***
Я вздрогнул и очнулся. Вокруг по-прежнему царила тьма, отливающая рубиновым отсветом. Откуда-то издалека слышались голоса — неразборчивые, пугающие, впивающиеся в измученный мозг. «Миры сдвинулись, — разобрал я среди них голос Ватари. — Возврата нет. Только ему подвластно… » Я начал оглядываться по сторонам, ища Ютаку-сан, но его нигде не было видно. «Опять примерещилось. Да что такое со мной происходит?» Предыдущий сон медленно улетучивался из памяти, и вскоре я не смог бы вспомнить, что именно так обеспокоило меня. Накатила невероятная слабость, словно меня накачали сильнодействующими лекарствами. Наверное, так выглядит ад, предназначенный для Богов Смерти? Да, скорее всего, я попал сюда в наказание за свой безрассудный побег в прошлое.***
В тот день военные, забрав пострадавших на обследование, разрешили мне пройти следом, ведь по легенде Мураки, я являлся его ассистентом. Трудно играть роль врача, имея нулевые познания в области медицины, но я, кажется, держался молодцом. По крайней мере, они ничего не заподозрили. К счастью, анализы пациентам делал не я, а персонал лаборатории. Врачи, посовещавшись, ввели пострадавшим какое-то лекарство, и люди стали приходить в сознание. Они были слабы и почти не воспринимали происходящее. Никто из пострадавших ничего не способен был рассказать о случившемся до комы. Несчастные едва вспомнили свои имена и место проживания. Черноволосый мужчина среднего роста с квадратным лицом и короткой бородкой махнул рукой и отдал приказ развезти людей по клиникам, с которыми, как он выразился, «была изначальная договорённость». Всем пациентам ввели успокоительное и погрузили на каталки. Последовав за военными, я увидел, как жертв эксперимента вывезли в нижний ангар, поместили в автомобили, очень похожие на машины реанимации, и все они через пятнадцать минут одна за другой покинули бункер. Тогда мужчина с бородкой приблизился ко мне и спросил: — Вы в курсе, что произошло с вашим сенсеем, Ито-сан? Мы не можем связаться с Саппоро из-за неблагоприятных метеоусловий. На линии помехи, поэтому установить факт пребывания доктора в восьмом филиале невозможно. Мы не думали, что Мураки-сенсей покинет нас столь поспешно. Я сглотнул ком в горле и с непробиваемым видом заявил: — Доктор подозревает, что у пациентки началась непредсказуемая реакция на введённый препарат. Поскольку на данный момент определить последствия сложно, он решил отправиться с ней. Бородатый задумчиво пожевал губами. — Наш томограф вышел из строя вчера. Давно у нас столь внезапно техника не ломалась. Ближайший аппарат действительно находится в восьмом филиале. Но всё-таки, скажите, почему Мураки-сан воспользовался запасным выходом для вылета в Саппоро, ведь экстренной ситуации не сложилось? — Не знаю, господин! — я вытянулся перед ним в струнку, стараясь подражать выправке военных. — Я всего лишь ассистент. Простите. — Ладно, скоро связь наладится, и мы всё узнаем, — задумчиво покивал бородач в форме. — Оставьте свои координаты у охраны и можете быть свободны. Думаю, сегодня ваши услуги не понадобятся. Последний вопрос: что у вас за телефон в руках? Я натянуто улыбнулся. — Мураки-сенсей оставил, чтобы я мог вызвать охрану в случае затруднений. — Дайте сюда. Понимая, что возражать не стоит, я без колебаний протянул мобильный бородачу. Он открыл его, понажимал какие-то кнопки, и, не найдя никаких данных, молча вернул телефон, после чего, не прощаясь, двинулся к выходу. «Про пострадавших лучше не спрашивать, — решил я. — Потом вместе с Ватари навестим их. Думаю, найти людей будет несложно после поднятой на телевидении шумихи с вирусом». Переместившись в Синдзюку Гоэн, чтобы немного успокоиться и собраться с мыслями, я остановился возле пруда с черепахами и стал наблюдать за тем, как голуби на дорожке суетливо подбирают остатки рассыпанного кем-то попкорна, беспорядочно размахивая крыльями и мешая друг другу. Мураки вдруг попрощался навсегда. Определённо, это его новая уловка! Он опять что-то задумал. Да теперь ещё у него появилась сообщница! Без сомнения, от этой парочки стоит ждать беды. Не успокоюсь, пока не выясню правду, несмотря на все предостережения доктора. Разве я могу сделать вид, будто ничего не произошло? Они забрали Микако-сан и что-то собираются с ней сотворить! Я не могу этого так просто оставить! Снова достав из кармана мобильный, я откинул крышку и задумчиво уставился на экран: «Неужели ты не пришлёшь мне никакого сообщения? Пришлёшь, я знаю, поэтому пока не стану ломать SIM-карту». Я даже не заметил, как возле меня остановился случайный прохожий — старичок с тростью в руках. Одет он был в тёмную шляпу с широкими полями и чёрное пальто. Повздыхав некоторое время, старичок обратился ко мне: — Осень-то в прошлом году какая ранняя была… — Простите, не заметил, — брякнул я первое, что пришло в голову. — А зря, молодой человек, — назидательно заметил старичок. — Природа лечит раненую душу. — Вы о чём? — я непонимающе уставился на благожелательно улыбавшегося дедулю, опершегося обеими руками о набалдашник трости. — Разве ваше сердце не ранено? — Вовсе нет. — Но, похоже, что вы запутались, — и старик кивнул на раскрытый мобильный телефон в моей ладони. — Хотите решиться на что-то, но не знаете, с какой стороны подступиться. Молодость и недостаток опыта всегда идут рука об руку. Я тоже когда-то сомневался, терялся… Ох, ясно. Старичок, скорее всего, живёт один, а в парк приходит для того, чтобы пообщаться с хоть кем-нибудь. Сегодня вот встретил меня. Надо спокойно объяснить ему, что я в утешениях не нуждаюсь и завершить беседу парой-тройкой ничего не значащих фраз. — На самом деле я не так уж и молод. И редко в чём-то сомневаюсь, поэтому… — Знаете, юноша, — склонил голову набок старичок, — труднее всего признать не то, что тебя предали, а то, что любишь недостойного человека. Но любовь не знает условностей и социально одобряемых причин. Она парадоксальна. Хотите, расскажу одну историю? — Вообще-то я тороплюсь … — Послушайте. Это недолго. — Хорошо, — я сдался. — Один полицейский был влюблен в прекрасную преступницу. Однажды без раздумий девушка выстрелила в напарника полицейского во время задержания. Пострадавший скончался в больнице. А тот, кто любил девушку, дал ложные показания в пользу любимой. Все его коллеги догадывались о том, что, скорее всего, он солгал, хотя прямых доказательств его лжесвидетельства не было. Но вся история не могла не сказаться на отношении коллег к тому мужчине. Да он и сам казнил себя за свою ложь и предательство по отношению к напарнику. В конце концов, полицейскому пришлось уволиться. Это был абсолютный конец его карьере. Спросите, отплатила ли ему долг девушка тем, что стала честной? Мой ответ «нет». Спустя полгода её поймали и отправили за решётку, а тот мужчина продолжал любить ее. Она вышла из тюрьмы и продолжила совершать ограбления, связавшись с шайкой бандитов, а он всё думал о ней. В конечном итоге, волей случая эти двое снова встретились. Мужчине пришлось принять её такой, какая она есть. И некоторое время они были счастливы, насколько это возможно, конечно, при данных обстоятельствах, но их совместная жизнь продлилась недолго. Через два года девушка погибла. Бывший полицейский прожил один до глубокой старости, подрабатывая продавцом в книжном магазине. Не женился, не завёл детей. Даже близких друзей у него не появилось. Была ли его любовь манией, навязчивой идеей, одержимостью, как полагаете? — Да разве мне его судить?! — вырвалось у меня. — Видите, — удовлетворенно качнул головой старичок. — Зачем судить, если все мы не идеальны? Но скажите, в чём вы вините вашу возлюбленную? — У меня нет возлюбленной. Старичок понимающе усмехнулся. — Значит, есть любимый. — С чего вы взя… — Молодой человек, — покачал головой старичок. — Я вам не судья и не советчик. Просто решил рассказать о своей жизни. Возможно, вам это полезно будет, а, возможно, нет. Только знайте, осуждение и любовь — разные вещи. Осуждает ум. Любит сердце. Они между собой никогда не придут к согласию, но только через сердце человек может быть счастлив. Ум — бесплодная пустыня. Осуждая, заблудишься в ней навсегда. — По-вашему, надо забыть о загубленных душах?! — выпалил я и прикусил язык. И зачем я ляпнул такое? Проклятие, как же у меня в голове всё перепутано! Дальше некуда! Пора срочно возвращаться в Мэйфу, а то я сейчас наболтаю лишнего. — Со смертью смириться нельзя, но я сейчас говорю о другом. Любовь, приходя в чьё-то сердце, не спрашивает, достоин ли её твой избранник. Неужели Господь, посылающий любовь, менее мудр, чем мы, мучающие себя мыслями о том, кто чего достоин? — и старик отечески похлопал меня по плечу. — Ты хороший, сынок. Желаю тебе поскорее разобраться в себе и стать счастливым. И, приподняв над головой шляпу в знак прощания, он пошёл по аллее прочь. Подождав пока он отойдёт подальше, я огляделся вокруг. Никого. Сунув телефон в карман, я скрылся за стволом ближайшего дерева, а оттуда телепортировался в Мэйфу.***
Судя по тому, как другие синигами отреагировали на моё возвращение, увидеть меня в добром здравии почти никто не ждал. Шеф Коноэ с подозрительно увлажнившимися глазами выслушал мой доклад о происшедшем, после чего обернулся к Тацуми и попросил того в ближайшие дни поискать информацию о леди с кинжалом. У Сейитиро заметно дрожали руки, когда он зачем-то начал перекладывать с места на место папки с отчётами. Один Ватари не пытался изображать сдержанность. Он кинулся ко мне и крепко обнял, похлопав по спине: — Поздравляю! Ты спас пострадавших и сумел вырваться из лап маньяка! Ты невозможно крут, приятель! — Не так уж и крут, — печально вымолвил я. — Мураки сам решил отпустить своих жертв. К тому же спасены не все, — добавил я. — Микако-сан была похищена той странной сообщницей доктора, похожей на демона или сильного тёмного мага. — Расскажи поподробнее о той даме, — взволнованно попросил шеф. — Ей примерно двадцать два года. Волосы тёмно-каштановые, глаза золотисто-зелёные. Носит на шее старинный кинжал с таким… треугольным лезвием. Она запросто справилась с Бьякко, загипнотизировав его. Монстры Мураки тоже её слушаются. Да, забыл сказать: Мураки что-то сотворил с Микако-сан перед тем, как её похитили. Кажется, Микако стала наполовину демоном, как я. — Ну, твоё полудемоническое происхождение ещё не доказано, — загадочно вымолвил Ватари и не успел я уточнить, что он имеет в виду, как Ютака добавил. — Но об этом позже. Сейчас надо потрудиться найти логово этого вивисектора, чтобы вернуть девушку родственникам в добром здравии. — Да, — уныло отозвался я, — только не представляю, откуда начинать поиски. — А ты ступай, прими душ, отдохни. Глядишь, к завтрашнему дню проблема начнёт рассасываться… — Каким образом? — я в недоумении поднял глаза и увидел, как Ватари, Тацуми и шеф обмениваются многозначительными взглядами. — Вы что, собрались помогать? — А то нет! — широко ухмыльнулся Ватари, подмигивая мне. — После того, как ты провернул такое немаленькое дельце в одиночку, неужели мы не поспособствуем в остальном? Плохо же ты о нас думаешь! В общем, отдыхай. И — да, имей в виду: тебя в твоей комнате кое-кто ждёт. Правда, он очень устал. Не спал всю прошлую ночь … Ты уж не буди его. Или нет, разбуди! Думаю, он будет рад тебя видеть. Слёзы невольно навернулись мне на глаза, и чтобы мои друзья ничего не заметили, я быстро телепортировался к себе. Десяток вкуснейших пирожных и две упаковки коричных рулетов, лежащие на столе, сразу бросились в глаза, стоило только оказаться в комнате. И ещё — идеальная чистота вокруг. Ни пылинки. Хисока спал на моей кровати, уткнувшись носом в подушку, свесив ноги с края кровати. О, стыд на мою голову: похоже, он в одиночку прибрал весь тот кошмарный хаос, который царил здесь. Туго ему пришлось, учитывая, что на уборку комнаты я тратил не больше десяти минут в неделю с того момента, как попал в Мэйфу. Я осторожно приблизился и дотронулся до волос Хисоки. Мой напарник что-то пробормотал сквозь сон, перевернулся на спину и открыл глаза. Несколько секунд он, не моргая, смотрел на меня, а потом подскочил на кровати и повис на моей шее. — Идиот, — зашептал Хисока мне на ухо. — Ещё раз сунешься в самое пекло один — собственноручно прибью! Найду способ. — Не сунусь, не сунусь… — Поклянись! Я поклялся всеми известными мне богами, чтобы успокоить его. — А теперь рассказывай, что было! — нетерпеливо потребовал Хисока. — Я хочу знать, как ты спас людей и как сбежал от этого психа. — Моей заслуги тут нет, — признался я с тяжёлым вздохом. — Мураки сам решил отпустить людей. Он ввёл им сыворотку обратного действия, и они пришли в себя. — Мураки по доброй воле отпустил людей?! — у Хисоки округлились глаза. — Знаю, это звучит невероятно, но — да, отпустил. — Стало быть, теперь за тобой значится такой долг, что весь кредит у Графа за истекшие десятилетия покажется сущей мелочью, — «порадовал» меня Хисока. — Не хочу даже думать об этом! — я зажмурился и резко встряхнул головой, пока моё богатое воображение не нарисовало каких-нибудь живописных картин. — По крайней мере, люди остались живы. Остальное не важно. — И как они себя чувствуют? — взволнованно спросил мой напарник. — Пришли в сознание, но, увы, ничего не помнят. Впрочем, думаю, это к лучшему, учитывая, через что они прошли. Их отправили в разные клиники. А одну девушку, Микако-сан, надо выручать. Мураки забрал её с собой. Он собирается с её помощью возродить тело своего брата Саки. — Чокнутый маньяк, — вынес свой вердикт Хисока. — Ватари, Тацуми и Коноэ-сан думают так же. Они пообещали мне помочь найти Микако-сан. — И я присоединюсь! — тут юноша внимательнее пригляделся к моей одежде и беззвучно ахнул. — Святые угодники! Ты где ночевал?! — В парке. — Естественно, любимое место. Быстро в душ! Я послушно подчинился. Вошёл в душевую кабину, скинув одежду на пол, залез под струи воды, смывая с себя всю усталость последних часов. Мысли прочь. Я — дома. И совсем скоро, когда мы разыщем Микако-сан, всё будет просто отлично. По крайней мере, я буду в это верить. Вода стекала по коже тёплыми струями, оживляя каждую клеточку тела. Никакой горячки, никакого безумия. Я успокоюсь, возьму себя в руки и приду в норму. Ведь можно взять собственные мысли под контроль? Можно, конечно. И я так сделаю. Закончив ополаскиваться, я завернул кран, вытерся, накинул на себя юката, и вышел из ванной. Хисока ждал меня, сидя на том же месте. — Чай будешь? — спросил он. — Чуть позже, спасибо. — И даже пирожные не хочешь? Специально ведь для тебя покупал! Или закажем ужин? — Согласен, — улыбнулся я. — Сейчас отдышусь, а потом закажем ужин и наедимся до отвала. — Расскажи подробнее о том, что случилось в лаборатории. Я поведал Хисоке о происшедшем, не упоминая, разумеется, о поцелуе и странном поведении доктора в последний момент перед исчезновением. Вряд ли бы мой напарник проникся этой частью истории. В процессе рассказа я почувствовал зверский голод и очень быстро умял все сладости, которые лежали под рукой. — Ты хоть запивай иногда, — дружески посоветовал Хисока, наблюдая за тем, как я дожёвываю коричный рулет вприкуску с очередным пирожным. И тут я опомнился. — Неужели я опять всё съел?! Ужас! Надо купить чего-нибудь и для тебя. Я сейчас! До магазина и обратно! — Стой, — Хисока вдруг вцепился в рукав моего юката. — Ты наелся? — До следующего приёма пищи, — попытался отшутиться я, но мой напарник даже не улыбнулся. — Тогда не уходи. Не сейчас. Он встал и приблизился ко мне, наклонился и коснулся моих губ, сначала осторожно, потом уверенно, пытаясь растормошить меня — утомлённого, уставшего. Что-то изменилось. Будто нечто, сдерживавшее и заставлявшее юношу прежде вести себя робко, исчезло. Это пугало и возбуждало одновременно. Проведя пальцами по моим волосам, Хисока решительно потянулся к узлу оби. Слегка ослабил пояс, а затем его ладонь скользнула под мягкую ткань. Он провёл кончиками пальцев по моему бедру, будто нарочно дразня, обогнул занывший пах и двинулся вверх к животу, прикоснулся к моей груди и только после этого медленно спустился ниже, накрыв ладонью то, что уже давно жаждало прикосновений. Я сидел, не имея сил шелохнуться, и не узнавал своего напарника. Он никогда не вёл себя столь смело, несмотря на то, что наши отношения в последнее время вышли за рамки дружеских. — Ты чудесный, — вдруг выдохнул Хисока. — Лучший на свете. Перед внутренним взором замаячила опасная черта потери контроля. — Не надо… — Скажешь, будто совсем ничего не хочешь? — Хисока обиженно поджал губы и добавил. — Но я не поверю, потому что отчётливо чувствую прямо противоположное. Он, безусловно, чувствовал, даже без использования эмпатии, учитывая, где в данный момент находилась его рука. — Твои страх и неуверенность ранят меня гораздо сильнее, — заметил вдруг Хисока. — Неужели ты не можешь позволить самому себе хоть ненадолго расслабиться? — Но если… Хисока прижал указательный палец к моим губам. — Прекрати. Не думай ни о чём. Просто делай то, что тебе хочется. Я привлёк его ближе и положил обе руки ему на талию. Забрался пальцами под край его футболки и коснулся спины. — Можно? Он кивнул. Тогда я расстегнул его джинсы и помог ему снять их. Я догадывался, что мой напарник отлично сложен, несмотря на свою худобу. Так и оказалось. Узкие бёдра, плоский живот, подтянутые ягодицы … Совсем юный. Хисока мог влюбиться в кого-то другого и быть гораздо счастливее. Что же такого он нашёл во мне, старом, уставшем от жизни идиоте? И даже в таких делах мой опыт нельзя назвать богатым. Не разочарую ли я его? Медленно провожу пальцами по напряжённой плоти, слегка сжимаю ладонь… Не торопиться. Ни о чём не думать. Забыть весь мир. Смотреть на него. На полуоткрытые губы, трепещущие ресницы. Впитывать тепло, чувствовать его движения, тянуться к нему, когда он пытается прижаться ко мне и поймать мои губы своими. Наши обнажённые бёдра соприкасаются, и от этого только острее становится наслаждение. Я изо всех сил сопротивляюсь тёмной волне, которая плещется на дне души. Сильная, неуничтожимая. Если подчиниться ей, то … Усилием воли заталкиваю темноту подальше. Усаживаю Хисоку к себе на колени. Он обнимает меня за шею рукой, другой продолжая ласкать меня. Его прикосновения неуклюжи, но чертовски приятны. Через некоторое время дыхание юноши становится прерывистым. Он слегка прикусывает мне мочку уха. Совсем не больно. «Лучше бы болело…» А потом резко вздрагивает и обессиленно прижимается ко мне. Я украдкой вытираю влажные пальцы о край своего юката, игнорируя внезапно возникшее желание поднести их ко рту и попробовать на вкус. Хисока молчит, пытаясь отдышаться, потом поднимает голову и вопросительно заглядывает мне в глаза. Я улыбаюсь: — Хорошо было? Он смущённо отворачивается и тихо бормочет: — Здорово. И вдруг замечает, что со мной дело далеко не окончено. Соскальзывает с моих колен, и прежде чем я успеваю что-то сказать, его губы обхватывают меня… О, нет! «ДА!» Опасная темнота бурлит внутри, грозя прорваться лавиной. Влажно, горячо. «Прекрасно!» Запрокидываю голову. Рука сама собой тянется к его затылку, чтобы прижать крепче. Глубже! Дальше, полностью, целиком! «Остановись! С ним нельзя так», — цепляюсь за голос собственного разума, который ослабевает с каждой секундой. Как давно к моему телу никто не прикасался! Чудовище внутри изголодалось. Я слишком слаб, чтобы противостоять ему… Паника. Наслаждение. Экстаз. Вспышка света под сжатыми веками и громкий, судорожный вскрик. Не узнаю собственный голос. Придя в себя, наклоняюсь, сползаю со стула, обнимаю Хисоку за плечи, испуганно заглядывая ему в глаза. — Ты в порядке? Можешь побить меня. Хоть убей совсем! О боги, я извращенец. Хакушаку по мне плачет. Хисока долго молчит. Затем отстраняется и несмело спрашивает: — Скажи, тебе хорошо было? А то я почему-то совсем не воспринимал твои эмоции. Так странно… Смеюсь от облегчения, глажу его по голове, взлохмачивая светлые волосы. — Да ты все мои сто-лет-назад уснувшие рефлексы разом разбудил! Не надо было так спешить. Мы же договорились продвигаться вперёд медленно и постепенно, чтобы не навредить тебе. — Ты хотел этого, — откровенно заявил Хисока. — Не отрицай. Ты хотел именно того, что случилось. Думал об этом. Интересно, какого цвета сейчас моё лицо? «Японский клён осенью», не иначе. — Как-нибудь бы перебился. — И часто ты вот так по жизни перебиваешься? Невнятно мычу, ибо не знаю, что ответить. — Больше никаких «как-нибудь», — категорично заявляет Хисока. — Отныне мы вместе и будем прислушиваться к желаниям друг друга. — Я боюсь за тебя. Из меня всякая депрессивная пакость в избытке выплёскивается каждый день, а в такие моменты я вообще превращаюсь в поток негатива. По моей вине ты будешь снова чувствовать боль. — А я обещал, что научусь её терпеть. И уже начинает получаться, как видишь. Что ему возразить? Мои доводы исчерпаны, и я просто с благодарностью целую Хисоку. — Спасибо, малыш.***
Стоило Ватари убедиться в том, что со спасёнными людьми всё в порядке и попытаться выяснить, куда делся Мураки, мы узнали прелюбопытную новость: по данным муниципалитета Токио доктор считался скончавшимся месяц назад. По факту его смерти был выдан сертификат соответствующего образца, проведена процедура кремации и похороны. Сакурайджи Укё-сан получила в наследство имущество доктора за исключением нескольких личных вещей Мураки, отправленных в Киото на имя Ории Мибу. Мы в гробовом молчании изучали данные отчёта в комнате у Ватари. — Этого не может быть, — наконец, прошептал Хисока. — Мураки жив, поскольку моё проклятие всё ещё не исчезло! — И свеча доктора во Дворце Графа по-прежнему горит, — задумчиво прибавил Тацуми. Ватари хмыкнул и, потерев подбородок, предложил ещё раз проведать Мибу-сан. У меня сразу зародилось паршивое предчувствие, что попытки поговорить с Укё-сан или Орией в данном случае ни к чему не приведут. И оказался прав. Мы разыскали дом семьи Сакурайджи и, позвонив в дверь, представились коллегами Мураки по работе. Заплаканная Укё, оказавшаяся симпатичной девушкой, похожей на ребёнка, с отчаянием в голосе попросила нас уходить, сославшись на то, что ей сейчас тяжело, и она не хочет никого видеть. Пришлось удовлетворить её просьбу. Мы телепортировались в Киото, но там натолкнулись на такое же нежелание Ории разговаривать с нами. Мибу-сан прислал вместо себя служанку, которая вежливо посоветовала возвращаться туда, откуда мы пришли. По меткому выражению Ватари, нас «корректно послали на Хоккайдо». — Дела плохи, — заключил Тацуми. — Так мы не разберёмся в происходящем. Надо спросить у Графа, что бы всё это значило. И мы отправились во Дворец Свечей, забыв золотое правило: если день с утра не заладился — не лезь напролом, дождись лучших времён. Хакушаку-сама вместо ответа на наш вопрос предложил, обращаясь лично ко мне, простимулировать его мыслительные способности. Я в ужасе отказался. Тогда Граф картинно рухнул на диван и пожаловался на внезапно подскочившее давление. Ватсон царственно выпроводил нас вон, после чего — я подглядел через окно — поспешил с чашкой горячего чая к своему хозяину. Пришлось вернуться в Мэйфу ни с чем. В комнате Ватари мы с Хисокой и Тацуми-сан долго обсуждали происшедшее, однако ни у кого из нас не родилось ни единой идеи по поводу того, зачем Мураки решил снова прикинуться мёртвым, и каким образом ему удалось устроить самому себе похороны задним числом. Попытки выяснить, не появился ли на следующий день после «кремации» доктора где-нибудь на планете Земля мужчина тридцати с небольшим лет, чудом миновавший стадию ребёнка, подростка и юноши, не привели ни к чему. — Будем ждать дальнейших событий, — подал здравую мысль Ватари. — Мураки обязательно выдаст себя. Тогда мы и вычислим его местонахождение. Я не согласился с подобным планом действий, напомнив Ютаке, что Мураки может выдать себя только одним способом — серийными убийствами. Ватари возразил, что всё равно нет другого пути отыскать закоренелого маньяка. Надо ли говорить, что после слов Ютаки я мгновенно утратил своё недавнее спокойствие. Ровно через неделю в ряде городов Европы от разных причин начали умирать люди, чьи души попадали в Мэйфу не сразу, а спустя несколько дней после смерти. Люди не помнили ничего, включая собственные имена. Если бы не этот маленький штрих, заподозрить причастность к их смертям кого-то, обладающего магическими способностями, было бы невозможно. Однако, сложив все факты, Ватари сделал следующий вывод: — Какой-то сильный маг выкачал энергию из этих людей. Но для чего? Никаких закономерностей в датах и местах смерти не прослеживалось. Двое случайных свидетелей утверждали, будто видели рядом с погибшими незадолго до их смерти темноволосого мужчину, чьего лица они не сумели разглядеть. К сожалению, именно в тот момент, когда мы стали пытаться разыскать больше информации об этих случаях, Энма-Дай-О-сама через шефа Коноэ срочно распорядился отправить Тацуми и Ватари в дом семьи Куросаки для расследования происходящих там событий. Тацуми незадолго до отбытия поделился со мной новостью, но взял с меня слово, что я не расскажу ничего своему напарнику, чтобы не травмировать его лишний раз. Оказывается, Куросаки Руй после смерти сына вскоре забеременела снова, однако почему-то до сих пор не могла родить. — Беременность, продолжающаяся почти два года, это ненормально, — говорил Тацуми с озабоченным видом. — Пусть я ничего не понимаю в женской физиологии, но такого просто быть не может! Надеюсь, Ватари разберётся, что к чему. Я пожелал им обоим удачи, а на следующий день попытался самостоятельно продолжить расследование смертей в Европе, но внезапно шеф Коноэ вызвал нас с Хисокой к себе и завалил бесполезной работой, связанной с сортировкой старых отчётов. Мы оба недовольно заворчали, что архивом уже занимаются Гусёу-сины, но шеф был непреклонен. Когда Хисока вышел из кабинета, получив свою часть задания, Коноэ-сан вдруг остановил меня и, деликатно кашлянув, сказал: — Цузуки-сан, забудь про происходящее за пределами Японии. Европа находится вне юрисдикции отдела. Другие департаменты займутся теми случаями. Несмотря на мою «невысокую скорость мыслительных процессов», как недавно выразился Мураки, я мгновенно сообразил: кому-то невыгодно, чтобы мы продолжали расследование. Кому? Коноэ-сан? Вряд ли. Наш шеф получает указания напрямую от Энмы-Дай-О-сама. И почему вдруг высшему руководству стало совершенно не важно, будет ли пойман Мураки? Подозрительно, очень подозрительно… Тем вечером я снова телепортировался в Киото и сделал очередную попытку вызвать Орию на откровенный разговор. Однако, к величайшему удивлению, натолкнулся на плотный магический барьер вокруг «Ко Каку Ро». Я не сумел пробиться внутрь, а вызов шикигами в данном случае явно рассматривался бы как превышение служебных полномочий. Наутро меня опять вызвал шеф и сурово произнёс: — Я думал, ты поймёшь намёк, Цузуки-сан, но вижу, что ошибался. Отныне у тебя на компьютере больше нет выхода в сеть, и до моего особого распоряжения ты не имеешь права телепортироваться на Землю. Если Хисока-кун по твоей просьбе начнёт искать какую-либо информацию о смертях людей в Европе, с ним поступят аналогично. — Но шеф… — начал я. — Это всё! — впервые я услышал, как Коноэ-сан повысил голос. — Прекрати свою самодеятельность с расследованием того, чего тебе не поручали! Понял?! Обида захлестнула меня, но я справился с дыханием и только ответил: — Слушаюсь, — после чего быстро вышел из кабинета. Разумеется, я тут же рассказал всё Хисоке. Мой напарник безмерно поразился такому поведению шефа, однако у него тоже не возникло версий того, почему Коноэ-сан вдруг так поступил. — Похоже, у Мураки внезапно объявились союзники в Мэйфу, да ещё среди высшего руководства! — возмутился Хисока. — Если так пойдёт дальше, нам, возможно, вскоре придётся обороняться от тех, кого мы сегодня считаем коллегами и друзьями. И если такое однажды произойдёт, я хотел бы уметь защитить нас обоих, а для этого мне нужно приручить сильного шикигами, чтобы в случае надобности прикрыть твою спину. — Если ты собираешься в Генсокай, я пойду с тобой! — Конечно, мы отправимся вместе, лишь бы нам разрешили, потому что происходящее в последнее время мне не нравится. Особенно безосновательные ограничения твоей свободы. Надо ли говорить, что и мне эти события совершенно не нравились. Просто совсем. Грело душу лишь одно: мы с Хисокой в последние две недели проводили много времени вместе и при этом почти не ссорились. Так, совсем по мелочи и больше в шутку, чем всерьёз. Однако моего напарника что-то терзало с того самого дня, когда мы впервые стали близки. — О чём задумался? — спросил я, когда мы, расслабленные и удовлетворённые, лежали, обнявшись, на диване в моей комнате. — Я уже наскучил тебе? — Глупости несёшь, — Хисока улёгся затылком на моё плечо. — Просто я каждый раз чувствую: тебе хочется большего. Я напрягся. — Всё хорошо, — поспешно уверил я Хисоку. — Я вполне доволен тем, что есть. — Ты обманываешь самого себя. Забыл про мои способности? Иногда мне удаётся поймать отголоски твоих фантазий, и они гораздо более красочны, чем-то, что в действительности происходит между нами. И твои сны … — Не надо! — занервничал я. — Надо, — упрямо продолжил Хисока. — Неужели я должен сделать вид, будто не замечаю ничего? Ты продолжаешь видеть сны, где между тобой и ним происходит всё то, чего тебе не хватает наяву со мной… — Мне всего хватает, правда! А насчёт снов, — отчаянно пытался оправдаться я, — ты даже не представляешь, насколько они мне ненавистны! Я не лгу! — Знаю. Ты пытаешься отвергать их, потому что боишься собственных желаний. Я думаю, образ Мураки в твоих снах — это просто фантазии, которые ты хотел бы реализовать. И если бы я был способен дать тебе то, чего ты хочешь, те сны исчезли бы. Но я пока не могу. Ты подождёшь ещё немного? — Хоть целую вечность! — Прости, — снова добавил Хисока, глядя в потолок комнаты. — Я не могу перестать ненавидеть этого человека. Он отравил мне не только последние годы жизни на Земле, но и существование после смерти, и даже отношения с тобой. Достаточно было одной ночи … Я замер, подозревая, что сейчас услышу нечто непереносимо болезненное. Так и случилось. Хисока продолжал: — В полнолуния по статистике совершается гораздо больше убийств, чем в другое время, но я этого тогда не знал, конечно. Светловолосый мужчина стоял под сакурой и держал в объятиях убитую им женщину. Заметив меня, он отшвырнул тело в сторону, словно ненужный хлам. Женщина рухнула на землю. Страх сковал меня, и я застыл на месте вместо того, чтобы бежать. Так решилась моя судьба. Убийца приблизился и, усмехнувшись, промолвил: «Как жаль. Такой красивый мальчик сейчас умрёт…» Я хотел сказать Хисоке, чтобы он прекратил мучить себя, вспоминая это, но потом другая мысль посетила меня: а если ему надо выговориться? Он столько времени держал всё в себе, и, наконец, решил поделиться. Неужели и я не наберусь мужества выслушать его? В любом случае ему сейчас нужна моя поддержка, раз он заговорил о самом жутком эпизоде своей жизни. — Скрутив мои запястья, убийца прошипел мне в лицо: «Знаешь, рука не поднимается искромсать такое восхитительное тело. Умирай же медленно, став моей марионеткой!» Я дрожал, но по-прежнему не мог и шевельнуться. «Извини, — сказал убийца, погладив меня по щеке, — длинный магический ритуал проводить некогда. А для сокращённого достаточно тесного физического контакта. Понимаешь, как проще всего подобное осуществить?» Я не понимал. Догадался лишь, когда он разорвал на мне юката, разделся, перевернул меня на живот и сам лёг сверху, крепко сжав мои бёдра своими. Его нож вспорол кожу на моей спине, нанося магические символы, и одновременно я почувствовал, как его пальцы, проникнув в моё тело, разрывают меня изнутри… Я вскрикнул. Как я мог хоть одно мгновение испытывать влечение к этому недочеловеку, способному совершить такое с тринадцатилетним подростком? — Он… изнасиловал тебя?! «Господи, я кретин! Да разве то, что уже рассказано, не насилие?» — Собирался, — медленно произнёс Хисока, — но потом заявил с циничной ухмылкой, что я его совершенно не возбуждаю. Затем заставил меня выпить своей крови, разрезав себе сгиб локтя и приложив рану к моим губам. Это было омерзительно, тошнотворно! Когда же нанесение узора на моё тело завершилось, Мураки прочёл какое-то заклятье. Символы вспыхнули и погасли, став невидимыми. А затем этот маньяк с усмешкой вытер руки моей одеждой, подобрав её с земли, и сказал, что я скучный мальчишка, и что он ожидал получить большее удовольствие от игры. Утром меня, бесчувственного, нашли под сакурой слуги и принесли в дом. Кажется, я так и не пришёл в сознание до дня смерти. Я прижал Хисоку к себе, едва удерживая слёзы, готовые хлынуть из глаз. — Как ты выдержал? — шептал я. — Как вообще можно после такого не утратить рассудок?! — У меня выбора не было, — буркнул Хисока. — Я долгое время жил, как бесчувственная кукла. Потом попал в Мэйфу. К счастью, я сначала совсем ничего не помнил о той ночи. Память вернулась после расследования нашего с тобой первого дела в Нагасаки. Мне её вернул мой убийца. А сейчас я рассказал тебе всё, чтобы этот псих не имел больше власти над моей душой. Обещаю, однажды я сумею преодолеть себя, и у нас с тобой начнутся совершенно иные отношения! — Я никогда не попрошу ничего, что причинило бы тебе боль, — уверил его я. — Не нужно себя мучить и принуждать к чему-то! — Но я хочу узнать, что такое настоящая близость с тобой! — Мы и так близки, — успокоил я его. Хисока вздохнул. — Ты по-прежнему воспринимаешь меня как друга… — Разве это плохо? — улыбнулся я. — Не плохо, но… Значит, не будь моей инициативы, ничего бы между нами не началось? Я задумался. Кажется, Хисока был прав. Первым я точно никогда бы не решился изменить наши отношения. — А если бы я сейчас передумал и решил снова стать тебе просто напарником, не объяснив, в чём дело? — Хисока повернулся ко мне. — Ты бы легко согласился? — Я бы принял твоё решение. Разумеется, не сразу, но я бы согласился с тем, чего ты хочешь. — Это слишком легко, — печально констатировал Хисока. — Ведь если бы я решил, например, завтра удрать на край света, предварительно сообщив, что не желаю тебя больше видеть, я уверен, ты бы нашёл меня и притащил обратно, чтобы выяснить, в чём дело. — Притащил бы, — согласился я с его утверждением. — Но это естественно! — Да, — в голосе Хисоки слышалась грусть. — И так же естественно не позволять запросто отбирать у себя то, что некогда было твоим. Ладно, давай отдыхать, — и он перевернулся на другой бок. — Завтра дел полно. Я обнял Хисоку за плечи и уткнулся носом в его плечо. Если бы можно было просто лежать так рядом и ни о чём не думать… Но нет. Мысли невольно приходили одна за другой, принося в сердце боль, раскаяние и презрение к самому себе.