Амулет синигами

Прежде чем я успел собраться с мыслями и ответить, Кэндзиро с шумом поднялся с места, сбрасывая плащ. Я невольно впился в него взглядом. Передо мной стоял тот, в ком я без труда узнал человека со старого рисунка, найденного Ватари. Только глаза мужчины были тёмно-карими. Я уже привык, что мои сёстры из обоих миров по своему желанию меняли оттенок радужной оболочки, поэтому не удивился. Я смотрел на отца, тщетно пытаясь отыскать малейшее сходство между нами. Почти ничего… Если бы Ририка не призналась в том, что Кэндзиро — наш отец, я бы сам вряд ли догадался об этом, встретив его здесь. Почему я так жаждал обнаружить сходство? Ведь некогда я отказался признавать его и предпочёл остаться сыном Хикару. К чему пытаться сейчас искать точки соприкосновения? И всё же Кэндзиро сделал попытку спасти меня и другого Асато от собственной дочери, даже принимая нас за посторонних людей. Я испытывал к нему тёплую благодарность за это. — Какое право ты имеешь врываться сюда? — голос Кэндзиро зазвучал холодно. — Ты некогда клялась, что келья грешника всегда будет свободна от твоего присутствия, но нарушаешь данное слово! Приводишь сюда бездушных нежитей и распоряжаешься за моим столом! Наши пути не должны никогда пересекаться. Я давно не отец тебе, — его взор, обращённый к Лилиан, сверкал от гнева. — Уходи. Другой Асато, услышав эту тираду, замер в изумлении, как и я. Мураки, Курикара и неизвестный проявляли полное безразличие к происходящему. Лилиан не растерялась. — Успокойся, — ровно произнесла она. — Не стоит горячиться. Скоро твоя душа получит желанную свободу, отец. Ты даже не представляешь, каким чудесным будет освобождение от кошмаров. Уже совсем скоро, потерпи. Но сейчас я не могу уйти отсюда. По крайней мере, не раньше, чем получу от этого молодого человека необходимой поддержки для осуществления моих планов, — Лилиан кивком указала на меня. — Отец, я тоже не желаю кровопролития. Так позволь мне провести мирные переговоры. — Мирные? — на лице Кэндзиро отразилось сомнение. — Ворвавшись без предупреждения в мою комнату в сопровождении трёх убийц и обвиняя меня в безумии, ты говоришь о мире? — Отец, — голос леди Эшфорд стал мягким и нежным, и я снова понял, что каждый раз недооцениваю хитрость этой женщины, — неужели ты станешь защищать тех, кто тоже убивал? Тех, на чьих руках кровь невинных жертв? В чём тогда разница между нами? Чем я хуже? По крайней мере, я — твоя дочь, а они — чужаки. Ты их не знаешь. Почему им ты сочувствуешь больше, обвиняя меня? Это несправедливо, — её глаза увлажнились, но я прекрасно понимал — это очередная игра на публику, чтобы разжалобить Кэндзиро. Отец вздрогнул. — Те двое не меньшие грешники, чем мы с тобой, — проникновенным тоном продолжала Лилиан. — Спроси, и они не посмеют солгать! Сколько сотен людей они погубили? Задумайся, кого ты укрываешь? Возможно, стоит дать убийцам возможность договориться между собой, а не встревать между ними? Брови отца сдвинулись над переносицей. Он шумно и тяжело дышал. Его глаза вдруг быстро обратились ко мне, затем впились в другого Асато. Мы по очереди вздрогнули под испепеляющим взором Кэндзиро. Казалось, в эту секунду он мог видеть нас насквозь и читать наши души. — Да, — внезапно кивнул отец, так и не задав мне и моему двойнику никакого вопроса. — Я теперь ясно вижу ауру смерти вокруг них. Я бы защитил безгрешных, но не стану защищать убийц, ибо сам убийца. Делай с ними, что хочешь. — Отец!!! — невольно вырвалось из моей груди, и я услышал, что Асато эхом откликнулся на мой отчаянный крик. Кэндзиро смотрел на нас отрешённо и безразлично. — Я не отец никому в этом мире. У меня нет ни сына, ни дочери. Грешники, чьи руки запятнаны кровью, достойны лишь покаяния и упокоения в смерти, — не глядя более ни на кого, он развернулся и широким шагом покинул комнату. Проследив за ним взглядом, пока Кэндзиро не скрылся из виду, Лилиан повернулась к мне и Асато, расплываясь в очаровательной улыбке. Разговаривая с отцом, она даже не поменяла позу. Сидела на стуле, положив ногу на ногу, гордая, уверенная в себе. Её душа была закрыта на тысячу замков. Я не представлял, как буду отпирать их, чтобы снова отыскать наивную девочку из моего сна. Жива ли она ещё внутри этой жестокой женщины, или Око давно её убило? — Итак, — леди Эшфорд сцепила руки в замок поверх коленей, — Асато… Другой Асато, — с презрением уточнила она, обращаясь к моему двойнику, — может возвращаться. Свою роль в сегодняшнем спектакле он блестяще выполнил. В его присутствии больше нет надобности. Она взмахнула рукой, изображая жест царицы, одаривающей раба долгожданной свободой. Я вопросительно взглянул на Асато и увидел на его лице отражение собственного молчаливого удивления. — Неужели вы оба до сих пор не догадались, что попались в расставленную мной ловушку? — с усмешкой прищурилась Лилиан. — Если вы вместе с той, другой всё ещё полагаете, будто действуете по собственной воле, вы неимоверно глупы. Слабости каждого из вас я знаю назубок. Моя «сестрёнка» из другого мира рассчитывала на благосклонность Тацуми-сан, потому и попалась на простейшую уловку. Но разве стал бы синигами дарить ей драгоценности? Во-первых, откуда ему взять столько денег? Во-вторых, кому он вообще что-либо дарил? Однако желание получить подарок было таким сильным, что другая даже не задумалась об очевидном: не стоит ли проверить на наличие тёмной магии коробку, присланную от имени бывшего любовника, который, кстати, спал с ней когда-то лишь из-за сходства с тобой. Знакомая история. Второй раз с подобным сталкиваюсь и не перестаю удивляться зеркальным отражениям проклятых миров… — Замолчи! — я услышал свой собственный голос, словно со стороны. — Прекрати. Не надо. Другой Асато стоял бледный и прямой, не произнося ни звука. — Наконец, взмолился? — рассмеялась Лилиан, оборачиваясь к Мураки, застывшему, как бессловесная статуя. — Кадзутака, он, оказывается, умеет просить! Я обещала доставить тебе удовольствие за проявленную лояльность и сдержу слово. А теперь… Выведите вот этого за пределы замка, — леди Эшфорд брезгливо указала на моего двойника, обращаясь к Курикаре и неизвестному. — Он мешает мне сосредоточиться. Те, словно оловянные солдатики, шагнули к Асато. Не сговариваясь, мы с моим двойником мгновенно вызвали пламя, чтобы создать непроходимый барьер, сбить нападавших с толку, выиграть время и попытаться бежать. Однако Лилиан оказалась проворнее. Сорванный с цепочки кинжал, блеснув лунным камнем, влетел в огонь, превратив гигантские языки пламени в скупую кучку искорок размером со светлячка. — Не сомневайтесь, — спокойно заметила леди Эшфорд, мановением руки призывая кинжал обратно, — с некоторых пор Око стало сильнее, а вместе с ним и я. Не будучи совершенно уверенной в своих возможностях, я бы не рискнула пригласить сюда двух хранителей абсолютных амулетов, враждебно настроенных по отношению ко мне. Силы Ока сейчас вполне хватит, чтобы сдержать пятерых, подобных вам. И я не позволю никому ни нападать, ни телепортироваться в пределах моего замка. Телепортация и в самом деле не выходила. Я уже предпринял несколько бесплодных попыток. С сознанием амулета связаться тоже не получилось. — И вызов шикигами не удастся, — ядовито добавила Лилиан. — Не веришь — можешь попробовать. Я не стал. И так ясно, что моя хитроумная сестра предусмотрела и это. — Ты вернёшься внутрь Ока на рассвете, — теперь Лилиан обратилась к моему двойнику, — и ничего не успеешь рассказать хозяйке. Моему любознательному братцу теперь может помочь лишь одно: другая должна понять, что находится во власти моей магии и найти в себе силы избавиться от серёг с изумрудами, присланных мной. Однако я не думаю, что ей удастся осуществить подобное раньше, чем взойдёт солнце, а этого времени нам будет вполне достаточно для завершения «мирных переговоров» по поводу Хрустального Шара. Не так ли, Асато? Она смотрела в упор, а я боролся с искушением снова вызвать пламя, чтобы попытаться пробить хоть одну из невидимых стен её проклятого замка. Но я понимал, что очередная попытка ничего не решит, лишь позабавит её. — Уведите второго, а то у меня в глазах рябит, — повторила свой приказ Лилиан. Курикара и неизвестный встали позади моего двойника, недвусмысленно намекая, чтобы он двигался вперёд. Асато печально взглянул на меня, затем направился к выходу. Его сопровождал конвой из лишённых воли пешек Лилиан. — Каким образом ты заполучила Курикару? — глухо поинтересовался я. — Почему он беспрекословно подчиняется тебе? Леди Эшфорд победно усмехнулась. — Он давно стал моим, просто этого никто не замечал. Много лет назад я отправилась в Генсокай и нашла Курикару в то время, когда он отбывал своё заключение в пустыне Фуйю. Разумеется, он напал на меня, но Око предотвратило удар меча Футсуномитама. Я поговорила с ним и заставила Курикару прислушаться к себе. Он согласился, что существующий мир далёк от идеала. Ни боги, ни демоны, ни синигами, ни люди не способны ничего изменить, да и не хотят, а серьёзные перемены назрели. Курикара, как все здравомыслящие существа, желал справедливости и воздаяния для тех, кто поступал несправедливо. Я пообещала, что новый мир мы создадим вместе. Он станет отвечать нашим, а не чужим желаниям. — И Курикара согласился?! — я не верил своим ушам. — Как видишь. Гордый дракон, достучаться до которого я не сумел в своё время ни сражением, ни убеждением? Невероятно. — Наверняка ты применила магию, стёрла ему часть воспоминаний или что-то вроде этого. На одни пустые обещания он бы не поддался. — Я продемонстрировала силу Ока. Рассказала про убийство своей матери и про твоё предательство. Попросила сберечь тайну насчёт нашего родства с тобой. Этого оказалось достаточно. Курикара склонил свой меч к моим ногам. Он и сейчас помогает мне собирать души людей в агонизирующем мире, из которого мы родом. Наш мир распадается на части, Асато. Никто не может его спасти. Он доживает последние дни. Я укрылась в этом замке, потому что там больше делать нечего. На Земле царит ад, но происходящее мне на руку. Я собираю богатую жатву в мире, который обрёчён. Водный змей и огненный дракон помогают мне. Я сильна, как никогда. И я не намерена лишь ради твоих нелепых фантазий о ненасилии отказываться от своей цели. — Водный змей? Кто это? — оторопело поинтересовался я. — Ты видел его с Курикарой. Не узнал? — Нет. Лилиан наградила меня новой ослепительной улыбкой. — Недавно я сумела возродить Ятоноками, вызвав его дух из потустороннего мира с помощью тысячи жертв, принесённых Курикарой в первом мире. Ятоноками обрёл новое тело. И я ни в чём не препятствую ему, разрешая досыта питаться теми, кто ему понравится. Он мне благодарен, потому и служит верой и правдой. — Ты… хищница! — вырвалось у меня. Я мог бы промолчать, но не сдержался. Лилиан ничуть не оскорбилась. Наоборот, обрадовалась. — Тебе потребовалось столько времени, чтобы осознать это? Ты, твой двойник, доктор из второго мира, другая Ририка, Тацуми и оба Ватари — вы такие медлительные и нерасторопные. Моя игра становится для вас очевидной, когда уже слишком поздно что-то исправить. Вам меня не остановить, даже не пытайтесь! — Я не считаю, что слишком поздно останавливать тебя. — И что ты способен изменить? Даже если выиграешь битву против меня, герцога Астарота и Энмы-Дай-О-сама, всё равно ты проиграешь. Убив моего хранителя, разрушив Око, заставив Князя Тьмы уступить тебе и не поддавшись на уловки Энмы, ты никого не спасёшь. Стоит ли игра свеч? — Почему же я проиграю? — её заявление оказалось неожиданным, больно царапнув внутри. Я собирался предотвратить грядущее сражение и хотел знать, почему Лилиан такого невысокого мнения обо мне? — Это очевидно даже идиоту. Выиграв последнюю битву, твой бесценный доктор из этого мира загадает лишь одно желание: освободить тебя от уз амулета. Его не волнуют миры, он не боится смерти. Но, без сомнения, перед Апокалипсисом он даст свободу тебе! Бесплотным духом, сохранившим память о прошлом, ты отправишься странствовать за пределы миров, и где-нибудь твоя мятущаяся душа, несомненно, найдёт приют, но обе Земли погибнут. Ты будешь счастлив жить где-то далеко с незнакомыми людьми, помня о таком? По спине пробежала неприятная дрожь. — Откуда тебе знать, какое желание загадает Мураки-сан? Она посмотрела на меня сочувственно, как на несмышлёныша. — Хочешь сказать, Мураки не пожелает освободить тебя? Разве он не говорил с тобой об этом? А загадать в день Апокалипсиса можно лишь одно желание, чего бы оно ни касалось. Она права. Кадзу-кун давно признался мне, что именно так и поступит. — Являясь хранителем амулета, я имею право загадать желание наравне с владельцем рубина? — осенило вдруг меня. — Безусловно, — рассмеялась Лилиан, — имеешь. Таким способом в давние времена и ограничивалась власть хозяина амулета. Если хранитель не согласен с господином, он вполне способен своим желанием отменить его волю в «поворотный» день. Потому-то все владельцы абсолютных амулетов и старались подчинить себе своих хранителей любой ценой. Не желали внезапно оказаться в дураках. Однако, скажи, Асато, каким будет твоё желание? Впрочем, нет, — со смехом она остановила меня, выставив ладонь вперёд, — дай угадаю. Как истинный мученик с непреодолимой склонностью к суициду, ты загадаешь прямо противоположное желание: чтобы только ты один погиб, а оба мира уцелели? Я не ошибаюсь? Краем глаза я отметил, что Мураки по-прежнему стоит за спиной Лилиан, никак не реагируя на нашу беседу. Казалось, он совершенно глух и не слышит ни слова. Такое несвойственное ему поведение меня всё больше настораживало. — Ты права, — вынужден был согласиться я. — Разве можно жить, пожертвовав миллиардами людей ради своего спасения? Нет, такой новой жизни я не хочу. Лучше погибнуть и позволить жить остальным! — Значит, ты собираешься оставить в целости оба мира такими, какие они есть сейчас? — Да, — я не заподозрил в её вопросе подвоха, а зря. — Поздравляю! — подскочила на стуле сестра, с притворной радостью зааплодировав мне. — Твоё великолепное решение убьёт и тебя, и миры. Не выживет никто. Итак, Асато, подумай: стоит ли игра свеч, если в итоге даже твоя победа погубит всех? — Но… каким образом?! — недоумевал я. — И ты ещё собрался спасать кого-то, — кажется, она рассердилась. — Если бы я не заставила тебя задуматься, через год ты бы с лёгкостью одной своей глупой фразой уничтожил всех! Ты собрался идти сражаться против меня и моего хранителя, Энмы-Дай-О-сама и герцога Астарота, а у тебя нет даже чёткого представления о последствиях, которые грядут, если ты победишь и загадаешь желание. Ты не затруднил себя тем, чтобы согласовать свои намерения с волей владельца амулета, не посоветовался с Ватари, который мог предсказать заранее, какими будут последствия твоего решения. Асато, я всё больше разочаровываюсь. Ты обвиняешь меня в желании господствовать над мирами, стремишься не допустить моей власти, но что творишь сам? Я молчал, не понимая, как могло так выйти: я начал говорить с ней, чувствуя себя правым, а теперь сижу, словно пристыженный школьник, ища своим мыслям и поступкам оправдание. — Почему все погибнут? — с недоумением спросил я, игнорируя её обвинения. — Потому что два мира по отдельности нельзя спасти! Они некогда были разделены искусственно, и им необходимо объединиться. Как ты предполагаешь спасти их, оставив независимыми? Один мир рушится, скоро за ним последует второй. Этот процесс нельзя остановить. Сердце гулко стучало. Пот струился по спине. «Она лжёт, этого не может быть», — повторял я про себя, однако в глубине души чувствовал: сейчас Лилиан говорит правду. — Как можно не допустить подобного?! — я с надеждой посмотрел на неё. — Как объединить оба мира, чтобы не пострадал никто?! Она смерила меня презрительным взглядом. — С этого вопроса ты и должен был начать, узнав про амулеты и разделение миров. Но ты же считаешь, что справишься лучше других! Да, я знаю, как соединить оба мира, чтобы никто из живущих не пострадал. И я сделаю это, ибо моя цель — управлять новым миром, а не умереть, уничтожив всё вокруг себя, — она выдержала паузу, потом откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Но почему я должна рассказывать тебе о решении проблемы? Ты же мечтаешь всех отправить к праотцам на одном большом корабле? К чему мешать? Действуй. Может, убив несчастных грешников, ты даруешь им посмертную свободу и заслуженное избавление? Мой отец, например, искренне верит в это. — Ририка… — отчаянно застонал я. Она мучила меня намеренно, нисколько не стыдясь этого. — Не смей называть меня этим именем! — она перегнулась через стол, и её указательный палец больно упёрся мне в лоб. — Я не считала тебя своим братом в течение многих лет и не собираюсь начинать делать это теперь, когда ты узнал правду от другой. Кто ты? Слепец, возомнивший себя спасителем Вселенной! Он, — резким жестом Лилиан указала себе за спину на Мураки, — намного умнее, честнее и талантливее тебя. Жаль, что пришлось сломать его таким образом. Эта боль теперь будет преследовать меня вечно. — Сломать? — взволновался я. — Что ты имеешь в виду? Лилиан замолчала на несколько мгновений, а потом вдруг выпалила с решимостью человека, бросающегося в горящий дом, где уже трещит и рушится кровля. — Я его любила. Хотела, чтобы мы вместе создали новый мир и правили им, как короли. Я никогда не лгала ему, исключая наш контракт, но то была вынужденная мера. Оку непременно требовался хранитель, а мне — вся сила амулета, чтобы вернуть к жизни маму. Никто, кроме тебя и Мураки, больше не подходил на роль хранителя. Душу любого другого существа Око бы сожгло. Только вас двоих оно сочло достаточно сильными. Но с тобой я покончила много лет назад, когда ты предал меня, и я не собиралась возвращаться к старому. Тогда я выбрала его. Не сказав всей правды об амулете, привязала его к Оку, когда он был ещё шестнадцатилетним подростком, подарила ему магическую силу, от которой никто не сумел бы отказаться. Тем более, юноша, потерявший родителей и мечтавший отомстить за их смерть. Мы договорились, что его душа перейдёт под власть Ока полностью лишь в тот день, когда он возродит Саки и будет уверен, что тот понёс достаточное наказание. Око, безусловно, могло бы немедленно вернуть душу того неудачника обратно, однако у нас на тот момент не было на примете подходящего тела для процедуры реинкарнации. Кадзутака пожелал создать для брата бессмертный саркофаг, до краёв наполненный страданием, чтобы мерзкий грешник мучился вечно, не имея второй возможности умереть. — Но ты же сама заключила контракт с ним ещё раньше, чем с Мураки, — с отвращением вымолвил я. — Именно ты наполнила душу впечатлительного юноши тьмой и желанием причинять боль. Ты дала ему силу побеждать в битве на мечах или врукопашную. Ты посоветовала рецепт яда, которым были отравлены родители Кадзу-кун. Если хорошо подумать, трагедия в доме Мураки — твоих рук дело! Саки стал лишь беспомощной пешкой в твоей игре. — Верно, — не стала отпираться Лилиан. — Я довольно скоро поняла, что из Шидо-кун не получится достойного хранителя, хотя после смерти его матери я поначалу остановила выбор на нём. Око сомневалось на его счёт и предложило мне попробовать испытать его, что я и сделала, заключив с ним контракт на посмертные воспоминания и взамен подарив ему магическую силу. Только таким образом Око могло получить доступ к его душе и прощупать скрытые возможности. Но этот мстительный недоносок оказался лишь бледной копией брата. Его душа являлась костром, душа Кадзутаки — солнцем. Если бы тебе пришлось выбирать между хризопразом и изумрудом, что бы ты выбрал? — Значит, — я задохнулся, поняв, наконец, как всё произошло тогда, - именно ты спланировала всё заранее и намеренно уничтожила жизни троих людей, охотясь за Мураки, чтобы связать его контрактом?! Ты подстрекала Саки к убийству с целью загнать Мураки в угол, заставить испытывать ненависть и искать помощи у тёмных сил для осуществления мести? И когда это случилось, ты пришла и предложила «помощь»?! — Да. И сделала бы то же самое снова. — Как ты можешь говорить о любви к нему?! — я действительно не понимал. — Возможно, однажды я уничтожу миры по неведению, ибо не знаю, как их объединить. А ты? Спасёшь, чтобы превратить в ад, где нет сострадания, только ненависть? Я не хочу, чтобы наша мама возродилась и жила в таком мире! Лучше смерть. — А ты сам способен любить? Я замер. — Кому твоя любовь подарила счастье? — безжалостно продолжала Лилиан. — Руке? Акеми-сан? Почему они умерли молодыми, беспомощно взывая к тебе? Может, ты любил меня или отца? Думаю, нет, если пытался сжечь нас в Коива. Или ты сделал счастливым Куросаки-сан? Ох, нет-нет… Бедняга по-прежнему один в рушащемся мире и наверняка испытывает невыносимые страдания, постоянно думая о том, что ты находишься здесь по доброй воле с двойником его убийцы! А Мураки? Я имею в виду моего хранителя, чьё прошлое ты безуспешно попытался изменить. Ты же на самом деле его ненавидел, считал монстром, чудовищем! Но даже изменив прошлое другого мира, в конце концов подарил ли ты счастье тому, ради кого затеял всё это? Я снова взглянул на Мураки за её спиной. — Он все эти годы провёл со мной, — сухо прибавила она. — Ты ничего не знаешь ни о нём, ни обо мне, поэтому не имеешь права судить. Ты — Иуда, предавший собственную семью. Я чувствовал себя раздавленным и уничтоженным. Наш разговор напоминал схождение в ад — бессмысленное, невыносимое, мучительное. С каждым следующим сказанным ею словом я всё менее был способен на сочувствие и понимание, несмотря на свои изначальные намерения пробиться к её душе. Слушая признания Лилиан и отвечая на её вопросы, я думал лишь о том, что настоящий демон и истинное зло во всей этой истории — моя родная сестра, и она даже не раскаивалась в содеянном. Наоборот, гордилась. Однако мне предстояло впереди ещё множество горьких открытий… — Я наблюдала за ним годами, пока он взрослел, — продолжала Лилиан. — Он стал прекрасен! Ведомый тьмой амулета и собственным гневом, борющийся против того, что пожирало его изнутри, не желающий сдаваться, но постоянно проигрывающий свой разум Оку, он был для меня желаннее всех! Он был похож на меня, я — на него. Именно тогда моё сердце и получило неисцелимую рану. Я прекрасно знала глубину тьмы, заключённую в Оке. Окунувшись в неё даже кончиком ногтя, никто и никогда не сумел бы выбраться назад! Я согласилась и смирилась с тем, что буду жить во тьме безумия почти всю жизнь ради возрождения мамы, но в какой-то миг я пожелала отпустить его. Однако ты лучше всех теперь знаешь, что контракт с абсолютным амулетом отменить невозможно. Единственный приемлемый вариант, предложенный мной, Кадзутака отверг. Ещё в нашем родном мире… Упрямец! А всё из-за тебя, Асато, будь ты проклят! Если бы ты знал, какие страдания я пережила тогда! И только посмей сейчас что-то сказать об истинной и фальшивой любви. Только посмей… Черты лица Лилиан исказились. Она сжала пальцы так, что ногти побелели. Мураки оставался неподвижным и безразличным. В моей душе всё перемешалось, и я уже не понимал, что чувствую. Не понимал и того, о какой моей вине по отношению к Мураки она сейчас говорит. Не знал, чему верить. Не соображал, стоит ли её останавливать или позволить ей высказаться до конца, не важно, будет это правда или очередная ложь? Пока я пытался выплыть из водоворота собственных хаотичных эмоций, Лилиан заговорила снова. — Конечно, Кадзутака однажды попытался освободиться от контракта, не подозревая, какие последствия на себя навлечёт. Двенадцать лет назад он нашёл в моём доме в Дареме книгу О-кунинуси. Я её тогда не прятала. Не видела смысла. Слуги всё равно не сумели бы прочесть её, а больше никто и не собирался на неё покушаться. После ужина, когда я заснула, Кадзутака поднялся в мою библиотеку, взял магическую книгу и к утру проштудировал от корки до корки, как потом донёс амулет. Почему-то Кадзутака решил, что одно из сложнейших тёмных заклятий поможет ему освободиться. Нет, не от связи с Оком. Этого мой находчивый хранитель не желал, ибо уже оценил свою невероятную силу и не собирался с ней расставаться. Кадзу стремился избавиться от необходимости выполнять в будущем условия контракта, а также от своей платы за использование магии в настоящем. Он хотел сохранить свой разум независимым и не вносить в будущем плату. Лучше бы он заранее признался в том, что собирается сделать, и я бы защитила его. Такое ещё не удавалось никому, даже сильнейшим тёмным магам, а юноше, недавно начавшему вызывать тёмных сущностей, не стоило и пробовать. Но Кадзутака сумел разобраться за одну ночь во всех тонкостях и применить на практике приглянувшееся ему сложное заклятье, однако результат вышел иным, нежели чем он ожидал. Я опять взглянул на Мураки. Тот по-прежнему не проявлял никаких признаков того, что слышит хоть слово из нашего разговора. — Это заклинание вынудило Око направить всю тёмную энергию внутрь меня, — впервые я видел, что Лилиан запнулась и не имеет сил продолжать, но потом она совладала с собой. — Я потеряла контроль… Всего на минуту, но этого оказалось достаточно. За шестьдесят секунд беспамятства я телепортировалась в комнату, где находился Кадзутака, и серьёзно ранила его. Кинжал вонзился глубоко. На всю длину лезвия. Стоит ли уточнять, куда? — молниеносным жестом она коснулась правой стороны лица и тут же стремительно отняла руку. Не имея сил сдержаться, я вскрикнул. Мне показалось на мгновение, будто мой собственный глаз вдруг взорвался невыносимой болью. — Я не хотела этого и, когда пришла в себя, мной овладел ужас. Кадзу был без сознания и истекал кровью. Я взмолилась Оку, чтобы оно помогло исцелить нанесённую мною рану, и оно помогло. Сквозь мышцы, нервы и кожу пророс магический имплантант. Я сразу поняла, что он является частью Ока и призван удерживать разум хранителя под контролем, не допуская повторения совершённой им вольности. Око объяснило, что и в дальнейшем за каждую попытку хранителя избежать контракта оно будет лишать его одной части тела, причём моими руками, или же вместо себя хранитель вынужден будет отдать для наказания другого человека. Но того человека, кем бы он ни был, Око сразу убьёт и для следующей попытки придётся искать новую жертву. Совсем недавно Кадзутака попытался повторить свой прежний неудачный опыт. Притворившись, будто действует ради уничтожения амулета синигами, он забрал из магического хранилища в этом замке искру души Мастера Амулетов. Бесценное сокровище, позаимствованное мной некогда в родном мире. В 1979 году я сумела поймать в тёмный магический сосуд наиболее важную часть души последней носительницы этого дара, не позволив ей отправиться в новое путешествие по другим телам. Здешняя Ририка не сумела повторить того же, несмотря на мои приказы! Она разочаровала меня. Теперь вторую искру Мастера Амулетов невозможно заполучить, ибо она находится в теле носителя. Благоприятный момент упущен, а искру из нашего мира мы утратили. С помощью магических манипуляций Мураки вселил её в тело девушки из этого мира. Необычной девушки… Как и её двойник в первом мире, она не умерла от многократного введения внутрь препарата, созданного на основе экспериментальных образцов твоей крови. Напротив, её физиология изменилась, и она стала подобной тебе. Любые её раны исцелялись, а глаза изменили цвет… — Каэдэ Микако, — пробормотал я. — Где она сейчас? — Погибла, когда Кадзутака попытался разорвать свою связь с Оком, превратив Микако в Разрушителя Амулетов, но это никому не принесло пользы. Кадзутака не освободил себя, лишь погубил девушку и упустил искру. И он достаточно наказан после такого предательства, как видишь. — Достаточно?! — я указал на неподвижного Мураки за её спиной. — Он стоит там, никак не реагируя на наше присутствие. И не уверяй меня, будто это в порядке вещей. Что ты с ним сделала? — После истории с Разрушителем, — голос Лилиан звучал сухо, — Кадзутака смог частично освободить свой разум от влияния амулета. Он стал сильнее и вскоре попытался завладеть Оком. Кинжал предупредил меня о его замысле. Курикара и Ятоноками обеспечили Око огромным количеством энергии, чтобы я сумела справиться с любым заговорщиком, как снаружи, так и внутри моего лагеря. Отчасти такое вынужденное решение можно назвать слиянием душ владельца амулета и его хранителя… — Слиянием? — внутри меня появилось очередное отвратительное предчувствие. — О чём ты?! — Кадзутака сам позволил мне это. Всё совершилось по обоюдному согласию. Равно как и с остальными. С Курикарой и Ятоноками тоже… Она замолчала. Забывшись, я в нетерпении сжал её руку, лежавшую поверх стола, и меня окатило болью, которой я никогда прежде не испытывал, даже в тяжелейшие часы своей жизни. И это душа моей сестры? Я не сумею никогда проникнуть туда, чтобы убедить её стать прежней. Мне конец, если ступлю хоть на полшага вперёд. Ни входа, ни выхода, ни жизни внутри. Я был самонадеян и глуп. Око поглотило всё, оставив после себя выжженную пустыню, покрытую тысячелетним слоем льда. Здесь любой безжизненный ад показался бы цветущим раем. — Что ты с ними всеми сделала? Говори! Она даже не вздрогнула, когда её пальцы оказались почти раздавлены моими. Осознав, что причиняю ей боль, я немного ослабил захват. Лилиан не пошевелилась. — Он считал меня врагом и в глубине души, конечно, ненавидел. А с того дня, как понял, что я преднамеренно связала его контрактом, возненавидел ещё сильнее. Но неутолимая тяга тела поначалу побеждала всё, и он не способен был отвергнуть меня. Долгое время он не имел сил отказаться от иллюзии удовлетворения своего неисполненного желания… А я всей душой ненавидела тебя, получая каждую ночь предназначенное тебе из-за ненавистного мне сходства в цвете глаз! И я тоже не могла отказаться, даже из гордости… Жалкие объедки на роскошном пиршестве. Это ранило, как удары кинжала. Нет, больнее! Меня утешало одно: я точно знала, ты и этого не получишь. Не узнаешь вкуса его губ и языка, сладкой боли объятий, горячей истомы от прикосновений к твоим бёдрам, изощрённого многообразия ласк, не почувствуешь его внутри себя, не испытаешь оргазма, граничащего с безумием! Тебе не достанется ничего, ибо ты, как последний идиот, никогда не сумеешь оценить подарка, посланного судьбой! Даже не разглядишь, что это — дар, а не проклятие. Я смеялась при мысли о твоей глупости! А он был слишком горд, чтобы получить тебя силой или хитростью. Он ждал, когда ты сам придёшь и попросишь, и готов был ожидать вечно. Но с тем же успехом он мог надеяться на наступление пятидесятиградусной жары в Арктике или восстановление популяции динозавров. Впрочем, я приложила много сил, чтобы настроить его против тебя. Даже в своей страсти он тебя ненавидел, как и ты его. Она умолкла, чтобы немного успокоиться и перевести дыхание. — Потом он вдруг отрёкся от наших отношений. Внезапно, ничего не объясняя, несмотря на то, что формально именно теперь он начал носить фамилию Эшфорд и называть себя в высшем обществе лордом Артуром, но я перестала быть его женой. Он гнался только за тобой, а ты по-прежнему ничего не замечал. Вернее, видел, но отталкивал обеими руками. Из страха разрушить свои моральные принципы? Какая чушь. Хорошо, что у меня таких принципов никогда не было, иначе и я бы упустила единственного стоящего мужчину в своей жизни. — Что ты сотворила c ним?! Чем я лучше, если мной тоже владеют гнев и безумие? В моей груди пылает огонь, и хоть я способен теперь его контролировать и не выпускать наружу, он всё равно причиняет невыносимые мучения. — Сотворила? Всё просто. Если у владельца абсолютного амулета достаточно сил, он обретает способность ломать души, как тростинки, не убивая тел. Вскрывать, словно шкатулки с секретом, получая всю заключённую внутри силу. Каждый из троих сказал «да» по своим причинам. Хочешь знать причину его согласия? Думаю, мотивы Курикары и Ятоноками тебя не волнуют? Впрочем, выбирай. Я расскажу тебе о причине согласия только одного из троих. Чью историю будешь слушать? — Я не верю, — отчаянно прошептал я. — Никто бы не согласился на подобное! Это хуже смерти… И это навсегда! — О да, вены резать проще, — цинично рассмеялась она. — После смерти попадёшь в ад или к синигами, но твоё существование продолжится. Разрушение души необратимо. Это окончательный приговор, не подлежащий обжалованию. Увы, мне срочно понадобилась вся сила моего хранителя. Целого или сломанного — не важно. Некогда по воле отца и из-за твоего страха я отдала Оку душу, чтобы сохранить амулет от злоупотребления богами, людьми и демонами. Позволить уничтожить всё, ради чего я старалась, было невозможно. А мой Кадзу, по словам Ока, намеревался стереть в порошок миры, став владельцем амулета. Горькая ирония, единственным, кого он хотел спасти, отправив за пределы миров, являлся ты. — Теперь точно не верю, — с облегчением выдохнул я. Напряжение вмиг ушло. — Ты лжёшь. Мураки, которого я знаю, не мог желать моего спасения. Никогда! Лилиан скептически хмыкнула. — Если ты не задашь мне сейчас правильный вопрос, Асато, мы не сдвинемся с мёртвой точки. Я уже давно повторяю, что твой настоящий враг — не Мураки. Кажется, ты так и не понял. Если выберешься сегодня отсюда невредимым, потом до скончания веков обречён будешь гадать, правду я сказала или нет? Ведь если наше сражение выиграю я, то в новом мире, клянусь, я сохраню тебе прежнюю память и наделю бессмертием, чтобы ты постоянно вспоминал о случившемся и мучился. Но ещё до наступления Апокалипсиса ты сам измучаешь себя. Поэтому, пока есть шанс, узнай о причинах, по которым один из моих слуг позволил уничтожить свою душу. Назови любое имя, и я расскажу правду. Или навсегда забудь своё стремление докопаться до истины! — Мураки Кадзутака, — сдался я, понимая, что мной снова манипулируют. — Хочу услышать его историю. На лице Лилиан воссияла торжествующая улыбка. — Значит, я не ошиблась. Слушай. Я уже рассказала о том, как вынудила его заключить со мной контракт, и том, что любила его, а он стремился к тебе. Почему — для меня загадка! Ты привлёк его внимание ещё на той чёрно-белой фотографии, сделанной в начале века Юкитакой-сан. А потом он увидел тебя живым в Нагасаки, и твои глаза стали его наваждением. Ты стал его худшим наваждением, Асато. Я ещё никогда не видела у взрослого человека такой одержимости. Представляешь, каково его самообладание, если, уверяю, он не показывал тебе своих чувств даже на один процент? Лишь я знала, ибо, когда мы были близки, моему телу приходилось испытывать силу его одержимости тобой. Но я не жаловалась, мне это нравилось. Сердце забилось скорее. Оно колотилось всё громче, отдаваясь пульсацией в висках и затылке. Тело начинало гореть, словно объятое невидимым пламенем. — Он хотел оставаться свободным и независимым в мыслях, желаниях и чувствах, но хранителю абсолютного амулета такая роскошь не позволена. Всё, что у Мураки оставалось в защиту против силы Ока, стремящейся подавить его — твой самодельный амулет из янтаря, некогда позаимствованный Юкитакой-сан. Но Мураки не мог часто использовать янтарь. Тот нарушал связь между Оком и сознанием хранителя и лишал Мураки магической силы. В таком состоянии Кадзутака не сумел бы исполнить свой замысел по возрождению Саки. Отказаться от мести, лелеемой много лет, было выше его сил, поэтому Мураки выбрал подчинение Оку и мне. Он собирал для меня души людей и наполнял кинжал силой, а Око в свою очередь давало силы ему. Чувства к тебе сбивали его с толку. Я видела его внутреннее смятение, несмотря на то, что он изо всех сил старался не обнажать душу. Но для меня ценностью обладал лишь он сам. Я хотела избавить его от грядущего контракта, поэтому однажды сама предложила приемлемый выход, и даже Око не возражало против такого решения. Я сказала Мураки, что освобожу его от необходимости исполнять контракт, если он заставит тебя дать мне клятву хранителя в нужный день вместо себя. Поняв, что я охочусь за тобой, как ещё за одним потенциальным хранителем, всерьёз опасаясь, что однажды я до тебя доберусь, Мураки решил: смерть для тебя станет лучшим выходом. Тогда он попытался возродить в твоём теле Саки, освободив, как ему казалось, твою душу от страданий. Он разрешил Ории-сан отдать твоим друзьям карту-ключ от своей лаборатории, попросив друга лишь выиграть немного времени для него. Он планировал, что Тацуми, Ватари и Хисока придут убить его, когда ты будешь уже мёртв, а Саки возрождён, и таким образом вы с ним освободитесь, а Саки останется пылать в вечном аду в твоём теле, связанный проклятием, вызывающим боль. Кроме того, Мураки очень рассчитывал, что после твоей и его смерти у меня не останется иного выхода, кроме как сделать Саки хранителем, — она пожала плечами. — Разумеется, этот план в любом случае провалился бы. Никаким синигами не под силу уничтожить того, кто заключил контракт с абсолютным амулетом. И Око сразу распознало бы подмену, почувствовав слабую и жалкую душу в твоём теле. Оно бы отвергло Саки. — Всё же поступок Мураки не слишком похож на попытку спасения или самоубийства, — заметил я, совершенно не поверив её рассказу. — Твои объяснения не кажутся мне правдоподобными. Я по-прежнему склоняюсь к мысли, что Мураки обезумел из-за влияния амулета и пытался меня убить ради воскрешения Саки. Других причин у него не было. — Ты всё ещё так думаешь? — Лилиан усмехнулась. — Слушай тогда дальше, это не конец истории. Позже, проводя эксперименты в военном бункере, Мураки пытался создать для меня нового хранителя, лучшего, чем вы оба. Он надеялся, что из Каэдэ Микако или выношенного внутри её тела маленького Рэндзи Саки всё-таки получится подходящая замена. Опять не вышло. Око отказалось рассматривать обе кандидатуры. Слишком слабые. После рождения Рэндзи Саки вопрос о хранителе встал особенно остро. Я спросила лорда Артура, жившего тогда со мной под одной крышей в Дареме, что всё-таки он выберет: отдать Оку тебя или принять клятву хранителя самому? Мы вполне могли бы шантажировать тебя здоровьем Хисоки, и ты бы наверняка согласился стать хранителем ради его спасения. Скажешь, нет? Я решительно кивнул. — Ради Хисоки согласился бы. — Как я и думала, ты очень предсказуем. Однако Мураки, несмотря на мои уговоры, запретил мне приближаться к тебе и заговаривать на эту тему. На следующий день он дал клятву духа-хранителя. Добровольно связал себя с Оком, хотя мог освободиться от контракта, пожертвовав тобой. Итак, Асато, в мае девяносто девятого года Мураки избавил тебя от необходимости жить в чёрной пустыне, которую ты только что видел внутри меня, и предпочёл войти туда сам. Вчера он сделал то же самое. Я издал неопределённый звук. Находясь рядом с ней, я уже привык к постоянной лжи. Значит, она чем-то шантажировала Мураки и вынудила его вчера согласиться на уничтожение собственной души? Тем не менее, её признанию о намерении Мураки пожертвовать собой ради меня я по-прежнему не верил. — Да, я снова солгала насчёт исключительно «добровольного согласия». Пришлось, иначе всё это не звучало бы столь захватывающе. Ничьё решение отдать свою душу на растерзание не бывает добровольным. Я призналась Мураки, что хитростью заманила тебя в замок и собираюсь отправить блуждать по подземному лабиринту. Случись такое, ни твой амулет, ни твой хозяин не сумели бы пробраться туда. И ты бы выхода не нашёл. Я не смогла разрушить амулет синигами, разорвать его связи с владельцем и хранителем, но я вполне способна была сделать тебя вечным пленником замка. То, как я некогда поступила с другим Мураки, замуровав его в роскошных апартаментах, являлось верхом гостеприимства, за которое мне отплатили чёрной неблагодарностью. С тобой я не собиралась церемониться. Ты бы попал в настоящий ад на многие сотни лет, о чём я незамедлительно сообщила своему хранителю, уточнив, что единственный действующий вход в подземный лабиринт можно, конечно, запечатать прежде, чем ты туда попадёшь, и таким образом спасти тебя, однако каждый, кто попробует это сделать, наткнётся на установленное мной заклятие разрушения души. Поверь, если бы Мураки не решил запечатать лабиринт, ты бы уже оказался там и не слушал сейчас мою исповедь. Разумеется, Мураки в моём присутствии сделал вид, будто твоё будущее его нисколько не интересует. Однако спустя полчаса он приказал Ятоноками и Курикаре запечатать вход. Они оба наткнулись на заклятье и пострадали, но закрыть лабиринт, естественно, не смогли. Тогда Мураки отправился туда сам. Он успел закрыть вход, но тоже получил проклятие. Чего-то подобного я и ожидала. Выбирая между своей душой и твоей, он опять пощадил твою. Тебе не кажется, что это несколько несправедливо? Поэтому в благодарность за своё спасение и из уважения ко мне за то, что я честно рассказала тебе правду, ты должен помочь. Уничтожь Хрустальный Шар, Асато. Это единственное, что я прошу! И тогда возможно, если ты немного поторопишься с выполнением этого нетрудного задания, я, наверное, вспомню, как отменяется заклятие разрушения души, наложенное менее суток назад? Может, у нас ещё получится обратить его вспять, и никто не пострадает, даже Ятоноками с Курикарой. Или судьба Мураки и этих двоих тебе безразлична? Разумеется, они ведь все монстры и чудовища. Тогда, конечно, ступай. Не смею задерживать. Возвращайся в Сибуйя и будь счастлив! Я молчал, и её слова сначала не доходили до моего сознания. Я не понимал их значения, будто со мной говорили на бенгали или хинди. А потом дыхание остановилось. Я стал нем и неподвижен, будто мёртвый камень у обочины дороги. Я снова оказался в её ловушке. Только теперь никакая «машина времени» не помогла бы из неё убежать.