему было приятно различить в ком-то знакомую привычку. Ралоф же продолжил свой монолог: – Когда я был мальцом, мне казалось, что нет ничего безопаснее имперских крепостей. Смешно. Со всей деревни уже собралась толпа зевак – желающих увидеть казнь самого Ульфрика Буревестника было много. Родители загоняли детей в дома. Дети сопротивлялись: солдаты-триумфаторы, захватившие вражеского предводителя и возглавляемые величественным генералом, были для них кумирами. Телеги остановились, въехав на просторную площадь, оцепленную солдатами Имперского Легиона, на которых сзади напирали зеваки. Посреди площади, рядом с каменной плахой, стоял садистски ухмыляющийся палач, верхняя часть лица которого скрывалась под капюшоном. Грубыми толчками легионеры заставили узников вылезти из повозок и выстроиться в три колонны, подогнав к ним других пленников, доставленных в Хелген заранее . Перед каждой колонной стоял легионер со свитком в руках. – Нет! Постойте! Мы не повстанцы! – завопил конокрад во всё горло. – Прими смерть с достоинством, вор, – посоветовал ему Ралоф ледяным тоном. Конокрад не унимался: – Скажи им правду, Ульфрик! Мы не с тобой! Это ошибка! Даже если бы Ульфрик и мог говорить, судьба конокрада была последним, что его волновало. Имперцы тоже предпочли бы казнить невинного, чем отпустить мятежника. Вора же и невинным нельзя было назвать. Знакомая Сигульфу женщина – капитан громко и раздражённо раздавала приказы. На голове она носила шлем с высоким гребнем, хотя нужды в нём не было. Сигульф решил, что капитан надела шлем, чтобы не казаться маленькой среди её подчинённых – в большинстве своём рослых нордов. – Когда вызовем, делайте шаг вперёд. По одному. – скомандовала имперка. Ралоф не удержался от комментария: – Ох, и любят имперцы всё делать по списку… Сигульф стоял за Ульфриком, Ралофом и конокрадом.. Приставленный к ним легионер – молодой меланхоличный норд, глаза которого излучали не ненависть к мятежникам, а глубокую печаль – начал оглашать свой список. В его голосе, мягком и задумчивом, злобы тоже не было. – Ульфрик Буревестник, ярл Виндхельма. Ульфрик шагнул к легионеру, провожаемый возгласом Ралофа: – Я горжусь тем, что служил тебе, ярл Ульфрик! Сделав пометку в своих записях, легионер отправил Ульфрика к плахе. – Ралоф из Ривервуда – назвал он Брата Бури чуть дрогнувшим голосом. Ралоф подошёл к нему – на этот раз молча. Поступив так же, как и с Буревестником, легионер произнёс следующее имя: – Локир из Рорикстеда. «Так вот как его зовут… Хотя какая разница.» Локир, и без того паниковавший, впал в истерику. Голося о своей невиновности, он бросился бежать. Далеко ему убежать не удалось. Капитан молниеносно отдала приказ лучникам, и три стрелы пронзили несчастного конокрада. – Кто ещё хочет поспорить? – с вызовом спросила женщина. Желающих поспорить не оказалось. – Эм… Каджит… из Эльсвейра. – легионер слегка замялся. – Ты не ошибся. – ободрил его Сигульф. – Мне очень жаль, – сказал солдат с горечью в голосе. – Ты правда из Эльсвейра? Мы вернём туда твои останки. – Если это возможно, похороните меня на фолкритском кладбище. Их прервала капитан: – Эй ты, шутник, подойди сюда! Сигульф подошёл к имперке. Гребень имперского шлема маячил перед глазами. Капитан показала ему письмо, в котором размашистым почерком было написано: «Капитан Каликсида! Приказываю немедленно освободить пленника, известного под именем Каджит из Эльсвейра. Вернуть ему конфискованное имущество. Возместить моральный ущерб – в разумных пределах. Тому, кто его арестовал – явиться ко мне не позднее 20 Последнего зерна, и рекомендую придумать вескую причину такого поступка. Генерал Туллий. P.S. Передайте Сигульфу (это его настоящее имя) мои извинения в связи с тем, что своего меча он больше не увидит. Позволяю ему выбрать любое оружие из вашего арсенала взамен. P.P.S. Какой, к Мефале, каджит? Что за идиот его допрашивал?» Капитан ласково улыбнулась Сигульфу. – Так ты какая-то важная шишка, а? Какая жалость, что я казнила тебя раньше, чем прочла письмо. Я так сожалею, что приказ Туллия пришёл слишком поздно. Даже если мне объявят выговор, оно того стоит, разве нет? – с притворной нежностью шепнула она. – Значит, тебя зовут Каликсида? Ну и дурацкое же имя! Если бы я знал его раньше, то брал бы с людей клятву, что они никогда не назовут так свою дочь. В качестве награды за свою работу. – Сигульф решил подразнить капитана напоследок. Капитан, налившись краской, заорала так, что во всём Хелгене задрожали стёкла: – На плаху его!!! Этот крик заглушил раздавшийся вдалеке рёв, не похожий на звуки, издаваемые ни одним животным. Его уловил лишь Сигульф – благодаря своему острому слуху. И потому, что он уже слышал нечто подобное. «Чего только не покажется перед смертью» - подумал он, пока два легионера размещали его на холодной жёсткой плахе. Палач с довольной ухмылкой занёс топор – слишком тяжёлый и громоздкий, чтобы им сражаться, но отлично приспособленный для отсечения голов.