Амулет синигами

— Предполагаю, на рисунке изображены родители леди Эшфорд? Если нет, тогда мы стали свидетелями удивительнейшего совпадения! — Согласен, — откликнулся Ватари. — Художник, как указано в истории его болезни, говорил о разделении миров и о том, что кровь ангелов, пришедших на Землю, была отравлена. Кого именно он назвал ангелами, сказать сложно. Жаль, его ни о чём нельзя не расспросить. Он давно умер. — Если верить ему, миры разделились до 1918 года. В одна тысяча девятисотом? Асато-сан напряжённо всматривался в монитор, не произнося ни слова. — Наверное, — развёл руками Ватари. — Или раньше. Гадать можно, сколько угодно. А мне вот куда более любопытно, что означает наличие двух детей на рисунке? Намёк на существование второй леди Эшфорд или здесь запечатлён момент разделения миров? Но почему тогда Коноэ Кэндзиро и неизвестная женщина изображены в единственном экземпляре? — Возможно, причиной разделения миров стало рождение Лилиан или её возвращение в прошлое? — О таком варианте я тоже думал, — Ватари задумчиво прикусил губу. — Но если бы она вернулась в 1900 год с помощью машины времени, то не стала бы младенцем. — А если её перебросило Око? — Тогда могла и в ребёнка превратиться. Догадок море. Знать бы, какая верна! Я осторожно взглянул на Цузуки. Тот усиленно тёр лоб, словно пытаясь припомнить нечто важное. — Нормально себя чувствуешь? — поинтересовался я. — Да, — растерянно вымолвил мой хранитель. — Эта женщина кажется мне знакомой… — Откуда ты можешь её знать? — улыбнулся Ютака. — Ты ведь в то время был совсем крохой и жил в Токио. — В Акита, — поправил его Асато. — Мама вскоре после рождения увезла меня и Ру-тян туда, чтобы сплетни о моём происхождении не разрушили семейный бизнес. Ватари растерянно умолк. — Существует ли некая вероятность, что второй ребёнок на рисунке — Асато-сан? — спросил я, заполняя возникшую неловкую паузу. Ютака вздохнул. — У меня тоже проскочила безумная мысль о том, что вторым младенцем мог быть Цузуки-сан. Не так много в Японии рождалось детей с подобным цветом глаз. Но тогда мы сталкиваемся с проблемой: если Цузуки-сан действительно был усыновлён, то в Кисеки другого мира он значился бы как Коноэ Асато. Ну, или под фамилией вот этой женщины с рисунка. Ради меня другой Ютака ещё раз проштудировал досье, посетил Хакушаку-сама, но не нашёл ни малейших намёков на то, что Цузуки-сан некогда звали иначе. И меня по-прежнему смущает полное отсутствие информации о Коноэ Ририке. Впрочем, ничего удивительного, если Око стёрло эти данные. Лилиан-сан либо действительно страдает ретроградной амнезией, либо хитрит. Мне её даже к стенке припереть нечем, кроме набросков, сделанных не вполне здоровым человеком. Попробую, конечно, пустить в ход собственные хитрости, — Ватари весело подмигнул нам, — а вы тут вдвоём поразмыслите над увиденным. Вдруг появятся идеи? И, попрощавшись, покинул нас. Асато-сан по-прежнему стоял посреди гостиной, гипнотизируя взглядом пустое пространство. — И всё же я её где-то видел, — пробормотал мой хранитель себе под нос. *** Той ночью меня разбудил его громкий крик. Я добежал до спальни Асато, распахнул настежь дверь, включил свет, бросился к нему и начал встряхивать за плечи. Он сразу очнулся. Его била крупная дрожь. Я крепко прижал Цузуки к себе: — Хочешь рассказать свой сон? Он отрицательно качнул головой. Взъерошенные волосы, пахнувшие летними травами, мазнули по моей щеке. Его кожа была горячей и влажной, сердце тяжело колотилось в груди, и каждое биение отзывалось во мне. — Если приснится что-то подобное снова, скажи. Дам хорошие лекарства, и кошмары прекратятся. — Спасибо, Кадзу-кун, но лекарства не помогут. У меня метаболизм странный. Ничего толком не идёт ни на пользу, ни во вред. Ватари тоже пытался вылечить меня, но увы … Не переживай. Со мной такое случается. Прости за беспокойство. Меня хватило на то, чтобы выйти в коридор, прижаться к ближайшей стене и закрыть глаза. Творилось неладное. Я слишком бурно реагировал на его голос, близость, запах кожи. Я вынужден был признаться себе самому, что в данный момент хочу его так, как никого в целом мире. Мысль о том, чтобы снова забыться в чьих-либо объятиях, вызвала необъяснимую волну отвращения. Обманный манёвр с женщиной или с другим мужчиной не сработает. Он и в первый раз не слишком помог. Нестерпимо захотелось вернуться, сесть на край его постели. Начав беседу о чём-нибудь постороннем, вовлечь его в диалог. Невзначай прикоснуться к щеке, поцеловать в губы… Сначала нежно, потом решительно и жадно. Поймав его пальцы, заставить дотронуться до себя там, где всё горит и невыносимо жаждет разрядки. О чём я думаю? У Асато-сан в другом мире остался любимый человек. Сыграв на его чувстве отчаяния и одиночества сейчас, я заполучу его тело, но не сердце. Через год миры объединятся, и для меня самого совершённое станет худшим наказанием, если память сохранится. С ним не выйдет как с другими — удовлетворить страсть, расстаться и забыть. Это чувство не поддаётся контролю. Если я позволю себе окунуться в него с головой, то невредимым не выберусь. Эти отношения разобьют меня. Я лёг спать, но просыпался каждый час и подолгу ворочался. Судя по звуку шагов и шорохам, доносившимся из комнаты Асато, ему тоже не спалось. Я ждал, придёт ли он просить снотворное, но он так и не явился. Я сам с некоторых пор принимал седативные препараты, но не увеличивал дозу, опасаясь снижения работоспособности. Вероятно, мой метаболизм тоже изменился. Лекарства не оказывали нужного эффекта. Я отчётливо это осознал, когда запах туалетной воды с ароматом летнего леса загадочным образом начал перебивать йодофор и хлорамин в клинике, где Асато-сан даже ни разу не появлялся. *** В последующие три ночи ему опять снились кошмары. Я приходил, садился на край постели и ждал, пока он успокоится и уснёт. Наши короткие беседы помогали Асато, но на меня оказывали прямо противоположное действие. Я постепенно терял разум. С шестого июля я начал приём лоразепама. Стало легче, но, увы, ненадолго. Дважды за прошедшую неделю нас навестили Тацуми и Ватари, но Асато так и не удалось вспомнить, откуда он знает женщину с рисунка. Сейитиро и Ютака задавали Цузуки вопросы о его детстве, но из их диалога я не вынес для себя никакой полезной информации, наверное, как и мой хранитель. Кажется, их расспросы и наша беседа на ступеньках лестницы в день приезда Укё разбередили старые раны Асато. В своих страшных снах, преследовавших его, он умолял Руку не умирать, Юкитаку — не причинять ему боли, обвинял Энму в предательстве, проклинал убийц сестры и матери… Однажды, когда я в очередной раз примчался на его крик, он спросонья оттолкнул меня со словами: — Не смей меня трогать, Мураки! Я не твоя кукла! Последняя фраза больно ударила в сердце. Я лелеял надежду, что Цузуки имел в виду лорда Эшфорда. Но тут же новая мысль посетила меня: даже если это так, какие ассоциации ежедневно вызываю у него я? Конечно, ничего приятного ему на ум в связи со мной не приходит, учитывая прошлые «заслуги» дражайшего супруга леди Лилиан. На мой вопрос о том, как складывались прежде отношения с другим Мураки, Асато сдержанно рассказал об их вражде, о попытке использовать его тело для опытов, о проклятии Куросаки… Но всё равно чего-то мой хранитель не договаривал. Его пальцы дрожали, Цузуки отводил взгляд, когда я пытался задавать дополнительные вопросы. И я отступил, позволив ему сохранить в тайне то, чем он не желал делиться. Я не собирался манипулировать им, наоборот, намеревался сохранить максимальную степень свободы, которая была возможна при сложившихся обстоятельствах. Через день я вручил ему прилинкованную банковскую карту, открытую на его имя. — Есть вероятность, что причиной твоих нарушений сна является проживание в моём доме, — спокойно сказал я. — От моего сходства с лордом Эшфордом, безусловно, нервный срыв схлопотать можно. Так что держи и используй на любые нужды. Ты волен уйти и снимать квартиру. Я не ограничиваю тебя в средствах и направлении их расходования. Хоть девушек ежедневно в рестораны приглашай! Долгов за тобой никаких не будет числиться, но если пожелаешь что-то вернуть, когда улыбнётся удача с работой, я всё с благодарностью приму. И запомни: ты мне не мешаешь. Наоборот, я очень рад твоему присутствию. Знал бы Цузуки, с каким трудом мне дался этот благородный шаг. Не представляю, что бы со мной случилось, если бы он всё-таки решил уйти. Я бы точно наломал дров. Асато долго смотрел на меня, затем взял карту со словами: — Я не буду расходовать лишнего. А потом всё верну. — Но ты останешься? — кажется, мой голос дрогнул, несмотря на то, что я очень старался быть спокойным. — Да. От последующих действий я сдержался, благодаря новому эффективному аутотренингу. «Холодовая ишемическая кардиоплегия уменьшает повреждающий эффект гипоксии и обеспечивает прирост ишемии миокарда без значительных отрицательных последствий». Цитирование медицинских текстов помогало вернуть разум на место. Пока ещё помогало. Я отправился в джакузи, включил холодную воду и долго размышлял о своём всё увеличивающемся сходстве с лордом Артуром. *** Алые капли равномерно падали и растекались по бледно-голубым квадратам керамической плитки, а я сидел на краю ванной, ожидая наступления утра. Я не имел права ставить себе замену. Двухлетний Вонграт Атхит с субаортальным дефектом межжелудочковой перегородки, которому некоторое время назад неудачно провели анастамоз по Ватерстоуну-Кули*, ожидал повторной операции. Я не мог никому доверить этого ребёнка. Я настроился выдержать всё, но в ту ночь амулет был особенно изобретателен на мерзости. Снова вспомнился случай, когда Шидо что-то подсунул мне за завтраком, а позже, прошептав на ухо непонятные слова, заставил наговорить в присутствии одноклассников кучу непристойностей учителю физкультуры. Родители еле замяли тот случай. С ними долго беседовал директор на предмет моей вменяемости. Школьный врач взял у меня кровь на анализ, пытаясь выявить признаки употребления наркотиков. Ничего не нашёл, естественно. Отец в тот день здорово побил меня, почти как в детстве. Боль от прошлого смешивалась с неутешительными мыслями о будущем, в котором я, вероятно, опять превращусь в маньяка. Я пылал в огне худших страстей, ненавидя себя. Внезапно сквозь мрачную пелену прорвалось что-то незнакомое. Я увидел огонь, пожиравший город, и красивого юношу, мучительно желавшего покончить с собой. Я перестал понимать, где мои чувства, а где чужие. Я стремился к этому парню всем сердцем, желая вырвать его из подступающих объятий тьмы. Неожиданно образы слились в густую, липкую массу, заполнившую мозг, и я рухнул на пол, потеряв сознание. *** — Кадзу-кун! Что с тобой?! Разлепив отяжелевшие веки, я заметил расплывчатое пятно — чьё-то лицо. Асато, сидя на корточках, поддерживал мою голову. — Возвращайся к себе, — невнятно пробормотал я. — Не раньше, чем выясню, кто тебя так отделал в твоём собственном доме! Идти можешь? Я трижды поскользнулся. На четвёртый раз мне удалось, прихрамывая, доползти до двери в спальню. Спина разрывалась от боли, а в сердце проворачивался невидимый скальпель без анестезии. Мельком взглянул на электронные часы. Некогда страдать, надо скорее привести себя в порядок! До операции три с половиной часа. — Садись! — мрачно приказал Цузуки, подвигая ко мне ближайшее кресло. — Или, по крайней мере, используй его как точку опоры. И рассказывай, что за чертовщина здесь творится. — Хозяин не обязан отчитываться духу-хранителю, — сухо отрезал я. — Вот оно как, — впервые в его голосе я услышал с трудом сдерживаемый гнев. — Выходит, я не имею права спросить, почему нахожу своего «господина» с окровавленной спиной в его же ванной?! — Тебе снова не спалось? — сделал я очередную попытку увести беседу в сторону. — Вроде того. Вскочил от очередного кошмара и осознал тот факт, что ты на мои крики не среагировал. Я решил пойти и проверить, дома ли ты. Дверь в спальню оказалась не заперта. И в ванную тоже. Я мысленно обругал себя идиотом. Совершенно забыл, каким некрепким стал сон Асато. Стоило запереться. — Впрочем, будь она закрыта, я бы телепортировался. Много же я сегодня крови потерял. Голова совершенно не соображает. — Раз ты ничего не рассказываешь, значит, твои раны связаны с амулетом. И, следовательно, со мной. — Ошибаешься. Он посмотрел на меня укоризненно. — Мне хорошо знакомы эти следы порезов. Их некогда наносил тебе Саки, как наказание за проигрыш в кендо. Я задохнулся. — Откуда ты знаешь?! — В восемьдесят первом году я прожил с тобой бок о бок два с половиной месяца. Многое видел и дорого бы отдал, чтобы вмешаться, но опасался вызвать непредсказуемые результаты и не успеть спасти твоих родителей. Послушай, Кадзу-кун, какую бы магию на тебя ни наслали сейчас, но раны твои я залечить способен! Просто позволь мне. — Нет! Кто знает, что случится, если я пренебрегу платой? Не заберёт ли амулет душу Цузуки обратно? — Помнишь мазь, которой тебя пытался вылечить Шидо? Она была сделана на основе моей крови, а значит … — В аптечке есть хорошие заживляющие и обезболивающие средства. В прочих не нуждаюсь. Пока я раздумывал, под каким предлогом выпроводить его из комнаты, меня неожиданно толкнули лицом в подушку. Я даже не успел осознать происходящего или почувствовать боли. — Не шевелись, — произнёс Асато непривычно низким голосом. — Просто не шевелись. А он, оказывается, настойчив, когда считает себя правым. Учту на будущее. Тёплые капли упали на мою спину, и Цузуки начал медленно и осторожно втирать их в мою кожу. Интересно, чем он успел разрезать руку? Бритвенный станок с полки ванной? Видимо, да. — Наверное, сильно жжёт, но ты потерпи, — уговаривал меня Цузуки, скользнув пальцами вниз по позвоночнику почти до ягодиц. — Меня самого жжёт, когда глубокие раны заживают. Что поделать, кровь такая. Юкитака-сан говорил, кого-то ею даже отравить можно, но не думаю, что подобное случится с тобой! Я прикусил губу, чтобы не стонать, и вовсе не от боли. Асато аккуратно принялся за мою шею, плечи и лопатки. — Тебе надо беречь здоровье. Ты не должен страдать от последствий тёмной магии, а вокруг тебя её в последнее время чересчур много. — Вокруг тебя больше. — Верно, — хмыкнул Асато, — но я же демон. — Амулет сказал, и со мной дело нечисто. — Не верю я этому рубину! — Да, камешек попался сомнительный. — Совершенно жуткий. Что за необычные, едва уловимые интонации звучат в его голосе? От них тело наполняется горячим восторгом. Никогда не испытывал ничего подобного. Впрочем, он никогда и не говорил так со мной. Наконец, Асато закончил свою процедуру. Медленно поднялся, отпуская меня. Я выпрямился. Спина больше не саднила. — Спасибо. — Расскажешь, почему с тобой такое происходит? — Вечером. Сейчас надо ехать в клинику. Перед тем, как уйти, он неожиданно сжал моё плечо и, ничего не сказав, вышел из комнаты. Я долго смотрел ему вслед, ощущая на себе его странное, почти отчаянное прикосновение. Через минуту амулет с неохотой признался, что кровь Асато освободила меня от моей платы навсегда. *** Всю следующую ночь мы с ним проговорили, сидя в моей спальне. Он поведал о своих чувствах к сестре, о ревности к её поклонникам, рассказал, как скучал по отцу и мечтал иметь близких друзей, но очень быстро потерял единственную подругу детства по имени Йошико… Ближе к утру Асато заснул, подложив обе ладони под щёку, а я сидел рядом, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Он начал доверять мне. Ещё одна преграда преодолена. Чуть позже я перебрался в кабинет, чтобы заняться работой, а через несколько часов Цузуки вошёл и остановился на пороге. — Кажется, я вспомнил, откуда мне знакомо лицо той женщины. Она похожа на повзрослевшую девочку с фотографии из альбома Ру-тян. На мою тётю Аюми. Скорее всего, предположение Асато являлось лишь игрой его воображения, но мы всё равно сообщили об этом Ватари. Тот расспросил моего хранителя подробнее об истории с Садако, на несколько секунд замер, хлопнул себя по лбу и воскликнул: — Понял! Ждите. И пропал. Через четыре дня он вернулся вместе с Тацуми-сан и Эшфорд-химэ. — Вот, — сказал учёный, подталкивая вперёд смущённую Лилиан, — эта дама, столько времени пудрившая всем мозги, кажется, готова сделать признание. От информации, которую она скрывала, зависит будущее обоих миров, а она всё в игры играет. — Это не игры! — сердито вымолвила Лилиан. — Ютака-кун, как ты можешь говорить такое? Ты же лучше всех знаешь, что я боялась причинить Асато вред! Ютака-кун? Надо же! Грядут большие перемены. — Я всё расскажу, но сначала надо установить барьер из Теней. Мы с Сейитиро-кун вместе создадим его. И крепость Тацуми пала? Невероятная женщина. — Мураки-сан, попросите ваш амулет защитить нас. Если кто-то из высших демонов или тёмных магов услышит мой рассказ, наше положение серьёзно осложнится. У нас и так достаточно врагов, но их может стать ещё больше. С помощью Ока, амулета синигами и Теней мы установили тройную защиту вокруг комнаты. — Может, оставим их наедине? — предложил вдруг Тацуми. — В конце концов, этот вопрос, как я понял, касается только Лилиан и Асато? — Нет, — поправил очки на переносице Ватари. — Эту новость должны узнать все. Для нас, впутанных в дело спасения миров, быть в курсе не менее важно. Распределение сил между амулетами и их владельцами несколько иное. Сейчас леди Эшфорд внесёт в ваше понимание ситуации свои коррективы. — Я не знаю, как начать, — занервничала Лилиан. — Не я ему говорить должна, а та, другая! Я даже не имею права… — Другой Лилиан здесь нет, так что придётся тебе, — мягко уговаривал её Ютака. — Начни с малого: назови своё настоящее имя. Хорошо? Эшфорд-химэ повернулась к Цузуки. Судя по озадаченному выражению лица Тацуми, даже он не знал, что сейчас последует. Лилиан приблизилась к Асато. Поклонилась, словно впервые его видела, и произнесла, глядя ему в глаза: — Хочу попросить прощения за то, что солгала тебе в день нашего знакомства. О, новое амплуа? В кои-то веки эта леди решила извиниться. — Я намеренно вводила всех в заблуждение, даже в какой-то отрезок времени обманывала себя, по доброй воле отдав Оку память о прошлом и заменив её фальшивкой, но тому были веские причины. Меня зовут не Лилиан Эшфорд, и я родилась не в Дареме. — А где? — хрипло выдавил Асато. — В Суццу. 24 февраля 1900 года. Моего отца звали Коноэ Кэндзиро, маму Аюми. Они так и не поженились. Местный священник категорически отказался проводить для них свадебную церемонию. Меня сразу после рождения не зарегистрировали, поскольку «святой отец» считал моего отца демоном и не пускал его к себе на порог. После долгих переговоров сей благородный служитель церкви согласился вписать меня в документы под фамилией матери. Однако Аюми погибла раньше, чем получила свидетельство на руки. Но если бы это случилось, моё имя там было бы записано как Цузуки Ририка. В воцарившейся тишине слышалось прерывистое дыхание каждого из нас. Все напряжённо наблюдали за Асато. Боковым зрением я отмечал, что волнуется даже Ватари, единственный, кто знал правду до начала беседы. — Леди Эшфорд — дочь моей тёти? — с трудом выдавил Цузуки. — Нет! — торопливо замотала Лилиан головой, на её глазах выступили слёзы. — То есть, да, но Аюми тебе не тётя… Я видел страх Асато невооружённым взглядом. — Рука была твоей кузиной. Рука, понимаешь? Цузуки судорожно глотнул. Сделал шаг назад. Лилиан собралась подойти ближе, но вовремя остановилась. — Ририка-тян из твоего мира уже говорила тебе всё это. В Коива, в марте восемнадцатого. Если бы я могла простым прикосновением вернуть тебе память! Но это невозможно. Твои воспоминания забрал амулет из другого мира. Этот же, — она коснулась груди, — тебе не поможет. Впрочем, с тобой наверняка случилось всё то же, что и с моим братом… Асато молчал, и Лилиан заговорила снова: — Мы с отцом долгое время считали Асато-кун погибшим! Отец разыскал Хикару-сан в Токио вскоре после пожара в Суццу, надеясь разузнать у него что-нибудь о судьбе сына, но наш дядя скрыл правду. Оку не удалось обнаружить ни следов моего брата, ни уличить семью Цузуки во лжи. Кто мог знать, что Асато защищала древняя магия, способная ограничить даже силу Ока? Хикару и Акеми искренне полагали, будто вырвали племянника из лап демона и спасли его душу. Думали, если воспитают мальчика с любовью, внушив мысль о его человеческом происхождении, тёмная магия постепенно испарится, и он станет обычным ребёнком. И они спрятали Асато от родного отца. Возможно, не случись этого, Кэндзиро не так сильно ненавидел бы людей и не передал бы эту ненависть дочери. Око не сломало бы душу Ририки… У твоей сестры не было такого духа-хранителя, как у меня. В итоге она позволила боли и отчаянию поглотить себя. Я иногда думаю: ведь она испытывала то же самое, что и я. А за себя могу ручаться: я искренне любила Асато и счастлива была узнать, что он всё-таки жив! Видимо, магия, защищавшая его, в какой-то момент ослабела, и Оку удалось найти информацию о нём. Мы с отцом переместились в Коива. Я первая пришла поговорить с Асато, а он испугался, назвал меня лгуньей и потребовал, чтобы я возвращалась обратно в Англию. Для него существовала лишь одна сестра — Рука, одна мать — Акеми. Других он не желал знать! Теперь я, конечно, понимаю его чувства. Со своей стороны он был тоже прав. Я свалилась на него, как снег на голову, выплеснула информацию, к которой его надо было постепенно готовить. Ровно через неделю Асато окончательно и бесповоротно отказался от нашего предложения отправиться в Великобританию. Он предпочёл остаться в Коива. А через час после нашего разговора Око показало отцу и мне, что Акеми и Рука мертвы. Мы пришли, чтобы поддержать Асато, но он снова отверг нас. Мы пробивались к нему сквозь огонь, а он кричал, чтобы мы убирались прочь. Назвал нас лжецами, обвинил в гибели своей семьи. Мы не уходили, напротив, пытались с помощью магии Ока остановить пожар. И тогда Асато, окончательно обезумев, направил пламя на нас. Он был очень силён. Мы с отцом едва не погибли. — Я ничего этого не помню, — в ужасе прошептал Цузуки, — но чувствую, что ты говоришь правду. — Конечно, правду! Мы с отцом решили, что даже временное помешательство не могло послужить Асато оправданием. Тем более, перед этим, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, он, наговорив нам кучу обидных вещей, предпочёл остаться с людьми, прятавшими его от нас в течение восемнадцати лет. С теми, кто по своему недомыслию погубил маму! — Что?! — Асато побледнел. — Что ты такое говоришь?! — Дом, где жили мама с отцом, находился за пределами Суццу и был надёжно защищён магическим барьером. Для чужих людей он оставался невидимым, ибо слишком многие жители посёлка желали нашей семье смерти. Одна из женщин уговорила Акеми показать ей дом Аюми, якобы с целью попросить исцеляющий талисман для своего сына… — Мама тоже делала амулеты?! — С пятнадцати лет. Только ей это не принесло счастья. — Совсем как Ру-тян. — Та мерзкая змея, просившая амулет, который на самом деле был ей не нужен, разведав, где живёт Аюми, под покровом ночи привела к дому убийц. Впуская предательницу в первый раз и снимая магический барьер, мама была уверена, что нам ничего не угрожает. Ведь женщину привела Акеми-сан. Но во второй раз за несколько минут до прихода той двуличной стервы мама почуяла неладное. Она стала умолять ночевавшую у неё в тот день Акеми-сан скорее взять Асато-кун и бежать прочь, толком не объяснив, в чём дело. Она отдала Акеми-сан кусок янтаря, сказав, что это сильный оберег, и посоветовала ей спрятаться вместе с ребёнком в условленном месте за посёлком, обещая вскоре прийти туда. Наша тётя успела выбраться из дома и скрылась в убежище, но так и не дождалась там Аюми. Она хотела вернуться, но неожиданно услышала внутри себя голос нашей матери, умолявший её бежать подальше от Суццу! Акеми решила спрятать Асато-кун в надёжном месте, а потом вернуться и выяснить, что случилось с Аюми. Пока она искала людей, которым можно было бы доверить моего брата, посёлок полыхнул. Пламя было видно на расстоянии нескольких километров. К счастью, Акеми в тот миг ушла достаточно далеко и не пострадала… Детали происшедшего отец выяснил лишь спустя восемнадцать лет, поговорив с нашей тётей. Узнав, что именно она невольно указала дорогу будущим убийцам Аюми, отец поклялся, что ноги его в доме Цузуки больше не будет. Асато молчал. Напряжённый, бледный, дрожащий. — Око не сумело прочесть память мамы. Для восстановления подробностей надо было, чтобы та ещё была жива, но отец, вернувшись, нашёл лишь бездыханное тело. Меня и Асато в доме он не обнаружил. Отец переместился в Суццу, догадываясь, что убийцы его семьи там. И не ошибся. Те собрались толпой, сложили охапки веток посреди главной улицы, а на самом верху незажжённого костра лежала я. Стоя поблизости, мои похитители рассуждали, стоит ли перед началом ритуала перерезать мне горло или всадить осиновый кол в сердце. «Господь милостив, — говорили они, — с двумя ведьмами покончено. Осталась девчонка, но и она скоро умрёт». Отец приговорил их к смерти тем способом, каким они хотели уничтожить меня. Его ярость была слишком велика. Он хотел покарать лишь жестоких убийц, но не рассчитал своей силы и сжёг целиком весь Суццу. За секунду до пожара Око сказало отцу, что Асато-кун среди живых нет, равно как нашей матери и бабушки. Повторяю, отец тогда и помыслить не мог, что дар мамы мог существовать отдельно от неё и защищать сына даже от него самого после смерти Аюми. Акеми-сан спустя несколько дней добралась до Токио. Мужу рассказала правду, Руке сочинила историю про ангелов, чтобы та не выспрашивала, откуда у неё вдруг взялся брат. Прикоснувшись к янтарному оберегу, Рука, видимо, каким-то образом заполучила дар Аюми. При получении в Токийской городской управе свидетельства о рождении, Хикару сослался на то, что его жена после родов полгода прожила в поселке, а незадолго до пожара оттуда уехала. Проверить, говорит ли он правду, было невозможно, ведь от Суццу мало что осталось. В итоге в документах дата рождения и имя Асато-кун остались верными, но он стал считаться сыном Акеми и Хикару. Приёмные родители вскоре поняли, что правда может быстро вскрыться. Соседи не видели Акеми-сан беременной, а потом она вдруг вернулась с шестимесячным ребёнком. Кто бы поверил, что это её сын? Кроме того, слухи об Асато из-за необычного цвета глаз немедленно поползли бы по округе. Хикару и Акеми решили разделиться и жить в разных городах. Хикару-сан купил дом в Акита, и его жена с детьми переехали туда. Меня же отец увёз в Дарем. Мы поселились неподалёку от замка Эшфордов, где некогда жил наш далёкий предок. В наших с тобой жилах, Асато-кун, течёт кровь могущественных герцогов, князей и даже королей. Магия Ока, смешанная с кровью высших демонов, даровала нам быструю регенерацию тканей и молодость. Но никто, кроме меня и отца, до сих пор не знает, что поскольку ты родился на пару часов раньше, тебе досталось больше магической силы Ока. Тебе предназначалось унаследовать древний амулет, а младшая сестра-двойняшка призвана была стать твоей союзницей и духом-хранителем. Как видишь, судьба распорядилась иначе, и другая Ририка тоже стала хозяйкой Ока, но не душой, оберегающей истинного владельца амулета. Узнав, что Асато-кун жив, я ждала, когда он займёт своё место. Я была согласна подчиняться ему, но он, как и ты, предпочёл отказаться от роли хозяина Ока, словно чувствовал, что обладать этим талисманом — не такое уж большое счастье. Око убивает душу и иссушает сердце. Я выдержала испытание, благодаря брату. У моего двойника такого помощника не было. Неудивительно, что твоя сестра в итоге превратилась в бесчувственного убийцу, не сумев воспротивиться тьме. — Прости, — Цузуки шагнул ближе и обнял Лилиан. — Знаю, я тебе чужой, но всё равно — прости! Я не хотел причинять боли ни тебе, ни отцу. Лилиан крепко прижалась к нему. — Мне ли тебя судить? Я тоже предательница. Почти не боролась, как и она. Я не должна была опускать руки! Думаю, на самом деле наши миры едины, поэтому, не важно, откуда ты пришёл, ты и мой брат тоже. И я всегда буду на твоей стороне! — Теперь нужно найти способ поговорить с Ририкой из моего мира! Только не представляю, как это сделать, — заволновался Цузуки. — Будь осторожен! У твоей сестры был другой защитник, который, как я поняла, является твоим врагом. И амулет, и дух-хранитель оказывают сильное влияние на своего хозяина. В глубине души, думаю, Ририка по-прежнему любит тебя, но эта любовь погребена под многочисленными слоями гнева, обиды и недоверия. Придётся приложить много усилий, чтобы заставить её прислушаться к твоим словам. — Но я не могу допустить её гибели! И не позволю ей уничтожить Землю. Лилиан нежно погладила Асато-сан по щеке. — Представляю, каково тебе. Столько всего обрушилось. Но я хочу попросить ещё кое о чём. Пожалуйста, поговори с одним замечательным человеком, который долгие годы тосковал по нам обоим. Ты его хорошо знаешь. И он знает тебя, но в этом мире вы так и не встретились. Думаю, он будет рад. — Кто это? — растерялся Цузуки. — Пока секрет, — Эшфорд-химэ повернулась ко мне, подкупающе улыбаясь. — Прошу, Мураки-сан, позвольте забрать Асато на пару часов! Понимаю, у вас есть все основания мне не доверять, но, клянусь, я не замышляю предательства. Я просто хочу, чтобы он встретился с близким ему человеком. Он потом вернётся и всё расскажет. Я взглянул на рубин. Камень был прозрачным, значит, Лилиан не лжёт. — Асато-сан имеет право самостоятельно решать, как ему поступить. — Я хочу пойти, — сказал Цузуки. — Тогда иди. В следующее мгновение все четверо пропали из моей гостиной. *** Парой часов дело не ограничилось, конечно. Асато вернулся спустя сутки, бледный и донельзя вымотанный. — Извини, — пробормотал он, вваливаясь в столовую, где я за чашкой кофе пытался читать свежую периодику. — Диалог с родственниками затянулся. Я отложил журнал в сторону, внимательно приглядываясь к нему. Он тяжело рухнул в соседнее кресло. — Только сейчас вдруг осознал, какая жуткая каша заварилась из-за нескольких случайных поступков и нашего обоюдного недопонимания. Женщина, которую я почти возненавидел — моя родная сестра! И почему я раньше не догадался?! Теперь это кажется таким очевидным. Узнай я об этом в 1999 году, мог бы многое изменить! — Вряд ли, — засомневался я. — Эшфорд-сан почти сто лет вела закулисные игры, стала твоим врагом. Ты абсолютно ничего не мог изменить в её судьбе. — Другой Цузуки сумел. — Потому что здешняя Ририка догадалась разыскать его до того, как твой двойник умер и загремел в Сёкан! — Значит, я ничего не в состоянии исправить? Она так и останется убийцей и будет продолжать меня ненавидеть? — Ты можешь попробовать поговорить с ней, но за результат не поручусь. Лилиан из твоего мира психически больна, как и лорд Эшфорд. — Тогда мы проиграем. — Не делай скоропалительных выводов. — Боюсь, это правда. А ещё вчера мне сообщили, что я — центральное звено, связующее три амулета. Мою истинную силу непременно попытаются активировать. Энма-сама, чтоб ему сгореть, понамешал в моей голове такого, что в страшном сне не привидится. Фактически я всё ещё способен подчинить себе Око, оставшееся в моём мире. А потом с его помощью теоретически могу захватить амулет здешней Эшфорд-сан и твой рубин. — С чего ты всё это взял? — я ощутил неприятное покалывание в желудке, услышав столь зловещее пророчество. — Так сказал наш с Ририкой прадед. Чашка с кофе едва не оказалась на брюках. К счастью, этого не случилось. — Кто?! — Ты его ни разу не видел, — торопливо заговорил Асато. — А вот лорд Эшфорд был с ним знаком. Да я сам работал с ним, ни о чём не подозревая на протяжении десятилетий! А теперь Коноэ-сан рассказал столько всего о родителях и обо мне самом, что у меня голова раскалывается! Хочется махнуть пару бутылок бренди, чтоб в себя прийти, но нельзя. Мне плохо, Кадзу-кун. Очень хреново! Выглядел Асато и в самом деле не лучшим образом. — Давай отложим беседу до завтра. Тебе надо передохнуть. — Отдых не поможет, даже если я просплю неделю. Если бы можно было оказаться где-нибудь за тридевять земель от Японии и ненадолго забыть про амулеты, Апокалипсис, проклятия… Просто повиснуть в центре небес и раствориться в светлом сиянии. Знаю, это невыполнимое желание. — Ошибаешься, — отозвался я. — Легко можно устроить. — Ты уверен? — Подожди пару минут. «Слушай, — мысленно обратился я к амулету. — Узнаёшь место, о котором я сейчас думаю?» «О, хозяин! — восхитился рубин. — Оно потрясающее!» «Переместишь меня и Асато туда и сделаешь так, чтобы ни единой души в тот момент на площадке не оказалось. Никаких туристов, бейсджамперов, суицидально настроенных личностей или, упаси Боже, кришнаитов». «Внушу всем в окрестности трёх километров чувство панического страха. Сдует, как ветром». «Только не в воду», — предупредил я. «Что вы! Тихо спустятся к подножию сами, прихватив по пути не дошедших. Вы готовы телепортироваться?» «На счёт три и не ближе, чем на 0,5 сяку от края». «Будет исполнено!» — Всё ещё стремишься попасть со мной на небеса? — обернулся я снова к Асато-сан. Мой хранитель кивнул и залился краской. Странно, я вроде не сказал ничего двусмысленного? — Тогда закрой глаза, но не вздумай их открывать, пока я не разрешу. Он напрягся. — Не волнуйся, ничего ужасного я не замыслил, — прошептал я, обнимая его за плечи. Перемещение было мгновенным. Прохладный ветер ударил в лицо, принеся с собой аромат сосновой смолы. Яркое солнце, отразившись от бирюзовых вод, заставило зажмуриться. — Невероятно! — выдохнул Асато с восхищением, разглядывая один из моих любимейших пейзажей: поросшие хвойным лесом утёсы с высоты скалы, гордо вознёсшейся над древним фьордом. — Где мы? — Внутри неба. Не похоже? — У этого места есть название? — Прекестулен, Кафедра Проповедника. Внизу Люсе-фьорд. Глубина 422 метра. Температура воды 16 градусов. Искупавшись в ней, получим незабываемый опыт, поэтому постарайся не делать резких движений. И так стоим почти на самом краю. — Мы не в Японии?! — В Норвегии. Радуйся, что сейчас июль. В другое время года мы бы покрылись сосульками. — Здесь наверняка ходят туристы? — О да. Слоняются, шастают, прыгают с парашютами, поют мантры, ползают на четвереньках и полируют задами тысячелетние камни. — А куда они сейчас подевались?! — По меткому выражению рубина, их сдуло. Но все живы, — добавил я, проследив за настороженным взглядом Асато. — Ты использовал амулет, чтобы убрать со скалы туристов?! — Они добровольно освободили место. — Сочиняешь! — его глаза смеялись. — Нисколько. — Как скоро ты позволишь им вернуться? — Почему ты торопишься? Тебе тут не нравится? — Наоборот! Это в сотни раз лучше того, о чём я думал, но… Я всё пытаюсь понять, почему ты не пользуешься амулетом для важных дел, но охотно используешь его для разных мелочей? — А что, по-твоему, важно? — Спасти кому-то жизнь. Или открыть новую клинику, например. — Я достаточно квалифицированный врач, чтобы не полагаться на подозрительную магию. Я сам могу вылечить пациентов и способен собрать средства на клинику, если понадобится. — Тогда, может, стоит изменить мир? — Ох, Асато-сан, безумцев, лелеющих идею об идеальном мире, пруд пруди. Не стоит пополнять их ряды ещё одним экземпляром. — Но ты не безумен! — Если начну мечтать о модернизации планеты и перевоспитании людей, можешь быть уверен, что я тоже сошёл с ума, и от меня надо опрометью бежать. — Наверное, ты прав. — Я всегда прав. И почему, скажи на милость, ты считаешь, будто твоё желание — мелочь? Ты совсем не ценишь себя. То, что мы встретились — это чудо. Мы из разных миров и временных отрезков. Когда наступит Апокалипсис, я смогу загадать лишь одно желание, и оно будет заключаться в том, чтобы ты освободился от амулета. Неизвестно, как сложатся наши жизни, объединятся ли миры или распадутся, одно я знаю точно: мы не сможем стоять здесь так, как сейчас, наедине друг с другом. А раз это желание может быть осуществлено лишь единожды, значит, оно важно. Возразишь? — Нет, — он качнул головой. — Вот и хорошо. Мои руки скользнули на его талию, и Асато не оттолкнул меня. Впрочем, я не совершил ничего предосудительного. Просто пытался подстраховать его на всякий случай. Я наслаждался теплом лучей солнца и его близостью. На мгновение даже мои мучительные желания сдались и угасли. И когда он устремил взгляд на плато Кьёраг, я, воспользовавшись моментом, тихо прижался губами к его затылку, неожиданно поняв, что значит неведомое прежде счастье.