Амулет синигами

Измождённый паренёк, лежащий под аппаратом искусственного дыхания, оказался точной копией юноши, которого я видел в клинике Дайго. Те же мягкие черты лица, острый подбородок, светлые пряди волос, хрупкая фигурка и иссиня-чёрные круги, залегшие под глазами. Длительная болезнь измучила его. Микако, подойдя вплотную, взглянула на Хисоку и вдруг, отвернувшись, расплакалась. — Бедняга, он совсем как Рэн-кун… Простите, Ватари-сан! Я не должна была вести себя столь эгоистично, — Каэдэ-сан прикоснулась к серебряному браслету на запястье и что-то прошептала. Звенья браслета разомкнулись, он упал в руки молодой женщины, увеличился в размерах и превратился в старинный фолиант. — Опишите подробно действие проклятия, — попросила Микако. Учёный рассказал обо всех событиях прошлого Куросаки-сан, заодно раскрыв тот факт, что проклял юношу мой двойник, ныне именующий себя лордом Артуром. Последнее открытие, кажется, ничуть не удивило Микако. Наверное, по обрывкам реплик Сорю-сама, Кидзина и Тоды, услышанным ею в Генсокай, она уже догадалась, кем является муж её госпожи. — У меня есть фотографии символов, которые иногда появляются на теле бон, — сказал Ватари. — Надеюсь, это поможет отыскать нужное заклинание? Порывшись среди снимков с результатами магнитно-резонансной томографии, доктор нашёл несколько фотографий и положил поверх страниц магической книги. «А он молодец, — отметил я про себя. — Пытался поставить диагноз и средствами обычной медицины, чтобы иметь перед глазами полную картину болезни. Жаль, это ничем не помогло мальчику». На предъявленных фотографиях тело Куросаки-сан было сплошь покрыто вязью непонятных символов. Не спуская глаз со снимков, Микако начала поспешно листать книгу. Наблюдая за действиями Каэдэ-сан, я обнаружил следующее интересное свойство фолианта: по мере того, как молодая женщина продолжала искать информацию, в книге появлялись новые страницы, а прежние исчезали, словно растворяясь внутри обложки. — Вот! — наконец, Каэдэ-сан указала на рисунок, где мы с Ватари увидели изображение тех же символов, что и на фото, а заодно описание процесса нанесения проклятия. — «Если вы проводите короткий обряд, обеспечьте тесный физический контакт с жертвой, а затем дайте ей выпить вашей крови, чтобы связать воедино два сознания. Отныне душа этого человека и его жизнь будут принадлежать вам. Вы сумеете оборвать жизнь жертвы в любой момент, просто высказав своё пожелание». — Отвратительно! — не выдержал Ватари. — Там написано, как снять проклятие? Микако перевернула страницу и замолчала. Руки её дрожали. — В чём дело? — спросил я, поворачивая текст к себе, и прочёл. — «Проклятие является необратимым. Оно может исчезнуть с тела жертвы только в случае смерти хозяина. Однако если душа мага по какой-либо причине не будет упокоена, проклятие продолжит действовать. Для снятия проклятия можно воспользоваться абсолютным амулетом, но имейте в виду: если талисман не успел раскрыть свою полную силу, его владелец на несколько минут станет уязвимым перед нападением превосходящего противника». Каэдэ-сан подняла на меня отчаявшийся взгляд: — Что делать? Убить лорда Артура невозможно, а использовать амулет рискованно. Вдруг кто-нибудь из демонов нападёт на вас, когда вы станете уязвимы? — В Мэйфу мы в безопасности, — успокоил нас Ватари. — Демоны не посмеют проникнуть сюда, а если решатся, мы дадим им достойный отпор, — и после небольшой паузы добавил. — К тому же я перестрахуюсь, поставив вокруг Мураки-сан защитный барьер, и сам проведу рядом с ним весь последующий час. Ясно, как белый день, он делает это только ради сохранения рубина, впрочем, в данном случае наши намерения совпадают. — Скажите, Ватари-сан, хранится ли в Мэйфу книга или рукопись, из которой возможно почерпнуть информацию о том, как раскрыть полную силу амулета и как побеседовать с духом-хранителем? Этот вопрос вызвал не меньшее напряжение, чем предыдущий — о дате конца света. — Ни книги, ни рукописи с подробной информацией про амулет синигами не существует, — Ватари отвёл глаза в сторону. — Я собирал информацию по крупицам из разных источников, многое трактовал сам, поэтому не уверен в истинности собственных умозаключений, но я не припомню, чтобы где-то указывался факт, что с душой, заточённой в кристалле, можно общаться. — Досадно, — стараясь оставаться спокойным, вымолвил я, хотя даже без предупреждений амулета понял: Ватари-сан сейчас лукавит. — Мой талисман утверждал, будто в Мэйфу имеется такая информация. Правда, справедливости ради, следует добавить, он убеждал меня, будто к вам нельзя попасть, оставаясь простым смертным. — Без сопровождения синигами нельзя, — подтвердил Ватари. — Но мы с Вакабой-сан провели вас, поэтому вы и очутились здесь. — Вы считаете меня опасным? Излюбленная мной тактика: окольные ходы и атака в лоб. — Непредсказуемым. До сих пор не доверяет, а у меня нет времени на долгие убеждения. — Итак, — снова заговорил я. — С вашей точки зрения я непредсказуем. Тем не менее, вы готовы доверить мне спасение Земли в день Апокалипсиса. Немного нелогично, ну да оставим логику в покое. Однако, Ватари-сан, я вас тоже не знаю. Намереваясь снять проклятие с Куросаки-кун, я подставляю вам спину. Ведь вы способны не только защитить меня, но и напасть. И со своей стороны будете правы. Внутри рубина находится душа вашего близкого друга, а я в течение нескольких минут буду совершенно беззащитен. Удобный случай, грех таким не воспользоваться. Микако охнула и прикусила сжатый кулачок. — Кстати, — я постарался придать лицу беззаботное выражение, — что происходит с амулетом, когда умирает его владелец? Кристалл раскалывается или снова переходит к тому, кто коснётся его? Ватари побледнел. Любопытно было наблюдать за ним. Кажется, я вытащил на свет нечто из его потаённого бессознательного. Он бы, безусловно, так со мной не поступил, но в глубине души не мог мимоходом не задуматься о моей смерти, как об одном из путей освобождения Асато-сан. — Я не имею привычки нападать со спины на тех, кому обещал помощь! — возмутился Ватари. — Верю. Однако если бы моему другу угрожала опасность, я бы забыл о благородстве и об обещаниях. И я не имею права осуждать того, кто поступил бы аналогично. Похоже, тактический ход удался. — Когда вы намереваетесь помочь бон? — спросил Ватари, переводя разговор на другое. — Сейчас. К чему время тянуть? — Я окружу палату защитным барьером, — доктор произнёс какое-то заклинание, и нас всех, включая Куросаки-сан, накрыл полупрозрачный купол. — Позвольте помочь, — Каэдэ-сан присоединила к магии Ватари заклинание защиты, которое ей было известно из книги О-кунинуси. — Действуйте, — разрешил Ватари. — Вы в безопасности. Я сжал рубин в ладони и мысленно обратился к нему: «Избавь Куросаки Хисоку от проклятия». Впервые кристалл вместо того, чтобы отпустить какое-нибудь саркастическое замечание, серьёзно предупредил: «Хозяин, вы рискуете. Заклятие сложное. Пока я буду снимать его, вы окажетесь под угрозой нападения». «Мы внутри защитного барьера. Этого недостаточно?» «Те, кто за вами охотятся, очень могущественны. Они постоянно следят за каждым вашим шагом и во Дворце Несотворённой Тьмы, и в Генсокай, и здесь. Я не вижу их лиц, но чувствую присутствие. Эти существа постоянно ждут, когда вы ошибётесь, или я временно утрачу силу. Вы всё ещё хотите снять проклятие с Куросаки-сан?» «Я приказываю, — твёрдо повторил я. — Выполняй». «Подчиняюсь». Амулет вспыхнул бледно-розовым светом. Нежное сияние лилось изнутри, словно река. Оно коснулось тела мальчика, окутало его со всех сторон, и я увидел, как пальцы, безвольно лежащие на простынях, шевельнулись. Затем по телу Куросаки-кун прошла судорога, и он, захрипев, попытался вдохнуть самостоятельно. Ватари, увидев, что парень приходит в себя, бросился к нему и отключил от аппарата искусственного дыхания. Хисока громко закашлялся и открыл глаза. — Ты в порядке?! — заботливо спрашивал Ватари, присаживаясь на край постели больного и осторожно гладя Хисоку по руке. Куросаки-кун непонимающе смотрел на него. — Я в реанимации? — Да, ты заболел. Давно и серьёзно. Но сейчас уже должно быть всё в порядке. Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — на лице Куросаки-сан появилась озабоченность. — Где Цузуки? Он был здесь? — Был, — Ватари изо всех сил сдерживался, чтобы ничем не выдать своего волнения. — Ушёл отдохнуть. Ненадолго. И тут взгляд Куросаки-сан упал на меня. Глаза подростка расширились. Дыхание стало прерывистым. Вцепившись в запястье Ватари одной рукой, Хисока указал в мою сторону: — Что он тут делает? — Мураки-сан снял с тебя проклятие. Всё в порядке, бон, теперь ты свободен. В последующие секунды мальчик пытался осознать сказанное, но так и не сумел. Смотрел на меня в упор и молчал. Наконец, вымолвил, обращаясь к учёному. — Ватари, ты меня разыгрываешь? — Нет, — продолжал мягко его уговаривать Ватари. — С тобой всё в порядке, правда! И, кстати, несмотря на внешнее сходство, это вовсе не тот доктор, который тебя проклял. Я потом всё объясню, а сейчас, пожалуйста, будь с ним вежлив. Я прошу тебя! Куросаки-кун поджал губы, медленно встал с кровати и подошёл ближе, не отрывая от меня настороженного взгляда. — И кто вы? — хмуро поинтересовался он. Хисока-кун так сильно смахивал в это мгновение на сердитого, нахохлившегося воробья, спрятавшегося от дождя под крышу дома, что я невольно улыбнулся. — Пока ты болел, произошло некое событие, в результате которого миров стало два. Я доктор Мураки из альтернативной версии мира. До недавнего времени я жил и ничего не знал ни о синигами, ни о магии, ни о проклятиях. Но ты моим словам не поверишь, конечно, поэтому лучше отдохни, а потом Ватари-сан всё тебе подробно расскажет. Хисока долго всматривался в моё лицо, затем вздохнул, и его плечи поникли. Гнев и напряжение исчезли. — Это звучит, как полный бред, но… Мне даже прикасаться к вам не нужно, чтобы понять: вы действительно другой. Я, безусловно, выслушаю вашу историю, но сейчас, — он снова повернулся к Ватари. — Я, пожалуй, пойду и посмотрю, как там Цузуки. Должно быть, пока я болел, он опять что-нибудь вытворил? Или, наоборот, ничего не сделал. А, кстати, Ватари, как долго я тут провалялся? — Бон! — поспешно остановил его учёный. — Я должен тебе кое-что сказать. Ты… только не волнуйся, ладно? Не люблю такие моменты. Терпеть их не могу. Это всё равно, что сообщать кому-то о потере близкого, но лучше вся правда, чем попытки как-то её сгладить, отсрочить, разделить на части и сообщить постепенно. Ватари неуверенно посмотрел в мою сторону, будто спрашивая: «Рассказывать?» Я кивнул. А разве был смысл оттягивать неизбежное? Этот смышлёный паренёк в кратчайшие сроки докопался бы до истины. Куросаки-кун слушал коллегу с непроницаемым лицом. Он узнал о перемещении Асато-сан в прошлое, о том, что побочным эффектом использования машины времени стало расщепление мира на две альтернативные ветви, об амулете синигами, о том, что только в день Апокалипсиса возможно будет освободить душу его напарника из кристалла. Я поклялся, что приложу все силы, чтобы Асато-сан остался цел и невредим. Хисока не говорил ни слова, когда Микако поведала ему о книге О-кунинуси, о своём сыне, о замке Несотворённой Тьмы, о том, как мы оба попали в Генсокай, а затем в Мэйфу. Когда мы закончили говорить, Хисока повернулся к Ватари и тихо спросил: — Могу я вернуться к себе? — Разумеется… Если тебе что-то понадобится, ты говори! — Скажу. Спасибо, что не стали скрывать правду. Я вам благодарен. Кажется, Ватари и Микако были ошарашены происшедшим. Они явно ждали иной реакции от юноши. Но мне-то было известно: то, чего они ждут, ещё впереди. Бедный мальчик. Надеюсь, он вскоре выплеснет эмоции. Этот нарыв должен вскрыться в ближайшее время, ибо он слишком болезненный. Мальчику надо вытерпеть и пережить своё отчаяние. Хисока вышел за дверь. Ватари и Микако переглянулись и тяжело выдохнули. Я ждал. И в этот миг из коридора раздался надрывный, оглушающий вопль. *** — Он ещё не до конца осознал тот факт, что Цузуки больше нет рядом, — Ватари умолк и упёрся ладонями в край стола. — Попросил, чтобы я оставил его в покое. Никого не хочет видеть. Не представляю, что делать дальше. — Асато-сан был для него больше, чем просто напарником? — Полагаю, да, — со вздохом отозвался Ватари. — Мы не пытались лезть в их отношения и что-то спрашивать. Но, судя по всему, они любили друг друга. Очень. Последняя фраза больно царапнула сердце. Да что со мной? Наверное, я не привык делиться тем, что считаю своим, а Асато-сан я неосознанно начал считать принадлежащим исключительно мне, словно он неотъемлемая часть амулета. Эгоизм, однако. Надо срочно пересматривать свои взгляды. В конце концов, не могло же быть такого, чтобы мой спаситель, проживший на этом свете столько лет, никогда не имел сердечных привязанностей? И потом рано или поздно мне придётся расстаться с ним. Я ведь сам решил освободить его. Миры объединятся, Асато-сан вернётся к обычной жизни, да и я… Сигарета, догорев до фильтра, ощутимо обожгла палец, и я с досадой затушил её, яростно ткнув в пепельницу. — Вам бы выспаться, — Ватари присел на стул рядом со мной. — Вы устали. — Просто имела место бурная встреча Нового года. Бывает. Мы сидели в лаборатории Ватари, и я курил практически без перерыва. Часы показывали половину третьего ночи. Каэдэ-сан полчаса назад вернулась в Дарем. Ватари-сан подарил ей свой старый мобильный, внеся свой нынешний номер в её список контактов. «Вызывай подмогу в случае внезапного нападения лордов-вурдалаков и леди-демонов», — широко улыбнулся он, отдавая телефон Микако. Он ещё мог шутить… Уж не знаю, каким чудом, но посещение Микако-сан и моё присутствие ему пока ещё удавалось скрывать от начальства. — Я хочу сам разобраться в происходящем, потому и просил бон и Вакабу-тян ничего не рассказывать остальным. Пусть потом из меня шеф слепит нигири, но это произойдёт через несколько дней. Да не привыкать! Из-за той истории с машиной времени тоже столько шума было! А уж после исчезновения Тацуми-сан, я думал, Энма-Дай-О-сама меня пустит в расход. Это повелитель Мэйфу, — пояснил Ватари, заметив мой вопросительный взгляд. — Начальство изволило впасть в гнев? — с усмешкой уточнил я, зажигая новую сигарету. Пачка, открытая три с половиной часа назад, заканчивалась. Слишком много. Но лучше курить, чем медленно сходить с ума. — Не то слово. Я уже приготовился к процедуре аннигиляции, но Энма-Дай-О-сама всего лишь вызвал меня к себе и приказал изыскать способы вернуть Цузуки и Тацуми обратно. Он не понимал одного: не всё так просто. Первую версию машины времени я рассматривал как прототип, но с ней проблем не возникло, за исключением одной: в день, когда Цузуки задействовал её на полную мощность, она самоуничтожилась, оставив после себя чип памяти с данными о том, куда отправился Цузуки. Во второй раз в июне одна тысяча девятьсот девяносто девятого года я построил полноценный, как мне казалось, аппарат, но машина времени отказалась работать. Она постоянно выдавала сообщение, что «коэффициент вмешательства в пространственно-временной континуум превышен». Господин Энма готов был превратить меня в пепел и развеять по ветру. Впрочем, не только он… Из Дворца Свечей на мою голову лился ежедневный поток проклятий от Хакушаку-сама. — А это кто? — Хранитель записей о жизни и смерти людей. — Он не легенда? — Нет, Граф действительно существует. И Цузуки был для него… В общем, сложно сказать, как он относился к Цузуки, однако после исчезновения Асато-кун Граф полгода не желал никого видеть, не выходил из дворца и не проводил маскарадов. Говорят, в сердцах переколотил все сервизы в своей шикарной столовой. А я, по словам дворецкого Ватсона, стал злейшим врагом Его Светлости. Но что я мог сделать? Я перерыл ворох научной литературы и весь секретный архив Мэйфу, теперь уже с высочайшего соизволения Энмы-Дай-О-сама, но так и не понял, в чём проблема с машиной времени. Через пару лет страсти утихли, однако в мире начали происходить странные события. До нас доходили слухи о том, что многие люди стали страдать провалами памяти, а другие, наоборот, вспоминали то, чего с ними никогда не происходило. С каждым годом таких случаев фиксировалось всё больше. Не только в Генсокай, но и в мире людей периодически возникали «червоточины», и люди бесследно пропадали в них. Всё это заставляло меня заподозрить, что именно случай с перемещением Цузуки стал причиной этих событий. Тогда я решил построить приемлемую теорию о том, что могло бы происходить с миром при использовании машины времени. И вскоре понял: любой подобный аппарат действует одинаковым, но весьма парадоксальным образом. Если с его помощью путешествовать в будущее, он задерживает живое существо в пространстве между мирами, а потом выбрасывает вперёд по временной линии в ту дату, куда путешественник собирался попасть. Однако если кто-то соберётся попасть в прошлое, то энергия перемещения, идущая против общего потока времени, расщепит мир пополам. Первый мир, который человек покинул, останется прежним, а второй начнёт своё существование с той точки, в которую субъект переместился. Так Вселенная защищает себя от парадоксов. К тому же, между двумя мирами возникнет межвременная асинхронность. То есть, миры не будут в полном смысле слова параллельны друг другу. Первый мир начнёт быстрее стремиться в будущее, чем второй, хотя для жителей каждого из миров эта асинхронность не будет заметна. Если же кто-то ещё пожелает переместиться в прошлое, при том условии, что мир уже один раз был расщеплён, путешественник не сможет уйти во временную точку раньше той, что образовалась при расщеплении миров. Оба мира получаются не столько параллельными, сколько «закольцованными» друг на друга, существующими в некой замкнутой петле, выпавшей из контекста исходного мира, у которого фактически отсутствует единое будущее. Следовательно, две «ветви» Вселенной будут пытаться снова слиться в новой точке. И если им это так и не удастся, они разрушатся. Лопнут, словно мыльный пузырь. — И как, по-вашему, возможно осуществить объединение двух миров в один, если на данный момент там живут двойники каждого из нас с абсолютно разными судьбами? — Вот этого я не выяснил. Не хватает информации. И я даже не знаю, какой именно, поэтому просто продолжаю поиски в надежде наткнуться на неё. — Есть вероятность не успеть. — Знаю. Таким, как я, кто сначала что-то изобретёт, а потом начинает думать о последствиях, нет прощения! Но если я буду сидеть и бездействовать, вообще ничего не изменится! — Вы правы. И что же случилось дальше? — Пока я работал с совершенствованием теории перемещений, Тацуми, порывшись в архиве, обнаружил информацию об амулетах и показал мне. Мы тогда даже не знали, пригодится ли нам та информация. Но она пригодилась. И когда, спустя ещё шесть лет, вторая машина времени внезапно начала работать, я по просьбе Тацуми отправил его в 1981 год вместо себя. Что-то не так? — прибавил он, услышав моё задумчивое хмыканье. — Я впервые ощутил, что за мной следят, в октябре 1992 года. Как потом выяснилось, это был Тацуми-сан. Неужели он потратил одиннадцать лет на то, чтобы разыскать меня? На мой взгляд, ваш ответственный секретарь более расторопен. — Погодите, — растерялся Ватари. — Тацуми-сан попал в ваш мир на одиннадцать лет позже, чем планировал? Но такого быть не может! На чипе памяти машины времени я видел правильную дату! — В конце концов, он нашёл меня, да и сам остался жив-здоров. Имеет ли это происшествие такое уж значение? — И всё-таки странно, — покачал головой Ватари. — Почему произошла ошибка? Надо разобраться с этим в кратчайшие сроки. Этот случай может быть мелочью, а может оказаться и чем-то важным. Но самое главное — мне надо срочно изыскать способ отправить вас назад в ваш мир, чтобы больше не произошло никаких парадоксов. И молиться, чтобы в день Апокалипсиса вы сумели уничтожить Око и освободить душу Цузуки! Я согласился. Затем Ватари-сан поведал мне подробности истории о том, как его распекало начальство после аннигиляции второй машины времени, исчезновения Тацуми-сан и невозможности заставить очередной аппарат заработать в третий раз. — Наверное, — со вздохом заметил незадачливый учёный, — Вселенная предохраняет себя. Каждое перемещение отнимает много энергии. Повторять процесс слишком часто нельзя. Энма-Дай-О-сама слышать ничего не желал. Он требовал от Ватари придумать, что угодно, лишь бы вернуть Цузуки. И только шикигами из Генсокай были уверены: манипуляции Ватари ни при чём. По их мнению, именно Мураки Кадзутака, злой гений, похитил Асато-сан и ответственного секретаря Энма-Тё, а теперь держит их в плену. Вот потому они и пытались вытрясти из меня правду, когда я очутился в Тэнку. Я продолжал курить. Ватари с немалым беспокойством наблюдал за этим процессом, но ничего не говорил. Вчера вечером он добыл мне четыре пачки «Diamond Era» от «Mevius», вскользь упомянув, что японская «Mild Seven» сменила название и начала выпускать новые марки сигарет с февраля 2013. Само собой, просить у учёного «Treasurer Gold» было бы жестоким издевательством, учитывая их стоимость и то, что я вряд ли когда-либо сумею вернуть долг. — А теперь-то какой год? — поинтересовался я, наконец. — Две тысячи четырнадцатый. Десятое октября. Отлично. Зато ответ честный. Ничего, Лилиан Эшфорд тоже пережила перемещение из восемьдесят первого года в девяносто седьмой по непонятной причине, да и Тацуми-сан перескочил не туда, куда стремился … Стоп. Эшфорд-химэ. А я и забыл. Ведь я не первый, кто попадает не в своё время и даже без использования машины времени. Лилиан из моего мира была первопроходцем в этом нелёгком начинании. Что, интересно, случилось с ней? Внезапно мной овладело мучительное чувство. Словно отдельные фрагменты всего, что я успел узнать, двинулись навстречу друг другу, обещая вскоре стать целостной картиной, но пока упорно не складываясь. — Ватари-сан, — обратился я к синигами. — Я предлагаю ещё раз проанализировать информацию, касающуюся амулетов и перемещений во времени. И сделать это вместе, чтобы ничего не упустить, иначе моя попытка спасти Асато-сан может обернуться трагедией. Мне бы этого не хотелось. *** Вот так я и получил доступ к компьютеру Ватари-сан и прочёл всё, что он собирал долгие годы. — Любопытно, — заметил я, закончив изучать файлы. — А я ведь изначально догадывался, что амулет «завязан» на лунных фазах. Что ж, теперь знаю точно… — Вы до сих пор хотите побеседовать с душой Асато? Ватари старался не выказывать волнения, но оно было слишком заметно. — Конечно. Во-первых, я должен убедиться, что он отдаёт себе отчёт в происшедшем. Во-вторых, мне необходимо узнать о том, каким Асато-сан видит своё будущее. Это важно. Доктор Ютака внимательно глядел на меня, словно пытаясь уличить во лжи, но не находя подтверждения своим подозрениям. — А вы уверены, что Цузуки захочет искренне отвечать на ваши вопросы? — наконец, спросил он. — Как хозяин амулета, вы способны его заставить, но у него слишком много негативного связано с образом вашего двойника. Асато-кун не доверяет доктору Мураки. Вы в этом не виноваты, конечно, но не лучше ли оставить Цузуки в покое до дня, когда наступит Апокалипсис, а потом освободить его? Свои желания он исполнит сам. Рациональное зерно в словах Ватари-сан, безусловно, присутствовало, но мне его предложение почему-то совершенно не нравилось. — Я подумаю, но не обещаю, что сделаю в точности так, как вы посоветовали. И ещё. Вы сказали, что, по сути, раздвоение миров должно произойти в точке, куда попал первый путешественник во времени. — Верно. — А до этой точки миры остаются едины? — Да. — И не должны отличаться даже в мельчайших деталях? — Нет. — Не согласен. Из досье на здешнего Мураки я узнал, что фамилия его телохранителя — Сакаки, в то время как моего слуги-воспитателя — Такахаси. При этом имена, внешность и возраст обоих мужчин совпадают. Они оба были наняты задолго до истории с Саки, то есть, раньше перемещения Цузуки в мою реальность. Почему прошлое двух миров отличается? — Невозможно, — поражённо прошептал Ватари. — Миры должны были разделиться в июле 1981, и никак не раньше! — Есть ещё кое-что, — добавил я. — Кинжал Лилиан из моего мира украшен аметистом, у Эшфорд-сан из вашего мира в рукояти амулета я видел адуляр. Однако, по словам обеих леди, каждая из них получила Око в подарок от отца в юности. Из слов Каэдэ-сан следует, что юность Лилиан Эшфорд приходилась на начало XX века. Вмешательство Цузуки Асато-сан в этот отрезок времени исключено. Почему Демоническое Око выглядит по-разному? — Согласно найденной мной информации, Око способно периодически принимать разные лики, — занервничал вдруг Ватари. — Оно маскирует себя. Однако… Я теперь склоняюсь к мысли, что миры, скорее всего, разделились раньше лета 1981 года. Но тогда Цузуки-сан не был первым, кто отправился в прошлое! — И кем же являлся первый путешественник? — Возможно, Эшфорд-сан? Она вполне могла, узнав об амулете, отправиться в прошлое и изменить события так, чтобы в будущем завладеть Оком. Боюсь, узнать точно, кем был первый путешественник, уже не получится. Не получится? Ещё чего! Я собираюсь раскопать и это, и многое другое, ибо меня такое положение вещей не устраивает. Например, дата дня Апокалипсиса вычислена Ватари-сан на основе фактов, изложенных в базе Мэйфу. Я, конечно, запомню эту дату, ибо других вариантов пока не имеется. Однако надо учитывать то, что в архиве Мэйфу покопалась Эшфорд-сан и фальсифицировала многие сведения. О чём именно она солгала во время нашей беседы в замке теперь сложно сказать, но в любом случае точные сведения о дате конца света содержатся в подлиннике «Жизнеописания Миров». А значит я должен увидеть эту книгу. Это во-первых. А во-вторых, я должен поделиться с Ватари своим предположением, каким бы нелепым оно ни являлось. — Взгляните, — я поспешно набросал на обрывке листа схему, вроде той, которую рисовал в замке Лилиан. — Мне кажется, при расщеплении мира пополам не один, а обе полученные ветви должны измениться. Мир «номер ноль» исчезает, и мы получаем две альтернативные Земли — «номер один» и «номер два». Ватари вдруг задумался, а потом неожиданно хлопнул меня по плечу. — Естественно. Исходный мир исчез, а два заменивших его не идентичны первому. Как не будет идентичен третий мир, возникший после Апокалипсиса. Полагаю, после того, как миры соединятся, мы не вернёмся ни к первой версии Земли, ни к одной из ныне существующих. Появится совершенно новая Земля. А сейчас в одном из двух миров по-прежнему живёт тот, кто должен помнить, каким был исходный мир. Или, по крайней мере, его душа. В Мэйфу, в раю или в аду, но где-то она есть! — Ватари продолжал рассуждать. — Поскольку мир не допускает парадоксов, здесь этот человек сейчас — всего лишь призрачная, нерождённая душа. Возможно, именно это событие и вызвало асинхронность течения времени между измерениями? Предположим, какой-то ребёнок не родился в положенное время, поскольку попал в один из миров уже взрослым. Душа разделиться в пределах одного мира не может, ибо это вызовет всеобщий кризис. И, я полагаю, тот, кто никогда не рождался, не способен умереть? Значит, мы, по крайней мере, знаем два признака этого первого путешественника: он бессмертный, и его дата рождения не должна быть известна даже в Мэйфу. А, возможно, про неё или про него вообще нет информации нигде, в том числе в списках Дворца Свечей. Давайте-ка проверим, подходит ли Эшфорд-сан под это определение? Разумеется, попытки найти информацию о леди Эшфорд в архиве Мэйфу ничего не дали. — А ведь о существе с таким мощным амулетом обязательно должны быть хоть какие-нибудь данные, — бормотал себе под нос учёный. — Жаль, нам её не поймать и не поговорить с ней! — Не сожалейте. Эшфорд-сан из этого мира лжива, как коммивояжёр, а её двойник страдает ретроградной амнезией. Ни от одной из них мы не добились бы внятных ответов. — Но что если не Эшфорд-сан виновна в разделении миров? У нас ведь нет неоспоримых доказательств? — Именно. — Тогда я даже представить себе не могу, кто бы это мог быть! У вас есть план действий, Мураки-сан? — Пока приблизительный. Я собираюсь с помощью заклинаний из книги О-кунинуси снова проникнуть в замок Несотворённой Тьмы, добыть «Жизнеописание Миров», прочесть правду о дне Апокалипсиса и амулетах, после чего вернуться в свой мир и ждать назначенного дня. — Вы способны сделать это?! — Ватари подскочил на месте. — А почему бы нет? Разве у меня не один из самых сильных амулетов на Земле? И разве не благодаря ему мы с Каэдэ-сан оказались здесь? — Но он ведь не обладает неисчерпаемой … — учёный не успел закончить фразу. Дверь открылась, и в лабораторию вошёл Куросаки-кун. Выглядел он не лучшим образом. Оно и понятно: новости, услышанные от меня и Микако, не могли поднять ему настроения. — Простите за вторжение, — извинился он перед Ватари, а потом обратился ко мне. — Могу я вас попросить показать амулет ещё раз? — Зачем? — Просто хочу взглянуть. Вам нечего опасаться. — Я и не опасаюсь. Держа рубин в сложенных чашечкой ладонях, я наблюдал за ним, убеждаясь в очередной раз, что любовь подчас — настоящая пытка. Но, в конце концов, почему я должен переживать за Хисоку? Не я его проклял. К тому же я сполна рассчитался за грехи своего двойника. Большего от меня он не может требовать. — Амулет можно продать или подарить? — спросил юноша. — Нет, — сразу пресёк я любые попытки торговаться. — Я не продам рубин и не подарю, но обещаю сделать всё, чтобы ваш напарник получил свободу. И тут самообладание изменило Куросаки-сан. — Вы не вправе распоряжаться его судьбой! — закричал он на меня. — Вы не сражались с ним бок о бок! Не смеялись, не ссорились! И даже не ненавидели друг друга! Вы видели Цузуки-сан всего раз в жизни! И вы отказываетесь отдать амулет тем, кто долгое время знал и любил его?! — Именно так. Вспыльчивый и непосредственный паренёк. И, без сомнения, преданный до мозга костей. Как он меня! И ведь ничего не возразишь. Неудивительно, что Асато-сан потянулся к нему. Я и сам при других обстоятельствах мог … Что-то в нём есть, определённо. — Бон, — Ватари подошёл к Хисоке и выразительно посмотрел ему в глаза, — Цузуки спас его семью. Такие счета не остаются неоплаченными. Их надо закрывать. Хисока отвернулся. Я видел, как он пытается взять себя в руки. Спина напряжена, плечи выпрямлены. — Надеюсь, вы не передумаете и доведёте дело до конца, — отчётливо выговорил Куросаки-сан, обращаясь ко мне. — Я не бросаю слов на ветер. Он смотрел прямо на меня, и глаза его всё ещё были темны от гнева. Внезапно рука Хисоки метнулась к амулету. Я не успел его остановить. И тогда я наконец увидел, что Тацуми-сан подразумевал, говоря: «…никто не сможет и пальцем прикоснуться к нему». Вокруг камня взметнулся ореол чёрного огня, но он не обжёг парня, однако пальцы Куросаки завязли в этом странном пламени, словно ботинки незадачливого пешехода в расплавленном битуме. Юный синигами попытался вытащить руку, но не смог. «Хозяин, я нейтрализовал вора, — довольным тоном сообщил рубин. — Что с ним делать дальше?» Он был горд, как сторожевой пёс, успевший вонзить зубы в ягодицы убегавшего грабителя. «Отпусти его». Пора было проявить милосердие, тем более, Хисока выглядел крайне растерянным. — Что это было? — спросил он, сумев высвободить руку. — Вы же не хозяин амулета. Куросаки-сан посмотрел на меня так, словно никак не мог определиться, какие чувства я у него вызываю. Я перечислил бы ему весь список вслух, но последний оказался бы чрезмерно длинным и противоречивым. Наконец, Хисока вымолвил: — Если с Цузуки случится беда, я вас найду, где угодно. Вы от меня не скроетесь! — Не сомневаюсь. Юноша резко развернулся и направился к выходу из лаборатории. Ватари собрался что-то сказать ему вслед, но я остановил учёного вопросом: — Как вы думаете, есть ли у нас шансы выяснить, существует ли где-либо в этом мире нерождённая душа? *** В течение последующих часов я пытался найти информацию о семье Эшфорд в базе Мэйфу и в Интернете, но не обнаружил ничего, кроме сведений, которые уже получил от двойника Лилиан. Разве что количество салонов красоты и частных предприятий, находящихся в собственности Эшфорд-сан, заметно увеличилось за истекшие годы. Ватари-сан обещал вытрясти что-нибудь новое из Хакушаку-сама, однако, вернувшись через полчаса, сообщил, что ему удалось вытянуть из Графа, впавшего в меланхолию, лишь список потерянных душ. Про Лилиан Эшфорд не удалось узнать ничего. — Создаётся впечатление, — озабоченным тоном признался синигами, — что у Графа развивается синдром Корсакова, хотя в Мэйфу подобное невозможно. У бессмертных существ клетки тела регенерируют! Мы не можем даже заболеть, если нас не прокляли, конечно. — И с чего вы взяли, что Граф болен? — Как бы часто я ни упоминал имя Лилиан Эшфорд, Граф немедленно забывал его и всё с ним связанное, поэтому мне так и не удалось узнать, жива ли эта леди, или её имя надо искать в Кисеки. Никогда прежде не замечал за Графом подобной рассеянности, — синигами коварно хихикнул. — Надо влить Его Светлости в чай моё недавнее изобретение. Снадобье одно, от которого улучшаются все процессы памяти: запечатление, сохранение, воспроизведение. Сам я эту жидкость пару месяцев назад пробовал. Никаких побочных эффектов, кроме того, что в течение суток в голову лезут нелепейшие идеи. В основном, неосуществимые. Зато память укрепляется. — Так влейте. За чем дело стало? Ватари вздохнул. — Коноэ-сан тоже попробовал его… Случайно. А потом целый час плакал у себя в кабинете, причитая: «Бедная девочка, бедная девочка!» Так потом и не признался, что ему привиделось. Если от моего снадобья Графу станет хуже, на следующий же день Энма-Дай-О-сама развеет мой прах над Токио. — Тогда ему точно никто не вернёт Асато-сан. А, кстати, зачем ему ваш коллега? — Цузуки — правая рука Энмы-Дай-О-сама, его сильнейший помощник на случай войны. У Цузуки двенадцать шикигами в подчинении. Если их вызвать одновременно, разрушения в мире могут быть катастрофическими. — Стало быть, ваш Повелитель тоже не отказался бы завладеть амулетом… А ещё лучше — двумя талисманами сразу. — Возможно, вы правы. Наверное, если Энма-Дай-О-сама узнает о рубине, он станет одним из тех, кто пытается отобрать камень у вас. Ладно, забудем пока о великих сего мира! — учёный хлопнул ладонью по столу. — Взгляните, какой занятный клубок начинает разматываться. И Ватари выложил передо мной список пропавших душ, который ему удалось добыть из Дворца Свечей. На обрывке листа бумаги я прочёл: «Хьюго Бьюкенен — 12 июля 1135 года Сесил Кинан — 12 июля 1135 года Олаф Лливелин — 12 июля 1135 года Эйлин Оукс — 12 июля 1135 года Беатрис Риган — 12 июля 1135 года Алиента Уолтер — 12 июля 1135 года Матильда Ранкл — 12 июля 1135 года Коноэ Кэндзиро — 9 июля 1945 года Мураки Кадзутака — 15 мая 1999 года». Я невольно вздрогнул, увидев в списке имя своего двойника. Теперь понятно, почему от лорда Артура исходила столь зловещая аура. Он такой же, как и те призраки людей из XII века — застрял между мирами, не живой и не мёртвый. — Граф всегда в курсе, где находится та или иная душа, — пояснил Ватари, — однако эти девять человек пропали в неизвестном направлении. Благодаря вашему с Каэдэ-сан рассказу я догадываюсь, что они сейчас заперты в замке Несотворённой Тьмы. Все, кроме предпоследней души. Местонахождение Коноэ Кэндзиро до сих пор под вопросом. Его не принесли в жертву амулету, он не является родственником Лилиан. Кто он тогда? Однако я нутром чую, что если восемь из девяти пропали по вине Ока, то и девятый, скорее всего, исчез по той же причине. Надо проштудировать базы по регистрации умерших и новорождённых на Земле, а заодно полицейскую базу по всем префектурам. Сейчас я этим займусь. Ватари уселся за компьютер и начал искать. Я в это время напряжённо размышлял над тем, что видел и слышал за последние дни. На ум приходили только отрывки фраз, но из них уже что-то начинало выкристаллизовываться. Я вспомнил рассказ Микако об отце Эшфорд-сан: «Лорд Уильям, умерший вскоре после окончания Второй Мировой, ни на одном фото не выглядел старше сорока, хотя, судя по моим подсчётам, ему было около семидесяти в год смерти…» А потом Каэдэ-сан упомянула о том, как госпожа Эшфорд вдруг рассердилась, когда лорд Артур назвал её «Рири». Эпизод в ресторане в Акасаке, когда Лилиан-химэ вздрогнула и едва не уронила вилку, услышав ничего не значащую фразу: «Ну и проказница эта Коноэ! Натворила-таки дел!» — Скажите, Ватари-сан, — обратился я к доктору, — а как давно шеф Коноэ работает в Энма-Тё? — С конца XIX века, — не отрываясь от компьютера, откликнулся Ватари, — но точную дату он никому не называл. Почему вы спросили? — Как его имя? Пальцы Ватари замерли над клавиатурой. — Его имя знает только Повелитель Мэйфу. Повисла пауза. Внезапно Ватари понял, к чему я веду расспросы и воскликнул: — Нет! Исключено! Это два абсолютно разных человека! Возможно, но даже если шеф Коноэ не имеет отношения к пропавшему Кэндзиро-сан, тогда стоит предложить другой вариант… — Поищите в базе девушку по имени Коноэ Рири. Возможны варианты: Ририка, Юрико, Юри. — Вы думаете, леди Эшфорд скрывает своё истинное происхождение? — удивился Ватари. — Я предполагаю разное. Один из вариантов может оказаться правильным. Спустя ещё полчаса стало ясно, что о Коноэ Рири, Ририке или Юрико, а также о мужчине по имени Коноэ Кэндзиро нигде нет никаких данных. Несколько случайно найденных полных однофамильцев оказались либо совсем маленькими детьми, либо давно умершими людьми, чьи имена, как и положено, значились в Кисеки. — У нас остался один выход, — заметил я. — Полагаю, хотя бы Кисеки нельзя подделать? — Это невозможно даже для очень сильного демона, — подтвердил Ватари. — Тогда надо взглянуть, когда умерли господа Ральф Эшфорд, Ричард Эшфорд, Уильям Эшфорд. Это прадед, дед и отец Эшфорд-сан, по её словам. Я даже не сомневался, что Ватари, покопавшись в списках Графа, не обнаружит там записей о дате смерти этих людей. Так и вышло, ибо они никогда не существовали. У Лилиан Эшфорд, конечно, был отец, но его настоящее имя, я готов поспорить, не лорд Уильям Эшфорд, а господин Коноэ. Именно он заключил контракт с амулетом, получив взамен дар могущества и бессмертия только не для себя, а для дочери. Когда же пришёл час его смерти, человек по имени Коноэ Кэндзиро отдал душу Демоническому Оку. То, что я не встретил этого человека в замке Несотворённой Тьмы, отнюдь не значит, что Коноэ-сан там не находился. Разумеется, у меня не было никаких доказательств моим предположениям, но я собирался их найти. *** На следующий день мы с Ватари позавтракали омлетом и великолепно поджаренными тостами. После завтрака нас навестил Хисока. Он долго сидел в лаборатории, наблюдая за нами. Имя Лилиан, часто звучавшее в разговоре между мной и Ватари, юноше не запоминалось совершенно. И вскоре мы оба обратили на это внимание. Значит, дело было не в синдроме Корсакова. — А леди Эшфорд гораздо сильнее, чем я думал, — будто между прочим вымолвил Ватари. Я кивнул. Хисока, не поняв, о ком речь, спросил, чем он может быть полезен, и Ватари-сан попросил его поискать информацию, относящуюся к истории города Дарем, начиная с конца XIX века и по настоящее время. Слабая надежда, но вдруг мальчик случайно наткнётся на крупицу важных сведений, ещё не уничтоженных Оком? Спустя десять минут после ухода Хисоки зазвонил мобильный у Ватари-сан. Каэдэ Микако позвала к телефону меня и отчаявшимся голосом поведала о том, что ей удалось обнаружить и уничтожить действие блокирующего память заклятия, но в ту же секунду на теле Рэндзи проступили следы другого заклинания. Оно оказалось в точности таким, как у Куросаки-сан, только сплетённым с болевым проклятием. И что дальше делать, Микако понятия не имеет. Она сказала, что им с сыном удалось бежать из дома Эшфорд-сан. Они оба телепортировались в Японию, но опасаются, что их там скоро найдут и отправят обратно в Дарем. — Мураки-сан, я теперь знаю, — Микако сдавленно всхлипнула, — существуют веские причины, по которым вы не захотите помогать моему сыну. После того, как я сняла с Рэн-кун блокирующее память заклятие, он рассказал мне о своём прошлом. Он действительно ваш давно погибший брат — Шидо Саки. Вернее, брат лорда Артура. И он натворил много ужасного. Очень много… Такое невозможно ни забыть, ни простить. Я вздрогнул. Да, вот так оно бывает. Одно дело предполагать, совсем другое — узнать точно. Лучше бы она ничего не говорила. — Брат так брат, — мирно отозвался я. — Думаю, словам Рэндзи-кун можно верить. — И вы больше ничего не можете добавить? Удивительно. Каждый раз, когда я пытаюсь абстрагироваться от эмоций и воспринять новость хладнокровно, окружающим я кажусь законченным эгоистом. — Разве только одно: ни вас, ни парня поздравлять не с чем. Молчание на другом конце трубки, а затем я услышал, как Микако проговорила: — Вы ненавидите его. До сих пор. И всё же, прежде чем вы откажете Рэн-кун в исцелении, поговорите с ним. У него есть важная информация об известной вам особе. Надеюсь, она не блефует. Что ж, мой рубин прекрасно реагирует на ложь. Этим двоим придётся говорить правду и ничего, кроме правды. Я прикрыл трубку ладонью и обернулся к Ватари. — Мне срочно нужно отправиться в мир людей. Рэндзи собирается сообщить нечто важное об Эшфорд-сан, если он, конечно, не выдумал всё в надежде избавиться от проклятия. — Нет, — Ватари отрицательно замотал головой. — Вам нельзя. Если вы случайно столкнётесь с вашим двойником, мир войдёт в стадию кризиса. — Мы с лордом Артуром уже беседовали и даже в покер играли. Земля уцелела. — Ваша встреча наверняка произошла в той точке, где Вселенные по-прежнему едины. Вероятно, замок леди Эшфорд является одним из связующих узлов, не позволяющих мирам окончательно рассыпаться на части. Там пространство-время неделимы, и двойникам можно встречаться. Но здесь последствия вашей встречи будут непредсказуемыми. Я склоняюсь к мысли, что мне необходимо перетащить этих двоих сюда, пока до них не добралась леди Эшфорд, — с этими словами Ватари отобрал у меня телефон и проговорил в трубку, обращаясь к Микако. — Оставайтесь на месте. Я иду. И отключил связь. — Как вы их найдёте? — поинтересовался я. — В нашем времени имеется очень удобная услуга для пользователей мобильных телефонов. Называется Location-based service или LBS. Вы о ней не знаете, поскольку она действует в Японии с мая 2002 года. Со своего мобильного я могу определить местоположение владельца другого телефона с точностью до нескольких метров. Нет-нет, — рассмеялся синигами, заметив на себе слишком пристальный взгляд, — я не собирался шпионить, а сделал это ради безопасности Каэдэ-сан. Знал, что ей рано или поздно помощь понадобится. Я сейчас заберу сюда Микако-сан и Рэндзи-кун, а потом вы с ними поговорите. И Ватари исчез. Это произошло столь неожиданно, что я некоторое время просто стоял, уставившись в пространство перед собой. Потом встряхнулся и собирался вернуться к компьютеру, как вдруг позади меня послышался голос учёного: — Думаете, телепортация из Мэйфу в Нагасаки и обратно — это долго? — Они здесь? — Да, — довольно сообщил Ватари. — В парке. Неподалёку от здания департамента. — Тогда чего мы ждём? — я сделал нетерпеливое движение, собираясь идти вперёд. — Погодите, — учёный вдруг задержал меня. — Я видел фотографии Шидо-сан в досье. Вы должны приготовиться. Рэндзи-кун — точная копия вашего брата. Собственно, это он и есть. — Вы опасаетесь, что на меня нахлынут неприятные воспоминания, или я не сдержу гнева? — Вроде того. — Я не испытываю добрых чувств к этому юноше, но и ненависти во мне больше нет. Если и была раньше, то перегорела. Не беспокойтесь. — Тогда идёмте. И мы переместились в парк. *** Они сидели на скамейке за столиком под цветущими сакурами: темноволосая Микако и подросток с практически белыми прядями волос … Всё-таки я ошибался, когда решил, что останусь невозмутимым. Стоило увидеть Шидо-сан, который давно умер и похоронен, как внутри всколыхнулась волна ярости. У Рэндзи были абсолютно те же черты лица, что и у Саки, правда, не искажённые ухмылкой презрения и превосходства. Как бы я ни был поражён, ни звука не сорвалось с моих губ. Я ждал первого шага от него. Заметив меня, парень встал со скамьи, подошёл ближе и произнёс: — Здравствуй, Кадзутака. Выслушай меня и попытайся понять, если сможешь. Он выглядел старше своих лет, видимо, из-за болезни. Хотя, если подумать, он прожил столько же на этом свете, сколько и я, если учесть оба его воплощения. — Мне нужна информация. Не исповедь, — равнодушно заметил я. — Будет и то, и другое. Это самое малое, что я могу сделать, учитывая степень моей вины перед тобой. — Ты виновен не передо мной, а перед другим человеком. Каэдэ-сан тебе не рассказала о существенной разнице между мной и лордом Артуром? Микако молчала, отодвинувшись на свой край скамейки и предоставив нам возможность разбираться самим в нашем прошлом. Я заметил, что и Ватари-сан деликатно отошёл по тропинке в глубину парка. — Вы — одно лицо, — вымолвил Саки. — Я не верю в параллельные миры. Есть только один мир, и мы все — части целого. — В философии я нуждаюсь ещё менее, чем в исповедях. Побереги своё и моё время. Микако, сидящая поблизости, упорно прятала глаза, но это не имело особого значения, ведь всё моё внимание в данный миг было приковано к светловолосому мальчику. Я видел, что на лбу подростка выступил пот. Рэндзи закусил губу, стиснул зубы. Из прокушенной кожи вытекла струйка крови. Саки поспешно вытер ладонью подбородок. Рана тут же затянулась. — Перерывы между моими приступами становятся всё короче, — пояснил он. — Я не могу находиться в сознании более тридцати минут подряд. Надо успеть рассказать… Я должен объяснить, почему решился тогда на убийство. — Эту часть истории можешь пропустить. Не утруждайся. Мои родители живы. — Тем не менее, оттого что твой брат отвратительно обращался с тобой, его поведение взрастило и в тебе ненависть. Скажешь, я ошибаюсь? А этот мальчишка проницателен! — Гнев подтачивает тебя, — продолжал Рэндзи. — Ты бы хотел избавиться от него, но не знаешь, как. Однако ненависти не настолько много, чтобы она напрочь затмила весь твой мир. Ты можешь видеть причины моего поведения, а лорд Артур не захочет знать ничего. Но так или иначе ты тоже стал свидетелем того, как я получил по заслугам. Теперь тебе надо узнать мои прежние мотивы поведения. Надеюсь, понимание этого заставит тебя пересмотреть свои чувства. — А поскольку мы с лордом Эшфордом в некотором роде — одно целое, — развил я его мысль, — то в итоге когда-нибудь он тоже перестанет тебя ненавидеть? — Надеюсь. — Не верю в эту чушь и не поверю никогда. — Но ты не сможешь отрицать факта, что ненависть заразна. Она, как грипп, передаётся от человека к человеку. Я возненавидел вашу семью, а мой брат, ныне зовущий себя лордом Артуром, возненавидел меня. — Пытаешься изобрести теорию ненависти? — Нисколько. Просто говорю правду. Моя мать обожала отца. Она была готова ради него на всё. Узнав, что беременна, она, не задумываясь, решила родить меня, несмотря на противопоказания. У неё слишком поздно диагностировали врождённый порок сердца. Редкий диагноз — корригированная транспозиция магистральных сосудов. Моей матери уже исполнилось двадцать два года. Слишком поздно для операции. Да к тому же в начале шестидесятых во всём мире только начинали делать такие операции с использованием первых моделей аппаратов искусственного кровообращения. Оставалось обходиться консервативным лечением. Отец внимательно наблюдал за состоянием моей матери. При малейшем ухудшении клал в больницу. Когда я родился, он часто навещал нас, присылал деньги и подарки, играл со мной. Однако вскоре у его законной жены тоже обнаружился порок сердца. Только приобретённый. Нам с Кадзутакой тогда было по четыре года. Мать Кадзутаки стала часто утомляться, болеть, раздражаться и требовать к себе повышенного внимания. И тогда Мураки-сан, чтобы не травмировать её, отказался от посещений нашего дома. По крайней мере, он так сказал моей матери, а она долгие годы ждала, когда же он передумает и снова начнёт нас навещать, но увы… Последней каплей стало то, что отец отказался её лечить, перенаправив к другому доктору. Мне тогда было тринадцать лет. Потом мама узнала, что отец, игнорируя нас, тратил своё время на встречи с совсем юными пациентками, едва ли не моими ровесницами. Долго время она мне ничего не говорила, но в конце концов не выдержала и выплакала горе на моём плече. Так я узнал всю правду. Я видел, как она страдает, но ничем не мог ей помочь. А ещё через полгода новый доктор ошибочно назначил маме лекарства, от которых её состояние резко ухудшилось. Её положили в больницу, но, видимо, исправить уже ничего было нельзя. Затяжная болезнь и длительные душевные переживания сыграли свою роль. Я помню, как перед смертью мама попросила меня позвонить в дом семьи Мураки, но там никто не брал трубку, а потом кто-то из слуг ответил, что господин отмечает день рождения сына и не хочет, чтобы его беспокоили. Мама умерла в три часа ночи, так и не увидевшись с ним. А отец даже на похороны не явился. Улетел на симпозиум в Лондон. Я молчал. А что можно было сказать? Симпозиум для Мураки-сама был превыше всего. Он улетел бы туда, даже если бы умер я или моя мать. Я осознал сей печальный факт уже в семь лет, но смириться сумел не раньше тридцати. — Вечером после похорон ко мне в квартиру явилась некая дама по имени Лилиан Эшфорд, — продолжал рассказывать Саки. — Она сказала, будто была подругой моей мамы, а затем показала некоторые из своих магических умений. Я восхитился её способностями и попросил научить меня чему-то подобному, чтобы я мог отплатить человеку, по вине которого моя мать умерла так рано. И тогда Лилиан-сан предложила мне контракт с ней на посмертные воспоминания. Мне не показалось чем-то страшным отдать ей свою память в день смерти. Зато на все оставшиеся мне годы я получал неизмеримую физическую силу и способность в совершенстве владеть катаной. Никто не сумел бы победить меня ни на мечах, ни врукопашную. После моего возрождения в этом теле, Лилиан вернула мне воспоминания, заключённые в Оке. Но они оставались до поры до времени скрыты внутри меня благодаря заклятию лорда Артура. А теперь, когда мама Микако сняла с меня проклятие, я всё вспомнил. — Вот в чём дело, — съязвил я. — А я-то ломал голову, почему мой брат столь ловок и неуязвим! А он просто заключил контракт с тёмными силами. — Лорд Артур сделал то же самое, — поспешно сообщил Рэндзи. — Неужели? Он тебе сам доложил или его дражайшая супруга призналась? — Ни то, ни другое. Став старше, я начал понимать мысли и чувства людей, живших со мной под одной крышей. Так я и узнал, что лорд Артур — не муж Лилиан Эшфорд, а её дух-хранитель. Они изображают на людях мужа и жену, чтобы создать видимость обычной семьи. На самом деле их связывают узы контракта. Правда, некоторое время тому назад они действительно были любовниками, но потом их отношения прекратились по инициативе лорда Артура. Лилиан-сан до сих пор не может его простить. — Значит, она заполучила душу моего двойника… — Да. И я был нужен леди Эшфорд для каких-то целей, только не пойму, зачем. Она не просто так помогла возродить меня. Эта женщина ничего не делает без причины. Верно подмечено. Лилиан Эшфорд шага не ступит без коварного плана. Интересно, в день, когда два мира начнут объединяться, процесс пройдёт гладко лишь в случае, если Эшфорд-сан сумеет подчинить себе обе части Ока? Но тогда ей понадобится и моё сознание тоже. У неё уже есть сильный амулет и хранитель, однако двойник души-хранителя ей не подчиняется. Более того, он сам обзавёлся амулетом. На данный момент я для неё серьёзная помеха, и ей надо что-то делать. Убить либо подчинить себе. Пока она не преуспела ни в том, ни в другом, но ничто не мешает ей повторить попытку. — Эшфорд-сан безжалостна и непреклонна, — голос Саки вернул меня к реальности. — Правда, к лорду Артуру она испытывала нечто вроде привязанности. И ещё отчасти ощущала свою вину перед ним. — Она чувствовала себя виноватой? — изумился я. — И почему же? — Лорд Артур был ей дорог, но ради какой-то цели Эшфорд-сан пришлось связать его контрактом и уничтожить его рассудок. Ведь Око необратимо влияет на разум того, с кем заключён договор. Оно дарит человеку силу, но меняет его сознание … Не знаю, как объяснить… Я всегда ненавидел семью Мураки, мечтал о мести, однако мысль об убийстве вызрела лишь впоследствии. Поначалу я просто наслаждался своей властью над братом. Он не мог победить меня, а гордость не позволяла ему признаться отцу в своей слабости. Кадзутака принял решение терпеть любые мои издевательства, лишь бы однажды выиграть сражение на мечах. Однако благодаря контракту с Оком, это было невозможно. А я пользовался этим и придумывал для него всё более изощрённые наказания. Я сам уже тогда понимал: что-то случилось с моим разумом. Я не способен был остановиться и питался, как вампир, чужой болью. Бессильная ненависть в глазах Кадзутаки доставляла мне невыразимое наслаждение. Чем больше мучился он, тем сильнейшее удовлетворение испытывал я. Не знаю, чего я добивался. Наверное, чтобы он валялся у меня в ногах и целовал мои стопы, умоляя о пощаде. Но брат был чертовски упрям. Никогда не плакал, не кричал, не звал на помощь. Ни единой живой душе не рассказал о моих выходках. И однажды в страстном желании увидеть его растоптанным и униженным я зашёл недопустимо далеко. Это случилось в дождливую ночь в запертом сарае … — Можешь не пересказывать мерзкие подробности. Я знаю о случившемся, хотя со мной такого не происходило. Во сне я однажды увидел отголоски событий вашего мира. Думаю, именно с той ночи лорд Артур решил отомстить тебе. Смерть родителей лишь укрепила его в этом стремлении. И поверь, случись всё это со мной, я бы сделал то же самое. Рэндзи вцепился ногтями в свои колени, заскрёб пальцами по ткани брюк, сминая её. — Пойми, — бормотал он, — я потерял мать. Меня поселили в доме отца лишь из милости! Я постоянно чувствовал себя лишним. А потом однажды подслушал, как Мураки-сама сказал своей жене, что по завещанию главой семьи станет Кадзутака, а мне не достанется ничего, кроме весьма скромной денежной суммы. Он обещал дать их законному сыну самое лучшее образование, а после окончания университета отправить Кадзутаку на стажировку в Европу. Как возможно было спокойно перенести такое? Да, отец предъявлял повышенные требования к Кадзутаке, но он взамен отдавал ему всё. А кем был я? Жалким сиротой? Возможно, моя ненависть усилилась из-за действия Ока, а, может, амулет просто высвободил мои скрытые стремления, но мне с каждым днём всё сильнее хотелось уничтожить этого мальчишку и всю его семью. Расколоть на части, как дурацких фарфоровых кукол госпожи Мураки! — Тебе это в итоге удалось, — невозмутимо отметил я. — Более того, ты создал эффект домино. От руки лорда Артура впоследствии погибло множество людей. У тебя есть полное право гордиться собой. — Я был чудовищем и породил чудовище… — Не могу не согласиться. Микако сидела неподвижно на другом конце скамейки, и я отметил, что она беззвучно плачет. Рэндзи помолчал, а потом задал вопрос, которого я ждал. — В твоём мире Шидо Саки был другим? — О нет. Абсолютно таким же. Мою спину так же резали, прижигали сигаретами и пылающими ветками деревьев, и я частенько ночевал в сарае связанным без еды и воды, когда родителей не было дома. А слугам рассказывались сказки о том, что я занимаюсь медитативными практиками, запершись в комнате, и меня нельзя беспокоить и даже шуметь возле моей двери. — Тогда почему ты не стал похож на лорда Артура? — Повезло. — Мама Микако отказалась рассказывать подробно. Я понял лишь одно — кто-то пришёл к тебе и изменил твою судьбу. — Я не прибавлю ни слова к сказанному. Даже не мечтай, — и после короткой паузы спросил. — Что ещё ты мне собирался сказать об Эшфорд-сан? Рэндзи помолчал и вдруг скороговоркой выпалил: — Я некогда любил эту женщину. — О, наша «чёрная вдова» способна внушать любовь? — Она очень красива. — Кобры и тайпаны тоже по-своему прекрасны. Рэндзи проигнорировал моё замечание, продолжая рассказ. — Я преклонялся перед ней, но при этом для неё оставался обычным мальчишкой. Она постоянно спрашивала только о моём брате, когда мы с ней встречались. Меня это невероятно злило! — И что это были за вопросы? — заинтересовался я. — Разные. О том, что Кадзутака любит и ненавидит, чего боится, от чего приходит в бешенство. Создавалось впечатление, будто ей не было никакого дела конкретно до меня. Только мой брат занимал её мысли. Я не понимал этого. В моих глазах Кадзутака был полным ничтожеством. Что моя королева нашла в нём?! Наверное, отчасти ещё и её интерес к нему заставил меня, в конце концов, пожелать смерти Кадзутаке. Но прежде я собирался уничтожить его двуличных родителей, собиравшихся оставить меня без гроша в кармане. Я признался леди Эшфорд в своих намерениях. Она усмехнулась, потрепала меня по щеке и назвала хорошим мальчиком. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание. Выходит, эта женщина отлично знала, что Саки собирается совершить и не остановила его? Более того, поддержала преступное намерение? — Она сказала, — добавил Рэндзи, — что сумеет переделать завещание отца в мою пользу, и никто не отличит его от настоящего и не вспомнит, что когда-то существовало другое. Я поверил ей. Она действительно умела многое. Амулет никак не реагировал на слова Саки. Похоже, парень не лгал. — Кажется, — пробормотал я, — теперь демонам остаётся только удавиться с досады. После рождения Лилиан Эшфорд им больше нечего делать на Земле. Рэн-кун грустно усмехнулся. — Я тоже теперь демон. Но, увы, удавиться не получится. Уже пробовал. Вены вскрывал, с крыши прыгал, снотворное глотал. Бесполезно. — Незавидная у тебя участь, — согласился я. — Вернулся с того света, чтобы попасть в настоящий ад. Кстати, ты помнишь что-то о своём посмертном существовании? Рэндзи отрицательно покачал головой. — Наверное, память о тех событиях стирается после возвращения в мир живых. Я не помню ничего. И если бы Эшфорд-сан не вернула мне память о моей прежней жизни, сохранённую внутри Ока, я бы вообще забыл всё. Но лорд Артур поставил блок на эти воспоминания, когда я ещё был младенцем. — Зачем? Разве он не хотел, чтобы ты поскорее всё вспомнил? — Должно быть, выжидал удобный момент. Возможно, поэтому он никогда и не позволял мне прикасаться к себе, чтобы я не вспомнил о том, кто он и кто я, раньше времени. Однако я и сам не горел желанием приближаться к «папочке». От него за милю веяло холодом и пустотой. Я боялся его. Он нёс внутри себя смерть. Это страшно. Иссушённая гневом душа, вынужденная вечно служить демоническому амулету? Да, это воистину страшно. «А на самом деле, — подумалось вдруг мне, — возрождённого Шидо-сан из альтернативного мира было бы выгодно иметь в союзниках. Он умён, рассудителен, обладает даром эмпатии. Многое знает о моём двойнике и леди Эшфорд. Если переманить их с Каэдэ-сан на свою сторону, возможно, они чем-то мне будут полезны в будущем. Бессмертные существа, владеющими способностями к магии. А почему бы нет? Леди Эшфорд не гнушается грязными методами, а я в отличие от неё очень даже …» Я не успел домыслить, как вдруг Саки неожиданно пошатнулся и упал на землю. — Рэн-кун!!! — Микако мгновенно оказалась на коленях перед сыном, схватила его за плечи, перевернула на спину и прижала к себе. Подросток забился в судорогах. Изо рта и из носа у него хлынула кровь. На коже стали вздуваться волдыри. Они лопались, и кожа вокруг них сходила лоскутами, обнажая мышцы, а те в свою очередь набухали, растягивались и превращались в кровавые лохмотья, словно их рвала изнутри невидимая рука. На искажённом болью лице Рэндзи был написан невыразимый ужас. Он находился в сознании, но не мог кричать, только натужно мычал. Потом его глаза закатились под лоб, и он обмяк. Да, лорд Артур Эшфорд не разменивался на лёгкие заклятия. Микако теперь только рыдала, боясь дотрагиваться до сына, чтобы не причинять ему лишней боли. Ватари, примчавшийся на крик Каэдэ-сан и увидевший всю эту сцену, выразительно посмотрел на меня. В его взгляде застыл вопрос, интерпретированный мною как: «Так ты другой или прежний?» Я другой. Но это не моя месть и не мой мир. Почему я должен вмешиваться? Ручейки крови, затапливая опавшие лепестки сакуры, подбирались всё ближе к моим ногам, пока не коснулись носков ботинок. Я отступил на шаг. Рэндзи теперь хрипел и слабо вздрагивал. В этом шевелящемся комке плоти с трудом можно было узнать юношу, с которым я беседовал пять минут назад. Тело парня почему-то, вопреки моим ожиданиям, не торопилось регенерировать. Каэдэ-сан раскачивалась на месте взад-вперёд, обхватив голову сына руками. «Не предавай свою мечту …» — внезапно услышал я над ухом знакомый голос. Как странно. Так отчётливо вдруг показалось, будто Асато-сан прошёл мимо, коснувшись моих волос ладонью. И я со стыдом вспомнил, что клятва Гиппократа распространяется на все способы помощи страждущему, в том числе на нетрадиционные и, наверное, магические, если доктор ими располагает. «Спасти врага, а потом сводить с ним счёты — это благородно. Всё иное низко», — заявил как-то Ория. Наверное, он прав. Я приблизился к Микако и положил ладонь на её плечо. — Успокойтесь. Я помогу. Каэдэ-сан обернулась. В глазах её светились мольба и робкая надежда. — Поможете? Вы?! — Давно пора закрыть этот старый счёт. От него никакого проку. Я взял рубин в руки и приблизился вплотную к тяжело дышащему подростку. Можно было не оглядываться и не сомневаться: позади меня Ватари уже произносил защитное заклинание. Если б только можно было заставить кристалл забрать мою энергию! Что я буду делать, если сейчас исчерпаю всю силу амулета? Как потом оправдаюсь перед собой и Куросаки-кун? «Помоги Рэндзи Саки Эшфорду избавиться от проклятия», — попросил я, обращаясь к рубину. «От какого именно? На нём два проклятия», — проинформировал меня амулет. «Избавь его от обоих». «Это очень опасно». «Для Асато-сан?» «Для вас. За вами охотятся. Я временно не сумею вас защитить. В крайнем случае, конечно, вы можете рассчитывать на помощь вашего духа-хранителя, хотя я бы не рекомендовал так сильно риско… “ «Исполняй!» «Слушаюсь». Повторилось всё то же, что и в прошлый раз. Тело Рэндзи окутал розовый свет, исходящий от кристалла, и его раны начали быстро затягиваться. Микако смотрела на происходящее, не отрывая глаз от сына. Когда тело Саки полностью восстановилось, она повернулась ко мне, и я увидел безмерно благодарный взгляд, но тут же он сменился выражением ужаса. — Берегитесь!!! — вдруг закричала Микако. Я ничего не успел понять. Над моим ухом раздался свистящий звук, и одновременно с ним я услышал крик Ватари: — Мураки-сан!!! Ослепительная молния пролетела в сантиметре от моей щеки, и я провалился в кромешную тьму. *** Глаза постепенно привыкали к полумраку незнакомого помещения. Боль отдавалась во всём теле, но особенно интенсивно — в левой руке. Должно быть, вывих. В голове гудело, перед глазами всё подозрительно двоилось и качалось. Великолепно. Ещё и сотрясение. Лучше не придумать. Куда меня занесло на сей раз? Я лежал, распластавшись на каменном полу. Впереди что-то едва приметно поблёскивало, но я не мог разглядеть предмета, от которого исходил свет. — Почему он всё ещё жив? — чей-то лишённый эмоций голос зазвучал поблизости, эхом отразившись от пустынных стен. — Господин, вы просили доставить его живым, — второй голос был сиплым, каркающим. — Прикончи его. А я заберу амулет. Кто-то, постукивая каблуками по гладким плитам пола, приблизился и встал возле меня. Я собрался с силами и приподнял голову, чтобы разглядеть того, кто собирался расправиться со мной. Это был не человек и не синигами. Надо мной возвышалась фигура существа с головой орла и с хищно загнутым клювом. По полу, как я теперь понял, стучали не каблуки, а босые когтистые лапы. Существо было облачено в длинные одежды до пола и в старинный кольчатый шлем. Я не мог видеть глаз этого монстра, спрятанных под блестящими наглазниками. — Что ты возишься? Давай, заканчивай с ним! Он мне столько крови попортил! «Дело — дрянь, — мелькнуло в голове. — Что ж, Тацуми-сан, ничего не поделать, это экстренная мера». И я поспешно проговорил, вспомнив информацию из файлов Ватари: — Хочу, чтобы амулет синигами не принадлежал больше никому, кроме меня. Рубин быстро нагрелся, став горячим, затем ощущение тепла пропало. Преодолевая боль, я напряг тело, и когда монстр склонился надо мной, целя клювом в голову, я развернулся и ткнул его пальцами здоровой руки под наглазник. Кажется, попал. Чудище издало громкий клёкот, попятилось и рухнуло на пол, быстро вскочило и шумно засуетилось. — Что там опять?! — воскликнул первый голос. — Он попал мне в глаз! И только что приказал амулету, чтобы тот не принадлежал никому, кроме него! — донесла гадкая птица. — Какая разница. Даже умерев, они оба попадут ко мне, а я уж позабочусь, чтобы их души больше никуда не делись. Ладно, отойди. Я сам. Из темноты выступила фигура мужчины в роскошном золотом кимоно, украшенном драгоценными камнями и дорогой вышивкой. Блестящие волосы незнакомца струились по плечам. В некоторые пряди были вплетены золотые нити с бриллиантами. — Повелитель Мэйфу? — уточнил я, медленно поднимаясь на ноги. Голова всё ещё кружилась, и меня весьма ощутимо шатало из стороны в сторону. — Догадливый, — рассмеялся мужчина. — Кстати, я мог бы ещё предложить тебе деньги-власть-женщин в обмен на амулет, но ты сам поспешил сделать неверный выбор. Теперь ничего не остаётся, кроме как убить тебя. — Это так любезно с вашей стороны. — Для простого смертного, стоящего перед ликом Повелителя Страны Мёртвых, ты чрезмерно непочтителен. — Я не ваш подданный. С чего бы мне проявлять почтение? — Скоро ты в любом случае станешь одним из Богов Смерти. Не боишься? — В большей степени сомневаюсь. — Поразительная самоуверенность! — картинно всплеснул руками Энма. Край широкого рукава едва не задел моё лицо. От одежды повелителя распространялся аромат дорогих благовоний. Сандал и мирра. Ещё бы ладаном себя окурил… — И несмотря на предостережения амулета, — продолжал вещать Энма, делая вид, будто не заметил моей кривой усмешки, — ты дважды подряд сделал глупость — истощил энергию камня. Итак, сам вызовешь духа-хранителя или предоставишь это право мне? — Ну, попробуйте. Я тогда ещё не догадывался, зачем он собирался вызвать душу Асато-сан, иначе бы, наверное, приложил все силы, чтобы не допустить этого. По крайней мере, не был бы настолько легкомыслен. Энма-сама, кажется, не шутил. Он поднял руку вверх и щёлкнул пальцами. В то же мгновение с тёмного потолка ударила молния, едва не попав в меня. Не знаю, каким образом, но я успел отскочить в сторону. Недолго думая, Энма повторил процедуру. Я опять увернулся. Снова и снова. С потолка сыпались мелкие камни, в полу появились трещины, а я, передвигаясь короткими перебежками от стены к стене, натыкаясь в темноте на колонны и предметы меблировки, безуспешно пытался обнаружить выход. После двадцатого промаха Повелителю Мэйфу осточертела игра. Он громко выкрикнул какое-то неудобоваримое заклинание, и я вдруг ощутил, что не могу пошевелиться. Существо с птичьей головой издало одобрительное карканье из невидимой ниши в стене. — Довольно! — Энма остановился рядом со мной. — Похоже, я ошибся. Нет у тебя духа-хранителя, а значит, ты сейчас умрёшь. Он снова поднял руку, и я увидел над своей головой раскрывшуюся, словно фантастическая корона, вспышку молнии, намного больше, чем все предыдущие. Она начала опускаться, однако не долетела буквально нескольких сантиметров, рассеявшись по пути. Рядом со мной взвился высокий огненный столб, осветив весь подземный зал. Внутри кроваво-алых языков пламени возникла знакомая мужская фигура, а затем пламя погасло. Мой защитник стоял спиной ко мне, выпрямившись, высоко подняв голову и готовясь встречать следующую атаку. Я не мог видеть его лица, однако мне и не нужно было этого. И в ту же секунду я услышал уверенный голос, который мне не забыть, даже спустя столетия, проживи я столько: — Если вам угодно сражаться, вы получите желаемое. Хозяин находится под моей защитой. Никто не посмеет его тронуть!