Амулет синигами

Прощаясь со мной на пороге «Чиисана Митака», леди Эшфорд сдержанно поблагодарила меня, сказав, что ничья помощь ей больше не потребуется, а потраченные на неё деньги она обязательно вернёт. Я снова заметил, чтобы она не беспокоилась об этом, главное, поскорее решила свои трудности. Однако я отнюдь не был уверен, что подобного рода проблемы могли решиться скоро. *** Разумеется, вернувшись к себе, первое, что я попытался сделать: спросить у амулета, кто эта женщина. Я особенно не рассчитывал на откровенный ответ. Так и вышло. Всё, что удалось — получить ценный совет «держаться от неё подальше». От этой шаблонной реплики, честно говоря, тошнило. На вопрос о том, является ли Лилиан-сан действительно той, за кого себя выдаёт, амулет ударился в пространные рассуждения о генеалогии семьи Эшфордов, из которой, как я понял, совершенно не очевидно было даже, что нынешний потомок Уильям является родным сыном лорда Ральфа. В конечном итоге я сделал вывод, что при нынешнем господстве рыночных отношений с амулетом за информацию надо чем-то расплачиваться. Впрочем, достаточно было высказать подобное предположение вслух, и рубин оскорблённо ответил, что «в вопросе платы за магию хозяин и душа хранителя находятся в комплементарных взаимоотношениях, поэтому отдавать ничего не нужно». Что за сволочная штука мне досталась! Пожелав амулету досрочно развалиться, выпустив душу Асато-сан на свободу, я лёг спать. Было уже два часа ночи, и я сильно подозревал, что после случившегося днём ничего воодушевляющего во сне увидеть не получится. И не ошибся. Стоило погрузиться в сон, как я снова провалился в то жаркое, удушливое лето восемьдесят первого. До печальных событий в доме, до дня предательства Саки оставался ровно месяц… *** Тяжело дышать. Правая щека онемела, и пальцы почти ничего не чувствуют. Если б удалось хоть немного изменить позу… Но это трудно. В пустой сарай, где грудой свален бесполезный хлам, сквозь трещины в стенах проникают лучи заходящего солнца. По дощатому полу, на котором я лежу, уткнувшись лицом в солому, суетливо бегают мелкие рыжие муравьи. Мои руки и ноги связаны, и воды мне принесут лишь под вечер, обозвав в очередной раз размазнёй и слабаком за то, что не могу терпеть жажду и контролировать позывы к отправлению естественных потребностей в течение двадцати четырёх часов. Сакаки-сан со вчерашнего дня в городе, отец приказал ему забрать новую мебель для гостиной и оплатить какие-то счета. Родителей тоже нет. Мать третий день в гостях у родственников. Отец позавчера позвонил и сказал, что не может уйти с работы. У него там одна сложная операция за другой, даже поесть и поспать некогда. Очередная ложь. Всем слугам отец с самого начала настрого запретил вмешиваться в наши с Саки разборки. Он хочет, чтобы из меня вырос мужчина, ведь старший брат обучает меня боевым искусствам. Да я и не желаю ничьей помощи. Сам факт того, что «семпай» меня чему-то учит, сомнению не подлежит. Должно быть, умению выживать при форс-мажорных обстоятельствах. Стоит допустить одну-единственную ошибку в выпаде или защите, и я сутками расплачиваюсь за неё. Монахов в буддийском монастыре охаживали дубинами и отправляли ночевать к водопаду. Что за смешная кара! Меня наказывают гораздо более изощрённо. Иногда на моей спине рисуют. Лезвием ножа. Но, бывает, наносят точечную графику зажжённой сигаретой, утешая тем, что прижигания полезны для здоровья. Да, конечно, мне ли этого не знать, если я собираюсь стать врачом? Порой, когда процесс слишком затягивается, я теряю сознание, но меня приводят в чувство, и нанесение изображений продолжается. Готов поспорить, рисунки пошлы и безобразны, ибо чувствовать прекрасное мой брат не способен. Порезы и ожоги за ночь заживают, потому что ближе к вечеру Саки приносит густую, пахнущую болотными травами мазь в коробочке и старательно покрывает толстым слоем желтоватой субстанции мою кожу со словами: «Не переживай, малыш, до свадьбы заживёт». Это отличная мазь. Такую в аптеке не купишь. Её изготовил мой дед из неизвестных ингредиентов. Саки как-то нашёл целую банку в домашней лаборатории отца и озаботился тем, чтобы отложить немного специально для меня. От мази кожа быстро затягивается, но при этом ужасно чешется, так что невозможно уснуть… Но я должен тренировать выдержку и самообладание, в том-то вся и суть, иначе я «никогда не стану настоящим мужчиной, а останусь до самой смерти нудной, сопливой девчонкой». Снаружи слышны шаги. Дверь сарая открывается со скрипом. Сверху на меня падает знакомая тень, и я слышу злорадный смех. «Так и знал, — Саки с гаденькой усмешкой пинает меня в бок. — Воды здесь явно не требуется. Под тобой и так что-то сыро, погляжу. Увижу слёзы — вообще проваляешься до рассвета. А так, может, в полночь к тебе загляну со сменной одеждой. Но, надо отметить, ты молодец. Растёшь в моих глазах, Кадзу-тян». Я ненавижу его ещё сильнее оттого, что не могу отплатить тем же. Ещё ни разу не смог: ни мечом, ни врукопашную. У него удивительно быстрая реакция. Он всегда знает, когда я собираюсь нападать и бьёт больно, жестоко, без предупреждения. Правда, старается не целиться в лицо или в пах. Наверное, опасается объяснений перед отцом. Впрочем, мне хватает и других истязаемых частей тела. Почему я не могу его достать? Я ведь изучил кендо на должном уровне! Отец не нанял бы для меня плохих учителей! Неужели этого незаконнорожденного ублюдка обучили лучше там, где он жил? Быть не может. Замечаю в последние недели, что пальцы стали плохо слушаться. Начинаю иногда ронять хаси за обедом. Так дело не пойдёт. Мелкая моторика нарушается, да ещё при отсутствии органических поражений мозга? Никуда не годится. Но синнай держать я пока способен. Наверное, злость помогает. Саки говорит, что в день, когда мне удастся хотя бы зацепить его на тренировке, он мне позволит сделать с собой всё, что угодно. Даже убить, обставив всё, как самоубийство. За такой приз можно и потерпеть. Однажды я на нём отыграюсь. Но пока это недостижимая мечта, и я в гневе скриплю зубами. Не могу понять, почему он так силён, почему боги ему дали власть надо мной? Один раз я не выдержал и подсыпал ему в чай спазмагенное средство собственного изготовления. Я усовершенствовал рецепт деда, смешав в определённой пропорции несколько сильнодействующих препаратов. Просто захотел убедиться в человеческой сути своего драгоценного братца. Лекарство подействовало не только как спазмагенное, но и как рвотное, вследствие чего Шидо-семпай изрядно промучился всю ночь и утро. Никто не понял причин происшедшего с ним, кроме него самого, естественно. Спустя неделю, улучив удачный момент, братец изловил меня в саду и избил с ног до головы, бросив в теплице между грядками с клубникой. «Побежишь жаловаться папочке? — он стоял рядом и наблюдал, как я сплёвываю сгустки крови на траву. — В этом мире прав лишь тот, кто силён. И отец того же мнения. Пойди, скажи ему, что ты — слабак. Думаешь, он тебя пожалеет? К тому же, как я успел выяснить, твоей матери лучше не волноваться. У неё сердце, кажется, слабое». «Когда-нибудь я прикончу тебя!» «Возможно. Но, заметь, пока ты меня ни разу даже не задел. Я о тебе же беспокоюсь. Кто ещё сумеет сделать из тебя мужчину? Смотри сам: раньше ты вздрагивал от малейших ударов, а теперь способен терпеть практически любую боль. И по выражению лица ничего не заметно. Хороший мальчик. Быстро учишься. Жизнь — бесконечный путь к самосовершенствованию». «Хотел бы я посмотреть, как ты сам сумеешь переносить такую же боль!» «Значит, хочешь посмотреть? — голос его вдруг стал низким, пришепётывающим, неприятным. Саки наклонился ко мне близко-близко. — Могу продемонстрировать. Тем более, отцу покажется странным, что в нашей драке пострадал ты один. А моя версия случившегося проста: ты вдруг ни с того ни с сего напал на меня, а я лишь защищался. Логично?» И он, недолго думая, быстро нанёс себе на груди несколько довольно глубоких надрезов. Потом разодрал рубашку на полосы и туго забинтовал раны. Алая кровь извилистыми ручейками побежала из-под бинтов по коже и закапала на крупные, бархатисто-зелёные клубничные листья, смешиваясь с моей. «Красиво, не правда ли?» — широко усмехнулся Саки. «Ты чокнутый», — в шоке прошептал я. «С болью надо дружить. Тогда научишься получать от неё удовольствие. Однажды я покажу тебе. Уверен, тебе понравится!» К моему несчастью, вскоре он сдержал слово. Снова тот же самый сарай, но снаружи, кажется, ночь. Слышится шум дождя. Меня опять затащили сюда против воли, а я даже не пытался кричать, потому что ненавижу чувствовать себя слабым. Ненавижу, когда меня спасают и жалеют, в то время как я сам беспомощен и бесполезен. Я сам ведь заварил эту кашу, согласившись на тренировки с ним, мне и расхлёбывать. Влажные пальцы шарят по коже. Я брыкаюсь и кусаюсь, но это всё равно, что пытаться справиться с гиппопотамом. Почему он такой тяжёлый? Как ему удаётся удерживать меня, будто тростинку? Ведь мы одинакового роста и телосложения. Не понимаю, не понимаю! — Будешь сопротивляться, — шепчет он мне на ухо, — прижму, как следует… вот здесь. И знаешь, что тогда с тобой будет? Вынужденный це-ли-бат. Пожизненно. — Отвали, пьяная сволочь! Возле уха раздаётся противное хихиканье. — Да я выпил саке с друзьями. Так это к лучшему, ведь с трезвых глаз кому ты понадобишься? А я ещё хотел кое-чему научить тебя… оч-чень интересному и полезному! — Руки убери. — Хи-хи… Кадзу-тян сердится… М-м, а ты ничего… — Слезь с меня, скотина!!! — Ещё и кусаешься, засранец! Получи! Аж искры из глаз посыпались. Ненавижу. Ненависть поднимается внутри мутной, удушающей волной. Остаётся лишь одна мысль: «Прикончить. Убить. Оторвать голову». Но сопротивление бессмысленно. Эта сволочь сильнее. Его тело словно отлито из свинца. Бить по нему бесполезно, это вызывает лишь злорадный смех. — Сказал — придавлю. А ты не послушал. Сейчас продолжим, но с другой стороны, — он вздыхает с притворным сочувствием. — Терпи. Ничего заживляющего у меня сегодня нет. Забыл. А бежать туда-обратно в самый разгар ливня не хочется. Вот незадача. Не плакать. Не стонать. Не показывать своей слабости. Закусываю губы до крови. Я сумею. Выдержу. Никто об этой мерзости не узнает. Спустя несколько минут он отходит в сторону, брезгливо вытирая руки о платок. Швыряет испачканный комок ткани мне в лицо. — Надоело. Скучный мальчишка. Ни одна игра с тобой не в кайф. Даже до конца доводить не хочется. Разворачивается и уходит. Дверь сарая захлопывается за его спиной. Я лежу, царапая ногтями землю, и лелею внутри свой застывающий в камень сгусток ненависти, словно дорогое сокровище. А потом сознание уплывает куда-то, и я проваливаюсь в спасительную тьму. Меня приводит в чувство ветер, ворвавшийся внутрь. Он влажный, желанный, освежающий. Не помню, как давно я здесь? Сколько времени прошло? Сакаки-сан бросается ко мне, ощупывает мои руки, плечи, осматривает лицо, потом замечает изодранные бёдра, сочащуюся по ногам кровь. Его глаза в ужасе расширяются, ноздри начинают раздуваться от гнева. Он достаёт из кармана складной нож и поспешно разрезает верёвки, которыми я связан. Впервые вижу его таким — злым и молчаливым — и это невероятно пугает. Наконец, он цедит сквозь зубы: — Я — негодный умалишённый старик! Я опозорил себя перед вами, мой господин. И чтобы искупить вину, я убью этого грязного выродка, а потом покончу с собой! — Не надо, — пытаюсь успокоить я своего воспитателя и телохранителя. — Поклянись, что оставишь его мне! — Господин, — Сакаки сжимает кулаки, — я всажу в него прямо сейчас все пули из своего ружья! Позвольте мне! Это ведь я один виноват, что не уследил за ним! — Не марай руки об эту мразь. Говорю — он мой. — Обопритесь о моё плечо! Я провожу вас до спальни. — Позаботься лучше, чтобы нас никто не видел. И, слышишь, Сакаки, я приказываю тебе не убивать его! Я сам отомщу ему. Понимаешь? Сам. — Слушаюсь, господин. Но теперь я буду внимательно следить за каждым его шагом, и если он ещё раз хоть пальцем вас тронет, хоть косо взглянет на вас … Я немедленно покончу с ним! Я поднимаюсь на ноги, наблюдая за тем, как моя кровь снова медленно начинает капать на деревянный пол… *** Сон прервался. И я никак не мог понять, в какой реальности очнулся. Как иногда от усталости двоится перед глазами, так же двоилось сознание. Никак не получалось сфокусироваться на том, где я нахожусь. Я чувствовал чей-то взгляд, направленный на меня, но не мог открыть глаза, словно находился под гипнозом. Прохладная ладонь скользила по щеке. Чужой аромат духов… Хотя в энергии, исходящей от этой женщины, было что-то притягательное: надрывная страсть и безысходная печаль. «I’m so sorry, Kadzu-kun. I’ll never forget you. I’ll never forgive you. I won’t let anybody else touch you. I’m so sorry. I need to consume your soul».* Голос леди Эшфорд? Кажется, да, но в то же время — не её. Ледяной, отстранённый. Из него исчезли все дразнящие интонации, даже её милое, неприкрытое ехидство. «Мы — пустые сосуды без содержимого. Мы должны держаться вместе до последних дней этого порочного мира, Кадзу-кун». Откуда эти фразы? Она никогда не говорила их мне. Какое-то странное дежа-вю. Я усилием воли попытался собрать своё внимание. Откуда Эшфорд-химэ взялась в моей спальне? Я же отвёз её в Митаку четыре часа назад. И этот сон… От него на губах до сих пор какой-то металлический привкус. Слёз и крови, должно быть. Половины из того, что я увидел сейчас во сне, со мной никогда не случалось! Да, Саки много раз избивал меня и несколько раз действительно запирал связанным в сарае на сутки и более без еды и питья, но никогда он не заходил настолько далеко! Почему в таком случае я отчётливо помню то, чего никогда не было? Почему в этих воспоминаниях у моего телохранителя другая фамилия, хотя и то же самое лицо, а в моей собственной душе царит такая чёрная ненависть? Я бы даже рискнул сказать, она гораздо омерзительнее всех тех вещей, что творил со мной во сне сводный брат! «Be asleep. You are so tired. Forget about my presence».** Рука ложится на лоб. Женщина, которую нельзя увидеть, хочет, чтобы я теперь забыл обо всём, но это вряд ли получится. И, проснувшись наутро, я сразу вспоминаю о случившемся. А над кроватью всё ещё висит в воздухе едва приметный аромат незнакомых духов… *** На следующий день мне пришлось с горечью убедиться в двух вещах. Во-первых, налаженный контакт с амулетом снова был утрачен. Сообщения на телефон приходить перестали, какие бы вопросы я ни задавал. Во-вторых, в гостинице, куда я отвёз Эшфорд-химэ, хозяин почему-то ответил мне по телефону, что о постоялице с таким именем никто не слышал. Ни вчера, ни сегодня, ни в прошлом году. И вообще ни меня, ни леди Эшфорд в Митаке не видели. Вот чертовщина! Я не поленился приехать в гостиницу лично, но разговор с хозяйкой не заладился. — Господин что-то путает. Я вас впервые вижу, — с милой улыбкой сказала владелица «Чиисана Митака», захлопывая перед моим носом дверь. Вот и всё. Можно себя поздравить. Я упустил Эшфорд-химэ. Следующие четыре часа я просто бесцельно бродил по городу. Заехал в обсерваторию, затем в музей Гибли. Честно говоря, мне было без разницы, где убивать время, пока придумывается новый план. В отчаянии я готов был даже в срочном порядке добраться до Киото, поймать за шиворот кого-нибудь из бывших профессоров физики и задать ему в лоб вопрос о том, какие побочные эффекты могли бы наблюдаться у человека, предположительно переместившегося во времени. И после этого мне самому, безусловно, поставят весьма занимательный диагноз. Нет. Так дела не делаются. В библиотеку, Кадзу-кун, в библиотеку! Учить квантовую физику, рыться в трудах Эйнштейна и Лобачевского. Или трясти амулет, чтобы он, наконец, выдал хоть что-то вразумительное. А завтра ещё предстоит операция. А потом — встреча Нового года. Что ж, надеюсь, Укё-тян не откажется составить мне компанию за праздничным столом… К тому же я очень давно её не видел. Да, решено. Навещу Укё завтра, по крайней мере, это поможет мне успокоиться и привести мысли в порядок. *** Утром тридцать первого декабря после плановой операции, возвращаясь домой, я снова услышал по радио сообщение про пожар, случившийся в Синдзюку двадцать девятого декабря. В крупном торговом центре в Такаданобаба погибло около сорока посетителей. Очевидцы рассказывали, что пламя вспыхнуло внезапно, охватив всё здание целиком. Причина до сих пор не выяснена. Более сотни людей с ожогами госпитализированы. Увы, жизнь жестока. Никогда не знаешь, в каком месте и при каких обстоятельствах встретишь свой последний час. К уходу за грань всегда надо быть внутренне готовым, чтобы не тратить последние секунды на агонию и сожаления. Это было бы жалкое зрелище. Надеюсь, мне не доведётся на том свете презирать себя за неподобающую смерть… Мои экзистенциальные размышления прервал телефонный звонок. Я потянулся к мобильному: — Мураки-сан, если у вас сейчас есть свободное время, я бы хотела встретиться с вами. Эшфорд-химэ? Быть не может. Сердце в груди подпрыгнуло и в волнении заколотилось. Значит, зачем-то я ей ещё нужен, иначе она не стала бы меня искать. Тем более, после того, как столь загадочно исчезла из Митаки. Глупо не воспользоваться шансом. — Я совершенно свободен, — ответил я. Лилиан продиктовала свой новый адрес, и я, немало удивившись тому, что она каким-то образом очутилась уже в четырёхзвёздочном отеле «Гранд Принс», развернул машину в сторону Акасаки. Эшфорд-химэ встретила меня в номере для VIP-персон в серебристом вечернем платье. Эта новая модель, я точно знал, стоила на порядок дороже её предыдущего наряда. Волосы молодой женщины были уложены в высокую причёску. Выглядела она ослепительно, словно только сегодня утром посетила дорогой салон и отличного косметолога. Разумеется, нетактично было спрашивать, откуда у неё всего за пару дней появились деньги на всё это великолепие. — Я должна вам определенную сумму. Возьмите, — она протянула чек. Я даже не взглянул на него. — Вы ведь не за этим звонили? Лилиан замялась на секунду, потом вымолвила: — Вы говорили, будто можете ввести меня в гипноз. — Говорил. И могу заявленное осуществить. — Хорошо. Тогда я заплачу за всё сразу. Я узнавала вчера во многих местах, и мне подтвердили, что вы лучший врач в Токио. Причём, действительно, имеете практику в трёх областях медицины. У меня одно условие: я хочу, выйдя из гипноза, помнить абсолютно всё, о чём говорила. До единого слова. Более того: запись нашего разговора будет производиться на диктофон, — она положила аппарат на стол. — И я буду фиксировать время записи, позвонив в городскую справочную до и после сеанса. — Вы мне действительно не доверяете, — отметил я. — Однако, находясь на вашем месте, я бы, возможно, не доверял себе ещё больше. Разумеется, мы всё сделаем, как вы хотите. Мы расположились в креслах друг напротив друга. Я начал с необходимой проверки на гипнабельность, которую она с треском провалила. Иначе говоря, внушаемость у неё оказалась чрезвычайно низкой. Пришлось действовать крайне осторожно. Я опасался, что у нас вообще ничего не выйдёт, поэтому когда всё-таки удалось погрузить леди Эшфорд в гипноз, я решил не форсировать события, а двигаться следом за спонтанно возникающими воспоминаниями, лишь слегка направляя их. По счастью, подсознательно Лилиан сама вернулась к тому моменту, который мне был наиболее интересен. — Где вы сейчас? — В комнате. — Опишите её. — Спальня. Дверь заперта. За окном темно. Я ничего не вижу. В голове гудит. Я совершенно не помню, как здесь оказалась. Мне страшно. — Это ваш дом? — Нет, чужой. Я ни разу тут не была. — Вернитесь на десять минут назад. Где вы? — В той же спальне, но… — удивлённым тоном. — Здесь люди. За окном светло! Впрочем, нет… Это луна. Удивительно яркое полнолуние! — Посмотрите на людей. Кого вы видите? — Спящих в постели мужчину и женщину… И юношу. Он стоит возле них. Что-то держит в руках … Старается не шуметь. Но там есть кто-то ещё… возле стены, в углу… Нет!!! — внезапно закричала она. — Успокойтесь. Вы в безопасности. Расскажите, что происходит? — Она запрещает говорить. Если я буду продолжать, она убьёт кого-нибудь … Я не могу этого допустить! — Кто это - она? — терпеливо продолжал я. — Не могу говорить! — Где она? — Рядом со мной. — Вы её видите? — Нет, она прячет лицо. Она отдаёт приказания, а я всегда подчиняюсь! Я устала подчиняться! — Вы не должны подчиняться ничьим приказам. Никто не имеет права контролировать вас! — Она намного сильнее. — В чём же заключается её сила? — Она знает моё слабое место… Никто, кроме неё, не знает… И она пользуется этим. Нет, пожалуйста, прекратите спрашивать! Лилиан вдруг стала интенсивно сдавливать пальцами виски. Плохо дело. Если это диссоциативное расстройство идентичности, то ещё куда ни шло, а вот если она страдает шизофренией, причём симптомы на первых порах спутать очень легко, ей конец. При этом заболевании, да ещё в фазе обострения, гипноз противопоказан. А я не в силах прекратить сеанс, зайдя так далеко. Попробую вытянуть её обратно с наименьшими потерями, хотя теперь уже вряд ли получится… — Что за приказы эта женщина вам отдаёт? — Отнимать жизни. Убивать. До тех пор, пока я не принесу ей то, что она хочет. — И чего она хочет? Пауза, а затем холодная, прямо-таки ледяная фраза: — Я сама убью её. Неожиданный поворот. Посмотрим, как она поведёт себя дальше. Если у неё шизофрения, то последует попытка убить именно меня, а отнюдь не ту воображаемую женщину. — Тогда сделайте это. Что вам мешает? — Я… боюсь, — Лилиан внезапно сдавила рукой грудь, будто нащупывая под платьем некий предмет. Ещё той ночью в доме родителей мне показалось, что она носит на груди что-то очень массивное: крупный медальон или крест, но я не стал спрашивать, понимая, что вряд ли она покажет мне это. Сейчас на ней ничего не было, но она искала этот отсутствующий предмет, словно ждала от него помощи. — Чего вы боитесь? — продолжал я. — Она отравляет вам жизнь, требует от вас стать преступницей … Убейте её, и всё закончится! Во что я играю? А если её альтер-эго сильнее? А если оно там не одно? Имею ли я право рисковать её разумом, толком даже не осмотревшись в нём? Одно из двух: или память сейчас к ней вернётся, или она окончательно потеряет рассудок. Впервые в жизни я действую непрофессионально, даже преступно. Но это балансирование на грани… от него, действительно, захватывает дух! Черты Лилиан стали каменными. Я невольно вспомнил вчерашнюю ночь и то странное видение в полусне перед пробуждением. — Вы вооружены? — уточнил я. — Да, — ответила она, зловеще улыбаясь и продолжая сжимать «предмет» на груди. — Что у вас на шее? — Кинжал. — Вы убьёте женщину, которая мешает вам жить, этим кинжалом? — Да, — лицо леди Эшфорд просияло. — Я избавлюсь от неё! — Действуйте, — разрешил я, готовясь встречать последствия. Возможно, если всё пройдёт нормально, её альтер-эго исчезнет или хотя бы временно уйдёт в сторону, она что-то вспомнит о прошлом. Лилиан замахнулась воображаемым кинжалом и ударила кого-то, невидимого для меня. Внезапно лицо её исказилось, и она закричала. Столько отчаяния было в том крике: — Я не хотела! — она сделала такой жест, будто роняет кинжал на пол, зажала уши руками. По щекам её покатились крупные слёзы. — Не хотела… — Мисс Эшфорд, это всего лишь сон. Вы в любой момент вольны проснуться. Скажите, что случилось? — Я его убила! — Мисс Эшфорд, вы меня слышите? Что вы сделали? — Он не умрёт?! — она смотрела невидящим взором на свои руки, вероятно, предполагая, что на них кровь. — Я спасу его. Я врач. Скажите, кого надо спасать? Лилиан распахнула глаза и вполне осмысленно посмотрела на меня: — Доктор? — Как вам удалось самостоятельно выйти из гипноза? — поразился я. Она непонимающе смотрела на включённый диктофон. — Мы уже закончили сеанс? — Похоже, да, — я откинулся на спинку стула. — Как вы себя чувствуете? — Ужасно. — Спасибо, что не покривили душой. Вы будете проверять, не обманул ли я вас? — Это лишнее. Она встала и выключила запись. Вернулась на место. — Думаю, я серьёзно больна. — Давайте не делать скоропалительных выводов. Если вы мне расскажете о себе чуть больше, я вам помогу. Попытайтесь теперь дополнить картину, уточнив, что же такого кошмарного вы увидели в вашем гипнотическом сне? Кого вы собирались убить и кого в итоге убили? Она долго молчала, потом заговорила. — Пыталась — женщину, чьего лица не разглядеть. А убила или серьёзно ранила молодого мужчину. Он внезапно возник передо мной, и я не сумела остановить удар. Его я тоже почти не рассмотрела. «Скверно. Альтер-эго у неё может быть больше одного». — Когда впервые появилась эта женщина, приказывающая вам убивать? — Сложно сказать. Я не слишком отчётливо помню своё детство, это довольно смутные воспоминания, но уже тогда рядом со мной всегда была она. Мы играли вместе. Она часто повторяла мне, что мы намного ближе, чем сёстры. Правда, никогда не позволяла увидеть её, зато я всегда слышала её голос. Иногда рядом, иногда внутри себя. Она рассказывала мне интересные сказки и просто занимательные истории, утешала, когда меня обижали, но однажды… Она вдруг сказала, что хочет создать другой мир, гораздо лучше этого. Там мы обе будем счастливы. Она обещала, что поможет мне исполнить все мои заветные мечты, только надо всегда слушаться её, быть хорошей девочкой. Заставила поклясться, что я никогда не предам её. С того времени у меня и начались провалы в памяти. Я прекрасно понимаю, как это выглядит с вашей точки зрения. Болезнь развивалась с детства, имели место галлюцинации, бред величия… Диагноз неутешительный. — Вы задумывались о том, что, возможно, больны до происшествия в моём доме? Леди Эшфорд кивнула. — В возрасте четырнадцати лет я начала искать информацию по книгам и решила, что страдаю диссоциативным расстройством идентичности. Похоже, болезнь с годами усугубляется. До этого из моей памяти выпадали отдельные события, но на сей раз я забыла всё, что происходило со мной в течение последних шестнадцати лет! Я даже не понимаю, как и где жила всё это время! Это жутко. — К предполагаемому провалу в вашей памяти мы ещё вернёмся. Теперь скажите, тот кинжал, который вы искали на груди, действительно, существует? — Конечно. Это семейная реликвия дома Эшфордов. Его мне подарил отец. — Он сейчас у вас? — Да. — Можете показать? Она замялась на мгновение. Очень медленно амулет в моём кармане начал остывать. Выходит, для него опасна не сама Лилиан, а эта принадлежащая ей вещь? Надо запомнить. — Видите ли, я не хочу, чтобы чьи-то руки прикасались к нему. — Обещаю не трогать его и пальцем. Она ушла в спальню, затем вернулась и продемонстрировала лежащий на её ладони старинный кинжал пятнадцати сантиметров в длину с треугольным лезвием и потёртой рукоятью, в которую был инкрустирован крупный необработанный ярко-фиолетовый камень. — Это аметист? — попытался я выяснить подробности. — Понятия не имею. Отец тоже не знал. Кинжал перешёл к нему по наследству от деда, тому — от прадеда… Толком никто не знает, кто первым принёс эту вещь в нашу семью. — Разве им можно кого-то убить? Лезвие совсем короткое. — Перерезать горло можно. Он острый, — она положила кинжал на край стола. — Насчёт него у нас в семье есть предание. Кинжал помогает наследникам Эшфордов, но лишь при условии, что его не касаются чужие руки. Может, это всё суеверия, но я бы не хотела нарушать традицию. Не хочу новых несчастий. Их и так случилось предостаточно… Вчера мне удалось связаться с английским посольством и дозвониться до своих знакомых в Дареме. В течение месяца мне восстановят документы. Я снова могу пользоваться своим банковским счётом, но… Ничто уже не вернёт к жизни отца. Он умер год назад, считая меня погибшей. — Соболезную. У вас есть братья или сёстры? — Нет, я единственная дочь. — Ваша мать жива? — Она развелась с отцом, вышла замуж и уехала в Италию, когда мне было полтора года. Я её после этого ни разу не видела. Она только звонила иногда на мои дни рождения. Потом вообще перестала давать о себе знать. Я в детстве часто выдумывала, будто она однажды приедет за мной и заберёт к себе. Наверное, мне очень этого хотелось. Показалось ли мне, или камень на рукояти кинжала вдруг начал мерцать? Невозможно было оторваться. И я смотрел, смотрел, погружаясь в бесконечную глубину, почти не слушая её слов. Снова появилось ощущение, будто моё сознание попало в трещину между обычным миром и другим — чужим, иррациональным, будто сон и явь пересеклись посередине, и я влип в эту точку со всего разбега. Обжигающий холод неожиданно пронзил всю левую сторону груди. Я очнулся, поймав себя на том, что стою и в упор смотрю на леди Эшфорд, а она с тревогой вглядывается в моё лицо. — С вами всё в порядке, доктор? — Странное чувство возникает от разглядывания вашей семейной реликвии, — честно признался я. Лилиан поспешно убрала кинжал из поля моего зрения. — У меня так тоже порой бывает. На камень лучше не смотреть, потом начинается сильная головная боль, хотя, не спорю, он притягивает взгляд. — Вот, значит, как, — задумчиво протянул я и неожиданно для себя предложил. — Если у вас нет планов, давайте встретим Новый год вместе? — Вам не с кем встретить праздник? — удивилась она. — Есть, но в этом году для меня наиболее интересным было бы ваше общество. В конце концов, в гости к Укё-тян я могу заехать и завтра. Она простит. Нехорошо этим пользоваться, конечно, но она всегда прощает. Леди Эшфорд задумалась на секунду, потом ответила: — Я ничего не имею против. — Тогда выбирайте ресторан. — Увы, я не слишком хорошо знаю Токио. — Можно отправиться в одно отличное заведение с европейской кухней в Синдзюку… — Только не туда! — вдруг воскликнула Лилиан. — Что ж, если вам почему-либо не нравится этот район, давайте выберем Гинзу или останемся в Акасаке. — Я бы предпочла остаться здесь. — Тогда я заеду за вами около десяти вечера. Отдыхайте. Вам нужно немного прийти в себя. Когда я уже собрался уходить, она вдруг спросила: — Скажите, если бы вы попали в ситуацию, не имеющую решения, более того, никто из окружающих вам был бы не в силах помочь, как бы вы поступили? Ответ пришёл в голову почти мгновенно. — Я бы подождал, какую карту подкинет мне судьба, и с неё сделал бы следующий ход. Она тепло улыбнулась. — Мудрое решение. Так я и поступлю.