Амулет синигами

Вопреки моим ожиданиям шеф не отказал Хисоке в его просьбе, и Вакаба открыла для нас врата Сузаку. Если не считать небольшой неприятности, заключавшейся в том, что в процессе перемещения мы разделились и прибыли в Генсокай порознь, а потом Хисока заблудился и попал под горячую руку Сорю, всё прошло, как по маслу. В честь нашего появления шикигами закатили знатную пирушку, на которой я и Сузаку снова переусердствовали, выпив почти всё доступное сакэ. Результат был до боли предсказуем: наутро у меня раскалывалась голова, и я испытывал непреодолимое чувство стыда перед Хисокой. Помню, как мой напарник стоял посреди комнаты и с молчаливым неодобрением взирал на мои неудачные попытки сползти с кровати и доковылять до ванной. Затем минут пять мне не удавалось понять, где искать воду. Наконец, Хисока сжалился надо мной, оттеснил в сторону, взял стоящий поблизости расписной кувшин и полил мне на руки со словами: — Похоже, и с этим придётся мириться. Если ты не повзрослел за сотню лет, надеяться не на что. Я обречённо вздохнул. Мой напарник был кругом прав. Я действительно безнадёжен. Желая сгладить произведённое негативное впечатление, я, протрезвев, решил рассказать Хисоке о живущих в Генсокай шикигами, чтобы помочь определиться с тем, кого он хотел бы получить себе в помощники. В объяснениях я не преуспел. Несмотря на то, что я убеждал Хисоку не соваться сразу к сильным шикигами, моего упрямого малыша понесло именно в сторону наибольшей опасности — в пустыню Фуйю к Курикаре Рюо. Речи, разумеется, не могло идти о том, чтобы Король Драконов подчинился кому-то. Курикара был одиночкой и не нуждался в хозяине. После встречи с ним Хисока получил серьёзные раны и едва не погиб. Его спас тэнгу по имени Кодзиро, а выходили сородичи последнего на горе Курама. Они и сообщили мне о местонахождении моего напарника. Вместе с Бьякко я прилетел туда и забрал Хисоку в Небесный Дворец. Юноша был крайне подавлен. Я пытался успокоить его, убедить, что позже он обязательно найдёт себе шикигами, просто идея завоевать Курикару или подружиться с ним была далеко не самой удачной. Я тоже не сумел найти подход к Королю Драконов в своё время и здорово схлопотал на орехи. К вечеру мрачный Хисока немного оттаял и разговорился, рассказав мне о том, как он приручил Рико и как тот вскоре погиб от руки Курикары, о ранении Кодзиро… В обеих трагедиях мой напарник винил исключительно себя. Как знакомо мне это было! Если бы я только что-то мог придумать, чтобы избавить Хисоку от чувства вины… Но мои неуклюжие утешения не возымели действия, поэтому, отчаявшись добиться хоть чего-то с помощью слов, я просто обнял юношу и улёгся с ним рядом, согревая теплом своего тела. Когда в конце концов Хисока заснул, я поднялся с кровати и отправился бродить по замку, чтобы справиться с собственными тревожными мыслями. Очень сильно хотелось надраться в стельку, и я даже знал одну пышногрудую брюнетку, которая не отказалась бы составить мне компанию в этом начинании, но затем я представил себе, какими глазами на меня посмотрит завтра Хисока, и отказался от своей затеи. Через некоторое время, блуждая по верхним этажам, я, к великому изумлению, наткнулся на Тоду. Он сидел, забравшись с ногами на подоконник, в одном из пустынных коридоров и с медитативным бесстрастием взирал на пейзаж за окном. — Скверные дела, — произнёс он, не оборачиваясь, когда я приблизился. — Говорят, Курикара сбежал из своего заточения в пустыне. К тому же в Генсокай чёрных дыр стало больше, чем всех шикигами, вместе взятых. Сорю-сама предполагает, что конец света близится. И, боюсь, он прав. Тёмный змей обернулся и взглянул на меня глазами, в глубине которых мерцал золотисто-алый свет. — Садись, — Тода спустил ноги вниз и указал мне на освободившееся место рядом. Я присел на краешек. — Прости за прямолинейность, хозяин, но тебе бы, чем напиваться, объедаться и дрыхнуть, лучше озаботиться мыслью о том, чью сторону ты примешь в грядущей заварухе. Кажется, кровопролитная свалка неизбежна. — Я буду на стороне людей. И друзей в обиду не дам, — отозвался я. Тода ободряюще похлопал меня по руке. — Даже если ты решишь превратить Мэйфу в пепел и вызвать Хаос к жизни, помни, я с тобой. — Зачем ты так? Я от всех подряд слышу в последнее время только слова «смерть» и «разрушение». Неужели ничего другого не осталось? Тода усмехнулся. — Потому что мы, по сути своей, разрушители. И ты, хозяин, и я. Никуда не деться. Его ладонь продолжала касаться моей руки. От неё, как ни странно, исходило умиротворяющее тепло. — Возможно, скоро произойдёт нечто ужасное, — продолжал Тода, — и ничего не останется от наших миров. А что там, за гранью? Я и предположить не могу, хотя часто думаю об этом. — Никто не знает, — вздохнул я, и в ответ ощутил, как сжались пальцы Тоды поверх моих. Будь я обычным человеком, вне всякого сомнения, моя рука оказалась бы раздавлена. Но я никогда не был человеком. — Страшно жить в мире, который не понимаешь. Даже обладая магическими способностями, мы бессильны перед лицом фатума. — Так устроена Вселенная. Всесильны лишь боги, — возразил я. — И боги подчас не знают, что творят. — Ты так думаешь? Он некоторое время сидел, глядя прямо перед собой, потом промолвил: — У меня долгое время не было ничего своего: ни судьбы, ни свободы. Я служил Золотому Императору, но впервые принадлежу тому, кого выбрал бы сам, будь на то моя воля. Не понимаю, как я хоть на мгновение мог спутать тебя с ним, даже в бессознательном состоянии! Должно быть, я тоже схожу с ума вместе со Вселенной. Однако прежде, чем прозвучит прощальный реквием по этому миру, я хотел бы запомнить последние дни. Я рад, что мы сумели посидеть здесь вот так, вдвоём. Я теперь точно знаю: не только Мастер может вызвать шикигами, когда нуждается в нём, но и наоборот. Что-то в тоне его голоса взволновало меня, но я пока не мог определить в точности, в чём причина. — За долгие годы мне удалось запомнить во всех нюансах и подробностях звук твоего голоса, — снова заговорил Тода, — шаги и движения, силу гнева и отчаяния, запах твоей кожи, её мягкость. Я видел твои глаза, когда в них стынет холод зимы и когда они сияют счастьем, но я до сих пор не знаю, каков ты на вкус… Его пальцы легли поверх моих губ. — Ты не сочтёшь это предательством по отношению к тому, кого любишь? Ведь на большее я и не претендую. Мысли, как обычно, в самый ответственный момент спешно эвакуировались, и я просто молчал, не в силах ответить что-либо. — Тебе неприятно? — серьёзно осведомился Тода. — Если так, просьба снимается. Я задумчиво погладил длинные пряди волос, спускавшиеся на его плечи. — Как ты можешь быть мне неприятен? Я выбрал тебя. Будь всё иначе, я никогда не спустился бы в то подземелье. Но зачем тебе знать, каков я? Ты разочаруешься. Я горький, как полынь. — Возможно. Но я хочу проверить. Он наклонился ближе и коснулся кончиком языка моего лба, век, обеих щёк, словно, в самом деле, пытаясь распробовать их на вкус. Пощекотал дыханием ресницы и, наконец, с коротким выдохом накрыл мои губы своими — твёрдыми, сухими, обжигающе горячими. Однако стоило мне ответить ему, как они смягчились, став по-человечески тёплыми и влажными. Тода скользнул языком по моим дёснам и зубам, проник глубже, исследуя нёбо и гортань, позволяя ощутить собственный запах. От него исходила причудливая смесь аромата костра и древесной смолы. Она напоминала о летних днях и солнце, сияющем над головой. Тода умело сдерживал свою силу. Не столько брал, сколько отдавал. Он вёл себя иначе, совсем не как тот, кто вечно лишал меня покоя. Его энергия не заставляла задыхаться, не выбивала почву из-под ног. Он мог разрушать, кому как не мне было знать об этом, но в данный момент проявлял чудеса созидания. Я чувствовал себя так, словно обрёл прочную точку опоры. Казалось, моя раздробленная душа неожиданно начала собираться воедино. Внезапно Тода прервал поцелуй, шутливо боднул лбом мою щёку, как иногда это делал Бьякко. — Обманщик, — зашептал он мне на ухо. — Ты не полынь, а стевия*. Сладчайший вкус — горькое послевкусие. Неожиданно для самого себя я резким рывком привлёк Тоду ближе и обнял так, что у нас обоих хрустнули рёбра. — До конца мира, до последних дней мы будем сражаться бок о бок! Клянусь, я не подведу тебя! — пообещал я. Высвободившись из моих объятий, мой шикигами долго глядел мне в лицо, будто стремясь запечатлеть каждую чёрточку. — Сузаку призналась, а я не решился тогда, но теперь тоже скажу: я люблю тебя всем сердцем, хозяин! — Знаю. Зачем я это сказал? Чтобы ему стало легче? Что я вообще мог знать о его чувствах до сегодняшнего вечера, слепой болван?! Помню, как тяжело мне стало, когда он поднялся и, взъерошив мои волосы, ушёл. Почему-то мне показалось тогда, что я видел его в последний раз. *** Дальнейшие события напоминали сломанный калейдоскоп с искривлённым стеклом. На следующий день Тэнко обнаружила Сорю-сама в главном зале с мечом Футсуномитама, вонзённым в спину. Во дворце поднялась суматоха, ибо никто не мог понять, как подобное могло случиться. Тэнку казался всем твёрдым оплотом и надежным убежищем, куда никто посторонний не был способен проникнуть. Будучи не в состоянии исполнять свои обязанности, Сорю назначил Кидзина правителем Генсокай до своего выздоровления, а нам с Хисокой посоветовал вернуться в Мэйфу, ибо там сейчас тоже могла потребоваться наша помощь. Мы взяли с Кидзина слово немедленно поставить нас в известность, если в Небесном Дворце начнутся военные действия, после чего вернулись в Сёкан. Здесь меня ждала новая неожиданность. Тацуми как ни в чём не бывало находился на своём рабочем месте и усердно писал очередной финансовый отчёт. Когда я, улучив минутку, попытался расспросить его о том, удалось ли им с Ватари разобраться в случившемся с Руй-сан, ответственный секретарь с удивлением спросил, что я, собственно, имею в виду. Я напомнил о том, как их с Ватари несколько дней назад отправили в Камакуру расследовать дело о затянувшейся беременности матери Хисоки. Сейитиро странно взглянул на меня и спокойно заявил, что ничего подобного не было, а потом с обеспокоенным видом пощупал мой лоб и поинтересовался, нормально ли я себя чувствую. Я поспешно ответил, что всё в порядке, и телепортировался в лабораторию к Ватари, где повторился почти в точности тот же диалог с единственной разницей: Ютака заставил меня измерить температуру и взял у меня кровь на анализ. «На всякий случай, — пояснил он. — Хотя наверняка это последствие твоих неумеренных возлияний в мире шикигами». Взволнованный я отправился к шефу и напрямую спросил, почему Ватари и Тацуми ничего не помнят о своей последней миссии в Камакуре. Настала очередь шефа изумиться. Он сказал, что не отправлял никого в Камакуру. Теперь у меня действительно разболелась голова. Когда же через минуту я решил заодно поинтересоваться, не удалось ли Тацуми-сан накопать новых данных о женщине с кинжалом, то услышал в ответ: — А кто она? Я терпеливо напомнил шефу о случившемся в подземной военной лаборатории, а затем повторил свой вопрос, но Коноэ-сан снова искренне удивился и заметил, что впервые слышит о сообщнице Мураки. Я помчался к Тацуми, рискуя заработать репутацию сумасшедшего впридачу к своей и без того «весёлой» репутации лентяя и обжоры, и, расспросив его, а затем Ватари и Хисоку, с ужасом убедился, что об этой женщине вообще никто не помнит. Более того, любая информация, связанная с её личностью, мгновенно стирается из памяти всех, кому я говорю о ней. На следующий день я пошёл другим путём: начал исподтишка подсовывать записки своим друзьям с просьбой поискать информацию о леди с кинжалом, не сообщая о том, кто она. В итоге вечером я получил в подарок от Тацуми пирожное с шоколадным кремом, от Хисоки два коричных рулета, а от Ватари лимонное мороженое. На мой недоумённый вопрос, зачем это всё было куплено, Хисока коротко пробурчал нечто вроде: «Какой ужас, ты настолько стар, что у тебя начался склероз». Сейитиро-сан и Ютака-сан с удивлением заметили: «Сам ведь просил!» — и показали мне мои записки, где я увидел следующие странные тексты: «Тацуми-сан, я вас очень прошу купить мне пирожное с шоколадным кремом. Это жизненно важно!» «Ватари-сан, пожалуйста, без вашей помощи я не справлюсь. Шеф запретил мне телепортироваться на Землю. Прошу, купите лимонное мороженое!» Проклятие! Содержание моих записок изменилось! Как этой женщине удаётся вытворять такое, даже не присутствуя в Мэйфу? Представляю, что будет, если она начнёт убивать и стирать память свидетелям происшествий. Да она станет в тысячу раз опаснее Мураки, поскольку её вообще невозможно будет поймать! Стоп, Асато, но ведь именно это и происходит. Люди умирают и забывают, кем были при жизни. Если эта дама обладает такой огромной властью над чужим разумом, с ней так просто не справиться. Невольно вспомнилось, как в лаборатории она заявила, будто некогда я отказался сотрудничать с ней. Наверняка много лет назад она стёрла и мою память тоже, чтобы я забыл о сути её предложения, да и о ней самой. Почему же не делает этого теперь? И что такого она мне тогда предложила? А самое интересное — каким лакомым куском соблазнила Мураки, чтобы стать его союзницей? Или хозяйкой? «Цузуки-сан, я заключил контракт с тёмными силами в шестнадцать лет», — прозвучал в памяти голос Мураки. Я отказался, а он, выходит, согласился? Но что такого заманчивого она могла пообещать ему? Магическую силу, мир к ногам и желанное воскрешение ненавистного братца? А взамен, должно быть, попросила его душу и жизненную энергию людей, погубленных его рукой. Разумеется, мелочи. Милый пустячок. Не верю! Мураки даже в юности не мог согласиться на такое. С его упрямством, гордостью и самолюбием отдать кому-то собственную душу? Да ни за что! Точно. Ни с кем он не заключал контрактов. Это просто он так пошутил, чтобы сбить меня со следа. Разыграл в своей обычной манере… Боже милостивый, сделай так, чтобы контракт оказался всего лишь циничной шуткой Мураки! Зато теперь становится понятным, почему доктор ничего не рассказал об этой женщине. Он был уверен, что я всё забуду, как только покину бункер, и не посчитал нужным тратить время, беседуя о вещах, которые неизбежно сотрутся из моей памяти. Но я-то помню! Следовательно, я должен найти способ узнать больше об этой леди. Тогда я выясню не только, кто виновен в смертях людей в Европе, но найду Микако-сан и предотвращу будущие убийства. А если это всё-таки был чёртов контракт, то я придумаю способ разорвать его. «Я спятил? — тут же прервал я сам себя. — Неужели я собираюсь помогать Мураки освободиться от соглашения с демоном после всего, что он сотворил с Хисокой и остальными?!» А вдруг он не может вести себя иначе именно из-за контракта? «Ну да, ну да. Оправдывай его, давай! Можно придумать сотни подходящих объяснений! Многим людям тоже есть за что обозлиться на судьбу и начать убивать всех подряд, но лишь очень немногие так поступают! А этот псих вообще ничью жизнь не ценит». Внезапно совершенно не к месту вспомнился наш последний поцелуй — странный, не похожий на предыдущие. Мураки тогда чем-то защитил свой разум, каким-то самодельным амулетом, который показался мне знакомым. Я невольно потёр правое запястье. С тех пор, как я попал в Энма-Тё, я всегда носил часы на правой руке, но не только для того, чтобы скрыть шрамы. Мне хотелось ощущать вес предмета именно здесь… Словно некогда я постоянно носил что-то на запястье, а потом потерял, но так и не сумел смириться с потерей. Я напрягся, собирая осколки давно забытых воспоминаний. Нет, ничего. Моя память необратимо покалечена, как и душа, причём не факт, что только магией той женщины. Возможно, мной самим. *** За целую неделю, последовавшую за этой, я так ничего и не придумал. Только выяснил, что Гусёу-сины, Теразума, Вакаба, Граф и Ватсон точно так же теряют память, если речь заходит о леди с кинжалом. Я совсем пал духом, не зная, к кому обратиться. Ну не к Дай-О-сама ведь на приём идти! Никакой важной работы не предвиделось, и мы с Хисокой откровенно скучали, продолжая перебирать архивы. Какой-то хлам, ничего интересного. Единственная статья, немного заинтересовавшая меня, относилась к гипотетическому предположению одного немецкого учёного с труднопроизносимой фамилией Вормплацхен. Он утверждал: если изобрести машину времени и отправиться на ней в прошлое, мир неизбежно расщепится надвое в той точке, куда прибудет путешественник, вследствие чего оба новых мира окажутся нестабильны. В результате мирам либо удастся снова стать одним целым в другой временной точке, либо они рассыплются и исчезнут в небытиё, поэтому машина времени — крайне опасное изобретение, и его надо держать под замком и никогда не использовать. Дочитав статью, я машинально засунул газетную вырезку в какую-то папку и вскоре забыл думать о ней. Спустя ещё три дня Сорю-сама передал через Вакабу сообщение, написанное на пергаменте. Из него следовало, что он чувствует себя лучше, война так и не началась, более того — Курикара неожиданно пропал, причём на сей раз никто не знает, куда он делся. Я перенёс это известие достаточно спокойно. Единственное, что меня заставило вздрогнуть и ощутить вину, так это приписка внизу: «Тода-сан просил передать хозяину, что он скучает. И помнит». Тода прав, я — стевия. Хисоке только предстоит это понять. Лучше бы он разлюбил меня раньше, чем это случится. *** И, возможно, именно я был виноват в том, что с некоторых пор Хисоку начали мучить кошмары. Я не был эмпатом, чтобы увидеть их содержание, а юноша потом забывал их и не мог пересказать. Когда он метался на постели, я прикладывал ладонь к его лбу и ждал, пока он успокоится. Или целовал. Это помогало, но ненадолго. Хисока просыпался в холодном поту, дрожа и тяжело дыша. Спустя месяц кошмары участились. Теперь Хисока вскакивал на постели с криком ужаса и долго не мог понять, где именно он находится. И однажды случилось так, что мой мальчик не смог сразу проснуться, хотя я будил его, тряс за плечи, громко звал по имени. Спустя несколько минут он пришёл в сознание, но по-прежнему не помнил содержания сна. Хисока просил меня никому не говорить о происходящем, но я в тот же день пошёл к Ватари. Ютаку насторожили описанные мной симптомы, однако он успокоил меня тем, что паниковать рано. Возможно, Хисока переживает стресс после случившегося в Генсокай. Ватари посоветовал следить за тем, чтобы «бон» вовремя обедал и больше отдыхал. Потом протянул снотворное и сказал, что его нужно давать ежедневно за час до сна и при этом внимательно наблюдать за состоянием Хисоки. Естественно, и речи не могло идти, чтобы я оставил происходящее без внимания! Я убедил Хисоку принимать лекарства, но вскоре они перестали помогать. Я снова побежал к Ватари, и Ютака-сан пообещал обязательно прийти и побеседовать с Хисокой, чтобы выяснить содержание его снов, но буквально через пару часов мне и моему напарнику шеф поручил раскрыть новое дело о пропавших душах. Дело оказалось совсем несложным. Погибшие парень и девушка просто заблудились между мирами. Никто не был причастен к их исчезновению. Шеф похвалил нас и разрешил мне снова пользоваться компьютерной сетью и телепортироваться на Землю по личным вопросам, но предупредил, чтобы я не возвращался к тому расследованию. Я пообещал. Однако в моё обещание не входил отказ узнать о происшедшем с Руй-сан и о леди с кинжалом. Придумав для Хисоки правдоподобное объяснение о том, что мне надо немного расслабиться, я переместился в Камакуру. *** В доме Куросаки со мной, естественно, никто беседовать не стал, даже на порог не пустили, поскольку у меня не нашлось убедительной легенды. Впрочем, я приготовился к такому исходу событий. Постучав в соседний дом и, очаровательно улыбнувшись, я завязал со служанкой, открывшей дверь, непринуждённую беседу, в результате чего узнал две новости. Во-первых, у господина Нагарэ чудом излечилась жена, которая два года тяжело болела и не поднималась с постели. Сам глава семьи тоже внезапно поправился, хотя хворал чем-то хроническим с юности. А во-вторых, всего за ночь пересох огромный пруд, расположенный в поместье Куросаки. — И это произошло даже не в летнюю жару! Согласитесь, странно, — доверительно сообщила мне девушка. Я машинально кивнул. «Странным» в последнее время я готов был назвать практически всё, с чем мне приходилось сталкиваться. Учитывая, что Тацуми-сан перед тем, как отправиться в Камакуру, успел сообщить о причине болезни Руй-сан, я бы сказал, её внезапное «исцеление» было прямо-таки мистическим. Куда делся новорождённый ребёнок, если он вообще родился? И как пересохший пруд связан с этими событиями? Я почувствовал, что у меня в буквальном смысле пухнет голова. Всё было неправильно, непонятно, нелогично. И помочь никто не мог. Вежливо попрощавшись со словоохотливой служанкой, я отошёл в дальний конец улицы, принял невидимый облик и вернулся в Мэйфу. Очутившись в своей комнате, глубоко задумался. Ватари всегда говорил: опирайтесь на факты. Но у меня мало фактов, а те, что имеются, запутанны и противоречивы. А если попробовать поискать информацию в сети? У меня же снова есть доступ! Спустя три часа усиленного просиживания за компьютером, я так ничего и не обнаружил. Упоминаний о леди с кинжалом не существовало нигде, включая иностранный фольклор, научную литературу и детские сказки, а пруды Камакуры являлись исключительно безобидными водоёмами. В них от начала времён не обитало ни злых духов, ни демонов, ни русалок, ни прочей нечисти. Было довольно поздно, когда я снова вернулся к себе. Хисока полулежал в кресле, откинувшись на спинку, и тяжело дышал, вздрагивая всем телом. Судя по всему, ему снова снился кошмар. Вдруг, не открывая глаз, мой малыш тихо пробормотал: — Обречённый на вечные муки мальчик скоро родится. На нём то же проклятие, что и на мне. И мир придёт к финалу… — Хисока, очнись! — я начал трясти своего напарника за плечи. — Проснись, умоляю!!! — Что? — юноша распахнул глаза и взглянул на меня. — Почему ты так напуган, Цузуки? — Ещё бы мне не быть напуганным! Ты начал говорить жуткие вещи: о проклятом мальчике, обречённом на вечные муки, который должен скоро родиться, о том, что миру придёт конец! Что тебе снилось? — Я говорил всё это?! — ужаснулся Хисока. — Да, и ещё ты сказал: «На нём то же проклятие, что и на мне». Кого ты видел во сне? — Я знал, что мне снятся кошмары, но это… — Хисока вскочил на ноги. — Мне нужно срочно поговорить с Ватари! Хотя… уже поздно. Откроет ли он? — Но если вскоре должно произойти нечто ужасное, нельзя откладывать! Мы отправились к Ватари и до утра просидели за его рабочим столом, поглощая чёрный кофе и пытаясь понять, что означали слова Хисоки. Я много раз пытался навести разговор на тему леди с кинжалом, но безрезультатно. Ватари и Хисока забывали эту информацию и продолжали строить разные версии, куда включалось, что угодно, только не она. К утру я начал подозревать, что огромная, искусно сплетённая вокруг нас паутина создана именно этой женщиной. Все мы являлись лишь пешками в некоем грандиозном плане, который никто не должен был знать. Она скрывала себя, осуществляя свои замыслы чужими руками. Не имея никаких доказательств, никакого подтверждения своим догадкам, я уже ненавидел эту даму заочно, не зная её имени и происхождения. Утром у себя в комнате я нашёл на столе записку: «Приходи во Дворец Свечей невидимым. Никому не говори. Письмо уничтожь». Почерк Графа… Надеюсь, он не будет требовать «оплаты долгов»? Мне сейчас совершенно не до того, чтобы ещё спасаться от его домогательств! Впрочем, не похоже, что Хакушаку-сама замыслил нечто дурное. Тон у записки серьёзный. Никакого намёка на фривольность и двусмысленность. На всякий случай я показал сообщение Хисоке, но попросил никому не говорить о том, куда я направился. *** На пороге Дворца Свечей меня встретил взволнованный Ватсон. Он остановился в дверях, не пуская меня дальше, опасливо огляделся по сторонам, затем жестом показал мне, чтобы я наклонился, и тихо прошептал следующее: — Господин Хакушаку велел передать: не разыскивайте ту душу, которую ищете. Она сегодня пропала навсегда. А теперь уходите! — Но я ничего не понял, — заговорил я в ответ. — Пусть господин Хакушаку выйдет и расскажет всё. Чья душа пропала? Куда? Почему? — Господину нельзя. Он и без того рискует. Если вы ничего не поняли, значит, так тому и быть. Прощайте. Несмотря на свой маленький рост, Ватсон весьма ловко вытеснил меня обратно во двор и захлопнул дверь перед носом. Я стоял на пороге Дворца Свечей, чувствуя себя нерадивым школьником, только что получившим «E» за все важные экзамены сразу. Кого Хакушаку имел в виду? Я искал троих: Мураки, Микако-сан и даму с кинжалом. Если исключить последний вариант, поскольку информация о леди-демоне быстро стирается из памяти всех, кому я говорю о ней, остаются доктор и Микако. Чья же душа пропала? Или Граф решил окончательно заморочить мне голову? Вернувшись обратно в комнату, я снова застал Хисоку спящим. Мой напарник выглядел бледным и измождённым. Решив не будить его, я отправился на своё рабочее место один. Сообщив Коноэ-сан, что Хисоке нездоровится и выслушав сочувственное: «Ну, ладно, пусть отдохнёт чуток», я опять приступил к бессмысленному перекладыванию архивных папок, молясь о том, чтобы, наконец, мне поручили хоть какое-то стоящее дело. Внезапно в кармане завибрировал мобильный. От неожиданности я едва не рассыпал бумаги по полу. Это совершенно точно был не мой телефон. Его я вечно забывал то на столе, то возле кровати, то среди вороха рубашек. За такую рассеянность меня часто распекал Хисока. Однако со дня исчезновения доктора я зачем-то неизменно таскал за собой мобильный Мураки. И вот он зазвонил. Впервые за столько дней. Стараясь не показывать никому из присутствующих охватившего меня волнения, я откинул крышку. «У вас одно новое сообщение». Номер абонента состоял из одних нулей. Никогда такого не видел. Трясущимися пальцами я едва смог надавить на нужную кнопку, чтобы прочесть текст: «Сегодня в 23-55 в церкви Оура. Жду до полуночи. Опоздаешь — лишишься важной информации. Приведёшь «хвост» — пожалеешь». Я немедленно попытался позвонить анонимному абоненту, но в ответ услышал лишь размеренный голос автоответчика: «Набранный вами номер не существует». Хорошо, а если так? Поспешно написав: «Хватит игр, Мураки! Чего ты хочешь?», я нажал «отправить». Затолкав мобильный в карман, я попытался продолжить заниматься работой, но ничего не вышло. Папки выпадали из рук, бумаги не желали укладываться, куда положено. Последней каплей стало появление второго сообщения: «Хочешь, чтобы «хвост» притащился без твоего ведома, идиот? Сотри оба сообщения, тупица, и больше не пиши мне!» Мураки, конечно, никогда не был деликатен, но чтобы вот так… Впрочем, он наверное сейчас в бешенстве из-за какого-нибудь неудавшегося опыта. Или убийства. Ладно, хватит предположений. Мне лишь нужно телепортироваться сегодня ночью в Нагасаки, прийти в церковь, и я наконец узнаю правду. А если это ловушка? Что ж, не в первый раз… Однако я обещал! Дал слово Хисоке больше никогда не лезть на рожон в гордом одиночестве. Пойду один — нарушу слово. Приведу Хисоку — Мураки ничего не расскажет. Опять эта треклятая ситуация, когда любой сделанный выбор неверен. Но если подумать: Хисока вымотан. Он устал за последние недели от бессонницы и кошмаров. Я не могу подставлять его под удар, когда он слаб и не сумеет защищаться, дойди дело до серьёзной стычки. Возможно, Мураки не появится. Зачем волновать Хисоку? А если доктор и появится, я не попадусь. У меня всегда получалось сбежать. Получится и в этот раз. Я обязательно должен узнать, зачем Мураки ищет меня и что такого важного собирается сообщить! И всё-таки вечером я ощущал себя самым низким на свете предателем, когда после ужина дал Хисоке дозу снотворного чуть больше, чем обычно. *** Всё так знакомо, хотя я никогда и не бывал прежде в Оура Тэнсюдо ночью. Свет шестигранных фонарей падает на многочисленные ступеньки длинной лестницы, ведущей ко входу. Между двумя пальмами в арке ворот призрачно белеет скульптура Богоматери со склонённым ликом. Прохожу мимо неё, невидимый. В который уже раз? Просачиваюсь сквозь дверь. Внутри тихо. Лунный свет льётся через цветные стёкла витражей, отражаясь синими, красными и золотисто-жёлтыми пятнами на полу. Дохожу до алтаря с фигурами святых и останавливаюсь, глядя на распятие, вспоминая всё, что у меня связано с этим местом. Ничего весёлого. Это самая старая римско-католическая церковь в Японии, возведённая в память о двадцати шести погибших христианских мучениках. Но я бы этого не узнал, если бы Мураки не рассказал. В школе я плохо учил историю. Какая ирония! Именно в этом месте, на священной земле, я впервые встретил серийного убийцу и лишился покоя. Если собрать все мои чувства к нему и сделать напиток, им отравятся боги. Он выжжет глотки драконам. А я обречён пить его. И жить. Это ли не проклятие? Земля тесна для нас двоих. Нам надо было родиться на разных планетах, прожить всю жизнь и умереть, так никогда и не встретившись. А теперь… Мы отравлены одним ядом. Оглядываюсь по сторонам, ищу тень его фигуры между рядами скамеек, в нишах возле стрельчатых окон, смотрю вверх, понимая, что он может быть и там. Некогда он забрался на купол Оура и скрывался в тени креста, чтобы я не заметил его. Но я видел. Он не спешит. Впрочем, это я прибыл раньше срока. Подхожу к первому ряду скамеек и усаживаюсь возле прохода. Волнение и нетерпение овладевают мной. Прячу судорожно сведённые кулаки в карманы плаща, сжимаю их крепче, до боли в суставах. Вдруг чувствую рядом едва приметное колебание воздуха. Меня достигает сладковатый аромат духов. Чужой запах. Слышу короткий, счастливый смешок позади… Не его голос. Кто-то проходит вдоль рядов и садится рядом. Сердце падает вниз подстреленной птицей. Не он. — Здравствуй, Асато-сан. Глубокое бархатное контральто с колючими нотками в сердцевине обертонов. Вскакиваю на ноги, нелепо взмахнув руками. — Кто вы?! Немедленно покажитесь! В паре сяку от меня материализуется стройная фигурка женщины в тёмном плаще с капюшоном, накинутым на голову. Одним движением незнакомка стряхивает капюшон, расстегивает плащ и, небрежно сбрасывает его на скамью. Невольно отступаю назад, прижав ладонь к губам. Это она, дама из бункера, сообщница Мураки! Но теперь она выглядит иначе. Глаза у неё почему-то стали ярко-фиолетовыми. Роскошные вьющиеся волосы спускаются до пояса. Алое платье подчёркивает линии соблазнительной груди и тонкой талии. На шее сверкает кинжал — тот самый, который я видел, только рукоять его украшена сияющим лунным камнем. Откуда он взялся? В прошлый раз ведь не было! — Не хочешь поприветствовать меня должным образом? — спрашивает незнакомка, очаровательно улыбаясь. — Или ты утратил дар речи? — К-кто вы? — начинаю заикаться и ругаю себя за собственную слабость. Кем бы она ни была, у меня нет причин робеть перед ней! — Моё настоящее имя ты никогда не услышишь, ибо это привилегия тех, кто близок мне. А с тебя хватит и фальшивого. Меня зовут Лилиан Эшфорд. Добрый вечер, Асато-сан!