Амулет синигами

Ватари появился неделю спустя после отправленного ему сообщения. Его номер телефона я знал с того самого дня, как мы с ним столкнулись нос к носу в октябре девяносто второго года в магазине мужской одежды, по другую сторону витрины которого стоял другой точно такой же «я». Помню, Ватари тогда едва не хватил удар, несмотря на то, что для синигами это в принципе невозможно. Хорошо, что Тацуми меня не заметил. Неизвестно, к каким последствиям это привело бы. Потом была откровенная беседа в ночном кафе, в течение которой Ютака периодически хватался то за голову, то за сердце, а на следующий день он обещал во всём помогать мне и дал тот самый номер мобильного. «Телефон я буду держать постоянно при себе, ибо он куплен специально для связи с тобой, — сказал Ватари. — Смело отправляй на него любые сообщения, особенно когда произойдёт что-то из ряда вон выходящее». Моя встреча в Гинзе с Мураки как раз подпадала под это определение. В тексте SMS я кратко передал Ватари суть нашего с доктором разговора и стал ждать. Через полчаса получил ответ: «Понял. Скоро буду». Но, судя по всему, Ютаке не удалось выбраться сюда ни перед Рождеством, ни вскоре после него. «Я всё ещё опасаюсь того, что может случиться, если остальные узнают о тебе, особенно здешний Тацуми-сан, — говорил Ватари. — Вероятно, это вызовет панику. Или межвременной парадокс. К тому же, мне совсем не хочется отвечать за последствия действий моего двойника из будущего перед шефом Коноэ. Короче, маскируйся тщательнее. Никто не должен догадаться о твоём присутствии в этой реальности!» — проинструктировал меня он. Я маскировался пять лет. А толку? Мураки в итоге пришлось рассказать правду. Моё инкогнито постепенно начинало раскрываться. А теперь обо мне узнал и ещё один человек… Нет, лучше пока о нём не думать, а то опять мыслительные способности откажут. После позавчерашнего происшествия я чувствовал себя безнадёжно выпавшим из реальности. Обычный крепкий кофе не помогал взбодриться, а напиваться, как тогда в Кванджу, я не собирался, поэтому, чтобы успокоиться, затеял генеральную уборку. Говорят, это помогает упорядочить мысли. Стоило только приступить к этому занятию, как через пятнадцать минут в мою комнату телепортировался Ватари. Ничего не объясняя, он демонстративно установил на столе в гостиной новенький ноутбук и гордо произнёс: — Взгляни, какую великолепную штуковину я приволок! «Селерон» на основе второго «Пентиума». Недавно в продаже появился! Вполне в его духе: свалиться без предупреждения с каким-нибудь своим бесценным приобретением или изобретением, как снег на голову. — Даже не буду интересоваться, откуда взял, — ответил я, не отрываясь от важного процесса чистки ковра при помощи пылесоса, купленного год назад на распродаже в Тиба. — Откуда! Ты… То есть, Тацуми расщедрился вдруг и выписал из одной фирмы, с которой у нас давняя договорённость по поставкам техники. Правда, они не знают, что их заказчик — мир Богов Смерти. Что-то случилось с нашим ответственным секретарём, не иначе, — добавил Ватари с ехидцей. — Должно, заболел. Обычно у него денег на что-либо выпросить — целая история… Слушай, прекращай свои страдания с этой рухлядью. Я тебе новый подарю. Мне вчера премию выписали. Давай, садись и выкладывай свои новости, — Ватари плюхнулся на диван и кивнул мне на место рядом с собой. Я вздохнул, щёлкнул кнопкой на корпусе пылесоса. Гул в комнате стих. — На кухне есть лазанья и спагетти, — признался я. — В холодильнике — бифштекс, овощи, молоко и пирожные. Короче, выбирай, что понравится. Всё равно мне одному столько не съесть. — Гостей, что ль, ждал? — Вроде того. Но они не придут. — Тогда тащи лазанью. Можно не разогревать. Однако я всё же разогрел её и принёс, порезав на ломтики и снабдив Ватари вилкой. Он подцепил с тарелки первый кусок, положил в рот и начал с аппетитом жевать: — Уф-ф… Дождаться не мог, когда удастся к тебе вырваться! Меня все вокруг пять лет подряд в чём только не подозревают. Всё труднее становится скрыться незамеченным. Шеф полагает, что я сюда мотаюсь, чтобы с изобретениями людей ознакомиться, но это предположение даже льстит. А остальные синигами думают, что я тут романы направо-налево кручу. Даже ты… то есть, Тацуми считает так же. В прошлый раз вообще спросил, не поменял ли я, случаем, свои пристрастия? Помнишь, я по рассеянности воспользовался твоей туалетной водой? Ну, после того, как мы всю ночь просидели, пытаясь до чего-то дельного додуматься насчёт амулета? Беда просто. — Сочувствую, но помочь ничем не могу. — Так и знал. От вас обоих слова тёплого не дождёшься! И зачем я с тобой связался? — Из чисто научного интереса. — Ты меня раскусил! — рассмеялся Ватари и добавил, внезапно посерьёзнев. — Слушай, амулет сейчас у Мураки? Это точно? — Точнее некуда. Но наш «драгоценный» доктор его отдавать отказался. Я предлагал любые деньги. Проблема в том, что он видел Цузуки. Правда, всего раз. — Тебе удалось выяснить, как это произошло? — Цузуки исчез внутри амулета на глазах Мураки в день, когда погиб Саки, — я невольно сжал кулаки на коленях. — Теперь с доктором бессмысленно торговаться или пытаться воззвать к его чувствам. Все эти годы Мураки хранил камень в банковской ячейке, как величайшую ценность, забирая оттуда лишь изредка. Впрочем, отныне, думаю, он с рубином в обнимку спать будет, пока не раскроет все его свойства … И ещё. Мураки способен чувствовать присутствие Богов Смерти рядом с собой, даже если синигами невидим. Он знал о том, что я наблюдаю за ним, хотя и не подавал вида. Возможно, это одно из проявлений силы амулета, а, может, его собственная способность, как знать… — Занятный смертный. — Нет, опасный. Мураки обещал отдать амулет не раньше того самого дня. Кроме того, по его требованию я больше не должен следить за ним. И он заставил меня назвать ему имя Цузуки! Надеюсь, потерпев фиаско с вызовом души хранителя в ближайшие дни, он прекратит свои попытки. Ватари, наконец, прикончил лазанью с ветчиной и аккуратно поставил тарелку рядом с ноутбуком. Взглянул на меня. — Ты так сильно не хочешь, чтобы ему удалось встретиться с душой Цузуки-сан? — Я боюсь этого. — Почему? — Не думаю, что Цузуки обрадуется их встрече. И страшно предположить, какие желания начнёт загадывать Мураки, когда догадается об истинной силе камня. — Да не переживай ты! Ищи во всем положительные стороны. Ты же не сказал ему правила пользования амулетом? — Нет. — Вот видишь, зато теперь тебе больше нет надобности носиться за ним по всему миру и задавать себе вопрос: куда он дел амулет? Или, например, а существует ли амулет вообще? Теперь мы точно знаем, что рубин у него. Мураки никуда с этой планеты не денется. А если и уедет в другую страну, мы его найдём. Умереть в результате несчастного случая он не может, ибо талисман хранит его жизнь. А тебе, чтобы не сойти с ума от бездействия, надо устроиться на работу, — посоветовал Ватари. — Я устроился. Менеджером в один из офисов четыре дня назад, но вчера мне позвонили и сказали, что в моих услугах больше не нуждаются. — Вот незадача! — Ватари успокаивающе погладил меня по плечу. — Пытайся снова. Похоже, несмотря на нашу разницу в возрасте, в те моменты, когда я терял самообладание, он считал себя обязанным успокаивать меня. Я криво усмехнулся. — Не сиди так близко. Не то Тацуми снова учует запах моей туалетной воды от твоей одежды и обвинит тебя в чём-нибудь. — Да ну его. С ним вообще общаться невозможно! Одни деньги на уме. — Помоги ему уменьшить расходы отдела, и он станет твоим поклонником до скончания веков. — Да зачем он мне сдался? — Ну, я тебе зачем-то сдался, а мы с ним вроде как похожи. — Нет. Вы абсолютно разные. Ты меня в такую замечательную авантюру втянул, что пять лет о скуке думать не приходится! А тот, второй, просто сухарь и зануда! И скряга. Я с ним только неприятности огребаю. То, видите ли, мне новый ноутбук иметь не положено, то я слишком большую сумму на апгрейд прошу… Хорошо, хоть не ем слишком много! А то бы и этим попрекал. Я скептически хмыкнул, вспомнив, как злосчастной едой вечно попрекали Цузуки. Нет, надо взять себя в руки. Похоже, Ватари и так уже догадывается о моих истинных чувствах к Асато, но если он ещё заподозрит и остальное, будет совсем скверно. Я пока не готов к этой беседе. Мне сначала надо прийти в себя и всё осмыслить. — Моя вина, каюсь, — вздохнул я. — Ты мне постоянно помогал, когда я не мог сам себя полностью обеспечить на своих кратковременных подработках. Если б не Мураки, а кто-то другой стал владельцем амулета, я бы уже давно выкупил камень, и дело бы хоть наполовину решилось! Ватари не согласился. — Не всё решается деньгами. И, прости, несмотря на все твои рассказы, у меня Мураки пока не вызывает антипатии. Конечно, я никогда не видел его другим, поэтому сужу субъективно. Может, дело в этом? Слова Ватари меня задели, и, не успев остановить себя, я выпалил: — Ты просто не понимаешь, какой он! Вспомни, что я говорил тебе про досье из моего времени! Скажешь, это было нормальное воспитание? Отец крутит романы со своими пациентками, дома вечные скандалы! Из игрушек в комнате у мальчика — одни фарфоровые куклы. А потом брат, постоянно унижавший и избивавший его, едва не прикончил родителей! Подобное не проходит для психики бесследно. — Да, но сейчас Мураки адекватен. Не пойми меня неверно, я на твоей стороне, и сделаю всё, чтобы помочь тебе, но проблема возможного сумасшествия этого доктора волнует меня меньше всего. Происходят гораздо более странные вещи, причём виновников никто не ищет. Просто статистика ведётся. Я узнал об этом случайно, когда в поисках новой информации для тебя сумел вскрыть секретную базу данных Мэйфу и много удивительного прочёл. У нас, оказывается, существуют некие «мёртвые случаи», которые никогда никому не поручали расследовать, причём дела эти между собой схожи. Сначала в какой-либо местности происходит внезапный пожар — самовозгорание здания или нескольких зданий — люди погибают, и их души пропадают на несколько дней, после чего они прибывают в Мэйфу полностью дезориентированными. Умершие даже своих имён вспомнить не могут. Более того, очевидцы этих происшествий, оставшиеся в живых, тоже теряют память о последних событиях. Такое происходит с интервалом в несколько лет. В последний раз подобное случилось два дня назад в Такаданобаба. Наверное, смотрел в новостях? Я вздрогнул, но мне удалось скрыть свою реакцию от глаз Ватари. По крайней мере, я на это очень рассчитывал. — Видел. Страшное происшествие. Столько жертв! — Бывало и больше. И такие случаи происходили не раз, — сказал Ватари. — Самый первый пожар случился в Суццу в одна тысяча девятисотом году, когда сгорело почти целое поселение. Сотни людей погибли, немногие выжившие потеряли память. Потом всё повторилось спустя восемнадцать лет в городке Коива, который сейчас входит в состав района Эдогава. В том втором происшествии чудом выжил только один парень, но он, к сожалению, полностью потерял память, и его отправили в клинику к весьма известному доктору, надеясь, что тот вылечит юношу, чтобы потом полиция сумела докопаться до истины. Пожар был, действительно, странным. Эпицентра у него не обнаружили, когда стали осматривать место трагедии. Выходило так, что полыхнуло сразу по всей территории города, да так сильно, что за полчаса выгорели многие дома. Того юного пациента, кстати, вылечить не удалось. Он долгое время находился в состоянии тяжелейшего психического расстройства, и в одна тысяча девятьсот двадцать шестом году скончался. Его душа до сих пор значится в списках Дворца Свечей потерянной. Есть сведения из неизвестного источника о том, что тело умершего тоже исчезло, хотя это всё — ничем не подтверждённые домыслы. В одна тысяча девятьсот двадцать седьмом году произошёл третий пожар. Потом ещё. Такие странные возгорания происходят время от времени до сих пор. Я почувствовал, как сердце моё начинает замедлять удары. — Ватари… Тот выживший парень, чья душа так и не была найдена… Цузуки Асато из этого времени? Ютака вздохнул. — Да. Прости за плохие новости. Помнишь, мы с тобой вместе ломали голову над тем, куда он мог деться? Ведь он почему-то не стал синигами, хотя, по твоему рассказу, должен был. Видишь, даже в Мэйфу о его дальнейшей судьбе никто не знает. Я сглотнул и ущипнул себя за руку под манжетой рубашки. Выдержка начинала изменять мне. — А чьи души ещё значатся в списке пропавших? — Там девять имён. Семеро пропали ещё в средние века, причём в один и тот же год. Что-то с обрядами поклонения высшим демонам перемудрили. Там у них секта была тайная и малочисленная. В общем, сами виноваты: нечего порталы в загробный мир строить, следуя инструкциям, вычитанным в сомнительных рукописях! Но начиная с 1926 года, кроме Цузуки-сан, бесследно пропал только один человек: некий Коноэ Кэндзиро. О его прошлом известно немного. Он прожил до двадцати пяти лет где-то на Хоккайдо, затем эмигрировал в Великобританию. Исчез девятого июля сорок пятого года в возрасте семидесяти лет. Коноэ Кэндзиро жил один, женат никогда не был, детей не имел. Больше о нём ничего не известно. — Очень странно. Про пожары в Суццу и в Коива я читал в старых документах в своём времени, но всё остальное… Я до сих пор не могу понять причину всех этих отличий между нынешним временным ответвлением и тем, которое знал я. Немного помолчав, Ватари сказал: — Возможно, мы с тобой не учитываем некие факторы? Посмотри, сколько случилось всего необъяснимого, ещё до того момента, как Цузуки решил отправиться сюда. Никто из вас так и не смог понять, что за болезнь поразила Куросаки-сан? И почему Цузуки-сан вдруг пришёл к выводу, что Хисоке нельзя помочь в настоящем времени, а непременно нужно мчаться в прошлое? Да, ты говорил, что логическое мышление никогда не было его сильной стороной, но… Бросить дорогого человека в беде и отправиться в прошлое спасать своего злейшего врага — для этого нужно иметь очень веские причины! — Согласен. Я тоже был удивлён, — вдруг одно воспоминание всплыло в памяти. — А знаешь, Ватари говорил, что на чипе памяти машины времени сохранилась информация обо всех запросах, даже неосуществлённых, как на телефоне остаются данные о пропущенных звонках. Похоже, Цузуки изначально собирался попасть в пятнадцатое августа одна тысяча девятисотого года. Затем, когда машина выдала сообщение, что это невозможно из-за недостатка энергии, он выставил вторую дату: тринадцатое марта одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. Когда и это не удалось, только тогда он выбрал июль восемьдесят первого. — Почему ты мне раньше не сказал?! — возмутился Ватари. — Не думал, что это важно. Я сам оказался не в том времени, в каком хотел! Меня машина, ни о чём не предупреждая, зашвырнула в девяносто второй год, но эту историю ты вроде бы знаешь… — Ещё бы, — пробормотал Ватари, открывая какой-то файл на ноутбуке. — Смотри сюда. Я ж к тебе не только о пожарах и пропавших душах рассказать пришёл. Вот информация о парных амулетах, которую ты давно просил. Не слишком много, как хотелось бы, но больше того, что знал ты. Видимо, периодически Гусёу-сины находят старые бумаги в архиве и обновляют базу. Вот, гляди: «Хозяин имеет власть освободить душу синигами из кристалла. Между сто девяносто девятым и девяносто девятым днями до начала нового тысячелетия владеющий амулетом синигами должен найти место на Земле, где в едином круге сходятся пять стихий, вернув парный амулет назад в небытиё, иначе миры разрушатся. Парный амулет является в бытийный мир из небытия, чтобы совращать сильные души с пути. Он ложью пропитан, питается смертью, находя её и взращивая даже в душах живых. Узнавать его не по облику надо, ибо самые разные лики он принимает. По результатам деяний узнаете: амулет, называемый в нижних мирах … поглощает разум тех, кто так или иначе с ним связан, даря взамен гнев и запретные страсти. Лишь парный ему амулет способен то зло запечатать во мраке». — И как же этот злобный амулет, питающийся смертью, называется? — не выдержал я. — Что за пропуски в тексте?! — Полагаю, часть информации уже в первоисточнике была утрачена. — Звучит обнадёживающе. Внутри появилось неприятное давящее чувство. Будто я некогда знал что-то об этом парном амулете, но ощущение тут же пропало, а когда я попытался его поймать, вместо него настойчиво возникло другое воспоминание, которое я со вчерашнего дня отчаянно заталкивал вглубь. От густых каштановых прядей в воздухе остаётся горький, едва уловимый запах дыма, который ему так и не удалось смыть со своих волос. Чувствую себя ничтожным идиотом, не заслуживающим такого счастья, касаясь губами его кожи… Тихо, чтобы он ничего не почувствовал… Но — не могу удержаться. Понимаю, что не должен быть счастлив, ведь он до сих пор в беде. Жуткой, неведомой беде. Но он здесь, существует, дышит, чувствует. Он говорил со мной, улыбался мне! Пусть он меня не знает, но ведь доверился, пришёл, позволил напоить его чаем и наполнить для него ванну. И не сказал потом, что мои чувства противоестественны. Боже. Капля амриты посреди океанов дукхи, а я — конченый безумец. «Когда любишь кого-то, говори об этом прямо и сразу, потому что через минуту может быть поздно. Ты потеряешь любимого». «Я люблю тебя. Уже долгие годы», — выпаливаю и замираю. Снова всё испортил. Не мог промолчать! Но почему-то какой-то новой, свежей частью своей бесконечно древней души, осознаю, что в данном случае поступил правильно. Он ждал от меня искренности. Кем бы ни был он, кем бы ни был я. Для этого Цузуки, прожившего неведомую мне жизнь без имени, без памяти, не нужно готовиться к принятию истины. Наоборот, у него нет времени для выслушивания лжи. «Теперь ты сочтёшь меня сумасшедшим. Я снова тебя потеряю, как уже однажды потерял… в другом времени из-за своих дурацких признаний. Похоже, я совершенно не умею строить отношения. Только разрушаю». «Ты любишь парня, которого зовут Цузуки Асато!» — он широко распахивает свои чёрные глаза. Если снять болтающийся на потёртом шнурке кусок алого необработанного янтаря с его правого запястья, то можно увидеть настоящий цвет его радужной оболочки — ярко-фиолетовый. Это я выяснил три часа назад. Тогда-то он и вцепился мёртвой хваткой в мою руку прямо на улице, требуя вернуть янтарь на место. Какая-то неизвестная магия защищает его от любопытных взоров людей и синигами. Хорошо. Не нужно никому смотреть ему в глаза, когда они становятся другого цвета. «Цузуки Асато — это ты». «Нет, — тихо улыбается. — Ты меня спутал с ним. У меня нет имени. Никогда не было». «Ты просто забыл». «Возможно, я не хочу помнить». «Оставайся здесь». «Я бы с удовольствием, но — не могу. Обещай, что в следующий раз, если успеешь, удержишь меня от того, что я творю, а ещё лучше — уничтожишь меня». «Никогда не проси о таком! Я этого не сделаю». «Тогда, возможно, однажды я убью тебя, сам того не желая, хотя, кажется, ты сказал, что ты не человек?» «А я не боюсь смерти. В сентябре девяносто девятого можешь смело покончить со мной. Ты станешь прежним, вспомнишь всё, вызовешь Тоду и…» «Тоду? А кто это?» «Прости. Наговорил я лишнего. Забудь». Вот только этого мне не хватало! Я усилием воли мысленно затолкал воспоминание вкупе с эмоциями, начинающими выбираться наружу, в воображаемый металлический ящик и закрыл там на ключ. — О чём задумался? — Ватари с опаской заглянул мне в лицо. — О том, как теперь выяснить, кто хозяин второго амулета. Он ведь нам понадобится. Чтобы освободить Цузуки, их оба придётся уничтожить вместе в один и тот же день. Сказано же — «иначе миры разрушатся». — Д-да… Знаешь, есть ещё кое-что, но это так, теоретическое предположение. Я подумал, ведь путешествия из будущего в прошлое невозможны. Изобретение, которым воспользовался Ватари из будущего, относилось к разряду запрещённых. Значит, оно вызывало некие последствия. Если рассуждать гипотетически, при скачке из прошлого в будущее никаких возмущений в пространственно-временном континууме случиться не должно. Вопрос заключается лишь в количестве энергии, которая потребуется путешественнику на преодоление временного разрыва. Это всё равно, как если бы кто-то выпал бы из потока жизни, а потом вернулся обратно. Но если пойти вспять, то получится рассогласование. Как мне кажется, мир должен расщепиться надвое в той точке, куда попал путешественник из будущего. Тот, кто воспользовался машиной времени, попадёт всего лишь в альтернативный мир, а мир, откуда он родом, должен продолжать существовать отдельно и с прежним прошлым. — Погоди, погоди! Даже если ты прав, души живущих нельзя расщепить пополам и растащить по двум измерениям! Или, думаешь, возникнут новые души? — Я думаю, вся эта ситуация с разделением миров неестественна, поэтому машина времени и считается запрещённым изобретением. Разделение одного мира на два — это крайняя мера, предохраняющая Вселенную от полного краха, но надолго её не хватит. Когда-нибудь начнётся перетекание энергии из одного мира в другой, они будут пытаться снова соединиться, хоть в какой-то точке, ибо они, по сути, единое целое. У людей станут возникать странные эмоции, воспоминания того, чего с ними никогда не происходило, а всё оттого, что да, выходит, каждого, словно расщепило пополам. — Получается, то, что мы сделали — я, Ватари, Цузуки — в итоге может привести к уничтожению мира?! — Боюсь, так и есть, — вздохнул Ватари. — Любопытно, Энма-Дай-О-сама в курсе происходящего? И если да, то почему он ничего не предпринимает? И ничего у шефа Коноэ обо мне не спрашивает, хотя догадывается, наверное, куда я порой телепортируюсь? Впрочем, это всё — лишь домыслы. Не бери в голову. Тебе и так о многом приходится беспокоиться. Я бы тоже, если б не знал всей предыстории, получив в руки чертёж машины времени, создал бы её и попробовал в действии. Так что тут никто не виноват. Давай сосредоточимся на двух задачах: как найти парный талисман и душу Асато-сан из этой реальности. Боюсь, спасти того Цузуки, которого знаешь ты, будет возможно, лишь если найдена вторая половина его души. Теперь молчать было бы преступлением. Ватари собирался помочь. Ладно, Бог с ним, пусть догадывается, о чём хочет. Да и есть ли смысл скрывать очевидное? И я отпер тот «ящик с секретом». — Я уже встречался с Цузуки из этого мира. — Когда?! — подскочил на месте Ватари. — Позавчера в Такаданобаба. Он искренне считал, что случившийся пожар — его вина. Он был в ужасном состоянии. Не помнил собственного имени. Не мог сказать, где живёт. Я привёз его сюда и целый час отпаивал горячим чаем. Вся еда в холодильнике… вообще-то для него куплена и приготовлена. Я полагал, он останется здесь, так как ему некуда было идти, но когда я утром проснулся, он уже ушёл. Я бегал по улицам, спрашивал у прохожих, не видел ли кто его? Цузуки как в воду канул. В полиции на него нет никаких данных. Вернее, я сделал запрос, и мне ответили: этот человек умер в 1926 году. Ватари, но он был здесь! Я держал его за руку! У него всё ещё человеческая аура, он не превратился в синигами! Впрочем, как и Цузуки из моей прежней реальности, он считает себя демоном, уничтожающим людей. И просил меня убить его, представляешь? — Это невероятно! — Ватари схватил меня за плечи. — Но если он здесь, в Токио, мы его найдём! Рассказывай все подробности скорее! — Я расскажу. Но почему его душа в ваших списках до сих пор числится пропавшей? Моя реплика заставила Ватари замереть на месте с полуоткрытым ртом. — Такого быть не должно. — Конечно, не должно! И если он не стал синигами, почему не состарился? Ведь некогда он рос и взрослел, как человеческое дитя … Нет, не хочу верить в его причастность к пожарам! И вообще… я иногда думаю, а если кому-то, владеющему сильной магией, нужно было, чтобы Цузуки считал себя убийцей и испытывал чувство вины? Ведь легче всего манипулировать тем, кто чувствует себя виноватым. Я могу ошибаться, но такая мысль часто приходила мне в голову. — Не будем отбрасывать эту твою версию, — кивнул Ватари. — А знаешь, — внезапно продолжил он, — если в этой реальности душа Цузуки-сан вдруг исчезла, не исключено, что кто-то ещё воспользовался машиной времени и прибыл сюда гораздо раньше сентября восемьдесят первого года. И этот предполагаемый «кто-то» изменил другую часть прошлого, с которой не соприкасался ты и Цузуки-сан. Тогда убийства людей, пожары, потери памяти — дело рук этого неизвестного, но он, если моё предположение верно, должен был присутствовать и в вашей реальности, творя нечто подобное. — Возможно. У нас иногда появлялись души, забывшие о том, кто лишил их жизни. Начиная с одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года, это были поголовно жертвы Кадзутаки Мураки. — Кстати, а что случилось с Мураки из твоего времени? — Он однажды пропал. Куда, как и почему — неизвестно, но смерти людей после этого всё равно не прекратились. И проклятие с тела Куросаки-кун не исчезло, наоборот, ему стало хуже. Он испытывал сильные боли. Пареньку стали являться мучительные видения о новорождённом мальчике, на которого нанесли проклятие, подобное тому, от которого он сам два года назад скончался. В конце концов, Куросаки-кун перестал узнавать кого-либо из нас. Это было, наверное, страшнее всего. Тогда-то Цузуки и решил сделать то, что сделал… — А не мог Асато-сан внезапно выяснить нечто важное, чего не знали вы все? Скажи, был ли момент, когда его поведение резко изменилось? Я задумался. — У него часто менялось поведение. Особенно после того, как ему снова пришлось столкнуться с этим… Прости, постараюсь сдерживаться. Да, был момент. Ещё до того, как Куросаки-кун заболел, Цузуки однажды ни с того ни с сего напился. Да, в принципе, он часто так поступал, однако на сей раз причин вообще не было. Ни единой. Я пришёл к нему поговорить и нашёл его в комнате вдребезги пьяным. Беседа не удалась. Цузуки довольно грубо выставил меня за дверь, сказав, что ему теперь даже черти из ада не помогут сдохнуть, а лучше б помогли. На следующий день он просил у меня прощения, но выглядел так, будто нечто раздавило его душу окончательно и бесповоротно. С тех пор улыбающимся я его вообще не видел. — Ага, — задумчиво кивнул Ватари, — вот тогда, вероятно, и случилось то, о чём он никому из вас не сказал. Наши предположения могут оказаться верными. — Но почему Цузуки не поделился проблемой с Куросаки-кун? Они же доверяли друг другу! — Боюсь, теперь мы вряд ли узнаем, в чём дело. А теперь расскажи про Цузуки-сан. Возможно, вместе мы сумеем предпринять что-то для его поисков? Разумеется, абсолютно всё я рассказывать не собирался, ибо тогда мне пришлось бы прямо на месте скончаться от стыда, забыв о том, что я синигами. Я поведал Ватари не совсем полную версию событий — просто исключил из своего рассказа один эпизод, заставлявший моё сердце до сих пор замирать. Губы Цузуки так близко… Танталовы муки. Нет, хуже. Но я должен сдерживать себя. Цузуки понимающе улыбается. «Наверное, я напоминаю тебе любимого из твоего прошлого? Поэтому ты и позаботился обо мне?» «Дело в другом. Если я скажу правду, ты сочтёшь меня безумцем». «Это я-то? Не знающий своего имени? Отнимающий человеческие жизни? Всё, что у меня осталось — кусок янтаря, который я ношу на запястье. Если я сниму его, мой разум канет в бездну. Я стою в шаге от погружения во тьму, Тацуми-сан. Мне ли считать тебя безумным?» «Тогда слушай. Я прибыл сюда из будущего, чтобы спасти любимого. Но тот, кого я люблю, не человек. Как и я сам. Итак, каков твой вердикт? Я безумен?» «Он знал о твоих чувствах?» — и бровью не повёл, когда я упомянул «другое время» и «не людей». «Я признался ему, но… Наверное, выбрал неудачный момент или не те слова, и меня отвергли». «Скорее всего, ты прежде был с ним неискренен. Он привык к твоей неправде и испугался истины. Вот почему, когда любишь кого-то, говори об этом прямо и сразу, потому что через минуту может быть поздно. Ты потеряешь любимого». И я повторил ему вслух почти те же слова, которые говорил давным-давно другому Цузуки. Но прежнее признание почему-то прозвучало совсем по-иному. Был ли я искренним? Надеюсь. По крайней мере, я не промолчал. И в данном случае это было честно.