Амулет синигами

Проснулся я от чёткого ощущения, что меня толкнули локтем в бок. Я попытался откатиться на свой край дивана, но толчок повторился. Я привстал и зажёг ночник. Хисока спал беспокойно. Его лоб вспотел, голова металась по подушке, он вертелся с боку на бок, цепляясь пальцами за покрывало. — Нет, — услышал я неразборчивое бормотание. — Нет… Не надо. Почему вы делаете это? Мураки-сенсей, отпустите… Я насторожился. Неужели Хисока всё ещё помнит ночь, когда безумный доктор напал на него? Неужели сознание мальчика настолько сильное, что способно побороть даже магию Ока? Нет, наверное, это просто сон, никак не связанный с воспоминаниями той ночи. Спустя минуту, мои надежды разбились вдребезги. Хисока подскочил на кровати, уставившись невидящим взором в пространство перед собой и продолжая повторять: — Нет! Сенсей не мог, — внезапно его испуганный взгляд обратился на меня. — Тацуми-сан, вы были там, я вспомнил, — прошептал он пересохшими губами. — Вы спасли мою жизнь. Скажите, почему Мураки-сан напал на меня? Я похолодел. Хисока всё-таки преодолел действие Ока. Задавать себе вопросы о том, почему это случилось, не было времени. Теперь моей главной задачей являлось убедить Хисоку, что ему приснился кошмар. — Погоди, — стараясь не выдавать своего волнения, я протянул руку, не зная, стоит ли касаться юноши. Скорее всего, лучше с этим повременить, ведь он эмпат. Одно прикосновение, и он почувствует ложь. — Тебе просто привиделось всё это. Расскажи, что именно ты видел во сне? — Помню, как я отправился поблагодарить сенсея, — на лице Хисоки появилось выражение неуверенности, словно он и в самом деле засомневался, могло ли подобное случиться наяву. — Я купил букет белых роз, чтобы выразить своё восхищение мастерством Мураки-сан, но когда я пришёл к нему, и он открыл дверь… Я испугался! С лицом сенсея случилось что-то странное: один его глаз стал искусственным. И он смотрел на меня с ненавистью. Я вдруг отчётливо ощутил, что этот человек опасен. Я не понимал, почему доктор, спасший мне жизнь, вдруг так сильно изменился? Я заговорил с ним, а он втащил меня в дом и сделал укол в сгиб локтя. Всё моё тело ослабело. Воспользовавшись этим, сенсей связал мои руки, заклеил рот и привязал к столешнице. На мгновение я потерял сознание, а, когда очнулся, увидел вас и того парня с фиалковыми глазами… Он появился из ниоткуда, будто прошёл сквозь стену, а потом вы сказали ему, — голос Хисоки осип от волнения. — Вы попросили его стереть мою память. Тацуми-сан, сон был слишком реальным, словно всё произошло наяву! Взять себя в руки. Прекратить паниковать. Теперь можно говорить. — Послушай, Хисока, — заговорил я, усилием воли заставляя голос звучать буднично, — посуди сам, возможно ли подобное? Разве кто-то может уничтожить чью-то память или ходить сквозь стены? И разве Мураки-сенсей способен связать кого-то? — Он не просто связал, — признался Хисока, вздрагивая от омерзения. — Он разорвал мою одежду и лапал меня, как тот ублюдок в машине, — юноша вдруг сжался в комок, и его затрясло, когда он вспомнил подробности. — Нет, это слишком отвратительно! Вы правы, такого не могло случиться наяву… Но если мне снится подобное, значит, мысли мои нечисты? — он отвернулся, пряча лицо. Я осторожно положил ладонь ему на плечо, приложив все силы, чтобы сдержать свои эмоции, не позволяя ни крохе страха или ненужному образу проскочить внутри. Я справлюсь. Он ничего не заподозрит. — Ничего нечистого в твоих мыслях нет. Ты слишком юн и впечатлителен, а сны не подвластны никому. Мне тоже иногда снятся кошмары, но я стараюсь забывать о них после пробуждения. Мозг перерабатывает информацию, полученную за день, а сны — это фильмы, которые он нам показывает, пока занят работой. Иногда это комедии, иногда приключения, иногда — ужасы. Никакого тайного смысла в них нет. Подчас они отражают наше прошлое, иногда могут показывать будущее, но это просто совпадения. Не стоит придавать снам большого значения. Если вентилятор жужжит в углу комнаты, много ли внимания ты обращаешь на его шум? Главное, чтобы вентилятор давал прохладу. Шум — побочный эффект его работы. То же самое и сны. В дневное время мозг помогает нам решать разные задачи, предупреждает об опасности. Можно позволить ему пожужжать немного ночью? Кажется, прозвучало убедительно. Подумав немного, Хисока немного оттаял и, успокоившись, перестал сжиматься. — Ложись, — я подтолкнул его к подушке. — Завтра тебе идти на собеседование, забыл? Если не выспишься, как будешь производить хорошее впечатление? Он улёгся на бок, спиной ко мне. Я уже собрался отпустить руку, которой обнимал его, но внезапно Хисока поймал мои пальцы и вернул их на место. — Пожалуйста, — едва слышно попросил он, — останьтесь рядом, как сейчас. Хорошо? По телу пробежала невероятно тёплая волна, словно я приехал на Окинаву и собрался искупаться в море. Так странно… Я устроился поудобнее, но так уж вышло, что пришлось прижаться грудью к его спине. От волос Хисоки пахло чем-то невероятно приятным. Дорогая туалетная вода! Я себе так тратиться не позволяю. Наверняка парень влюбился и выбросил на ветер последние деньги, лишь бы понравиться какой-нибудь красивой однокласснице. Молодость и безрассудство идут рука об руку… — Спи, — прошептал я. Светлые волосы, шевельнувшись от моего дыхания, мазнули по губам. Я хотел отстраниться, но вдруг поймал себя на том, что хочу снова ощутить это щекочущее прикосновение, и тогда, чувствуя лёгкий укол совести, я повторил снова. — Спи, малыш. *** Нужно ли говорить, что на следующий день, едва позавтракав и проводив Хисоку на собеседование, я позвонил Лилиан и задал ей вопрос о том, какие ограничения могут быть у Ока, когда оно стирает память смертному. — Никаких. Почему ты спрашиваешь? — кажется, она удивилась. — Твой брат забрал у Хисоки воспоминания о нападении Мураки, однако память вернулась сегодня во сне. Молчание и прерывистое дыхание в трубке. — Этого не должно было случиться, — испуганно промолвила Лилиан. — На самом деле у меня в своё время произошло то же самое. Я начал вспоминать во сне то, о чём забыл из-за тебя! Раньше, чем ты вернула мне мою память с помощью Ока, я уже видел во сне бессвязные обрывки прошлого. — О… — Что означает твоё многозначительное «О»? — Оно может означать что угодно. Видишь ли, Око способно прочитать воспоминания любого человека, синигами или демона, за исключением высших демонов или Энмы-Дай-О-сама, но твои воспоминания оно прочитать до конца не смогло, и это странно. Признаюсь честно, Око давно сообщило мне, что начало твоих воспоминаний отсутствует. У тебя отрезан кусок памяти о том времени, когда ты ещё был смертным, и я тут, кстати, ни при чём. Я вздохнул. — Для меня это не новость. С самого начала работы в Мэйфу я знал, что мои воспоминания о жизни среди людей с моего согласия забрал Энма-Дай-О-сама. Если бы я не отдал их, то сошёл бы с ума. Меня спасли от безумия, только и всего. Всё, что я о себе знаю — это скупая информация из найденного в архивах досье. Там было написано очень немногое, но даже этого мне хватило, чтобы… не пожелать никогда вспоминать подробности. — Ты совершил нечто ужасное? — тихо спросила Лилиан. — Я не хочу об этом говорить. — Прости. Ты сейчас подумал о досье, и кусок твоей памяти Око выдернуло из твоих мыслей. Мне жаль, Сейитиро. О таком в самом деле лучше не помнить. Рука дрогнула, и я едва удержался от желания нажать на «отбой». — Сейитиро, это может оказаться неправдой! Тебе ли не знать, что Энма-Дай-О-сама — лжец и фальсификатор. Пока ты сам не вспомнишь, что с тобой случилось, ты никогда наверняка не будешь знать, правда ли написанное в том досье или нет. Для начала скажи, была ли в досье указана дата твоего рождения? — Двадцать седьмое декабря. — И всё? — Увы. — Разве это не странно? В досье остальных синигами есть точная дата рождения и смерти. Пусть ты родился в середине девятнадцатого века, почему бы это не указать в твоём личном деле? Допустим, Энма-Дай-О-сама уничтожил твою память, однако, как ему удалось стереть всю информацию о тебе изо всех источников? Око не смогло найти ничего ни о твоей матери, ни о сестре, ни о тебе самом. О тебе нет никаких сведений, кроме записей в досье, хранящемся в Мэйфу. Это возможно лишь в том случае, если информацию о тебе стёрло Око. — Но как?! — опешил я. — Я давно подозреваю, что некая часть твоей памяти находится у моего двойника. В своём мире ты вполне мог столкнуться с Оком, и моя сестра забрала фрагмент твоих воспоминаний. Зачем ей это понадобилось — другой вопрос! Однако только так можно объяснить, что о твоей жизни до появления в Мэйфу никому ничего не известно. Внутри снова всё похолодело, пожалуй, даже сильнее, чем в тот миг, когда Хисока начал вспоминать о нападении Мураки. Какой-то иррациональный, непреодолимый страх. — Энма знает, что со мной случилось! Да, он злодей и подлец, но единственный мой шанс узнать правду — заставить заговорить его… — Сейитиро, — глубокое сочувствие, звучащее в её голосе, заставило меня напрячься, — ты разве не знаешь последние новости? Ватари не написал? — О чём? — Поищи среди своих входящих. Не может быть, чтобы Ватари написал мне, а про тебя забыл… Потом перезвонишь. Отняв трубку от уха, я посмотрел на экран телефона. «Одно непрочитанное сообщение», — светилось уведомление на экране. Я решительно ткнул в светящийся «конвертик». Так и есть, от Ватари. «Привет, Сейитиро! У меня две новости: одна умиротворяющая, вторая отпадная. Смерть китайского мага в Камакуре сегодня утром решили списать на действие невыясненных сил. Короче, спи спокойно. А теперь сядь, а то упадёшь: Энма пропал из обоих миров. Никаких следов, куда он мог деться. Дзю-О-Тё на ушах стоит. Извини, в ближайшее время встретиться не смогу. Если Энма появится или кому-то Хрустальный Шар на голову упадёт — напишу». Вздохнув, я снова набрал номер Лилиан. — Энма пропал. — Да, я в курсе. У тебя остаётся ещё одна возможность — поговорить с моим двойником. Правда, это опасно. — И бессмысленно, — усмехнулся я. — Другая Лилиан лжёт гораздо больше Энмы. Она с удовольствием «признается» мне, что я был… убийцей, — последнее слово далось с трудом. — Или с радостью позволит увидеть в подробностях всё, что я стремился изгладить из памяти. Мы ведь с Цузуки во многом похожи. Из-за этого, наверное, я и влюбился… Прости, сам не понимаю, что говорю! Она молчала, и мне так трудно было, не видя ее лица, понять, о чём Эшфорд-сан думает. — Хочешь, приду к тебе? — внезапно спросила она. — Не стоит, — вырвалось раньше, чем я успел обдумать ответ. — До возвращения Куросаки-кун успеешь взять себя в руки? — сухо поинтересовалась она, похоже, обидевшись на мой отказ. — Безусловно. И всё равно непонятно: странности со мной можно объяснить тем, что я — синигами, и у меня есть некоторая сила. Но как Хисока, не являющийся в этом мире Богом Смерти, смог сопротивляться Оку? — Понятия не имею. Только скрытой магической силой можно объяснить столь высокую сопротивляемость Оку. — А если энергия Мастера Амулетов повлияла на Хисоку? — Исключено, — сразу отмела это предположение Лилиан. — Если только Фудзивара-сан не сплела для Куросаки-кун амулет противодействия, похожий на янтарный оберег моего брата. В любом другом случае Куросаки-кун не мог не подчиниться желанию Ока забрать память. — Значит, здесь замешан или амулет противодействия, или скрытая сила? — Да. Если для тебя неприемлемо встречаться с моим двойником — впрочем, я и сама против этого, учитывая случившееся недавно с другим Цузуки — тогда есть иной выход. Ступай к Асато из своего мира. Он — дух-хранитель. Он сумеет увидеть, есть ли в тебе искра, силу которой даже абсолютному амулету не преодолеть. — Но что это может быть за искра? — с недоумением спросил я. — Сила Древних богов. Вероятность этого почти равна нулю, однако всё возможно… Я иногда думаю, возможно, не только душа Маленькой Богини некогда попала на Землю. Были ведь и другие, чьи души разбили на части во время войны Древних и Юных. Кто знает, вдруг один из осколков попал в тебя или в Хисоку? Боги путешествовали не только по пространству, но и по времени. Попасть на Землю будущего для них не составило бы труда. Если это так, я бы не удивилась, что Око на тебя и на Куросаки-кун не действует. Однако это просто моё фантастическое предположение. Скорее всего, оно неверно. Не бери в голову. Но я уже взял. И, попрощавшись с Лилиан, набрал номер Цузуки. Я убедил его встретиться в парке Хибия под предлогом того, что мне необходимо узнать историю случившегося с ним в Замке Несотворённой Тьмы. Мы уселись у края теннисного корта, и под десяток яки-мандзю и огромное мороженое Цузуки рассказал, как встретил своего отца, вместе с сестрой попал в ловушку Энмы и выбрался, лишь благодаря помощи двух Мураки. Я слушал и не мог поверить в его слова. Первый Мураки тоже участвовал в их спасении? Невероятно. — Он же Хранитель Ририки, — спокойно сообщил Цузуки. — Вовсе не странно, что он пришёл её спасать. На него влияло Око. — На самом деле странно! — вырвалось у меня. — Если Энма заточил вас внутри Хрустального Шара, Око уже не могло влиять на Мураки. Он должен был освободиться от необходимости спасать кого-то, обретя собственную волю. — Откуда ты знаешь? — заинтересовался Цузуки. — Шеф Коноэ рассказывал. Хрустальный Шар — сильный магический артефакт, откуда нет выхода. Внутри него время и пространство обращены в бесконечность. Как только Ририка оказалась в плену, дух-хранитель должен был освободиться. Его воля снова принадлежала ему. Стало быть, он отправился спасать твою сестру добровольно. Некоторое время Цузуки молча смотрел на зеленеющую под его ногами подстриженную траву, потом вполголоса вымолвил: — Он за мной пошёл. Ради меня снова надел ярмо контракта себе на шею. Мне показалось, я ослышался, но Цузуки продолжал, а я не знал, верить или нет. — Кадзу-кун встретился с Мураки в Замке Несотворённой Тьмы, и тот сказал ему кое-что… Кадзу не хотел передавать это мне, но вскоре не выдержал и признался. Всё это время Мураки из нашего мира пытался меня спасти. В меру своего представления о том, что для меня станет спасением. Да, он псих. Да, ему плевать на весь мир, но на меня, похоже, не плевать. И Цузуки рассказал о том, что сам недавно узнал от здешнего Мураки. Я сидел, не в силах поверить услышанному. Маньяк и сумасшедший не безнадёжен? Ведь ничто не мешало доктору сбежать из Замка Несотворённой Тьмы, когда Лилиан Эшфорд оказалась в плену. Но он отправился разбивать Шар, хотя знал, что его снова по рукам и ногам свяжет контрактом. Неужели он в самом деле дорожит жизнью Цузуки больше, чем своей? Из глубины размышлений меня вырвал голос Асато. — Скажи, ты ведь не просто так позвал меня? Я чувствую, ты хочешь узнать что-то ещё. И вот тогда я рассказал ему о Хисоке и о предположениях второй Лилиан. Цузуки задумался. — Знаешь, если мы телепортируемся в Сибуйя, я спрошу у рубина, верно ли предположение Ририки, потому что сам я не ощущаю в тебе ничего необычного. Так мы и поступили. Мураки был немало удивлён моим внезапным появлением, но внял моей просьбе и обратился к амулету синигами с просьбой прощупать мою ауру как можно глубже. Спустя несколько минут, он внимательно взглянул и на меня и медленно кивнул головой: — Внутри вас есть слабая искра энергии, проанализировать происхождение которой рубин не может. Возможно, эта энергия пока пребывает в спящем состоянии. Её трудно заметить, и, если бы не ваша просьба, то она никогда не была бы обнаружена. — Что за энергия? — попытался уточнить я. — Её состав чем-то похож на тьму, спящую внутри меня, а чем-то она подобна искре Мастера Амулетов. И всё-таки это ни то, ни другое. Нечто особенное, ни на что не похожее. — Может ли амулет определить, является ли эта сила частью энергии Древних богов? — с волнением спросил я. — Не лишено вероятности, — ответил Мураки, дождавшись ответа рубина. — Однако понять, чем на самом деле является ваша энергия, мы не сможем, пока она не развернётся в полную силу. Судя по всему, этот момент не за горами. Внутри вас, Тацуми-сан, постепенно разгорается некий костёр, раздуваемый вашим сознанием из тлеющих углей. Больше рубин не смог сказать ничего. Долгое время мы втроём просидели в гостиной за горячим чаем, рассуждая о том, чем могла бы являться энергия, обнаруженная внутри меня амулетом синигами, и имеет ли она какое-то отношение к пробудившимся воспоминаниям Хисоки. Потом я спохватился, попрощался и вернулся к себе. Дома меня ждал взволнованный Хисока. Казалось, он уже забыл про кошмары, привидевшиеся ему ночью. Он выглядел веселым и бодрым. — У меня сегодня только хорошие новости, Тацуми-сан. Во-первых, я нашёл работу в кафе неподалёку. Во-вторых, Асахина позвонила и сообщила о том, что их с Нобору-сан свадьба состоится третьего октября. Она вскоре пришлёт мне и вам официальные приглашения, ведь я сказал, что без вас в Осаку не поеду. — Не стоило так утруждаться, малыш, — заметил я, но Хисока замахал руками. — Это не обсуждается. Вы наш родственник! Вы помогли мне, когда я оказался в трудной ситуации. И потом, — он вдруг поник головой, — отец и мама отказались приезжать, Орито-кун погиб, так что… Кроме меня, на свадьбе со стороны Асахины-тян никого не будет. Я подумал… Хотя бы вы должны присутствовать. Пожалуйста, Тацуми-сан, соглашайтесь! Что-то царапало внутри, не давая покоя и подсказывая: хорошим эта поездка не закончится. Но как я мог отказаться? Хисока так горячо просил… — Ладно. Я поеду. — Спасибо, — он сделал шаг ко мне и порывисто обнял меня, склонив голову на моё плечо. — А за то, что вы согласились, держите! И я ощутил, как в мою руку скользнуло ещё одно нарядное приглашение на глянцевой бумаге, где золотыми кандзи было напечатано: «Выступление лучших японских скрипачей. Купол Токио». — Ничего себе! — невольно присвистнул я. — Твой друг добился такого невероятного успеха в столь юном возрасте? — Он великолепно играет. Обещаю, вы сильно удивитесь. — Даже не сомневаюсь, — вполголоса пробормотал я, ловя себя на мысли, что мы почему-то всё ещё стоим, не разомкнув объятий, но ни Хисока не торопится отступать, ни мне не хочется быть первым и отпускать его. Это было странно, непривычно, но так хорошо. Я ощущал, словно та искра, о которой сказал амулет, разгорается всё ярче просто от того, что Хисока рядом. *** С каждым днём я обнаруживал, что всё больше привязываюсь к нему. Он так естественно вписался в мою жизнь, словно всегда в ней присутствовал. И уже через пару недель я не представлял себя отдельно от него. Навещая меня, Лилиан хмурилась, наблюдая за тем, как Хисока при её появлении, хватает рюкзак и уходит из квартиры бродить по городу или забирается с ногами на диван и утыкается в книгу. Когда же Эшфорд-сан покидала нас, Хисока оттаивал, бросал книгу, садился со мной за стол и пил чай. Он никогда не выспрашивал меня об отношениях с Лилиан, ни слова не говорил о ней, но я замечал, что её присутствие ему в тягость. А потом он начал встречать меня с работы. Ему приходилось проезжать от Тайто до Сибуйя, чтобы добраться к зданию «Секом», но он не переставал это делать каждый день. Я говорил, что нет необходимости за мной заезжать, я вполне могу добраться домой в одиночку, но Хисока только улыбался, а на следующий день, выходя из офиса, я снова натыкался на него. Мы бродили по Акихабаре и по книжным лавкам Кандо, выбирая интересные новинки. Во мне снова проснулся давно угасший интерес к чтению. Меня вытаскивали в Кю Сиба Рю и заставляли по нескольку раз подниматься и спускаться по крутым тропинкам, взбираться на каменные мостики и фотографироваться в нелепых позах. А я сам не мог понять, почему вместо того, чтобы сослаться на усталость и далеко не юный возраст для таких глупостей, соглашаюсь на всё, о чём бы он ни просил. И вдруг меня пронзило открытие: я просто хочу видеть его улыбку. Я сделаю всё, лишь бы он улыбался всегда вот так, как сейчас. *** — Знаешь, в детстве я почти никогда не чувствовал себя счастливым, — внезапно признался Хисока, когда мы лежали рядом и уже готовились засыпать. — Разве что только с Асахиной… Но мне не позволяли с ней общаться. Все были против нашего сближения: отец, мама, Орито-кун. Однако когда меня запирали в подвале за то, что я в очередной раз дотронулся до кого-то и высказал кому-то неприятную правду, Асахина всегда прибегала, протягивала руку сквозь решётку и давала мне сладости. Она ухитрялась тайком приносить то, что запрещал отец. Её много раз ловили, отчаянно ругали, утаскивали с воем за ухо, запирали в спальне, но она только молчала, поджав губы, а, когда ей удавалось выбраться, снова прибегала и совала мне в руки лучшую еду с кухни. Если взрослые были заняты, а Орито-кун за нами не следил, она опускалась на колени перед зарешеченным окошком и рассказывала последние новости, случившиеся за день. Когда стала постарше, приходила читать книги про принцесс и принцев, держала меня за руку, чтобы я не сошёл с ума в то время суток, когда наступает вечер, а тени удлиняются. Сумерек я всегда боялся больше, чем ночи. Так и казалось, что в подвал вползёт чудище и сожрёт меня! Оно однажды и вползло. Когда мне исполнилось тринадцать, отец наказал меня в очередной раз, Асахину надолго заперли в её комнате, чтобы она не помогала мне, а на закате явился Орито-кун… — Хисока содрогнулся. Я открыл рот, чтобы сказать: говорить о неприятном не обязательно, но он уже продолжил. — Ничего не объясняя, он пнул меня ногой, а потом вцепился в моё горло. Он выглядел, как сумасшедший. «Значит, эмпат? Значит, всё чувствуешь? — зло спрашивал он. — Так почувствуй, как сильно я ненавижу тебя! Может, сдохнешь?! Ты забрал у меня любовь сестры, а я заберу твою жизнь». Это было невыносимо… Вся его злость на меня, желание уничтожить протекали через моё тело. Я потерял сознание. На другой день он опять пришёл, ухмыляясь. «Не сдох? Ничего, давай повторим». И опять его руки оказались на мне, я пытался сопротивляться, но сознание мутилось. Внутри Орито-кун сидело слишком много тьмы. Так он мучил меня много дней напролёт. Когда Асахина нашла меня, скорчившегося в углу, кажется, я не мог даже говорить. Я слышал, как она плакала и звала меня по имени, но у меня не было сил ответить. Она потом рассказала, как бегала к моей матери и умоляла выпустить меня… Оказалось, про меня забыли. Если бы не Асахина, я бы умер там. Четыре дня мне не приносили еду, а вода в кувшине закончилась двое суток тому назад, но я даже не чувствовал голода и жажды, поскольку ненависть кузена держала меня в подвешенном состоянии между этой реальностью и адом, царившим внутри него. Я вынужден был проваливаться в ад вместе с ним. Несколько недель после того случая я провёл в своей комнате. Отец даже пришёл извиняться, но потом меня в очередной раз заперли. И ночью, когда все легли спать, снова явился Орито-кун. «Думал, что отделался от меня? — спросил он. — Ничего подобного! Пока я жив, ты не выберешься из этого кошмара». Он проговорил какие-то непонятные слова, сущую тарабарщину, но я вдруг ощутил, что не могу пошевелиться. Он приложил ладони к моей голове, и страшная боль взорвалась внутри. Утром я очнулся от сдавленных рыданий Асахины и от того, что она сквозь решётку плескала в меня холодной водой, пытаясь привести в чувство. Я ничего не говорил, но она сама догадалась, кто мучает меня в моём заточении. Она притащила Орито ко мне под каким-то выдуманным предлогом и пыталась заставить извиняться передо мной, но он зло ответил, что скорее застрелится, чем сделает это. «Однажды я тебя убью или превращу твою жизнь в нескончаемый ад, заставлю всех отвернуться от тебя», — пообещал он. Увы, судьба распорядилась иначе… Я часто думаю, почему он так сильно ненавидел меня? Неужели только из-за того, что Асахине я стал дороже, чем он? Но, похоже, так и было. А ещё, прикасаясь к нему, я узнал, что он стал тайным любовником моей матери, когда ему исполнилось восемнадцать. Они встречались тайком за пределами дома в те ночи, когда отец уезжал из Камакуры. Но если бы я вздумал сказать об этом отцу, убили бы меня, а не его. Мне бы никто не поверил. Слушая Хисоку, я молчал, сдерживая колотящееся сердце. Сказать что-то после таких откровений, было выше моих сил. Я просто гладил парня по голове, а потом мы засыпали вместе, подчас даже не раздевшись, но даже во сне я ощущал это тепло внутри себя, словно во мне разрасталось сияние звезды, огромной и яркой, способной спасти целый мир. Я не понимал, что происходит, но эти дни с Хисокой, наши прогулки по Токио, его улыбку и сияющие глаза я всегда потом вспоминал, как самое большое счастье в жизни. Я никогда и ни с кем не изведал столь ненавязчивой радости. Но блаженное спокойствие продлилось ровно до следующего новолуния, когда ко мне пришёл Асато. *** Конечно, мы оба знали, что встречаться в квартире больше нельзя. Хисока не должен был стать свидетелем наших отношений. Именно поэтому я попросил Лилиан сообщить Асато, что буду его ждать в полночь двадцать второго августа в баре «Джордж» в Роппонги, где мы уже однажды отлично провели время. Окада-доно радушно встретила нас и угостила великолепными якитори и тэмпура собственного приготовления. И тут же снова обиделась на меня за то, что я пил только содовую. Асато, глядя на меня, тоже отказался от спиртного. — Он дурно на тебя влияет, — осуждающе качала головой хозяйка, подавая плошку с рисом Асато и порцию тофу мне. — Сюда приходят согреть сердце хорошей музыкой и стопкой горячительного, а не запивать шашлыки минералкой, — грубовато укорила она нас обоих. — Ну да ладно, ради него я всё готова простить, — подмигнув Асато, она направилась к барной стойке, на ходу заметив кому-то из клиентов, что ему «уже хватит». Я накрыл пальцы Цузуки поверх стола и крепко сжал их. — Никогда больше не пропускай наши новолуния! Слышишь, никогда! Ждать встречи тридцать дней — невыносимо, а за шестьдесят дней я готов разнести половину Токио. — Ты изменился, — внезапно заявил Асато-кун. — Я чувствую в тебе какую-то новую энергию. Прежде её не было. — Все мне говорят про эту проклятую энергию, но никто не может сказать, что это такое. Видимо, общение с владельцами амулетов и их хранителями не прошло даром. Я чем-то заразился от всех вас, — отшутился я. — А общение с тобой не прошло даром для Хисоки, — подмигнул Асато. Я смутился. — Парень стал общительнее, как я вижу по твоим воспоминаниям. И это здорово. Где он сейчас? — Дома. — Тебе придётся вернуться раньше, чем он проснётся, — серьёзным тоном заметил Асато. — Тогда… нам не стоит терять времени, уже час ночи. До шести утра осталось не так много. Куда перенесёмся на этот раз? — Не возражаешь, если в «Нишисиндзюку»? Око забронировало нам отличный номер. — Пользуешься силой амулета для личных нужд? — Бессовестным образом, Сейитиро, — подмигнул он мне. *** Мы повалились на кровать, толком не раздевшись. Я гладил его плечи, чувствуя, как предательски дрожат пальцы. Он приподнялся навстречу мне, высвобождаясь из пиджака и рубашки, а я даже не мог помочь ему, ибо всё, на что меня хватило, задыхаясь от желания, впиться в его губы. Молния брюк и ремень поддались легко, и мои руки скользнули внутрь. Асато громко застонал, вжимаясь в мои ладони. — Сейитиро, пожалуйста… Мне нужно всё и сразу. Я склонился над ним. Он толкнулся в моё горло, проскальзывая глубоко, как никогда. Привычным жестом я обхватил его бёдра, помогая двигаться скорее. Его наслаждение ощущалось, как собственное, словно я внезапно стал эмпатом. — Погоди немного, я сейчас, — Асато повернулся ко мне спиной, опираясь о подушку локтями. — Ты сможешь сделать это жёстче, чем обычно? — Но вдруг я причиню тебе боль? — забеспокоился я. — Не страшно. Возьми меня так, как если бы это был наш первый и последний раз. Если бы это был единственный раз, когда мы можем быть вместе. Дважды просить меня было не нужно. Любоваться его стройным телом я мог бесконечно. Каштановые волосы и бледная кожа — невероятно красивый контраст. Белые простыни и чёрные покрывала, кремовые обои с рисунком, словно выведенным чернилами, заставляли контраст тьмы и света становиться ярче. Приглушённый свет ламп создавал странный эффект, будто мы сидим возле костра в снежную ночь. Сливаясь друг с другом, отдаёмся сплетению невероятных энергий, и звёзды вспыхивают внутри и вовне. Я не мог быть жёстким, я просто отдавал ему всего себя. Его тело изгибалось под моими руками, принимая желанную форму. Асато останавливал себя на самой грани, менял позу, позволял себе немного остыть и снова впускал меня. А мне казалось, что на пути к самому главному раю я прохожу все этапы небесных миров — больших и малых, и наслаждение будет вечно возрастать и никогда не окончится. Я опомнился лишь, когда кто-то недовольно застучал нам в стену, возмущаясь шумом посреди ночи. Мы бессовестно рассмеялись. Нам было всё равно. Переплетя пальцы, мы лежали, крепко обнявшись, влажные от пота, счастливые, как никто в этом мире. Я нашёл губами губы Асато, но быстро прервал поцелуй, вспомнив его недавние слова. — Почему ты хотел, чтобы я любил тебя, словно в последний раз? — я приподнялся на локте, настороженно вглядываясь в его лицо. — Жизнь непредсказуема, — уклончиво ответил Асато. — Вполне вероятно, эта ночь может оказаться последней. — До Апокалипсиса ещё год, — заметил я. — Ты же придёшь в следующее новолуние? — Я приду, но где будешь ты? — В Асакуса, где же ещё! — ответил я удивлённо. — Как знать, — он мягко провёл ладонью по моей щеке. Я тогда не придал значения нашей беседе, однако чувствительность Асато как духа-хранителя была отменной. Вероятно, он умел читать мысли, о наличии которых у себя я сам не подозревал. — Утром ты должен оказаться в комнате, словно никуда не уходил. Давай примем ванну, ещё раз насладимся друг другом, а потом я провожу тебя, — предложил он. Я и не подозревал, что это его решение окажется для нас обоих роковым. *** Когда мы очутились у дверей моей квартиры, я был уверен, что Хисока ещё спит. Половина пятого утра — это ведь слишком рано. Обняв Асато за шею, я нежно прикоснулся к его губам, прощаясь до следующего новолуния. Мы оба прижались к стене, потерявшись в невинных ласках и объятиях, забыв обо всём. Вдруг что-то тихо стукнуло об пол, а входная дверь распахнулась. Я поднял голову. Хисока стоял на пороге и поражённо смотрел на нас. — Тацуми… сан, — только и сумел вымолвить он, переводя взгляд с меня на запыхавшегося и раскрасневшегося Асато, чьи губы были влажны от моих поцелуев. Цузуки смотрел на Хисоку с невероятной грустью. И только тут я заметил, что глаза моего возлюбленного стали фиалкового цвета. Соскользнувший с запястья янтарный амулет лежал на полу. Поспешно подняв талисман, я протянул его Асато. Он взял оберег, но почему-то не надел на руку, а вместо этого провёл кусочком янтаря по моей щеке, будто молчаливо прощаясь, и направился к лестнице. — Асато! — я попытался остановить Цузуки, но, не оборачиваясь, торопливо сбежал вниз. Я медленно повернулся в сторону застывшего Хисоки. Он смотрел на меня так, словно я совершил одновременно кражу и подлог, молча развернулся и вошёл обратно в квартиру. Встал в гостиной к окну спиной ко мне. — Хисока, давай поговорим, — я остановился на некотором расстоянии, не решаясь подойти ближе. Почему-то я чувствовал, что причинил Хисоке нестерпимую боль, однако никак не мог понять, с чем это связано. — Я думал, вы любите Лилиан-сан, — тоном, полным горечи, заговорил Хисока. — Вы подали ей надежду, а сами… — Ты ошибаешься. Лилиан-сан — не моя девушка, — перебил я его. — Мы друзья. — А я-то хорош, — продолжал Хисока. — Влез сюда, живу в вашей квартире, сплю на единственном диване и не позволяю вам встречаться ни с кем. Не будь здесь меня, вы могли бы привести кого-нибудь в квартиру. Например, этого… Асато. Ведь вы хотели этого? — Хотел. Хисока резко обернулся, и я увидел то, что и ожидал — гнев в глазах. — Но вы его совсем не знаете! Как часто он собирается сюда приходить? За прошедший месяц я его увидел всего один раз. Да и вы, наверное, тоже. А знаете, почему? Он не может приходить чаще. Он живёт с другим человеком — с Мураки-сенсеем, и они любят друг друга! — Хисока… Послушай, — я понял, как тяжело мне теперь будет объяснить мальчику сложности моих отношений с двумя Асато. — Тот, кто живёт в доме Мураки-сенсея — это совсем другой человек. Да, они похожи, но это разные люди. — Они близнецы? — Можно и так сказать. — Лжёте, — он еле слышно прошептал это, но меня ожгло болью, словно хлыстом стегнули. Его разочарование во мне почему-то ощущалось крайне болезненно. — Не бывает двух людей с таким редким цветом глаз. Одного-то человека с подобной радужкой встретить трудно, а вы пытаетесь меня убедить, что их двое? Это тот же человек, которого я встретил в доме сенсея. Он обманывает вас, а вы верите ему? И Мураки-сенсей верит?! Невыносимо на всё это смотреть! Я думал, будто вы не в курсе, что он не свободен, но вы прекрасно осведомлены… На что вы надеетесь? — глаза Хисоки потемнели, став почти чёрными, и это выглядело довольно пугающе. — Что он оставит сенсея? Вы готовы ждать его месяцами, а в промежутках, чтобы утешиться, встречаться с кем-то ещё? Но это несправедливо по отношению к тому, кто станет… или уже стал вашим утешением! — Хисока, — я всё никак не мог понять, за что он так сильно рассердился на меня. — Да, я тоже ошибся однажды… Всего раз, по глупости! Но за прошедшие недели, мне казалось, между нами появилось что-то важное, и я посмел надеяться… Но, по-моему, я был слеп, как миллион кротов. — Погоди, о чём ты говоришь? — я действительно не понимал ничего. — Для меня огромной радостью было просто находиться рядом с вами, прикасаться к вам… Я и не просил большего, ни слова не говорил, потому что боялся всё испортить! Потому что если бы я сказал хоть слово, случилось бы всё в точности, как с Мураки-сенсеем. Но он был прав! Зря я приходил в клинику и рассказывал ему о своих чувствах. Это было огромной ошибкой! Я поймал эманации любви, исходящие от него, и заболел. Я отразил, как зеркало, чьи-то чужие чувства, приняв их за свои, но на самом деле всё это время, начиная с Нового года, я любил совсем другого человека. И только сейчас, как последний идиот, понял это! — Подожди… Ты кого-то любишь? — я пытался пробиться к пониманию происходящего сквозь весь тот лихорадочный сумбур, который он вывалил на меня в волнении. — Того, кто внезапно причинил мне сильную боль, но даже не понимает этого! — Кто он? — Если я скажу, что не девушка, вы сильно разочаруетесь? Неожиданно. Но придётся привыкнуть к этой мысли. Значит, Хисока тоже увлечён парнем? Наверное, это Минасе Хидзири, про которого недавно он рассказывал мне. Юный талантливый скрипач. Всё нормально, ничего страшного. У юношей это бывает. Потом повзрослеет и сменит свои предпочтения. Возможно. — Почему я должен разочароваться? Я ведь тоже люблю мужчину. — Вы любите Асато-сан? — Да. Я всё ещё не понимал, отчего он так расстроен. Хисока вдруг торопливо начал складывать вещи в рюкзак. Он с силой пихал их внутрь, не заботясь о том, что майки, пиджаки, брюки и шорты помнутся. Из ванной вынес зубную щётку, положил в боковой карман рюкзака носки и кроссовки. — Что ты делаешь? — рискнул спросить я. — Ухожу, Тацуми-сан, — Хисока стоял передо мной прямой, решительный, но очень бледный. — Я не смогу больше так, простите, — и тут впервые голос ему изменил, а следом и выдержка. — Мне, правда, было хорошо с вами до сегодняшнего утра, но всё когда-то заканчивается. — Объясни, в чём дело! — я чувствовал, как во мне вскипает раздражение. Да что этот пацан о себе возомнил? — Зачем уходить? Или… ты опасаешься неприемлемых действий с моей стороны? Но этого никогда не случится! Разве я хоть раз давал тебе повод сомневаться в пристойности моих намерений? Ты для меня как младший брат или сын лучшего друга… — Вот именно в этом дело! — с внезапной досадой воскликнул Хисока, направляя в мою сторону указательный палец. — Я для вас — младший брат, забавный пацан, жертва обстоятельств, которую надо опекать, но вы никогда не воспринимали меня, как равного! Как мужчину, как возлюбленного… Как того, кто любит вас! Ноги ослабели, и я вынужден был прислониться к стене. — Что ты говоришь, малыш? — Я давно перестал быть ребёнком, — с горечью произнёс он. — С тех пор, как покинул Камакуру. И я впервые влюбился, поэтому уж простите, что до меня сразу не дошло, каковы мои истинные чувства. Да, мне потребовалось восемь месяцев, чтобы осознать их. Только в этом моя вина. — Но ведь я намного старше! — мой единственный довод на фоне всего сказанного выглядел крайне жалко. — Неужели возраст для вас — решающий фактор? Вы можете продолжать убеждать себя, что мои чувства мимолётны и ничтожны, но я-то знаю: вы это делаете, лишь бы скрыться от проблемы. Но я не хочу становиться вашей проблемой, Тацуми-сан. Встречайтесь с тем, кого любите… Я только хочу, чтобы вы знали: я был искренним и никогда не лгал, — с этими словами он шагнул ко мне и прежде, чем я успел отстраниться, его губы оказались на моих губах. Он целовал меня неумело, но так горячо и решительно, что я невольно подался навстречу ему и ответил на его поцелуй. Хисока весь дрожал, тесно вжавшись в меня… Почувствовав его возбуждение, я перепугался не на шутку, крепко схватил его и отстранил от себя. — Скажи, ты ведь это не всерьёз? Ты же не думаешь, что между нами действительно может что-то быть? — я сам не знал, какого ответа жду в этих отчаянных зелёных глазах, где умирала последняя надежда. — Прощайте, Тацуми-сан, — вскинув рюкзак на плечо, он бегом бросился к выходу из квартиры. Я тяжело осел на диван, нащупав его рукой за своей спиной. За окном светлело. Начинался новый день. *** Случившееся выбило меня из колеи настолько, что пришлось позвонить на работу и сказаться больным. Я впервые поступал столь безответственно, говоря ложь начальству, однако в то утро мне точно было не до работы. Я бы просто не смог сделать ничего. Завибрировал мобильный: «У нас большие перемены. На место Энмы-Дай-О-сама назначили какого-то упыря из верхушки Дзю-О-Тё. Без дрожи не взглянешь. Зовут Субутака Чи. Вот скажи, как посёлок, расположенный в русской глубинке*, может обладать мудростью или тысячью благословений**?» Ютака, как всегда, пытался глупыми шутками поднять мне настроение. Обычно это получалось. Но не сегодня. Я вскипятил чайник и благополучно забыл заварить чай. О том, чтобы позавтракать, не шло и речи. Кусок не лез в горло. Я всё вспоминал глаза Хисоки за секунду до того, как он ушёл. «Это же безумие, — убеждал я себя. — Парень просто запутался и сам не понимает, чего хочет. Ничего, пройдёт несколько дней, он остынет, и вот тогда я предложу ему вернуться. В конце концов, о признании и поцелуе можно забыть. И всё-таки… Что он во мне нашёл? Доктор обладает бешеной харизмой. Цузуки обаятельный и весёлый. А я? Я не герой, спасающий всех и вся, и даже не злодей, как Энма. Почему парня вдруг бросило ко мне? Нехватка отцовской любви? Да, возможно». Пока я размышлял, Лилиан материализовалась под боком. Как всегда бесшумно. — Эй, — кончиками пальцев она невесомо провела по моей щеке. — Что с тобой? — Хисока ушёл. Это всё, что я смог сказать. — Не страшно, — Лилиан не выглядела расстроенной, скорее, наоборот. — Даже к лучшему, мне кажется. — Он снова вляпается в историю, а защищать будет некому. — У него есть Фудзивара-сан. Никто ему не запрещает, если начнутся серьёзные трудности, уехать в Осаку. — Ты знаешь, где он сейчас? — я с надеждой поднял на неё глаза. Она недовольно поморщилась. Было видно, что моя просьба ей неприятна. Однако она сосредоточилась и спросила у Ока о местонахождении Хисоки. — Он снял себе капсулу в «Миллениалс Шибуйя». Забавно, что гостиница находится неподалёку от статуи Хатико… Долго там, конечно, не проживёшь. Я бы уже через пять минут начала страдать клаустрофобией. Однако некоторые ухитряются так жить неделями. Сейчас он сидит там с развёрнутой газетой объявлений и ищет подходящее жильё. — Я иду к нему! — ноги сами подбросили меня с дивана. — Стой! — она схватила меня за руку. — Оставь его. Дай ему время успокоиться. И даже если он решит не возвращаться, у него есть такое право. Он справится сам. Верно. Хисока достаточно взрослый, чтобы самостоятельно решать, где ему жить. И если он обходился без меня достаточно долгое время, то и дальше справится. Но на душе было тревожно. Я не мог ничего с собой поделать. — Скажи, — заинтересовалась моей реакцией Лилиан, — ты просто волнуешься за его безопасность или есть что-то ещё, чего я не знаю? Спросит ли она у Ока, если я промолчу? Наверняка спросит. — Он видел меня вместе с Асато, когда мы прощались возле дверей и… В общем, наговорил мне кучу всего и убежал. — Мальчик против однополых отношений? — У него… появились чувства ко мне. Я не ожидал, что это случится. Лилиан криво усмехнулась. — Да ты ловелас, Сейитиро. Соблазнил меня, потом Асато, а теперь ещё и мальчишку? — было непонятно, всерьёз она это говорит или шутит. — Тебе скоро придётся составлять список разбитых сердец. — Я не хотел ничего такого! Она с силой сжала мою руку. — Я знаю. Насчёт меня не переживай. Я со своими чувствами справилась давно. Главное, не заставь страдать Асато, для меня это важнее. А Хисока… Он молод. Поверь, он влюбится ещё тысячу раз, прежде чем найдёт своего единственного. Я кивнул. Однако мне не хотелось признаваться в том, что где-то глубоко в сердце я осознавал: Хисока вовсе не такой, каким его считает Лилиан. Влюбиться снова и опять всецело довериться кому-то для него теперь будет очень непросто. *** Сентябрь прошёл, словно в сумрачном сне. Я ходил на работу, готовил одну и ту же еду, пил один и тот же чай, время от времени общался с Лилиан, Ватари и Цузуки. Новостей не было. Ничего не происходило. События застыли в вязком сиропе бессмысленности. Цузуки и Ютака пытались меня расшевелить, не понимая, что со мной происходит. Я молчал, не желая признаваться больше никому. Правда, Цузуки, кажется, что-то заподозрил. — У тебя в сердце появилась звезда! — удивлённо воскликнул он однажды, когда мы вместе отправились посидеть в кафе и съесть по куску яблочного пирога. — Раньше я видел свои чувства, как костёр, ветер, облако или волны, как цветущие сакуры или ручьи с чистой водой, а теперь вместо всего этого сияет крупная звезда, а лучи у неё — хрустально-голубые! Интересно, что это за вид эмоций такой? Что ты чувствуешь, Сейитиро? Я едва не поперхнулся пирогом, но сдержался. Самому мне вовсе не казалось, что со мной происходит что-то необычное. — Да! — продолжал восхищённо тараторить Цузуки. — Точно звезда! Красивая-то какая… Ни у кого ещё такую не видел, — глаза моего бывшего напарника засветились восторгом. — Наверное, она ощущается очень круто! Ты счастлив? — Не сказал бы. Цузуки сочувственно смотрел на меня. — Скучаешь по Асато? Я скучал. Но куда больше моё сердце рвала разлука с Хисокой. Я звонил ему много раз, а он не брал трубку. Лилиан по моей просьбе едва ли не каждый день спрашивала у Ока, где парень и всё ли с ним в порядке. — Он работает на двух работах, снимает жильё. У него всё хорошо! — потеряв терпение, повторяла она уже в сотый раз. — Оставь его в покое, Сейитиро. — Он с кем-то встречается? — Изредка с Минасе Хидзири. Часто звонит Фудзивара-сан в Осаку. — А ещё? — Больше у него никого нет. Но зачем тебе всё это? Сейитиро, забудь его. Ты — синигами, он — человек. У него своя жизнь. Пусть двигается дальше собственным путём. Но я не мог забыть. Я едва удерживался от желания броситься к нему, чтобы упрашивать вернуться. Как было бы здорово, если бы мы оба могли притвориться, будто не было никаких признаний и поцелуя, будто меня не поймали с поличным в объятиях другого мужчины… Я хотел вернуть то, что связывало нас в конце лета, когда мы могли смеяться и шутить, выбирать книги на прилавках и удивляться достижениям современной электроники, прогуливаясь по Тюо-дори***. — Сейитиро! — А? — я очнулся от своих мыслей и посмотрел на Цузуки. — Из-за чего ты так переживаешь? — Из-за нашего будущего, — быстро солгал я, забыв, что Цузуки тут же увидит мою ложь, как какой-нибудь мутный протуберанец в ауре. Он и увидел, конечно, но не стал упрекать, только тяжело вздохнул. — Если вдруг понадобится помощь, зови, — сказал он, положив руку мне на плечо. Попрощавшись, мы расстались. Но внутри меня ничего не изменилось. Я продолжал вспоминать… И на сей раз все мои воспоминания были полны не прежним миром, а этим. Я поймал себя на том, что не хочу отсюда уходить. Мне нужны именно эти улицы, эти люди… И я должен знать, что здешний Хисока обретёт с кем-то своё счастье. *** За день до новолуния, девятнадцатого сентября, я узнал от Лилиан, что Хисока уехал в Осаку. В школе он сказал, что вернётся обратно только шестого октября. Он получил от учителей задания на эти две недели отсутствия, включая огромный список обязательных рефератов, после чего собрал вещи, сел в семь утра в «Нозоми» и покинул Токио. — Ты сам не свой сегодня, — Асато лежал рядом, гладя меня по волосам. Всей поверхностью кожи я ощущал его волнение. — Прежде никогда не было такого, чтобы моё присутствие не смогло прогнать твои тяжёлые думы. Ты всегда успокаивался. Но не сегодня… Я накинул на плечи рубашку и поднялся с дивана. Впервые за всю свою долгую жизнь я пожалел, что не курю. Со мной, правда, было что-то не так… Утро, когда ушёл Хисока, стояло перед глазами, мешая погрузиться в наслаждение. Словно его признание проложило между мной и Асато непреодолимую преграду. — Прости. Я, правда, не в себе. Может, прогуляемся? Ночной круиз по реке Сумида — неплохое времяпровождение. Ты не против? Асато встал с постели, подошёл со спины и обнял меня, прижавшись губами к моему затылку. Когда-то давно это было моей заветной мечтой, а сейчас всё во мне отдалось странной болью. Почему из-за слов Хисоки я испытываю чувство вины? Почему я не могу выбросить из головы тот мимолётный поцелуй? И теперь каждый раз, когда Асато целует меня, я ощущаю себя так, словно предаю обоих. — Тебе ведь совсем не по реке плавать хочется, — мягко заметил Асато, прижимаясь щекой к моей щеке. От его ласковых прикосновений хотелось зарыдать, но я не мог себе позволить раскиснуть. — Тебе хочется забыть о чувстве покинутости. «А ведь он правду сказал! Я ощущаю себя покинутым? Боги, почему?!» — Чего ты желаешь на самом деле, Сейитиро? — Если бы знать… Хисока ушёл, и я думал сначала, что это к лучшему. Парню надо быть подальше от меня. Мы имеем дело с тёмной магией, а он всего лишь простой пацан. Он начал новую жизнь, устроился на работу, вернулся в школу, когда начались занятия в сентябре. У него всё хорошо! Тогда почему у меня не получается отпустить его? — А если попробовать? — Асато крепче притянул меня к себе за шею. Его губы были совсем близко. — Поцелуй меня. «Вы никогда не воспринимали меня, как равного! Как мужчину, как возлюбленного. Как того, кто любит вас!» Неужели теперь это будет происходить каждый раз, когда я буду пытаться поцеловать Асато? Это магия? На мне какое-то проклятие? Асато отступил на шаг назад, печально глядя на меня. — Ты не можешь. Не получается, правда? Я схватил его в охапку, приник к нему, прижался к его губам, игнорируя все эти внутренние голоса и странные ощущения. Асато отвечал на поцелуй, но почему-то в этот миг я чувствовал себя предателем, ещё худшим, чем когда-то давно, когда молчал о своём влечении к Цузуки. Когда поцелуй прервался, я увидел, что Асато смотрит на меня и только печально качает головой. — Кого ты чаще вспоминал за прошедшие дни: меня или Куросаки-сан? Страшное понимание ударило в грудь, будто выстрел в упор. — Пожалуйста, ответь. Это жутко — понять о себе нечто, о чём и не задумывался, но отрицать истину — намного хуже, — он взял меня за руку. — Ответь, ты бы предпочёл сейчас кататься со мной на теплоходе, или находиться рядом с Хисокой в Осаке, включив ночник над кроватью, обняв его за плечи и читая на ночь какую-нибудь книгу? То, что ты испытываешь к нему, это ведь не страсть и не физическое желание? Это нечто незнакомое тебе. Ты не понимаешь, что происходит, потому и боишься. Тебе страшно взглянуть в глубину, разверзшуюся внутри, чтобы не потеряться в ней. — Откуда ты знаешь? — я окончательно растерялся. — В последнее время что-то подобное происходит не только с тобой. Вроде бы никаких тревожащих или опасных событий, но мы меняемся. Все постепенно становимся другими. Амулет синигами уже слегка изменил миры, а миры меняют нас. — И ты? — И я. У меня появилось ощущение, будто я частично проникаю в другого Асато, будто мы не разные люди, а один человек, и его сознание — продолжение моего. Его способность к чтению эмоций частично передалась мне. Я отчасти вижу твои чувства, Сейитиро. Ты тоскуешь по Хисоке так, что твои силы уже на исходе. Это лишь вопрос времени, когда ты не выдержишь и поедешь к нему. — Всё не так! — упрямо возразил я. — Его душа для тебя — всё равно, что солнечный свет. Ты отогреваешься, когда он рядом. Именно этого ты искал всегда в других, включая меня. Со мной ты нашёл страсть, наслаждение, исполнение давней мечты… Но тебе нужен оазис, где царят покой и тепло, где рядом чистая, не изломанная душа, чьи тревоги ты тоже способен исцелить светом собственного сердца. Родственную душу можно искать сотнями лет, но когда находишь, сила притяжения так велика, что сопротивляться невозможно. Ты нашёл его. Не бросай теперь, иначе вы оба будете несчастливы. Я не мог поверить, что слышу это от него. — С чего ты взял, что он — моя родственная душа, и я ради него должен оставить тебя?! — Смотри на факты. Не отворачивайся. Я сегодня пришёл сюда, но твои мысли настолько полны тревоги за Хисоку, что меня словно и нет рядом. Тогда не будет ли верным сделать то, чего тебе действительно хочется: сесть на синкансен, доехать до Осаки, поговорить с ним? И если ты поймёшь, что это правильно — быть с ним рядом, забери его сюда. На любых условиях, которые он предложит, ведь тебе это нужно, Сейитиро, не отрицай. — Но как же ты? — Нам с детства внушают не следовать внутренним порывам, однако именно эти порывы через препятствия и трудности выводят нас к собственной душе. Даже если я ошибаюсь, и ты вдруг поймёшь, что между вами нет ничего, кроме дружбы, у тебя и у меня ещё останутся все новолуния вплоть до августа будущего года. Мы встретимся обязательно двадцатого октября, и ты скажешь мне, был ли я прав. — Я уверен, наши с ним чувства не выходят за рамки дружбы, — твёрдо заявил я. — Просто случилась ошибка. Как только я поговорю с Хисокой, всё это сразу выяснится. — Договорились, — тихо улыбнулся Асато. — А теперь пойдём кататься. Я не хочу упускать нынешнюю ночь! Он хотел отказаться, но потом передумал. Вместе с ним мы переместились на причал и сели на отплывающий теплоход. Прохладный ночной воздух овевал моё лицо. Мы вместе смотрели на сияющие огни вдоль мостов и по берегам реки, на золотые точки проносящихся мимо автомобилей. И я тогда думал о том, как здорово будет снова расставить всё по своим местам. Вскоре всё станет, как раньше, я даже не сомневался в этом. *** О поездке на синкансене не шло и речи. Чересчур дорого. Деньги лучше отложить на что-нибудь важное. Особенно, если удастся вернуть назад Хисоку, я бы хотел устроить праздничный обед в честь его возвращения или купить ему новую книгу. Мой малыш любит читать! Я тщательно продумывал, где мне лучше появиться, и в итоге решил, что сделаю это где-нибудь на периферии рыбного рынка Куромон. Рядом расположена станция Ниппонбаси, там вечно ходят толпы, вряд ли кто-то заметит моё появление в половине одиннадцатого утра, когда идёт самый разгар торговли. Зато там можно приобрести немного свежего лосося, креветок для кимчи набэ и сладкую дыню, чтобы порадовать Фудзивара-сан. Так я и поступил. Телепортировался невидимым, а когда заметил, что на меня никто не смотрит, принял свой привычный облик офисного работника, заехавшего в Осаку за провизией. Вооружившись подарками, я глубоко вздохнул, чтобы унять волнение, и приступил к поиску следующего безопасного места, откуда можно переместиться в Ханакаву, где, по сведениям Ока, жили Нобору-сан, Асахина и Моэка. Обнаружив тень возле какого-то здания, я встал в неё и растворился, чтобы появиться возле нужного дома… Трёхэтажное белое здание выглядело как небольшой отель, рассчитанный на десяток семей. Похоже, у Нобору-сан сейчас нет собственного жилья. Скорее всего, когда начался судебный процесс и всплыл факт беременности Асахины, семья мягко намекнула отпрыску, что он их разочаровал. Неудивительно, что, получив оправдательный приговор, Нобору-сан решил не возвращаться к родителям, а начать всё с чистого листа. Наверное, я бы на его месте поступил так же. Я надавил кнопку звонка под фамилиями «Киёкава» и «Фудзивара». Дверь открылась. Поднявшись на второй этаж, я постучал в комнату. Щелкнул замок, и я увидел на пороге обомлевшую от изумления Асахину. За её спиной в розовом рюкзачке сидела малышка Моэка и таращила на меня любопытные глазёнки. Очень скоро из удивлённого лицо Фудзивара-сан стало насупленным. — Что вы здесь делаете? — неприязненно бросила она в ответ на моё смазанное приветствие. — Решил навестить Хисоку. По пути купил кое-что, — я показал бумажные пакеты с продуктами. — Можно войти? Асахина продолжала стоять на пороге, поджав губы и скептически глядя на меня. Только теперь я осознал: вполне возможно мне здесь совсем не рады и беседовать со мной никто не собирается. — Впустите меня, прошу. Я беспокоюсь за Хисоку. — С ним всё хорошо. Он в безопасности. Вы можете возвращаться в Токио. — Мне необходимо поговорить с ним. — Нет, — коротко ответила Асахина, и это резкое слово никак не сочеталось с вежливой улыбкой, внезапно появившейся на её лице. Она продолжала стоять, как каменная статуя Будды возле храма, не сдвинувшись ни на сун****. — Почему? — С некоторых пор каждое упоминание о вас вызывает у Хисоки желание отвернуться к стене и молчать часами. Ему часто снятся плохие сны. Он просыпается, выкрикивая ваше имя и имя доктора, который оперировал его после аварии… Да, знаю, вы спасли его от преступников, едва не похитивших его с Омотесандо. Однако мне не нравится, что в кошмарах Хисоки теперь с завидной регулярностью появляетесь именно вы и доктор Мураки. Кажется, Хисока каким-то образом пострадал из-за вас. Я не знаю, в чём дело, но не могу позволить, чтобы кто-то из вас двоих снова… — Асахина, пожалуйста, позволь Тацуми-сан войти, — услышал я голос Хисоки из глубины комнаты. Он прозвучал бесцветно, равнодушно. У меня всё перевернулось внутри. Фудзивара-сан неохотно посторонилась, буравя меня пристальным взглядом. Я вошёл внутрь и замер. Хисока сидел, скрестив ноги, на полу и с помощью хаси задумчиво ворошил остывший рамэн. Не похоже было, чтобы он хотел есть. И тут я заметил: Хисока сильно похудел, ключицы и скулы выпирали наружу. Он выглядел усталым и бледным, словно выписался из клиники не полгода назад, а только вчера. — Что с тобой? — потрясённо прошептал я. — Фудзивара-сан сказала, будто ты в порядке, но я не вижу никакого порядка! Ты выглядишь, словно призрак. Даже улыбка его казалась выцветшей, пустой, словно парень выгорел изнутри. — Я сейчас… приготовлю тебе что-нибудь вкусное! — я попытался оживить мрачную обстановку. — Смотри, я принёс морепродукты. Давай сварим суп и запечём лосося. Хочешь? Хисока продолжал смотреть на меня всё с тем же равнодушным выражением лица. — Зачем вы приехали, Тацуми-сан? Сердце колотилось уже где-то в горле, а спустя мгновение слова сами собой потекли наружу. Я не способен был их удержать. — Потому что без тебя у меня в квартире стало пусто, и каждый день, возвращаясь с работы, я думаю лишь об одном: сейчас приду, а тебя не будет рядом, чтобы поужинать вместе! Каждую минуту я вспоминаю, как мы проводили время в Акихабаре и как ты радовался, когда у нас хватало денег на какую-нибудь мелочь, а я мечтал заработать побольше, чтобы подарить тебе на день рождения что-то стоящее! И ещё, зажигая перед сном ночник, я хочу видеть, как зелёный цвет абажура оттеняет твои глаза… Я — слепой идиот. Я наделал кучу ошибок и, возможно, ошибусь ещё много раз, но обещаю ради тебя постараться стать лучше. — Это можно считать извинением? — его взгляд немного оттаял, в нём прорезался робкий лучик прежнего тепла. — Безусловно. — И предложением вернуться? — Да. — Но что вы скажете Асато-сан в следующий раз, когда он придёт? — Хисока выжидающе посмотрел на меня. — Я не делюсь отношениями ни с кем, а дружбы со мной у вас не получится. Так как же вернуться? И чего вы ждёте, если я вернусь? — он снова посмотрел на меня, и я к своему огромному облегчению заметил, что в его глазах появился знакомый задорный блеск. На меня глядели с надеждой, ожиданием, тревогой, мольбой… Скрестив ноги, я сел с ним рядом, так что плечи наши соприкоснулись. Взял Хисоку за руку, обхватив его ладонь своей рукой. Асахина напряжённо наблюдала за нами, видимо, пытаясь вникнуть в происходящее, но пока отбрасывая прочь единственно верную догадку. — Я не знаю, почему так вышло, — заговорил я, понимая, что теперь уже скрывать от Фудзивара-сан истину бессмысленно. — Когда я пришёл навестить тебя в клинике Дайго, я просто хотел тебя поддержать, чтобы ты не чувствовал одиночества, но я и подумать не мог, что всё так запутается. Тебе потребовалось восемь месяцев, чтобы осознать свои чувства. Мне понадобилось ещё больше. И если бы не Асато… На самом деле это он сказал, чтобы я ехал в Осаку. Хисока нервно сглотнул. — Стало быть, это не было вашим собственным желанием? — Это было моим желанием с самого начала, но я никогда бы ему не последовал, если бы меня не подтолкнули. Представь ситуацию: взрослый мужчина и юноша, почти вдвое моложе его. Если бы я признал свои чувства к тебе, мне бы пришлось признать кучу других пугающих вещей. Например, что чувства, за которые я боролся полжизни, необходимо прожить и оставить позади. А, значит, пришлось бы причинить боль тому, кто очень любит меня и кто до сих пор дорог мне. Я ведь не большой мастак строить новые отношения. У меня хорошо получается только всё рушить… Как бы я рискнул выйти из привычной роли, из всего, с чем сжился? Если лошадь, привыкшую крутить мельничный жёрнов, спустя пятнадцать лет, освободить от работы, она будет продолжать ходить по кругу. Я слишком стар, чтобы учиться ходить по прямой. — Но вы бы желали научиться? — теперь в его голосе зазвучала надежда. — Ведь вы хотите, иначе бы сюда не пришли? — Ради тебя я готов попытаться, — я прижал его руку к своей щеке. — Я даю слово, что буду начинать ходить маленькими шагами и по прямой. И я не сделаю следующий шаг, не будучи уверенным, что и ты готов. Я никогда не раню тебя, не причиню боль. И если боги этой вселенной позволят мне прожить ещё немного, и мы оба дождёмся того дня, когда тебе стукнет двадцать, возможно, мы сумеем найти своё счастье. Всего четыре года осталось, если к тому времени я буду жив, а ты не передумаешь. Его щёки вдруг ярко вспыхнули, словно внутри него горело пламя. — Три, — поправил он меня, смущённо кашлянув. — У меня восемнадцатого октября день рождения. Осталось подождать три года. Не так уж долго, правда? — Я не очень понимаю, — вмешалась в наш разговор растерянная Фудзивара-сан. — О чём вы только что говорили? При чём здесь три года и совершеннолетие Хисоки? Не выпуская из своей руки ладонь юноши, я взглянул на Асахину и просто улыбнулся ей. Моэка тоже улыбнулась и радостно вцепилась ручонкой в густые волосы матери. Асахина ойкнула и начала отцеплять шаловливые детские пальчики от своей пышной шевелюры. Потом сняла с себя рюкзачок и выпустила Моэку на пол. Та быстро засеменила ко мне на четвереньках и, вцепившись в мой рукав, громко сказала: «О-одзи!» — Вот она тебя и признала, — шутливо заметил Хисока, утыкаясь лбом в моё плечо. — Теперь ты стал частью семьи. — И всё-таки, Хисока, хоть ты объясни, что значит весь этот ваш разговор? — требовательно проговорила Асахина. — Я ничего не поняла! — Мы с Тацуми-сан собираемся жить вместе, когда мне исполнится двадцать, — с тёплой улыбкой сказал Хисока. — Я люблю Тацуми-сан и, надеюсь, он научится отвечать мне тем же. По крайней мере, он пообещал это сейчас в твоём присутствии. Только Нобору-сан пока ничего не говори, ладно? — предупредил он Асахину, заметив, что та хватает ртом воздух, пытаясь справиться с собой и не закричать. Пугать Моэку и соседей она не хотела. — Умеешь ты делать сюрпризы, — только и смогла выдохнуть Фудзивара-сан, немного придя в себя от ошеломляющей новости. Потом сумрачно посмотрела в мою сторону. — Вы же понимаете, что я вас никогда не прощу, если Хисока будет несчастлив? Я усмехнулся. — Становитесь в очередь, Фудзивара-сан. В моей жизни уже есть одна сестра, которая поклялась отомстить за брата. Асахина снова повернулась к Хисоке. — И всё же я не понимаю: как можно влюбиться в другого мужчину?! Да, знаю, такое случается… Но — как?! Хисока тяжело вздохнул. — А разве твои чувства к Нобору-сан зависели от твоего желания? Ты просто влюбилась и не отступала от своей любви. То же самое и со мной. Я никогда не отступлю, если буду уверен, что Тацуми-сан тоже желает быть рядом. Асахина уселась на пол, взяла Моэку на руки и крепко прижала к себе дочку. Долго молчала, потом произнесла: — Я шокирована. И мне страшно за тебя, братик. Но я никогда не разрушу твоё счастье! Ведь когда все были против моих отношений с Нобору, ты единственный поддержал меня. Как я могу отплатить тебе чёрной неблагодарностью? Желаю вам обоим никогда не потерять то, что вы сегодня обрели. Так мы получили желанное одобрение со стороны старшей сестры, после чего Фудзивара-сан пригласила меня на свою свадьбу, вручив с поклоном красивый праздничный конверт с моим именем. Она долго извинялась за то, что до сих пор не отправила его по почте. — Я была уверена, что вы сильно обидели Хисоку, поэтому он и съехал из вашей квартиры. Я не желала видеть вас на свадьбе только по этой причине. Простите меня за это. Как я мог обижаться? Асахина дала слово хранить наши отношения в тайне от Нобору-сан до тех пор, пока Хисоке не исполнится двадцать. Пообещав Хисоке вернуться в Осаку третьего октября, я переместился в Асакуса. *** Дни, оставшиеся до бракосочетания Фудзивара Асахины и Киёкава Нобору, я провёл, погрузившись в работу. Мне было стыдно, что моих сбережений едва хватало на то, чтобы с трудом наскрести жалкие тридцать тысяч йен в подарок невесте. В этом мире я ощущал себя таким же нищим, как Цузуки в нашей прежней вселенной. Мысль о предстоящем разговоре с Асато заставляла чувствовать себя предателем. Я и своему-то Асато без стыда в глаза посмотреть не мог. Одно невероятно грело душу: Хисока снова начал отвечать на мои звонки, и я теперь каждое утро и вечер набирал его номер, просто чтобы услышать голос, из которого исчезли нотки усталости и появилась жизнь. Третьего октября, переодевшись в белое кимоно, облачившись в чёрные хакама и хаори, я положил подарочный конверт за пазуху и отправился в Осаку. На сей раз я рискнул переместиться достаточно близко ко входу в храм Ситеннодзи, где должна была состояться церемония. Вопреки моим ожиданиям, родственников и друзей со стороны жениха собралось немало. Родители и младшая сестра Нобору тоже решили не пропускать торжество, несмотря на явно натянутые отношения с тем, кто приходился им братом и сыном. Асахина в белоснежном кимоно с набитыми поверх шёлка рисунками журавлей, текущих рек, веток сосны и крошечных черепах — символов мудрости, здоровья и долголетия — выглядела очень трогательно. Огромный головной убор ватабоси скрывал её лицо наполовину, но даже мне отсюда было видно, что выглядит Асахина очень счастливой. Жених был одет в золотые хакама, белое кимоно и хаори. Он заметно волновался, но глаза его тоже сияли. Я не успел рассмотреть толком остальных гостей, как увидел, что сквозь толпу ко мне движется Хисока. — Наконец-то! — только и выдохнул он, очутившись поблизости от меня и украдкой прижался лбом к моему плечу. Хотелось обнять его, поцеловать в тёплый висок, однако я сдержался и просто потрепал его по волосам. Надо держать себя в руках, не стоит вызывать лишние вопросы у родственников Нобору. Церемония представления в специальной комнате при храме не затянулась надолго. Мы с Хисокой назвали свои имена и род занятий семье и друзьям жениха, а потом служащие храма, как и положено, повели нас длинной колонной в павильон Кондо, где должна была проходить основная часть бракосочетания. После неё нам обещали прогулку в саду Гокуракудзёдо, созданном некогда как символ обители Будды Амитабы. Друзья жениха одобрительно зашумели. Они как раз намеревались посетить сокровищницу с религиозными артефактами, чтобы привлечь к себе удачу. После того, как всех рассадили по местам, явился священник и музыканты. Слова молитвы легко полились вместе с мелодией, заставлявшей разум плыть, забывая невзгоды. Я ощутил, как рука Хисоки скользнула в мою ладонь. Как хотелось задержать это мгновение, остаться в нём навеки! Но часы неумолимо тикали, приближая Апокалипсис. Я не забывал об этом ни на минуту, однако и подумать не мог, что мой личный Апокалипсис подобрался уже совсем близко. Священник закончил чтение молитв и попросил жениха, сидевшего рядом с невестой на возвышении, дать клятву верности. Нобору поднялся и громким голосом пообещал беречь свою семью и защищать её от всех невзгод. В этот момент что-то ярко сверкнуло под крышей павильона, раздался странный гудящий звук… Он приближался. Всё громче и громче… Гости почему-то не обращали на шум никакого внимания, но неким внутренним чувством я понял, что медлить нельзя. И вскинул руку, вызывая Тени. Чёрные призрачные фигуры метнулись к возвышению, где находились жених и невеста, а следом за ними переместился и я, закрывая собой Асахину. Я успел вовремя. Гигантский волк со светящимися жёлтыми глазами выскочил прямо из воздуха, обнажив огромные клыки и вздыбив шерсть на загривке. Родственники жениха с визгом и криками, сбивая друг друга с ног, спотыкаясь и падая, помчались к выходу из павильона. Музыканты побросали бамбуковые флейты, хитирики***** и цудзуми****** на пол и исчезли первыми, словно их никогда тут не было. Священник, стоя на месте, как приклеенный, исступлённо орал защитные мантры, от которых не было прока. Судя по звукам, которые раздавались за моей спиной, Нобору, схватив в охапку Асахину, пытался увести её подальше от павильона, но перепуганная насмерть невеста сопротивлялась. — Где Моэка?! Где моя дочь?! — надрывно кричала Асахина, в панике ища глазами будущую свекровь, которой на время церемонии доверили внучку. Успокаивать всех этих паникующих людей мне было некогда. Я приказал Теням атаковать. С языка волка слетало пламя, но Тени гасили проявление чужеродной энергии. Однако я не сомневался, что главная опасность впереди. Так оно и оказалось. Стоило Нобору оттащить ослабевшую от страха Асахину к подножию помоста, где проходила церемония, как в их сторону, взмахнув огромными крыльями и клацая изогнутым клювом, спикировал орёл. — Не двигаться!!! — завопил я, оглохнув от собственного крика, едва успев оттолкнуть с помощью Теней перепуганных насмерть молодожёнов в сторону. — Оба стойте рядом со мной и не отходите ни на шаг!!! Почти ничего не соображая, они кивнули. В их глазах стыл животный ужас. Однако на лице Асахины я уже видел проступающие бледные очертания дракона, глотающего меч. «Искра Мастера Амулетов снова у неё, — понял я, — тогда не удивительно, что охотятся за ней, а не за Моэкой. Она забрала дар себе». — Отойди от носительницы Дара! — услышал я вдруг властный женский голос. — Отойди или пожалеешь, что на свет родился, господин ответственный секретарь! Я взглянул в том направлении, где стояла говорившая. Изящество пантеры, красота снежного барса, тьма, подобная той, что скрыта в Ящике Пандоры — всем этим была она, Лилиан Эшфорд из первого мира. Он шла той самой походкой, которой львица приближается к загнанной жертве, чтобы нанести последний удар. — Ты знаешь, что сейчас случится? Я распылю тебя на атомы. Против Ока ты бессилен. Тебе придётся пожертвовать собой, чтобы спасти эту женщину. Лучше сразу отдай Асахину мне. — Я мог бы сказать «только через мой труп», но, учитывая своё давнее состояние, это бессмысленно. Она усмехнулась, с сожалением глядя на меня. Сняв с цепочки кинжал, бросила его в мою сторону. Сосредоточиться. Быстро! Я потянулся навстречу Оку всем существом так, как иные тянутся к любимой. И тут случилось невероятное. Та звезда в груди, о которой говорил Асато, вдруг стала видимой. Из моего сердца изливалось ярчайшее золотисто-голубое сияние, имеющее пять блистающих длинных лучей. Эти лучи протянулись вперёд, поймав летящий кинжал, и преподнесли мне, будто подарок. Я осознал это, когда рукоять Ока уже оказалась в моей руке, а ледяной, словно арктические льды, лунный камень коснулся моей ладони. Холод обжёг меня сильнее пламени. Тени продолжали сражаться на два фронта, пытаясь победить орла и волка, а я стоял с Оком в руке и насмешливо смотрел на ту, чей взгляд исказился сверхъестественным ужасом. — Кто ты? — спрашивала меня та, кто всего секунду назад считала себя всесильной. — Кто ты, чёрт возьми, такой?! Она зашептала что-то, и кинжал стал извиваться в моей руке, словно змея, но я держал его крепко. И я смеялся. О боги! Я хохотал, запрокинув голову, ощущая свою власть над ней, над Оком, над всем этим миром. А потом смех утих, когда я вдруг почувствовал, что на меня в ужасе и оцепенении смотрят ещё чьи-то глаза. Я повернулся в ту сторону, откуда ощущался взгляд и увидел бледного, как кимоно новобрачной, Хисоку. Сияющая звезда стала втягиваться внутрь груди, и я понял, что невероятная сила, позволившая мне совершить чудо, уходит. Око выскользнуло из ослабевших рук, возвращаясь к хозяйке. Внезапно Лилиан растворилась в воздухе, как призрак, а следом за ней пропал волк и сгинул орёл. Тени втянулись в мои ладони и успокоились, сворачиваясь клубком. — Что это было? Что это было?! — сидя в обнимку с Нобору на свадебном помосте, Асахина всё ещё дрожала от страха. — Тацуми-сан, — умоляла она меня со слезами на глазах, молитвенно сложив руки, — я не знаю, кто вы — бог или демон — но, прошу, скажите, где моя дочь?! Верните мне Моэку-тян, заклинаю! Я окинул взглядом поле битвы. Священник лежал в обмороке с подогнутыми вбок ногами. Нобору был в сознании, но лицо его не выражало ничего, кроме безмерного удивления, словно он уже забыл о случившемся. Хисока продолжал смотреть на меня с ужасом, словно я сам в его глазах внезапно стал чудовищем. — Моэка в безопасности. Вы и Нобору-сан можете идти к дочери. Ничего более у меня не спросив, Асахина схватила ошалевшего Нобору за руку и потянула его за собой. Я слышал, как жених удивлённо выспрашивал у своей невесты, где гости и почему в павильоне царит такой бедлам. Око постаралось на славу. Воспоминания всех участников событий, судя по всему, снова были стёрты. Помнила только Асахина, поскольку она владела искрой. Помнил я, вероятно, потому что на время преодолел силу Ока. Невыясненным оставался лишь вопрос, почему не забыл Хисока? А он все ещё помнил. Когда Асахина и Нобору покинули павильон и отправились искать Моэку, Хисока на негнущихся ногах приблизился ко мне. Встал на расстоянии вытянутой руки, не решаясь подойти ближе. Я молчал. Да и что я мог сказать? Парень дважды доверился мне и дважды убедился, что я лжец. Невозможно поверить в третий раз. Я обещал ему счастливую жизнь, надеясь, что он никогда не узнает всю правду. Теперь скрывать её не имело смысла. — Кто вы, Тацуми-сан? — мёртвым голосом спросил Хисока. — Скажите, кто вы на самом деле? — Хисока, я… — Говорите! — он повысил голос. — Я видел, как вы сражались с теми чудовищами, как вы поймали светящийся кинжал. Вы ведь не человек, как и та женщина, пытавшаяся напасть на вас и Асахину? Какая ирония! Некогда почти тот же вопрос задавал мне Асато из этого мира, когда его собственная память была временно поглощена Оком. Он спрашивал, не фокусник ли я? И я тогда ответил ему то, что сейчас был вынужден сказать Хисоке. — Ты прав, я не человек. Прости, что молчал так долго. Но ведь ты бы всё равно не поверил, если бы не увидел своими глазами… — Кто вы — божество или демон? — Ни то, ни другое. Я — синигами. Он в ужасе смотрел на меня, потом начал пятиться, качая головой из стороны в сторону, словно не верил собственным ушам. А потом развернулся и бросился бегом, прочь из павильона Кондо, утопавшего в зелени лиственниц и сосен. Прочь от меня.