Амулет синигами

— Скоро Рождество, — выдохнул я, млея от блаженства на груди Кадзу и крепче прижимаясь к нему обнажённым телом. Секретное исцеление в полной мере удалось, и я радовался своей маленькой хитрости, как ребёнок. — А ещё я никогда бы не подумал, что кушетка в ординаторской может быть настолько удобной! Всегда считал, с неё свалиться ничего не стоит, если позволять себе… двигаться в быстром темпе и в разных направлениях. Рад заметить, что ошибался. — Ты об этом приехал поговорить? — насмешливо поинтересовался Кадзу-кун, поглаживая мою спину и даже не пытаясь поднять соскользнувший на пол докторский халат, некоторое время тому назад служивший нам удобным покрывалом. — Ну, — мною овладело смущение, — я приехал, чтобы ты не соскучился на долгом и нудном ночном дежурстве. Знаешь, вообще паршиво, когда выходные не совпадают. Или я тебе мешаю? — приподнявшись, я невинно взглянул на Кадзу и заметил, что он едва приметно улыбается. — Когда это я был против твоего присутствия здесь? Я задумался. Не вспоминалось ничего. Ни разу Кадзу-кун не выставлял меня ни из своего кабинета, ни из ординаторской, если, конечно, не предстояло срочно оперировать кого-то. А если такое случалось, всегда просил дождаться его. И я оставался — на диване, в кресле, на удобной кушетке, с которой, оказывается, невозможно упасть. Обхватив его обеими руками, я устроился удобнее, наслаждаясь нашей близостью… Мои губы касались его шеи, и я украдкой целовал Кадзу, ощущая ответные поцелуи на затылке. — Я знаю, ты виделся с Эшфорд-сан сегодня, — неожиданно раздалось над головой. Я вздрогнул и перестал дышать. Кадзу затронул тему, о которой я вот уже третий час подряд усиленно старался забыть, сделав вид, будто ничего не случилось… Похоже, после того, как рубин раскрыл полную силу, я уже ничего не могу скрыть от Кадзу-кун. Возможно, к лучшему. Раньше мы постоянно ссорились и надолго теряли друг друга из-за недопонимания. Теперь нам это не грозит. Зато угрожает другое: ощущать боль другого, словно свою. Но я не хотел бы и такого… — Дело не в скуке, — продолжал рассуждать Кадзу. — Впрочем, и в этом. Однако, вижу, твоя встреча с Лилиан явно прошла не так, как ты ожидал. Расскажи, что случилось? Вижу, ты расстроен. Вы поссорились? Как объяснить? Беседа не превратилась в ссору, и я не злился на Ририку. Ведь она совершила ошибку неосознанно, из-за связи с двойником. Правда, не пойму, как проклятая связь работает, если другая сейчас заперта в Замке Несотворённой Тьмы? А я просто вспомнил страшное, саднящее внутри, раздирающее душу в клочья… И словно напоролся на длинный, острый гвоздь. Пошарив по полу, я поднял рубашку и брюки. Неторопливо одевшись, уселся на край кушетки и начал издалека. Точнее, с начала. — Ририку беспокоят сны. Немного иные, не похожие на мои, но тоже жуткие. Наверное, это прекратится лишь в тот день, когда миры либо будут уничтожены, либо освободятся. Надев брюки и накинув на плечи халат, который я с него нахальным образом сорвал, явившись на порог ординаторской, Кадзу устроился рядом со мной, по-хозяйки погладив моё колено. — Сдаётся мне, в день битвы добытые тобой сведения пригодятся. Давай подробнее. — Ририка видит кошмары о том, как моя сестра, выиграв нашу финальную битву, создала вселенную, где все стали её покорными рабами. Она превратилась в хозяйку безропотных существ, не имеющих собственной воли. Каждого, кто сохранил волю и пытался восстать против неё, леди Эшфорд заставляла снова и снова начинать жить с нуля, забыв прошлое. Бунтовщиков, не желающих «исправляться» даже после уничтожения памяти, продолжающих восставать в силу упрямства своей натуры, она навеки запечатывала внутри Ока. Моя сестра не испытывала жалости ни к кому, даже к возрождённым родителям, решившим пойти против неё… Не сумела она справиться только с богами. Ей под силу было лишь запечатать их, но не уничтожить, и леди Эшфорд оставила богов в покое, но и те не стали с ней сражаться, хотя могли бы… Они покинули Землю и отправились жить на иные планеты. На нас всех, сдаётся мне, им плевать. Они обосновались здесь лишь потому, что им было удобно. Как только с приятным и лёгким существованием возникли проблемы, они мгновенно исчезли. А в другом сне Ририки победил Энма-Дай-О-сама. Он стёр в порошок и богов, и демонов, став единственным всемогущим творцом. Энма оставил в живых только нескольких своих ближайших слуг, даровав им бессмертие, а остальных пустил в расход, распылив их души… Я не знаю, какой из вариантов хуже, но меня пробирает холод при одной мысли о каждом из таких исходов. — Не переживай. Ничего не предрешено. Битва ещё впереди. Справимся! А Энмы, думаю, нет в живых с той ночи, как мы разбили шар в его груди, — промолвил Кадзу, но я снова вспомнил свой сон, приснившийся пару дней назад. Я снова видел себя пробирающимся по бесконечным коридорам Замка Несотворённой Тьмы. Я взбирался по лестницам, уходящим в никуда, обрывающимся в пустоту. Я срывался с крошащихся под ногами древних ступеней, ожидая гибели в бездне, в последний момент внезапно обнаруживая себя висящим на краю изъеденной ветрами каменной стены. И повсюду, куда бы я ни шёл, меня преследовал отдающийся эхом в кромешной тьме размеренный голос Энмы, обращающийся к Ририке: — Приди! Ты однажды помогла мне и снова должна поддержать. Все предали нас — мои подданные, твой брат… Помоги возродить Хрустальный Шар, и мы оба выберемся из нашей тюрьмы! В твоих руках — сила Ока, в моих — мощь миллиардов теневых миров: родившихся и ушедших, так и не появившихся на свет, но способных родиться. Они вдоволь напитались силой твоего брата, пока он блуждал среди них. Если ты позволишь объединить энергию теневых миров с твоим амулетом, Око раскроет полную силу, Хрустальный Шар восстановится, и я снова обрету тело. Мы сломаем барьер, запечатавший выход из Замка Несотворённой Тьмы. Мы освободимся! Стань снова моей союзницей, Ририка. Полуживая душа Повелителя Тьмы взывала к моей сестре, а мне становилось жутко. Я понимал: если Энма-Дай-О-сама и Лилиан договорятся, это создаст огромные трудности для нас в ближайшем будущем. Я проснулся тогда в ледяном поту, с криком, разбудившим Кадзу-кун. После пробуждения я рассказал ему о сне, а он успокоил меня, сказав, что я вижу кошмары из-за постоянных переживаний, однако в наш диалог вмешался рубин, посоветовав обратиться к Ририке-сан и пересказать ей приснившееся. По мнению амулета, такой сон вполне мог бы быть тревожным предвестником грядущего, опасным сигналом, заслуживающим внимания. Я позвонил Ририке, договорившись следующим вечером встретиться в кафе, где мы беседовали в прошлый раз. Однако Кадзу-кун был прав: наша встреча закончилась совершенно не так, как мне хотелось бы. *** Мы сидели в кафе, а еда нетронутой лежала на тарелках. Ририка сидела напротив, объясняя, почему ей кажется, что наши с ней сны вполне могут оказаться предостережением, а не бессмысленными кошмарами. От её слов мне становилось не по себе: — Это точно не обычные сны, Асато. После того, как мы запечатали вход в Замок Несотворённой Тьмы, я стала видеть мысли и намерения своего двойника, — говорила Ририка. — И я уверена, она вполне способна превратить мир в тюрьму для всех. Но она считает своё желание единственно правильным. Восемьдесят лет тому назад, получив амулет, твоя сестра чувствовала себя беспомощной, а Око лишь подливало масла в огонь, напоминая ей о том, что она потеряла тебя. Ририка-сан пыталась сопротивляться, но что можно сделать в одиночку против амулета, умело играющего на слабых сторонах души? Кэндзиро-сан отдал дочери артефакт, освободив себя от его власти, и он сам позже пришёл в ужас, увидев со стороны, что творится с владельцем абсолютного амулета. Именно из-за влияния Ока он стал для Ририки чужим. Кэндзиро-сан, избавившись от оков тьмы, постепенно вернул себе человечность, а его дочь к тому времени человеком быть перестала… Поддавшись влиянию Ока, она потеряла всех, кто любил её. У неё осталась лишь надежда на будущее, которое она выстроит своими руками. Но под влиянием тёмного амулета образ счастливого мира исказился. Эшфорд-сан желает наступления тьмы, полагая, будто её намерения справедливы. Она не ведает, что, победив в битве, превратит Землю в настоящий ад. К сожалению, чем больше думаю о ней, тем слабее мне верится в возможность её спасения. Тот, кто всецело предался Оку, сотрудничал с Энмой и убивал невинных людей никогда не сможет стать снова собой… — Ририка сотрудничала с Энмой?! — ужаснулся я. — Да, — послышалось в ответ. — В исходном и в твоём мирах, если верить Тацуми-сан. Получив от отца Око, Ририка не представляла, что с ним делать. Энма, втайне от Кэндзиро-сан, явился к ней, прежде чем твоя сестра успела покинуть Японию, и предложил сотрудничать. Он поклялся, что поможет ей справиться с амулетом, обещал заставить Око раскрыть полную силу. Разумеется, он лгал. Его задачей являлось подчинить себе твою сестру, чтобы она не вздумала сопротивляться ему в день Апокалипсиса. Забирая к себе твою душу, Энма отлично понимал, что тем самым уничтожает единственную возможность для Ририки раскрыть полную силу Ока. Он собирался прибрать к рукам и тебя, и её, поймав каждого из вас в ловушку. Ненадолго Повелитель Тьмы преуспел. Твоя сестра согласилась стать его союзницей и помогать ему наполнять Око энергией воспоминаний умирающих людей во время катастроф, военных и природных катаклизмов. Ририка поначалу была уверена, что раскрыть силу Ока можно только так, и без помощи Энмы ей не обойтись. Но Энма не рассчитывал, что Око, став сильнее за счёт поглощения энергии страдающих душ, спустя десять лет откроет своей хозяйке секрет создания другого духа-хранителя, раз уж главный хранитель в твоём лице потерян. Именно тогда Лилиан, по совету Ока, ничего не сказав Энме и продолжая притворяться его союзницей, отдала копию книги О-кунинуси Юкитаке Мураки-сан и начала собственную игру, о которой Повелитель Тьмы узнал слишком поздно: в день, когда Мураки Кадзутака-сан после многочисленных неудачных попыток всё-таки родился. Убить нового духа-хранителя стало нелёгкой задачей, ведь он нёс внутри себя осколок души Разрушителя Звёзд. Ещё чуть позже Энма всеми силами противился тому, чтобы Ририка стала независимой и заполучила душу доктора… Энма желал уничтожить потенциального хранителя амулета раньше, чем условие контракта Мураки-сан с Ририкой исполнится. В какой-то момент Повелитель Мейфу стремился совершить убийство твоими руками, но он проиграл. Уже не имеет значения, по какой причине доктор из твоего мира согласился подчиниться Ририке, но нежеланное для Энмы-Дай-О-сама событие свершилось. Явным же неповиновением приказам Энмы со стороны Ририки стало то, что воспоминания убитых в Европе лордом Эшфордом людей она забрала себе, а не отдала ему. Она проигнорировала данный ей шанс примириться с Владыкой Мира Мёртвых после того, как Энма для вида простил ей то, что она привела тебя тайком в его покои и помогла увидеть ваш с Энмой старый контракт, стёртый из твоей памяти, а заодно сама узнала любопытную правду из сопутствующих документов. Ририка выяснила, что Энма никогда не рассматривал её ни как серьёзного врага, ни как ценного союзника. Он всегда делал ставку лишь на тебя, а Ририка являлась для него наивной девочкой, которую Повелитель Мэйфу надеялся легко обвести вокруг пальца. Это оказалось сильным ударом по самолюбию Ририки. С другой стороны, твоя сестра точно так же пользовалась могуществом и советами Энмы, когда ей это было выгодно, и предала его сразу, узнав, что способна обойтись без него, заполучив в своё распоряжение душу Мураки-сан. Не жалей их, Асато! Они оба стоят друг друга. А твой сон, как ни горько это признавать, равно как и мой, могут сбыться. Ририка-сан однажды стала союзницей Энмы, значит, она вполне может поступить так снова. Выбравшись на свободу из заточения в Замке Несотворённой Тьмы, они с Повелителем Мэйфу, конечно, снова станут противниками, но это никак не облегчит нашего положения. Нам надо быть начеку и дать им отпор, как только они сломают барьер, раз уж через сны мы предупреждены. И я надеюсь, мы оба будем и дальше видеть сны, чтобы успеть предпринять меры. Даже хорошо, что такое происходит! Кроме того, с недавних пор я заметила: чем ближе мы подходим ко дню Апокалипсиса, тем большую силу набирает Око… Мы с Асато ничего для этого не делаем, стало быть, делает та, другая, находясь за барьером. Я залпом выпил остывший кофе, пожалев о том, что это — не сакэ, и проглотил целиком пирожное с миндальной начинкой. — И в чём выражается эта сила? — спросил я. Не стоило спрашивать, но я не удержался! — Я могу видеть через Око не только события нашего мира, но и то, что произошло в первом мире. Око показывает даже случившееся в отдалённом прошлом. Ведь амулет существовал уже тогда, когда ещё мы не родились. Моё сердце замерло, и в нём возродилась невозможная надежда. — Если ты прикажешь, Око покажет прошлое первого мира мне? Ририка кивнула. И тогда я произнёс то, чего говорить не следовало: — Я бы очень хотел увидеть родителей… живыми. Наверное, не стоило просить о таком… Но я не колебался ни мгновения. Перед моими глазами замелькали эпизоды, о которых я не смог бы узнать никаким иным способом, даже если бы прожил вечность. *** — Кайоши, прости! Сожалею, что амулет не помог. Видимо, твоя болезнь углубилась, или у меня теперь недостаточно сил. Я больше ничего не могу сделать… Не выходит, как раньше. Аюми отвернулась, прикрывая руками слегка округлившийся живот, словно желая защитить нерождённого малыша от дурного глаза. В нежно-голубом кимоно, недавно подаренном мужем, она выглядела настоящей красавицей. Исхудавший мужчина с бледной почти до синевы кожей, с запавшими глазами, стоявший напротив, не мог оторвать от молодой женщины восхищённого взгляда. Как он сожалел в такие мгновения, что родился неполноценным и с отрочества способен внушать всем лишь жалость, но не любовь! — Да, нельзя излечить, нельзя, — опустив голову, пробормотал он. — Но если бы я был здоров, то женился бы на тебе! — неожиданно возвысил голос Кайоши. — Это он сделал тебя слабее, Аюми-тян… Он не заслуживает тебя, потому что его душа полна тьмы. У него глаза демона! Каждый день его магия отравляет твою душу. Твои дети должны были родиться ангелами, но станут демонами, как и он. Ты желаешь им такой судьбы? — Уходи, — молодая женщина отвернулась. — Просто — уходи. — В тебе тоже есть сила, — не унимался безумец. — А он ослабляет тебя… Неужели боги не открыли тебе, кто твой муж? Сокрытое от обычных людей, боги открывают таким, как мы. Аюми-тян, ты прекрасно знаешь, что тебе надо бежать от него так далеко, как сможешь! Или проси, чтобы он отрёкся от кинжала раньше, чем ваши дети родятся на свет. Всё зло таится в кинжале… Если Коноэ-сан сможет это сделать и очистит душу, значит, истинно, любит тебя. Если не сделает — покинь его немедленно, иначе судьба твоих детей станет горше яда, отравившего твою кровь! — Убирайся, — Аюми расплакалась. — Вы все словно сговорились… Я люблю Кэндзиро-кун. И никогда не покину его! Я не могу заставить его отречься от амулета, который он добыл, рискуя жизнью. Это важный для него оберег! — Отец Антоний был прав, отказавшись венчать вас. Вы бродите во тьме и не желаете очистить души, а коли так… — Кайоши небрежно стряхнул с руки браслет, собранный из разноцветных камней и речных ракушек. Аюми подобрала амулет и резким движением разорвала нить. Бусины раскатились по траве. Безумец с горечью посмотрел на молодую женщину, чьей любви желал, но не мог получить, резко развернулся и ушёл прочь. *** — Это был художник, рисовавший их портреты? — глухо спросил я. — Тот самый, закончивший свои дни в клинике Кьёайкай? — Да, — кивнула Ририка. — Оскорбившись на Аюми за то, что она не послушала его советов, не желая видеть её живущей с «демоном», он решил покинуть Суццу. Но оставшись вдали от неё, без исцеляющего амулета, поддерживавшего в нём хоть какое-то подобие здравого рассудка, он окончательно потерял разум. Однако у Кайоши осталось одно преимущество перед здоровыми людьми: он не мог утратить воспоминания, какими бы спутанными они ни были. Око не способно стирать память безумных. В их рассудке царит хаос. Абсолютный амулет не имеет возможности понять, где какое воспоминание находится. Воспоминания Кайоши уцелели, именно поэтому он имел возможность продолжать рисовать портреты Кэндзиро и Аюми спустя годы после того, как все вокруг забыли их имена и лица. Думаю, тебе не стоит смотреть дальше. Увидишь много грустного. Но я воспротивился её предупреждению, настояв на продолжении. Наверное, Кадзу-кун отчасти прав: мне нравится причинять себе боль… Око разворачивало передо мной эпизод за эпизодом. Я смотрел на своих родителей, ещё таких юных, доверявших друг другу всецело, утонувших во взаимной любви, не желавших замечать ни чужой ненависти, ни признаков грядущей опасности. Для них не существовало ничего, кроме желания быть вместе. Окружающие боялись Кэндзиро и мечтали сжить его со света. И, похоже, как и в случае с Ру-тян, Энма тоже в немалой степени приложил к этому руку. Повелитель Мейфу желал заполучить Око и искру Мастера Амулетов и ради этого был готов на всё. Через Око я увидел, как травили моих отца и мать, отказывая им в медицинской помощи, в возможности покупать пищу и одежду и даже проживать в посёлке, как забрасывали палками и провожали громкими проклятиями, когда им доводилось появляться на людях. Кэндзиро всё сносил безропотно, каждый раз закрывая собой жену от ударов. По просьбе Аюми и из любви к ней он не пользовался магией Ока, хотя с самого начала мог бы жестоко отомстить обидчикам. Кэндзиро дал Аюми слово, что как только Садако-сан поправится, а ребёнок родится, они вместе навсегда покинут Суццу. А до того времени Кэндзиро принял решение выстроить небольшой скромный дом за пределами посёлка, закрыть его магическим барьером и спрятать там жену и Садако-сан от тех, кто желал им смерти. Укрыв жену в новом доме, Кэндзиро стал часто уезжать в Хакодате и брался там за любую работу, лишь бы получить хоть немного денег на лекарства для Садако-сан, на пищу и одежду для беременной Аюми. Трижды он приглашал к больной тёще докторов из соседних городов, отдавая почти всю свою выручку за неделю, но никто не сумел помочь Садако-сан встать на ноги. Амулеты Аюми тоже не помогали, и в конце концов обе женщины смирились, заранее попрощавшись одна с другой, они стали ждать неизбежного финала. Садако загадала про себя лишь одно желание: увидеть своего внука до того, как умрёт. Её желание сбылось. Око позволило и мне увидеть миг собственного рождения и то, как родилась Ририка. Я видел, как радовались Аюми и Кэндзиро нашему появлению на свет и удивлялись, что их вещие сны сбылись, и нас действительно оказалось двое. Наши глаза с рождения были ярко-фиалковыми, но теперь-то уже я знал после слов Кадзу-кун: вовсе не Око тому причина… Садако-сан к моменту нашего рождения выглядела очень слабой, часто забывала, где находится, и почти не поднималась с постели. Посовещавшись, Кэндзиро и Аюми решили позволить ей уйти из жизни в покое, в том месте, к которому она привыкла. Возможно, они бы передумали, если бы заранее узнали, что Садако-сан, несмотря на свою слабость, протянет до конца лета и, находясь в предсмертном забытьи, погибнет вместе с дочерью от рук обезумевших жителей Суццу. — Почему мама не отдала нас обоих Акеми-сан? — неожиданно спросил я, снова отрываясь от Ока и поднимая глаза на Ририку. — Когда Аюми ощутила, что приближается опасность, она отдала меня Акеми и попросила убегать как можно дальше от Суццу. Почему подвергла тебя такой опасности?! Смяв салфетку, Ририка нервно перебирала бумажные складки, пропуская их меж пальцев. — Мама не могла отдать нас обоих, во-первых, потому что это замедлило бы Акеми. Убегать через лес с двумя полугодовалыми младенцами на руках далеко не то же самое, что с одним. Но кроме этого, было ещё кое-что… Я не могла находиться на руках кого-то, кроме отца и матери. У меня начинались судороги и приступы удушья. Эта моя особенность выяснилась именно в те дни, когда Акеми-сан гостила у нас. Когда убийцы матери, расправившись с ней и с бабушкой, схватили меня и пытались сжечь заживо, называя «дочерью ведьмы», я долго кричала и билась в их руках, затем потеряла сознание. Если бы отец не спас меня в последний момент, сняв с охапки дров, на вершину которой меня возложили «добрые люди», продолжая спорить о наилучшем способе избавления от «отродья ведьмы», я бы, наверное, так и умерла, не придя в себя. Ещё раз такое со мной случилось на корабле, когда отец увозил меня в Англию. Я расплакалась, лёжа в деревянной люльке, а кто-то из пассажиров вдруг решил утешить меня, взяв на руки. Надо ли говорить, что от чужого вмешательства мне стало только хуже? Отец потом рассказывал: он едва удержался от желания убить того человека, посмевшего без разрешения коснуться меня. К счастью, он быстро усмирил свой гнев и ограничился тем, что стёр ему память. От использования силы Ока после гибели мамы отца уже ничего не удерживало, а мои болезненные симптомы бесследно прошли, когда мне исполнился год. — Но отчего это с тобой происходило? Ты спрашивала у Ока? Ририка пожала плечами. — Физиологическая реакция, возможно, обусловленная тем, что я — «пустой осколок», по словам Сейитиро. Видимо, мне не хватало собственной энергии, а получать недостающее я могла только через родителей. Другие люди жизненных сил мне дать не могли. — Не называй себя так! — возмутился я. — Ты — никакой не осколок, а замечательная, сильная, красивая и умная женщина! — Боюсь, Сейитиро прав, — она выглядела удивительно спокойной. — К чему обижаться или негодовать на правду? Асато, меня не должно быть на этом свете. Око создало меня, чтобы подчинить себе твою душу… Наверное, когда миры изменятся, я не буду рождена. — Нет, — я крепко схватил её за руку. — Даю слово, мы опять родимся вместе! — Мне достаточно того, что вы с Асато беспокоитесь обо мне, — её лицо озарилось мягким светом. — Большего мне и не нужно. — Знаешь, — я не хотел заставлять её вспоминать о неприятном, но эти мучившие меня вопросы сами всплывали один за другим, — я уже давно хотел спросить, но не решался… Тацуми однажды обмолвился в разговоре, что встречал ещё одну женщину, помнившую тебя. Когда вы приехали в Камакуру, чтобы расследовать дело о краже денег из дома господина Куросаки, мать Руй-сан, госпожа Казухико, набросилась на тебя и кричала что-то странное. Я подумал, если, как ты сказала, у безумцев даже Око не может стереть память, стало быть, Казухико что-то знает о тебе, не известное больше никому? Ририка откинулась на спинку стула, быстро высвободив свою ладонь. — Если тебе об этом неприятно говорить, тогда не надо, — примирительно добавил я, опасаясь, что следуя своему безмерному любопытству, причинил Ририке боль. Заметно было, как она размышляет, терзаясь сомнениями: сказать или нет. Наконец, желание довериться победило. — Тот случай с Казухико произошёл, потому что я много лет тому назад вздумала сделать не то, за чем меня отправили в Камакуру. — Кто тебя туда отправил? И зачем?! — Другая Ририка. В пятьдесят пятом. Она требовала, чтобы я забрала искру Мастера Амулетов и поместила её в тёмный сосуд — артефакт, с незапамятных времён хранящийся в Даремском замке, и, видимо, некогда принадлежавший предкам семьи Эшфорд, внесшим первые крохи тьмы в нашу с тобой кровь. Запечатать искру Мастера Амулетов возможно лишь в тот миг, когда она покидает тело одного носителя и пытается войти в другого. Особенно если этот другой — слабый ребёнок, не способный мгновенно дать пристанище душе богини. Вторая возможность изъять искру, уже вошедшую в тело младенца — убить ребёнка в течение последующих тридцати дней, пока искра полностью не укоренилась в нём. Прежде чем искра вернётся обратно в тело предыдущего владельца или найдёт нового, она некоторое время будет беспомощно парить в пространстве. Силы Ока и магии тёмного сосуда вполне достаточно, чтобы её поймать. На то и рассчитывала твоя сестра. В том мире, откуда ты родом, господин Куросаки Нагарэ женился на Касанэ-сан, уже являвшейся носительницей искры. Девушка получила её от своей матери вскоре после рождения. Ни Казухико-сан, ни Касанэ-сан никогда не пользовались своим даром Мастера Амулетов. Внутри обеих женщин искра спала, именно поэтому Энме-Дай-О-сама потребовались годы, чтобы распознать, где искать частицу души Маленькой Богини, потерянную после спланированного им убийства Руки-сан. Повелитель Мейфу и подумать не мог, что однажды леди Эшфорд выйдет из-под его контроля, поэтому он доверил ей важную миссию — похищение и хранение искры. О судьбе Касанэ из твоего мира ты знаешь. Пожалуй, не известно тебе одно: в какой момент времени искра досталась Ририке, и как частица души Маленькой Богини попала в семью Куросаки. Когда Оку ничего не мешает, для него нет границ. Скажи, ты готов снова увидеть нечто очень горькое, лишь бы узнать всю правду об искре Мастера Амулетов? — Готов! — решительно выпалил я. Она не предупредила о том, что именно я увижу, и я оказался не готов… Воспоминания хлынули потоком. Я снова увидел сестру и мать лежащими на полу дома в Коива. Они ещё дышали, но жить им оставалось считанные секунды. Око проявило ко мне подобие милосердия: я смотрел на самую страшную сцену своего прошлого, находясь в паре дзё от дома. Но я отчётливо видел полуоткрытую дверь и маленькую девочку лет семи, пробегавшую мимо. Я напрягся, но так и не сумел вспомнить, кто она, знал ли я её прежде. Незнакомая малышка, услышав стоны изнутри дома, не испугалась подойти, но, ступив на порог, отпрянула и закричала, увидев двух истекающих кровью женщин. — Аса…то, — услышал я хриплый, изменившийся до неузнаваемости голос Ру-тян. — Ты? Я не мог видеть выражения её лица, но подозревал: если наши глаза хоть на миг встретятся, я не вынесу такого. Пусть передо мною лишь воспоминания, выдернутые из прошлого Оком, не имеет значения! Сердце почти останавливалось. На месте той девочки, нашедшей мою мать и сестру умирающими, я бы бросился опрометью прочь, постаравшись скорее забыть увиденное, но малышка шагнула вперёд, упала на колени и, расплакавшись, склонилась над Рукой, схватив её еле шевелящуюся ладонь. — Подождите, — она водила руками возле тела моей сестры, размазывая её кровь по одежде. — Я помогу! Я умею перевязывать! Меня Мегуми зовут. Рука ухватила девочку за запястье. — Ска…жи… Аса-то… Я оста-нусь… с ним… на…все-гда… Её тело выгнулось и застыло. Мегуми продолжала стоять на коленях рядом и рыдать, закрыв лицо рукавом кимоно. Она даже не заметила, как из сердца Ру-тян медленно выплыла золотая искра, ярко вспыхнула, а затем плавно и бесшумно втекла в её собственное сердце. Девочка вздрогнула и огляделась по сторонам, словно не понимая, как здесь очутилась. Слёзы её мгновенно унялись. Она спокойно встала, будто не замечая окружающего её кошмара, и ушла, тихо прикрыв за собой дверь. «Ты знаешь, как она тебя любила? Даже представить не можешь! Твои чувства ничто в сравнении с тем, что испытывала она». Казалось, я снова умер, но уже никому не под силу меня воскресить, даже Энме с его тёмными сверхспособностями. Ру-тян думала только обо мне в последние мгновения жизни. Энма не лгал. Я изо всех сил прикусил костяшки пальцев, сдерживая рвущийся наружу крик. Я опасался, что ещё немного — и не сдержусь, напугав других посетителей. Кровь, тихо стуча, словно рассыпанные бусины, закапала на стол. Ририка схватила салфетку и быстро прижала её к моей руке. — Оставь, пройдёт, — сказал я, хотя зубы стучали так, словно я промёрз до костей. И коротко пояснил: — Регенерация. — Я помню, — взгляд Ририки напоминал взгляд хирурга, вырезавшего пациенту опухоль без наркоза. — И всё же… ты сам просил. — Да, — кивнул я. — Что случилось дальше с Мегуми? — Душа Маленькой Богини, оказавшись внутри тела девочки, помогла Мегуми успокоиться и забыть происшедшее, — голос Ририки звучал тихо, почти без эмоций, но именно это мне сейчас и было необходимо. — Мегуми-тян могла бы получить сильнейшую травму, но благодаря искре Мастера Амулетов она всё забыла и просто ушла. А, возможно, её собственная душа закрыла те страшные воспоминания, словно в тёмный подвал, спасая себя от безумия. Мегуми-тян тщательно умылась, достав деревянным ведром воду в ближайшем колодце. Девочка толком не понимала, откуда на её руках и волосах взялась кровь. Она решила, будто поцарапалась где-то, при этом нисколько не насторожилась, осознав, что не помнит, как всё случилось. Мегуми вернулась к семье, никем из местных жителей не замеченная — ведь было ещё раннее утро. Родители, конечно, заметили её отсутствие и здорово отругали за непослушание. — Как её семье удалось выжить? — хрипло спросил я. — Как они спаслись от огня? Ведь спаслись же? — Да, все трое. На самом деле отец и мать Мегуми-тян никогда не жили в Коива. Много лет назад, потеряв свой дом в Синодзаки при трагических обстоятельствах, они перемещались по нынешней территории Эдогава из города в город, из посёлка в посёлок, путешествуя на старой рикше, нагруженной расписной глиняной посудой, самодельной обувью, детскими игрушками, бусами, заколками и вырезанными из дерева фигурками божеств, зарабатывая тем, что удастся продать, и нигде не задерживаясь дольше, чем на день-два. В то утро родители Мегуми собрались в очередной раз покинуть Коива, где торговля сложилась для них не слишком удачно. Отец строго отчитал дочь за то, что она убежала куда-то спозаранку, не спросив у матери разрешения, а вернулась в мокром, перепачканном кимоно, но потом, увидев раскаяние и испуг на лице девочки, сменил гнев на милость, усадил Мегуми поверх узлов с товарами, впрягся в рикшу и в сопровождении жены, идущей рядом, двинулся в сторону Комацугава. Они уехали вовремя. Останься они в Коива хоть на пару часов дольше, погибли бы… Асато, прости! — перебила Ририка сама себя. — Я знаю, каково тебе сейчас. Мне стоило предупредить. Я изо всех сил старался унять сотрясавшую меня дрожь. Крохотная ранка на руке уже зажила, но успокоиться я всё ещё не мог. — Ничего. Забудь. Лучше расскажи до конца про Мегуми, — попросил я Ририку. — Через пару лет дела родителей девочки пошли на лад. Им удалось осесть неподалёку от Камакуры. Они стали неплохо зарабатывать. Купили себе дом, открыли лавку по продаже домашней утвари, отдали дочь в школу, а в тысяча девятьсот тридцать третьем году повзрослевшая Мегуми, превратившаяся к тому времени в настоящую красавицу, вышла замуж за мужчину из достойной семьи. Спустя два с половиной года у супругов родилась Казухико. Душа Мегуми-тян могла бы управлять искрой и создавать исцеляющие амулеты, однако стремление девушки не вспоминать никаких событий, связанных с гибелью семьи Цузуки, оказалось сильнее. Искра так и не пробудилась. Дар Маленькой Богини продолжал спать, перейдя в тело Казухико, а затем — в Касанэ-сан в 1955 году. Последней носительницей дара Маленькой Богини в твоём мире стала новорождённая Хисока, убитая родственниками. Забрав искру Мастера Амулетов в 1979 году после гибели малышки и поместив её в тёмный сосуд по приказу Энмы, Ририка успокоилась. Однако стоило ей узнать в 1999 году о существовании другого мира и об асинхронности течения времени в двух вселенных, после того, как в её родном мире не свершился столь ожидаемый ею Апокалипсис, и Ририка пожелала заполучить и вторую искру тоже, чтобы обезопасить себя и Око. Ририка понимала, что не одинока в своём стремлении. Энма тоже знал, где искать частицу души древней богини, равно как и герцог Астарот, пронюхавший через своих тёмных слуг о наличии искры во втором мире. Ририка подозревала, что Энма и герцог Астарот будут пытаться похитить искру у Касанэ в момент рождения Хисоки. Однако только у Ририки оставалась возможность из Замка Несотворённой Тьмы влиять на разные временные точки второго мира. К огромному её сожалению, на каждое событие она могла повлиять лишь единственный раз. По этой причине Ририка не имела возможности вынудить меня прийти и похитить искру в момент её передачи от Руки к Мегуми, ибо в тот момент я уже встречалась в Коива с Асато и не могла внезапно исчезнуть и переместиться в другое место во время нашего разговора. Но в миг рождения Руй и Касанэ я не была занята ничем особенным, что могло бы негативно повлиять на будущее миров. Ририка внушила мне мысль отправиться в Камакуру и запечатать искру, поместив её в тёмный сосуд, в момент рождения близнецов у Казухико-сан. Если бы я подчинилась её приказу и не сделала ничего, кроме этого, судьба семьи Куросаки не изменилась бы. Такао-сан, скорее всего, не женился бы на Касанэ и не увёз бы девушку в Миядзаки. Касанэ-сан вышла бы за Нагарэ-сан, и все остальные события в Камакуре повторились бы в точности, как в первом мире. Всё могло сложиться иначе! Но тогда я даже не думала об этом. Я не знала, чем грозит моё вмешательство в судьбы людей в том месте, где меня не должно было быть. Появившись в Камакуре, я узнала от Ока о проклятом водоёме и о Ятоноками. Око сообщило, что на некую семью, довольно уважаемую в Камакуре, этим существом наложено страшное проклятие: к сорока годам старший мужчина в семье терял зрение, а его тело покрывалось змеиной чешуёй. Звучало это всё невероятно, в подобное трудно было поверить. Однако, по словам амулета, если стереть память о проклятии у всех жителей Камакуры, то существует вероятность исчезновения и нечисти, и проклятия. И я вдруг подумала, что искру, за которой меня отправили, получить ещё успею, а убрать нечисть из местного пруда и заодно подпитать свежей энергией Око, не причиняя никому вреда, наоборот, совершая благое дело, ничуть не помешает. Тогда-то всё и случилось… Как Око и обещало, память исчезла у всех жителей Камакуры, и проклятие тоже пропало. Но вместе с этим произошло и незапланированное событие: у Казухико-сан, ради которой я переместилась в Камакуру, прекратились роды. Неожиданно для всех, женщина с криком выскочила на улицу в одной рубашке и начала носиться взад и вперёд, размахивая руками и нечленораздельно мыча, к ужасу прохожих и членов собственной семьи, безуспешно пытавшихся её поймать. Наконец, обнаружив меня неподалёку, Казухико подбежала ближе, вцепилась в мои волосы и начала вопить о том, что я — дитя демонов. Она называла меня Королевой Тьмы и умоляла вернуться в замок… Одним словом, с ней случилось то же, что и нынешней весной, когда она столкнулась в доме Нагарэ-сан со мной и Сейитиро. Теперь уже и речи не шло о том, чтобы я могла приблизиться к этой женщине. Так и не выполнив свою миссию, я вернулась в Дарем и спросила у Ока о причинах внезапного безумия Казухико. Амулет ответил, что пока он делал попытки уничтожить воспоминания женщины, её разум неожиданно коснулся сознания Ока и добыл из него некую информацию обо мне, но, не сумев эти сведения правильно интерпретировать, сломался. Несчастная явно обладала сильной способностью к телепатии, однако не справилась со своим даром, и либо по вине Ока, а возможно из-за наличия внутри неё самой искры Мастера Амулетов, Казухико повредилась умом, хотя до моего появления в Камакуре была вполне вменяемой, если верить воспоминаниям её домочадцев. С тех пор бедная женщина уже никогда не стала прежней… Её дочерей, родившихся спустя два дня после того инцидента, воспитывали родственники, потому что Казухико навсегда лишилась рассудка. Вероятно, она всю жизнь считала меня исчадием ада. Правда, куда больше её пугала мысль о том, что я вернулась в Камакуру с целью возвратить проклятие. Она готова была на всё, лишь бы я не сделала этого. Мне кажется, она переживала за счастье Руй-сан и Нагарэ, именно потому, наверное, кричала: «Не возвращай то, что забрала из этого города!», имея в виду память о Ятоноками, некогда жившем в пруду… Пока Ририка говорила, я уже успел совладать с собой и даже смог проглотить пару такояки, правда, не ощутив их вкуса. — Теперь ты узнал всё. Что касается Руки-сан… — Всё нормально, — торопливо ответил я, хотя, разумеется, ничего нормального не происходило. Боль потери снова неотступно преследовала меня. — Я долгие годы мучил себя мыслью о том, лгал ли Энма, рассказывая о последних минутах жизни Ру-тян. Теперь знаю: он говорил правду, — я пристально посмотрел на Ририку, заставляя её опустить взгляд. — Я понимаю, зачем ты это сделала. Внутри тебя сидит то же, что и внутри твоего двойника: боль потери. Она так глубока, что ты считаешь, будто её до конца способна прочувствовать лишь ты, но ты ошибаешься. Я тоже способен. Теперь, когда ты напомнила мне о моей боли, подсознательно желая наказать за ту давнюю встречу в Коива, я скажу одно. Возможно, мы не вернём мир, где мама и Ру-тян живы, — хоть больше всего на свете того желаем! — но наши души не должны подчиняться тьме. Мы оба несём ответственность за это. А теперь… Пусть Око покажет, кто их убил. Да, я понимаю, убийца давно мёртв. Но я хочу видеть его лицо. — Их было пятеро, — Ририка заметно побледнела. — Три женщины, двое мужчин. Мыслями и чувствами тех людей управлял Энма, сделав из них послушных марионеток, воспользовавшись их страхами и слабостью их душ. Они поддались. Одна из женщин убедила остальных в необходимости «убить ведьму». Ранним утром, когда ты ушёл на встречу с отцом, эти пятеро обезумевших людей проникли в твой дом. Они собирались убить только Руку, но Акеми-сан попыталась защитить дочь, поэтому погибла тоже. Энма, наблюдавший за происходящим через Хрустальный Шар, знал заранее о том, что произойдёт. В то утро он отправил к твоему дому своего самого верного слугу с тёмным сосудом — в точности таким, как тот, которым владела леди Эшфорд. В сосуд можно было поймать искру, запечатав её внутри. Энма предполагал, что как только обезумевшие фанатики покинут место преступления, его слуга материализуется рядом с умирающей Рукой, поймает душу Маленькой Богини, парящую над телом, и исчезнет прежде, чем ты вернёшься. Однако его планы нарушила своим появлением Мегуми-тян. Повелитель Мэйфу никак не мог предположить, что дочь заезжего торговца отправится ранним утром играть туда, где совершилось убийство. Девочка, пребывая в панике от увиденного, не заметила, как искра Мастера Амулетов оказалась в ней. Этот важный момент пропустил и Энма, следивший за твоим домом через Хрустальный Шар. Ничего не увидел и слуга Повелителя Мэйфу, принявший невидимый облик и всё это время прятавшийся в доме. Вероятность того, что искра Мастера Амулетов быстро приживётся в теле случайно подвернувшегося под руку носителя, была ничтожной. Куда более вероятной оказалась бы гибель Мегуми-тян немедленно или вскоре после попадания искры в её сердце. Возможно, именно поэтому Энма поначалу и подумать о таком исходе не мог! Долгое время он злился, негодовал и, потеряв сон, ломал голову над тем, почему слуга вернулся обратно с пустыми руками и куда делась искра. Энма подозревал кого угодно: Астарота, который мог пронюхать о готовящемся убийстве и послать к дому семьи Цузуки демонов, чтобы перехватить искру раньше, синигами, которые могли неведомым образом прийти в тот дом и случайно поймать то, что трогать нельзя. Энма обвинял даже своего самого верного и преданного слугу во лжи и предательстве и пытался выбить признание в краже и сокрытии искры. Но спустя несколько недель, отработав все версии и убедившись, что ни одна из них не верна, Энма догадался: бесценное и желанное, за чем он так долго охотился, унесла Мегуми-тян, ибо бесследно исчезнуть часть души древней богини не могла. Через некоторое время Энма выследил Мегуми, ожидая увидеть, что та уже обрела способности Мастера Амулетов, но никаких перемен в девочке он не заметил. И спустя год, и спустя пять лет Мегуми-тян продолжала оставаться самым обычным ребёнком. Энма сдался и надолго забыл о ней. На протяжении десятилетий он строил другие свои сложные планы, используя тебя, Ватари, Сейитиро и леди Эшфорд для будущей победы в день Апокалипсиса. На время он перестал выслеживать носительницу искры Мастера Амулетов. Душа Маленькой Богини тоже затаилась и никак не давала о себе знать до тех самых пор, как переместилась в тело малышки Хисоки в миг её рождения. Именно тогда искра пробудилась, соприкоснувшись с очень чистой и очень сильной душой, и вспышку невероятной силы зафиксировали и Око, и Хрустальный Шар. Нужно ли говорить, что с того момента маленькая Хисока была обречена на смерть… И надо ли уточнять, что грязную работу Энма, как всегда, сделал чужими руками, — Ририка тяжело вздохнула. — А что случилось с убийцами моей мамы и Ру-тян? — я скрипнул зубами. — Они выжили? — Все пятеро погибли в числе прочих, когда ты устроил пожар в Коива. — Ты можешь показать их лица? Сейчас? — моя душа разрывалась от боли, но не попросить я не мог. — Да, могу, но тогда ты снова увидишь смерть Руки. На сей раз не издали, а очень близко, словно ты опять там. Желаешь ли ты этого? Как видишь, сейчас я предупреждаю. В её голосе мне почудились упрёк и осуждение. А ещё — ледяное высокомерие, словно в облике здешней Ририки внезапно явился её двойник из моего мира: моя родная, бессердечная сестра, убивавшая всех подряд без сожаления, но при каждом удобном случае издевательски обвинявшая меня в склонности к самоедству. Это было невыносимо. Я отодвинул тарелку и встал из-за стола. — Ты права. Не стоит. До встречи. — До встречи… Асато. Я спиной чувствовал, как она провожает меня взглядом — с сожалением, печалью и ощущением собственной вины. А я шёл и, стиснув зубы, размышлял о том, почему мои отношения с Эшфорд-сан из обеих миров всегда разрушительны, как бы я ни старался выправить их. А ещё как никогда остро я ощущал отсутствие рядом Кадзу-кун и Руки. До Ру-тян я доберусь не скоро, когда моё бытие как синигами закончится, но до Кадзу можно уже сейчас доехать на такси, обнять, уткнуться в плечо, услышав ободряющее: «Справимся!». И пусть летят к чёрту мысли о том, что я его обременяю своим присутствием. Мне нужна его любовь и когда на душе светло, и когда отвратительно. В конце концов я могу не скулить и не зализывать раны в его присутствии, а просто войти, прижать его к стене, заставить наши губы встретиться, сорвать проклятый халат, ощутив ладонями ответное желание… Вся боль растворится от одного прикосновения к нему. Я не скажу ни слова о том, что сегодня вонзилось в мою душу. Я исцелюсь без слов, а Кадзу получит наслаждение… Да, пусть именно так всё и случится! И, поймав машину, я назвал водителю адрес частной клиники Мураки.