Амулет синигами

На имя Цузуки Асато амулет не откликался. Ни утром, ни в сумерки, ни днём, ни даже в рождественскую ночь мне не удалось добиться никакой реакции. Впрочем, подобное ни в малейшей степени не говорило о том, что душу хранителя вызвать невозможно. Я возлагал большие надежды на грядущее двадцать девятого декабря новолуние, рассчитывая за оставшиеся дни лучше изучить остальные свойства талисмана. То, что главной функцией рубина являлась защита моей жизни, выяснилось путём несложного эксперимента. Достаточно было прийти после празднования Рождества в три часа ночи в бар в окрестностях Тиба и нарваться на скандал с первым подвернувшимся под руку субъектом, пребывающим в нужной кондиции. Подобных господ, постоянно ищущих повод для драки, я выделяю из толпы безошибочно. Они обычно и с трезвых глаз не задумываются о последствиях своих поступков, а под воздействием алкоголя становятся совершенно неуправляемыми. Мой отец являлся классическим представителем данного типа. Мне и матери подчас даже говорить ничего не приходилось, чтобы вызвать у него приступ безудержного гнева. Именно на такой эффект я и рассчитывал, усаживаясь за стойку в непосредственной близости от выбранной «жертвы». Молодой мужчина лет двадцати трёх, в гордом одиночестве поглощавший сакэ, долго изучал меня боковым зрением. Потом пальцы его начали мелко вздрагивать, что говорило о возрастающем напряжении и, наконец, поскольку я продолжал заинтересованно наблюдать за ним, он в грубой форме предложил мне отвалить, ибо свободных мест вокруг предостаточно, а «моя рожа его раздражает». Разумеется, я не пошевелился, вместо этого озвучив своему оппоненту весьма оскорбительный для слуха профана в медицине диагноз из области психопатологии. Тогда-то об мою голову и попытались разбить початую бутылку гиндзё-сю*, а когда это не удалось сделать, на меня замахнулись барным табуретом. Я не стал уклоняться, с нетерпением ожидая действий со стороны талисмана, и они не замедлили последовать. Завёрнутый в шёлковый платок рубин, лежащий во внутреннем кармане пиджака, вдруг ощутимо потеплел сквозь многочисленные слои ткани. Табурет выскользнул из рук нападавшего, пролетел возле моей щеки и впечатался в противоположную стену бара, сбив по пути ёмкость с зеленоватым пойлом с одного из ближайших столов. Четверо молодых людей примерно того же возраста, что и мой вспыливший испытуемый, дружно вскочили на ноги с одинаково перекошенными лицами. Весь их облик явно указывал на готовность к ответным действиям. К разгневанным посетителям с противоположных углов бара поспешили двое официантов. Первый принялся суматошно приводить в порядок поверхность стола, второй, заметая осколки с пола, уверял, что «пусть господа не беспокоятся, им принесут новый заказ совершенно бесплатно». Бармен, наблюдая со стороны за всей этой суетой, меланхолично произнёс, обращаясь к моему приутихшему собеседнику: — Уважаемый господин, мы включим в ваш счёт стоимость разбитой посуды и испорченного спиртного. У нас приличное заведение, поэтому ваш штраф составит сумму в двенадцать тысяч пятьсот йен. Надеюсь, вы не станете возражать? Возражений, естественно, не последовало. Жертва моего очередного опыта с талисманом залпом допила сакэ и сумрачно уставилась в тарелку с истерзанным сашими. Воспользовавшись удобным моментом, я покинул бар. Дальнейшие проверки смысла не имели, ибо на моей памяти уже происходил случай, когда амулет спасал меня, даже находясь в банковской ячейке. Пять лет назад по дороге на работу я попал в аварию и едва не лишился правого глаза. Осколки лобового стекла срезали мне несколько прядей волос и пропороли кожу на виске. Глаз уцелел чудом. Помню, я целый час разбирался на дороге с близоруким конторским служащим, въехавшим в мою «Тойоту Краун». Тогда я даже ни на мгновение не задумался, а было ли случайностью то, что абсолютно все осколки, которые могли меня ослепить, пролетели мимо? Сегодня я убедился в том, что амулет, похоже, защищал мою жизнь и здоровье всегда, вне зависимости от его местонахождения. *** За предыдущие дни я также выяснил, что мой талисман не исполняет желаний. Потом, немного поразмыслив, я предположил, что просто не умею их загадывать, и задумался, в чём может заключаться ошибка. На четвёртый день ко мне пришло озарение: всё загаданное мной до сего момента для меня же самого не имело ни малейшей ценности. Утром двадцать восьмого декабря я от чистого сердца пожелал, чтобы мои родители срочно отправились в путешествие на острова, дабы мне не пришлось выносить утомительное мероприятие под названием «новогодняя семейная трапеза». Как говорится, мелочь, а приятно. Отец и мать любили отдавать дань традициям, а я каждый год страдал, будучи вынужден совершать пустые ритуальные жесты, в которых лично для меня не осталось никакой внутренней сути. Буквально через четыре часа отец позвонил мне на мобильный и, извиняясь, сообщил, что новогодний ужин в лоне семьи отменяется, ибо они с матерью вечером улетают на Филиппины. Я изобразил сильное удивление и пожелал им приятного отдыха. Что ж, надо признать, амулет всё-таки исполнял некоторые желания. Но на имя Цузуки Асато он по-прежнему не реагировал. Отчаявшись добиться от камня хоть каких-нибудь признаков жизни, я придумал новый план, как связаться с Цузуки. Чистая импровизация, конечно, но не попробовать этот способ наряду с остальными я не мог. И позвонил в частную клинику Дайго. *** Чизу-тян встретила меня своей всегдашней обаятельной улыбкой. Тёмно-синий костюм в сочетании с белой блузкой был ей очень к лицу, о чём я незамедлительно сообщил. Мой комплимент Чизу, как всегда, встретила недоверчивым хмыканьем и покачиванием головы. Предложив мне удобное кресло и чашку крепкого кофе, она спросила без лишних предисловий: — Итак, зачем тебе сдался этот ребёнок? — Профессиональный интерес. Это была операция на грани невозможного. Хочу посмотреть, как идёт процесс выздоровления, да и общее состояние оценить не мешало бы. Пригодится для дальнейшей практики. — Слушай, — она подошла ко мне вплотную и вцепилась пальчиками в верхнюю пуговицу на моей рубашке, начиная нервно теребить её: извечная привычка ещё со времён в университете. — Ты всё сделал отлично. Состояние пациента стабилизировалось через несколько часов после операции. Отторжения пересаженной почки не наблюдается. На снимках головного мозга аномалий не обнаружено. Заживление тканей идёт быстро. При надлежащем уходе, который мы ему, безусловно, обеспечим, парня через три месяца можно будет выписывать. Как профессор медицины и твой коллега я ставлю тебе твёрдое «А», но … Лучше бы тебе не тревожить сейчас его. Он плохо реагирует на новые лица. Если честно — совсем плохо. — В чём это выражается? — Парень не позволяет никому прикасаться к себе. У него начинаются спазмы. Приходится постоянно вводить ему седативные, а порой даже и снотворные препараты, чтобы просто сменить повязки. Насколько мне известно, только жертвы насилия реагируют на прикосновения подобным образом. — А говоришь, он в порядке! Какой же тут порядок? — Я имела в виду — физически. На уровне психики дела печальные, это точно. Причём Куросаки-сан категорически отказывается от услуг психотерапевта, а несколько встреч с нашим специалистом ему не повредили бы. Слушай, у тебя ведь многогранный талант. Может, тебе действительно следует поговорить с ним, чтобы понять, в чём дело? Только не спрашивай о его семье. — Да как же не говорить об извечном корне всех трудностей?! Я думаю, даже если я ничего напрямую не спрошу, он сам заговорит об этом тем или иным образом. — Но ты не дави, хорошо? Там… всё ужасно. Правда. — Ты что-то знаешь? — Пришлось узнать, — Чизу уселась в кресле напротив меня, сложила руки на коленях, не зная, стоит ли продолжать, наконец, со вздохом вымолвила. — Вся подноготная всплыла именно в результате аварии. В разбитой машине были найдены, кроме настоящих, поддельные документы на имя Юрики и Фудо Кобаяси. Полиция заинтересовалась этим фактом и начала расследование. Оказалось, что Куросаки-сан тайно покинул дом отца около полугода тому назад с некоей Асахиной Фудзивара, являющейся его двоюродной сестрой. На данный момент вышеозначенная особа находится в одном из частных роддомов. Она утверждает, что Куросаки — не отец её ребёнка, однако непонятно, почему в таком случае они бежали вместе и скрывались в течение пяти с половиной месяцев в Ниигате по фальшивым документам. Всё это время их безуспешно разыскивала полиция. Остаётся только гадать, как им удалось столько времени водить всех за нос. Куросаки-сама, кроме всего прочего, обвинил сына в краже из его сейфа ста миллионов йен. Глава семьи уже оповещён о несчастном случае, происшедшим с его сыном, но он сказал по телефону, что приедет не раньше, чем непутёвый отпрыск встанет на ноги и будет готов отвечать перед судом. Денег на операцию отец, кстати, не давал. С тобой договаривались и оплачивали все расходы по поручению Фудзивара-сан. — Начинаю подозревать, что пропавшие деньги ушли в мой карман. — Нет. На самом деле Асахина-сан получила наследство после смерти родителей, но имела право начать распоряжаться своим банковским счётом только после наступления совершеннолетия. Неделю назад ей исполнилось двадцать. На её счёте, судя по всему, находилась гораздо более внушительная сумма, чем та, что была похищена у Куросаки-старшего. Насколько мне удалось выяснить, Куросаки и Фудзивара — две довольно влиятельных семьи, известные в аристократических кругах, поэтому побег сына и скандальная беременность племянницы однозначно бросят тень на их репутацию. Впрочем, Фудзивара-сан теперь, скорее всего не вернётся обратно, хотя это и будет означать для неё утрату статуса и имени. — Каким образом она вообще узнала о том, что её кузену требуется операция? В её-то положении… — Она оказалась в родильном отделении лишь сутки спустя после аварии, происшедшей по пути из Ниигаты в Токио. Фудзивара-сан почти не пострадала, если не считать нескольких ушибов и порезов разбитым стеклом. Впрочем, на моей памяти это далеко не первый случай, когда из двоих, попавших в автокатастрофу, один находится на волосок от гибели, а на втором практически не остаётся ни царапины. Однако стресс от случившегося и сильная встряска в машине спровоцировали у Фудзивары-сан преждевременные роды. К счастью, восьмимесячная малышка родилась здоровой. Я недавно узнавала. — Впечатляющая история. — И это всё, что ты способен сказать? Кадзу, ты законченный, неисправимый, гнусный циник. — Я и не отпираюсь, моя милая Чизу-тян. — Прекрати фамильярничать! Я, между прочим, директор престижной клиники! — но губы её дрогнули, готовясь улыбнуться. — А я ещё и владелец своей. Тоже не самой худшей, кстати, — заметил я, аккуратно смахивая с рукава незримые пылинки. — Ты беззастенчиво пользуешься своей популярностью! Будто я не знаю, какие суммы подчас готовы платить пациенты сверх установленных государством лимитов для частных клиник, лишь бы попасть именно под твой скальпель, а ты никогда не отказываешься от вознаграждения. — Само собой. Я не альтруист. Если люди хотят платить именно мне, значит, я делаю свою работу лучше остальных. — Кто бы сомневался! Однако половина твоих клиентов долечивается потом у меня, чтобы не стать после выздоровления банкротами. В частности, тот же Куросаки. — Отлично. Я обеспечиваю бизнес нам обоим. — Здоровье людей — не бизнес! — возмутилась Чизу. — Жизнь человека от рождения до смерти — сплошная череда экономических сделок с другими людьми и со своей совестью. — Ты действительно так думаешь?! — теперь её брови сошлись в гневную линию над переносицей. Боже, как мне нравится её дразнить. Она такая милая в эти моменты. — То, что я думаю, темно и глубоко, как дно Марианской впадины. — Довольно с меня твоей философии. Идём, я провожу тебя к Куросаки-сан! *** Перед дверью палаты со скучающим видом маячила фигура в полицейской форме. «Папаша постарался, дабы второй раз отпрыска не упустить», — хмыкнул я про себя, переступая порог и начиная с невольным интересом разглядывать бледное лицо юноши, изукрашенное следами заживающих кровоподтёков. Парень крепко спал, однако стоило мне приблизиться к нему, как он распахнул свои глаза цвета весенней травы, словно почуял моё присутствие. — Добрый день, Куросаки-сан, — заговорил я. — Разрешите представиться, моя фамилия Мураки. Я тот самый хирург, который оперировал вас. Мне необходимо проанализировать ваше текущее состояние, если вы не против. Юноша кивнул, глядя мимо меня на стену напротив, однако я заметил, что его щёки неожиданно покрылись ярко-розовыми пятнами. — Вам нехорошо? — Нет, сенсей, — он попробовал сказать это громче, но тут же закашлялся и умолк. Я налил ему воды из графина, помог приподняться на подушке и заставил выпить пару глотков. — Не напрягайтесь. У вас голосовые связки были задеты. Они заживут, но сейчас вам необходимо говорить шёпотом. Ясно? Парень кивнул. — Вот и молодец. Хороший мальчик. Сказал — и сам мысленно дал себе пинка. С какой это радости я вдруг заговорил фразами моего драгоценного братца? Особенно, если учесть, в каком контексте он некогда говорил те же самые слова мне. Ладно, спишем на работу подсознания. Старина Фрейд говорил, защитные механизмы могут давать сбои. Что-то у меня в последнее время часто сбоит, особенно после вечера, проведенного в Гинзе в компании синигами. Куросаки удивлённо воззрился на меня, но тут же снова отвёл глаза к стене. Одно из двух: или он слишком застенчивый, или я сегодня отвратительно выгляжу. Хотелось бы предположить первое. — Швы вас сильно беспокоят? — Нет. — Дайте-ка взглянуть, — и я протянул руку, чтобы откинуть простыни. Юноша внезапно сжался и зажмурился, будто ребёнок, которого собираются выпороть ремнём. Похоже, Чизу права. Действительно, столь выраженная фобическая реакция бывает лишь у жертв насилия. — Если вам неприятны осмотры, вы должны сказать об этом, — я отвёл руку назад, показывая, что не намереваюсь совершать нежелательные ему действия. — По крайней мере, медицинский персонал будет знать, почему вы отстраняетесь. Парень открыл глаза и снова уткнул взор в стену. — Я вёл себя глупо. Осмотрите меня, пожалуйста. Тем не менее, когда я опять откинул покрывало и начал осторожно ощупывать кожу вокруг швов, Куросаки-сан задержал дыхание и почти не шевелился. — Больно? — Нет, сенсей. — Здесь? — Немного. — Тут? — Чуть-чуть. — Очень хорошо. Сейчас ознакомлюсь с вашей картой. Вы нормально себя чувствуете? — Да, — он облегчённо выдохнул. Я взялся за карту, но не удержался от вопроса. — Вы способны терпеть достаточно сильную боль, как я выяснил, ибо швы, конечно, не могли перестать беспокоить вас так быстро. Но почему вам неприятен осмотр? Долгое молчание. — Не хотите отвечать? Это ваше право. — Всё зависит от того, кто до меня дотрагивается, — тихо промолвил Куросаки-сан. — И в чём моё особое преимущество перед здешними медсёстрами? — я постарался придать голосу шутливые интонации. — У вас… лёгкие прикосновения. — Да ну? — Это правда, — он вдруг тепло посмотрел на меня. — Вы действительно лучший в Токио, сенсей. Спасибо вам за всё, хотя я и понимаю, что одного «спасибо» тут мало. — Я всего лишь делал свою работу. Но за ваше «спасибо» получите мое «на здоровье». А теперь подставляйте сюда вашу не загипсованную руку, будем измерять давление. Кажется, из-за рассказа Тацуми у меня всё-таки развился комплекс вины по отношению к этому мальчишке. А ведь я пришёл сюда совсем с другой целью — проверить, не пробудится ли душа Цузуки от встречи с другом из прошлой жизни. Талисман же, вопреки моим ожиданиям, с того момента, как я вошёл в палату, вёл себя, словно обычный камень. От него даже не ощущалось привычного тепла. Писк электронного манометра заставил меня отвлечься от размышлений. Я посмотрел на показания прибора. — Давление у вас очень низкое, Куросаки-сан, да и уровень гемоглобина, как я увидел из карты, критический. Советую попросить кого-нибудь приобрести для вас икру осетровых, но, к сожалению, она импортная и, соответственно, дорогая. Есть другое эффективное средство. Можно употреблять перемолотую гречневую крупу с мёдом по одной столовой ложке в день и пить по два глотка гранатового сока. Это, кстати, обойдется намного дешевле и совсем не повредит в дополнение к витаминам, которые вам прописали. — Спасибо, сенсей, но никто ничего для меня делать не будет. У меня нет родственников в Токио. А у Асахины-тян, моей кузины, сейчас другие заботы. Она никак не сможет прийти. — Но ведь кто-то из семьи вас навестит? Мать, отец, братья или сёстры? — Отец не появится. И матери приехать не позволит, — Куросаки нахмурился. — Он считает, будто я обокрал его. Но я ничего не брал из дома, кроме своих же документов! Я не лгу! — юноша вдруг протянул руку и коснулся моего запястья. Амулет в кармане внезапно стал ледяным. Зрачки Куросаки-сан неестественно расширились, лицо застыло, будто он утратил способность воспринимать окружающее. Я осторожно высвободил свою руку. — Вам не нужно оправдываться. Я не судья и не полицейский. Взгляд парня снова стал осмысленным. — Я просто не хочу, чтобы вы думали, будто спасли жизнь преступнику! — На преступника вы походите так же мало, как я на оябуна Ямагути-гуми**. Куросаки смущённо фыркнул, а затем не выдержал и рассмеялся. — Ну вы даёте, сенсей… Такое говорить! — Не беспокойтесь, полиция обязательно во всём разберётся. Поскольку вы невиновны, вас оправдают. — Но перед этим должны найти настоящего вора, не так ли? — Не обязательно. Преступника могут искать ещё долго, а вас отпустят. — Правда? — Конечно. «Наивный пацан. Надеюсь, ему повезёт. Подозреваю, что деньги вообще никуда не пропадали, но он сбежал вместе с перспективной невестой, которую его старик мечтал «пристроить» в какую-нибудь высокопоставленную семью. Теперь мстительный папаша пытается проучить собственного сына и племянницу. Хочет, чтобы они оба приползли к нему, умоляя о прощении. Впрочем, Куросаки-младший скорее в тюрьму сядет, чем поступит так, это я по его глазам вижу». Амулет в кармане по-прежнему оставался холодным. Значит, его реакция не была защитой, необходимой лично мне. Сволочной камешек. Исключает любую возможность появления эмоций у скрытой в нём души. Посмотрим, станет ли он опять тёплым, когда «опасность» минует? — Что ж, мне пора, — я встал с места. — Вы ещё придёте, сенсей? Вопрос застал меня врасплох. — Ваш лечащий врач — компетентный специалист. Здесь хорошая клиника. Вряд ли мне есть смысл сюда приходить. Я просто решил убедиться, что с вами всё в порядке, ведь у вас был крайне сложный случай. — Понимаю. Спасибо за заботу, сенсей. Он расстроен? Удивительно. Не мог же он успеть привязаться ко мне за несколько минут беседы? Конечно, не мог. Это нелепо. — Желаю вам скорейшего выздоровления. Прощайте. — До свидания, сенсей. Я готов был поклясться, что он провожал меня взглядом до тех пор, пока я не скрылся за дверью палаты. Зайдя к Чизу-тян и сообщив, что с Куросаки им придётся проявить недюжинное терпение, ибо проблемы его не решатся ни за день, ни даже за три месяца, которые он проведёт тут, и посоветовав найти медсестру с «лёгкими прикосновениями», я покинул клинику Дайго. Похоже, клубок тайн в семье Куросаки ещё более запутанный, чем в моей. Сочувствую, но помочь парню вряд ли сумею. Терапевтическое вмешательство без согласия пациента противозаконно, а у меня нет причин нарушать закон. За пределами клиники хитроумный рубин снова потеплел. Значит, я был прав. Он блокирует любую возможность появления эмоциональной активности внутри него. Скверно. Так мне никогда не достучаться до Асато-сан. Ничего. Я испробую все варианты и однажды обязательно сумею поговорить с Цузуки! *** Двадцать девятого декабря с утра на меня обрушилась лавина незапланированных звонков. Сначала позвонили из клиники и сообщили, что один из пациентов с ишемической болезнью сердца непременно требует, чтобы назначенную ему через неделю операцию делал именно я, ибо он верит только в мои способности. Я согласился, ибо на следующей неделе всё равно у меня было назначено всего две операции. Место для третьей вполне нашлось бы. Потом стали поступать звонки из банка, из налоговой, из ателье, из фонда помощи детям-сиротам, от обслуживающего персонала клиники, от давно забытых знакомых. Одна из моих бывших подруг связалась со мной лишь для того, чтобы сообщить о своём разводе. Пришлось ей ответить, что я скоро женюсь. Она в сердцах бросила трубку. Я даже не успел сказать, что пошутил. И в заключение этой какофонии в половине одиннадцатого вечера позвонил тот, кого я ожидал услышать, пожалуй, менее всех. «Сатору Такахаси» — высветилось на экране мобильного. Управляющий из дома родителей! Я схватил трубку, почему-то предположив, что произошло несчастье с отцом или матерью. — Алло! — Господин, приезжайте в Макухари! — Зачем? — Это абсолютно не телефонный разговор. Приезжайте, пожалуйста, я вас прошу! Крайний срок — завтра утром. И дал «отбой» в линию. Зная Сатору, я бы сказал, что он растерян, а этот человек не из тех, кого можно легко сбить с толку. Значит, случилось что-то серьёзное. Придётся ехать. И тут меня посетила одна странная мысль: а если снова попытаться задействовать амулет? Накинув на плечи плащ, я взял талисман в руки. Какое ребячество… Наивные действия на грани догадок. Но всё же стоит попробовать! — Асато-сан, — произнёс я, глядя в самую сердцевину кроваво-красного камня, — мне нужно попасть в дом родителей. Трёхэтажный особняк в часе езды от Токио. Район Макухари. Ты сумеешь чем-нибудь помочь? Прежде чем я договорил фразу, мягкая темнота обняла меня, приглашая упасть в неё. Тепло на коже, лёгкое головокружение, и ровно через секунду я очнулся перед въездной аркой ворот родительского дома. Никакой слабости, тошноты или других неприятных ощущений. Я перевёл взгляд в сторону дома. На первом этаже горел свет, и за закрытыми занавесками угадывались силуэты слуг. Иррациональность случившегося заставила меня на некоторое время замереть столбом посреди улицы и с минуту, наверное, соображать, как же так вышло, что я действительно оказался в Макухари, всего лишь высказав своё пожелание амулету. Потом меня охватило ликование. Мой талисман поразителен! Какая сила! Интересно, он может почти всё или всё, если уметь им пользоваться? Ладно, ещё будет время поэкспериментировать… Запрятав амулет поглубже во внутренний карман, я двинулся к дому. Не стоит спешить. Сатору и так удивится моему скорому прибытию. Проходя через сад по влажной от подтаявшего снега дорожке, я усилием воли прогнал всколыхнувшиеся неприятные воспоминания. Так всегда происходило, когда я оказывался в доме родителей. Вон пруд с карпами, возле которого я любил когда-то сидеть, ещё чуть дальше многочисленные клумбы, теплица с розами и рядом другая — с клубникой, созревающей по весне. Ничего не изменилось. Мои старики удивительные консерваторы. Впрочем, зря я ворчу. Они спроектировали шикарный сад. Это лишь благодаря моему усопшему братцу почти каждое из мест, на которое падает взгляд, вызывает только гадливость и омерзение. — Кто там? — спросил Сатору, когда я позвонил в дверь. — Ты просил поспешить, вот я и поторопился. — Хозяин?! — мой верный слуга распахнул дверь и уставился на меня, округлив глаза. — Как вы сумели очутиться здесь так быстро?! — Возвращался от пациента, который живёт неподалёку, когда ты позвонил. Впустишь? Он отошёл от двери, пропуская меня в дом. Я заметил, что на лице моего бывшего телохранителя прибавилось морщин, а в волосах — седины, но чёрные глаза горели по-прежнему дерзко. Сатору… Если ты ещё не догадался, надо как-нибудь при случае сказать тебе, что я бы не пережил отрочество без твоей поддержки. «Господин, у вас сильный ангел-хранитель, только у него, думаю, чёрные крылья». «Почему?» «От печали за вас». Он тогда угадал. Попал в точку. — Скажи, что здесь произошло? — Видите ли, — шёпотом заговорил Сатору, — я хотел вначале позвонить вашему отцу, но потом подумал, что такие вещи по телефону обсуждать невозможно. И тогда решил связаться с вами. Вдруг вы разберётесь с этой мистикой? — Мистикой? — Сегодня вечером горничная проходила по верхнему этажу мимо старой спальни ваших родителей. Вы знаете, два раза в год мы всё проветриваем и убираем там, хотя остальное время комната закрыта. — Знаю. — Юико-сан услышала подозрительный шум, отперла дверь, чтобы посмотреть в чём дело… Нет, я плохо рассказываю. Не умею. Вам лучше увидеть всё своими глазами. В конце концов, вам решать. Скажете, что надо заявить в полицию, я заявлю. Но случай неординарный, если не сказать больше. Мы вместе поднялись на второй этаж и распахнули дверь в спальню. Ту самую, где умер мой брат. Ту самую, закрытую по требованию отца в течение последних шестнадцати лет. Посреди комнаты, привязанная к стулу, сидела прекрасная женщина. Я понял, что она бесподобна даже в темноте по одному ее силуэту, раньше, чем Сатору щёлкнул выключателем. Когда комната осветилась, я убедился в верности своей догадки. Женщине на вид было не больше двадцати. Стройная, с безупречной фигурой и высокой грудью, очертания которой угадывались под тканью тёмного облегающего платья. Волнистые каштановые волосы струились по плечам до самой талии. На ногах женщины не было туфель, зато красовались дорогие ажурные чулки. Мне не забыть миг, когда она обернулась. Во-первых, это было сделано с удивительной грацией и таким запасом выдержки, что даже я со своим отработанным умением владеть собой ей позавидовал. А во-вторых… Я перестал дышать, забыв всё на свете, ведь из-под длинных ресниц на меня невозмутимо смотрели глаза, подобные которым я видел лишь однажды в жизни. Глаза аметистового цвета.