Амулет синигами

Место для встречи я выбрал идеальное: гора Нэсугата в порту Симода на южной оконечности полуострова Идзу. Разумеется, вызывать Тоду, Сузаку и Бьякко я вознамерился ночью, когда на вершине горы никого нет. Ещё и амулет попрошу, чтобы удостоверился: нас никто не заметит и не подслушает. И барьер непроницаемый поставлю! Я обязан заботиться о том, чтобы никто из случайно забредших на гору ночью не только не умер и не получил раны, но и не упал в обморок, увидев облик моих защитников. А те, я уверен, до сих пор выглядят весьма колоритно — и в человеческих телах, и в истинной форме. — Символично, — выслушав мои планы на грядущую ночь, коротко откомментировал Кадзу-кун. — С одной стороны — проржавелые якоря и пушки, с другой — храм любви*. Вся наша жизнь — любовь и война. Зришь в корень, Асато-кун! — Да там просто ночью абсолютно пусто — это двести процентов. Канатка не работает, а без неё обычному человеку наверх не подняться. И от Токио близко. Ты меньше волноваться будешь, что я удрал ночью за тридевять земель. — А ты планируешь удрать? — серо-голубые глаза оказались совсем близко от моего лица, заставляя чувствовать смущение и желание. — Ничего не выйдет, от меня никто не сбегал. Ни разу, — он прекрасно осознавал, как на меня действует его глубокий шёпот и обжигающее дыхание. Я задрожал, осознавая, что ещё одно слово, и я никуда не отправлюсь, оставшись с ним до утра. — Я должен им объяснить. — Всё-таки ты решился? — Кадзу с тревогой наблюдал за мной. — Я чересчур много думал. Пора действовать. — Понимаю. Иди. И я переместился на вершину Нэсугата. *** Несмотря на довольно прохладное начало марта, в парках на полуострове уже зацветали вишни и сливы. Их тонкий аромат витал в ночном воздухе, наплывая волнами и опьяняя каждого, кто вдыхал его. Внизу раздавались одинокие, протяжные гудки торговых судов, заходивших в порт Симода. Ярко светили бортовые огни, отбрасывая отблески в иссиня-чёрные воды Тихого океана, похожие на загустевшую акварель, а городские фонари напоминали рассыпанные внизу волшебные бусы древних божеств. Я подставил лицо ветру и вдохнул неповторимую смесь запахов, состоящую из горьковато-терпкой хвои сосен, растущих на склонах холмов, мокрого песка у подножия полуострова, чуть заржавелого металла пушек на нижней смотровой площадке и солёной океанской воды. Пора. Чем дольше тяну, тем труднее будет начинать разговор. Сложив руки перед грудью, я сосредоточился. Защитный барьер вырос от земли к небесам, смыкаясь куполом на высоте двадцати пяти метров. Достаточно. Никто сюда не проникнет, кроме тех, кого я жду. — Бьякко, я вызываю тебя! Тода, вызываю тебя! Сузаку, вызываю тебя! Они явились во вспышке красно-белого света. Мгновенно и бесшумно. Словно не минуло многих лет с тех пор, как я общался с ними не как беспомощная марионетка рубина, а как близкий друг, готовый сражаться бок о бок. — Цузуки-сан?! — это Сузаку. — Хозяин? — Да, Бьякко, вижу и ты скучал. И я тосковал. Очень. — Ты?! — это Тода. И лучше мне сейчас отгородиться от того, что творится в их сердцах, иначе сильные эмоции моих шикигами сотрут меня в порошок, сломают в щепки, подхватят вихрем и швырнут с горы в океан. Они стояли, как вкопанные, лишь миг. Осознав, что здесь никому не грозит опасность, и сражение не требуется, молнией рванули вперёд. Все трое. Бьякко, урча, по-кошачьи ластился к моим рукам, Сузаку то плакала, то смеялась, прижимаясь щекой к моей щеке, и была невыносимо горячей, а Тода, крепко обняв и меня, и своих товарищей, просто ткнулся лбом в мой лоб да так, что чуть не свалил нас с ног. — Я так рад видеть тебя, хозяин! — Я тоже. Очень! Всех вас. Простите, что не призвал сюда остальных. Но… я сначала должен побеседовать только с вами. Так вышло, что вы всегда были мне намного ближе других. — Что стряслось? — Тода слегка взволновался. — Когда мы ощутили энергию твоего призыва, то откликнулись без промедления, но каждый подумал о битве. А тут… пусто. Никого. Что это за место? — он огляделся по сторонам. — И почему ты поставил барьер, если нет врагов? — Враги придут, и сражение случится, — я тяжело вздохнул. — В августе. В Шабле. Это в Болгарии на берегу Чёрного моря. — Да-а… Дела, — Тода хмыкнул и почесал шею. — А я думал, всё затихло. Точнее, решил что миры развалятся из-за чёрных дыр. Ошибся! Что ж, нет проблем. Сразимся. Сузаку всё ещё плакала от радости, а Бьякко — тёрся носом о ладони. Я собирал всё своё мужество, чтобы сказать… — Я давал вам клятву сражаться вместе не как ваш хозяин, а как друг. И я сдержу слово. Тода, помнишь, когда мы встречались в последний раз, ты сказал: «Страшно жить в мире, который не понимаешь»? — Помню. — Мы действительно ничего не понимали: ни ты, ни я. Мы думали тогда, что случится сражение между людьми и богами. Или между демонами и богами. Или между Мэйфу и неведомыми нам силами Хаоса. Но всё куда сложнее! Вы кое-что должны узнать. И, возможно, то, что вы узнаете, поколеблет ваше решение идти за мной в решающий день и помогать мне. — Что ты говоришь? — Сузаку непонимающе смотрела на меня. — Как мы можем бросить тебя одного? Не будет такого! — А если я не ваш хозяин? Не тот, кому вы изначально присягали? — печально спросил я. — Что если был другой Цузуки, и он давно погиб? А я всего лишь… Не знаю… Замена? Двойник? Копия? — Нет-нет-нет! — Сузаку вдруг снова схватила меня в охапку, в то время как Бьякко отпрянул и потерянно взглянул на меня. Не менее испуганно, чем остолбеневший Тода. — Ты — тот, кто мне дороже всех! Тот, кого я люблю! — Сузаку стискивала мои руки, хваталась за мои плечи. — Ты не можешь быть копией! — Все люди этого мира — копии, — со вздохом признался я. — Каждый по отдельности и все вместе. Неизменным остался только Генсокай и Замок Несотворённой Тьмы. Герцог Астарот, боги, управляющие этим миром, Энма-Дай-О-сама, видимо, тоже не изменились. Как и вы, жители Генсокай. Но остальные… давно не те. И я даже не могу сказать, сколько таких изменений случалось. Одно, два? Миллионы? И вы мне не расскажете и ничем не поможете, потому что Энма, пока был жив, постоянно стирал вашу память. Обо всех мирах и обо всех Цузуки Асато, которых вы знали. — Хозяин, если ты не объяснишь всё понятно, мой мозг превратится в пузырящуюся лаву. И их тоже, — взмолился Тода, указывая на испуганных Сузаку и Бьякко. — Пожалей нас: расскажи с начала. И я исполнил его просьбу. Я не умолкал больше часа, пока не охрип, но поведал своим ошеломлённым друзьям всё, что со мной случилось, пока мы не виделись. Я не утаил ничего, рассказав даже о том, что теперь живу с Кадзу-кун, испытываю к нему глубокие чувства и не собираюсь разлучаться в любом из миров. Если выживу, конечно. Они узнали про тайные планы Энмы, про абсолютные амулеты, разделение миров и про то, кем мне приходится некая Цузуки Ририка, носящая в миру фамилию Эшфорд. Закончив свой монолог, который никем из троих шикигами не прерывался, я был уверен, что сейчас они просто исчезнут, вернувшись обратно в Генсокай. Я бы прекрасно их понял после всего, что я вывалил на них, но они просто молчали и не уходили. А потом повторилось то же самое, что и в миг нашей встречи: Бьякко ткнулся носом в мою ладонь, Сузаку обняла меня и прижалась ко мне, а рука Тоды опять оказалась на моём плече. — Ты — тот, кого мы все любим и хотим сберечь. Это всё, что мы знаем, — сказал Тода, ничуть не сомневаясь, что сейчас выражает мнение остальных. — Пусть миры ветвятся, дробятся, множатся, как бактерии, но в день затмения вызови нас. Закрой небо куполом, чтобы люди не пострадали, и позволь нам сразиться с герцогом Астаротом и с той из твоих сестёр, которая не понимает слов любви. Мы не побоимся сразиться и с Энмой, если он внезапно восстанет из мёртвых! Мы поможем тебе выиграть, хозяин, и загадать столь важные для тебя желания. — А ты? — с трепетом спросил я, оборачиваясь к Сузаку и желая услышать из её уст ответ. — Ты согласна с Тодой? — Да. Для меня всё осталось по-прежнему. Ничего не изменилось, — улыбнулась моя прекрасная защитница. Бьякко поднял вверх свои яркие золотые глаза: — Как и для меня. Без разницы, сколько миров вокруг Генсокай развелось, главное, что ты по-прежнему способен нас позвать, а мы можем прийти, когда ты позовёшь. Не иди в бой без нас, хозяин. Пожалуйста! — и он шевельнул кончиком полосатого хвоста. Растроганный до слёз, я обнял их троих, хоть для полноценных объятий не хватало рук, и прошептал: — Значит, решено. Только вместе. Спасибо вам. — Нет, это тебе спасибо, хозяин. За доверие и заботу, — раздалось над моей головой, и я ощутил, как сухие губы Тоды, пахнущие древесной смолой, невесомо коснулись моего затылка. Одной трудностью стало меньше, и я вздохнул с облегчением. Будущее уже не казалось безнадёжным. Со мной — старые друзья, которых я не потерял, и во мне ещё более окрепла уверенность в победе. *** — На самом деле мы не слышим его голос. Никто не слышит, всё происходит только в голове, — мягко и терпеливо втолковывал мне Кадзу-кун. — Амулет по-прежнему разговаривает телепатически, просто он сделал вид, будто у него есть какой-то голос. Если включить в комнате диктофон, то ничего не запишется, кроме наших реплик и посторонних шумов. Рубин играет с нами, и у него, к великому моему сожалению, сознание подростка, несмотря на всю его мудрость и могущество. А голос — иллюзия. — Угу, — буркнул я, чувствуя себя невыносимо тупым. — Иллюзия. И Ватари-сан так сказал. А миры тоже вроде иллюзорные? Но вот же они, существуют! Разве нет? — Асато, мы воспринимаем звук ушами, но осознаём услышанное — мозгом. Во сне, к примеру, кто-то тоже с тобой разговаривает, и ты отчётливо слышишь голос, но всё происходит внутри твоей головы. То же самое делает амулет: вкладывает готовое звучание в твой мозг, заставляя поверить, будто источник звуковых волн — снаружи. — А можно сказать ему, чтоб ничего не вкладывал? — безнадёжно спросил я, чувствуя, что опять не дошло, только ещё больше всё запуталось. Вот лучше б не спрашивал совсем! Кадзу рассмеялся. — Отдохни. Целую неделю из полицейского участка не вылезал, тебе сейчас спать надо. Много! Ничего, однажды ты поймёшь, как рубину это удаётся. Я когда-то сам ничего не понимал. С магией не дружил да и не верил в неё, но пришлось вот… А ещё мне кажется, ты, как обычно, начал разговор с пустяка, чтобы окольным путём подобраться к главному. Давай, выкладывай. Что на самом деле тебя беспокоит? — Боюсь, у меня скоро паранойя начнётся. Из-за работы или по другой причине, — пожаловался я вроде бы в шутку, потирая себе лоб. — Вторую неделю подряд мерещится, будто, куда бы я ни пошёл, за мной ползут тени. По полу, стенам… По деревьям и тротуару. Даже по поверхности воды, когда купаюсь. А стоит обернуться или присмотреться внимательнее, чтобы лучше их разглядеть — они исчезают. Я не выдумывал и не преувеличивал. Со мной действительно происходило то, в чём я признался Кадзу-кун. Но, доверяя эту странность ему, я ожидал, что он лишь посмеётся и скажет: «Ты переутомился!». Я и сам готов был считать увиденное игрой воображения и не хотел беспокоить никого. Просто решил убедиться, что видения не дошли до той критической точки, когда пациенту, то бишь мне, потребуется серьёзное и длительное лечение медикаментами. — Тени? — Кадзу насторожился. — Похожие на те, которыми управляет Тацуми-сан? Только в это мгновение я внезапно осознал, что он прав. Тени и в самом деле удивительно напоминали мрачных подручных Тацуми. — Они. Но зачем Сейитиро творить такое? Мы же ничего не скрываем от него! Или это дело рук Ририки? Но её поступок в таком случае ещё более бессмысленный, — вслух рассуждал я. — Око куда лучше собирает секретные сведения, и оно теперь имеет доступ к информации из первого мира. К тому же Тени не могут уходить далеко от хозяина. Они существуют как часть его внутренней сути. Если Тацуми отправил сюда Тени, он и сам должен постоянно находиться поблизости. А на такое у него вряд ли есть время. Ведь он живёт с Хисокой, и парень может неверно истолковать его намерения. Но я всё равно задам Сейитиро вопрос! Мне стало любопытно. — Ты как-то говорил, что радиус действия Теней невелик. Метров пятьсот, — добавил Кадзу. — Да, но я далеко не всё знаю о Тенях. Я ведь не Повелитель этих сущностей! — заметил я. — Верно. Но, кроме твоего друга и здешней леди Эшфорд, существует ещё один Тацуми-сан. С ним мы не знакомы и не можем знать его намерений. Он дал Ютаке-сан слово не появляться перед нашим Тацуми и не устраивать межпространственных парадоксов, но… Я готов поклясться, его любопытство мучает! Я бы на твоём месте спросил у Ватари-сан, с какой целью Тени ползают по твоим следам вторую неделю подряд и кто их мог прислать. Я с сомнением покачал головой. — Здешний Тацуми не умеет управлять Тенями. Наш Сейитиро научился этому у Курода Такеши, погибшего в апреле 1899 года в здании вокзала в Хаката. Это случилось за полвека до того, как второй Тацуми очутился в Мэйфу. С Курода-сан он не успел бы встретиться. Кто тогда научил его обращаться с Тенями, если Сейитиро говорил: «Во всём мире только два Повелителя Теней: я и мой учитель»? — Трое. Не забывай про здешнюю Эшфорд-сан. Кроме того, всегда есть вероятность, что даже Тацуми-сан чего-то не знает. Курода-сан своими силами обрёл способность управлять Тенями. Почему кто-то другой не может обрести то же умение и обучить Тацуми номер два? Кстати, есть и другая возможность, — продолжал Кадзу. — Если второе Око научилось получать информацию из первого мира, я обрёл частичную связь с сознанием двойника, которой, правда, предпочёл бы не иметь, то почему второй Тацуми не мог обрести умение управлять Тенями? В нём тоже скрыт осколок души древнего бога. Свет искры усиливается. Связь между душами двойников крепнет. Мы все сейчас похожи на сообщающиеся сосуды, между которыми обмен воспоминаниями неизбежен. Ютака-сан и об этом говорил, я помню. Подобная страшная мысль даже не приходила мне в голову, но после того, как Кадзу её озвучил, я понял, что он может оказаться прав. Однако если Тацуми из этого мира внезапно обрёл способность управлять Тенями, то об этом должен знать весь отдел Сёкан, включая Ватари. — Напиши ему, — Кадзу внимательно смотрел на меня, — и у нас хотя бы появится главный подозреваемый, либо мы поймём, что ошиблись, обвиняя другого Тацуми-сан. Я так и поступил. Кинул Ватари SMS с единственным вопросом: не обрёл ли ответственный секретарь Энма-Тё за последние две недели новую способность. К примеру, умение управлять Тенями? Ватари долго молчал. Наверное, был занят очередным взрывоопасным опытом. Спустя четыре часа я вдруг обнаружил на экране мобильного конвертик с сообщением. «А ты откуда знаешь?» — прочёл я и вздрогнул. Я немедленно показал Кадзу ответ Ватари. — Значит, — твёрдо произнёс Кадзу-кун, — за тобой действительно следит Тацуми-сан из этого мира. — Но зачем? — недоумевал я. — Если ему срочно приспичило что-то узнать о нас, он может спросить у Ватари! Что ему даст слежка? Тем более, когда рядом я замечаю Тени, я не занимаюсь ничем интересным. Иду на работу, ем, пью чай, принимаю душ… Это же бытовые мелочи! Зачем они ему? — Правда, странно, — согласился со мной Кадзу. — Если Тацуми-сан интересовала твоя внешность, он мог попросить Ватари сделать твоё фото. Если его снедало любопытство по поводу того, какие планы мы строим, он и об этом мог узнать от Ватари. Самое странное: я весьма чувствителен к слежке, особенно к исходящей от синигами! Я бы заметил, если бы Тени появились рядом со мной, но ничего подобного не случалось. Следят за тобой одним. Стало не по себе. Я начал задумываться о том, как договориться с Ватари о встрече и расспросить его, но на следующее утро ровно в семь он сам возник в гостиной. Мы с Кадзу мгновенно проснулись, услышав грохот сшибленных стульев на первом этаже. Поначалу мы решили, что в дом проникли грабители, но на это предположение страшно обиделся рубин, хмуро пробормотавший: — Воров и врагов я бы и близко не подпустил. День и ночь этот дом оберегаю, а всё никакой благодарности… Само собой, Кадзу приказал амулету заткнуться, мы накинули халаты и спустились вниз. Ватари, не менее взволнованный, чем мы с Кадзу, долго и сумбурно извинялся за внезапное вторжение, а потом подошёл ко мне и опустил ладонь на моё плечо. — Идём, Цузуки-сан. Кое-кому надо срочно с тобой поговорить. — Кому? — я искренне не понимал, кто в здешнем мире мог бы хотеть увидеть мою персону в семь утра в выходной день. — Хакушаку-сама, — коротко ответил Ватари. Хотелось бы знать, как я выглядел в тот момент. К сожалению, зеркала рядом не оказалось. Про такое выражение лица, кажется, говорят: «Вытянувшаяся физиономия». Кадзу-кун посмотрел на меня с сочувствием и полюбопытствовал: — Это двойник того самого Графа, не дававшего тебе прохода в твоём мире? — Д-да, — заикаясь, выдавил я. — Но п-почему здешний зовёт меня к себе? Эт-то же другой Граф… И ему вроде нравится двойник Тацуми! Ватари, скажи: чего ему понадобилось?! — Видишь ли, — Ютака занял себя разглядыванием собственных ногтей, каждый из которых имел неповторимый оттенок из-за ежедневного контакта с опытными образцами самопальных смесей, — началось всё с того, что Вакабу в декабре прошлого года под прикрытием отправили на Землю в то полицейское отделение, где ты работаешь, чтобы она сфотографировала всех недавно поступивших на службу стажёров. Шеф Коноэ, расследуя очередное дело о пропаже души, заподозрил одного из сотрудников токийской полиции в использовании тёмной магии. К счастью, Коноэ-сан ошибся. Никто из стажёров вашего отделения, разумеется, не маг — ни белый, ни чёрный, хотя склонными к злоупотреблению алкоголем оказались сорок целых две десятые процента, что довольно много, но не в том суть. Пропавшую душу вскоре нашли, а все фотографии, сделанные в процессе расследования, шеф одной общей кучей подшил к отчёту и отправил в архив. Гусёу-сины отсканировали отчёт с прилагающимися снимками и закачали его в соответствующую папку, доступную к просмотру в сети Мэйфу. Спустя недолгое время, Хакушака-сама, питающий слабость к бесцельному лазанию по сети от периодически возникающего безделья, наткнулся на тот отчёт. И — простите меня Мураки-сан, вам эта новость точно не понравится! — воспылал, мгновенно забыв свою многолетнюю любовь к Тацуми-сан, чему наш секретарь, надо отметить, отчаянно порадовался. Осознав свои чувства, Хакушаку-сама вызвал Тацуми, который как нельзя более кстати из-за сближения миров обрёл пару месяцев назад способность вызывать Тени и даже отделять их от себя, отправляя на достаточно большие расстояния. Тацуми честно признался вчера во время нашего разговора, что поначалу испугался Теней до спазмов в кишечнике, но потом привык, поняв, что они подчиняются ему. Граф, не смущаясь, попросил свой прежний объект обожания не в службу, а в дружбу установить за тобой, Цузуки-сан, слежку. Уж очень его заинтересовала твоя персона. Тацуми, желая прокачать свою новую способность управлять Тенями, не приставил к тебе другого синигами, а решил справиться с поручением сам. Отделил пару Теней — уже не ведаю как! — и отправил по твою душу. — И после этой новости ты собираешься вести Асато к Графу?! — ревность Кадзу была слишком очевидной, несмотря на его усилие казаться спокойным. — Я не позволю. Ни за что! Мне стало очень приятно, когда я ощутил чувства Кадзу-кун: желание защитить меня и одновременно — намерение окунуть Графа целиком в одну из разноцветных химических смесей Ватари. — Но Хакушака-сама отправил меня за Цузуки-сан вовсе не с той целью, о которой вы оба сейчас подумали! — успокаивающе вскинул руки Ватари. — У него другие намерения. — Какие же? — голос Кадзу всё ещё звучал сухо и мрачно. — После того, как Граф на протяжении двух недель выслушивал отчёты Тацуми о Цузуки-сан, с ним что-то стало происходить… Тацуми утверждает, Хакушака-сама сильно изменился. Он вёл себя странно, и с каждым днём его тревога становилась только заметнее. Я не знаю, что именно Граф узнал или вспомнил прошлой ночью, но, судя по словам Тацуми, это важная информация, которой Хакушаку-сама собирается поделиться только с Цузуки-сан и ни с кем больше. Могу предположить, что сведения исходят из первого мира. Видимо, Граф вспомнил нечто, о чём знал его двойник. Другого разумного объяснения у меня нет. Ведь в этом мире Цузуки-сан и Хакушаку-сама никогда не были знакомы, им не о чем говорить! Сегодня в пять утра по приказу Графа Ватсон разбудил Тацуми, чтобы дать тому поручение: привести Цузуки-сан во Дворец Свечей для неотложного разговора. Тацуми примчался ко мне с просьбой сделать это вместо него, ибо сам он боится соваться к тебе, чтобы не столкнуться случайно где-нибудь со своим двойником и не устроить преждевременный Апокалипсис. Но куда более вероятно, что ему просто стыдно за устроенную слежку. Однако прошу вас обоих не беспокоиться: интим Цузуки-сан никто предлагать не станет. — Либо предложат именно интим, а важный разговор — удобный предлог для отвода глаз, — холодно прокомментировал Кадзу. — Хакушака-сама — не такой! — неожиданно встал на защиту Графа Ватари. — Если бы в его характере имелась склонность к насилию или обману, он бы давно… — Ютака умолк. — Продолжай, — Кадзу довольно пугающим взглядом сверлил растерявшегося учёного, и Ватари сдался. — Давно бы воспользовался любым из синигами, вызвав к себе во Дворец Свечей и принудив против воли… Но ни разу подобного не случалось! Более того, я совершенно не понимаю, зачем Граф скрывает лицо. Если бы он хоть раз показался кому-то таким, какой он есть, его шансы на взаимность выросли бы многократно. — Он ещё и привлекательный? Я вздрогнул и испуганно посмотрел на Кадзу. Никогда бы не подумал, что мой возлюбленный может разговаривать с теми же интонациями в голосе, какими часто пользовался в беседах с врагами незабвенный лорд Артур Эшфорд. — Да, — похоже, Ватари уже пожалел, что проболтался. — Внешность Графа… впечатляющая. — И как же он выглядит? — заинтересовался я. — Стройный брюнет с ярким и красивым оттенком глаз, на вид — лет около сорока, может, чуть меньше, — поспешно протараторил Ватари и тут же свернул разговор в сторону. — Честно, до сих пор не понимаю, зачем он каждый день пьёт зелье из трав, создающее эффект полной прозрачности. Причём точный рецепт зелья даже мне неизвестен. Шесть трав, входящих в него, я знаю: эремурус, физостегия, лиатрис, вероника, астильба, тиарелла**, а седьмая составляющая — секретный ингредиент. Граф никому о нём не говорит. Вот Ватсону бы лучше то зелье давал! С таким лицом, как у Ватсона, действительно стоит стать прозрачным. Хотя… Есть опасность, что бедолагу раздавят другие слуги, которые покрупнее и потяжелее, поэтому, наверное, я не прав, и не надо ему становиться невидимкой. — Асато, не ходи, — заключил Кадзу, не сводя тяжёлого взгляда с Ватари. — Это ловушка. — Но… — растерялся я, мечась между желанием узнать, что собирается сообщить Граф, и страхом совершить непоправимую ошибку, которая причинит боль Кадзу. — А вдруг это действительно важно? И, знаешь, Ватари прав: у Графа было множество шансов принудить кого-то, даже меня в первом мире он мог заставить, но он никогда не пытался силой добиться желаемого! Да, он подчас вёл себя довольно развязно, но ни разу не пересёк черту. — Здешний Граф тебе незнаком, — возразил Кадзу. — Он вполне может быть способен на то, чего не делал другой. — Ватари говорит, здешний Хакушаку-сама не опасен! Кроме того, он, как и все мы, сейчас связан со своим двойником и испытывает его влияние на себе. Эти чувства ко мне, наверное, скоро пропадут. Граф умеет держать себя в руках, а я, в конце концов, синигами и твой дух-хранитель, а не беспомощная девица! Я сумею постоять за себя. — Значит, желаешь идти? — Кадзу впился в меня внимательным взглядом. — Ладно, ступай. Но я надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт в том, каковы могут быть последствия. Дело даже не в моей ревности, хотя, не скрою, она присутствует. Куда больше меня беспокоит другое: нет гарантий, что Энма-Дай-О-сама не вернулся в Мэйфу живым, но скрывает это. А если Граф подстроил ловушку по его приказу? — Исключено! — это вырвалось одновременно у меня и у Ватари. — Он бы не стал, — добавил я, заметив, что Ютака даёт мне возможность договорить первому. — Твой Граф — не стал бы. А этот — станет. — Я всё равно пойду, — твёрдо промолвил я. Кадзу долго смотрел на меня, а потом порывисто обнял и прижал к груди. — Будь осторожен. Никому не доверяй и смотри в оба, — тихо проговорил он мне на ухо. — Буду, — ответил я, коснувшись губами его шеи. Отступив на несколько шагов назад, я встал рядом с Ватари. И мы с Ютакой переместились во Дворец Свечей. *** Надо отдать Ватари должное: правдоподобно сочинять он умел. Приведя меня к покоям Хакушаку-сама, он быстро соврал Ватсону, будто Тацуми-сан только что притащил в Мэйфу «вот этого странного молодого человека» и поскольку сам занят, попросил Ютаку проводить гостя до условленного места и заодно позаботиться о безопасности гостя. — От лица Хакушаку-сама я благодарю вас за помощь, — тонко пропищал Ватсон и сделал красноречивый жест рукой, дающий понять провожатому, что тот полностью свободен. — Но Тацуми-сан сказал позаботиться о безопасности… — попытался Ватари притвориться непонимающим, однако Ватсон ловко вклинился между нами и вежливо указал учёному на выход из Дворца, а мне улыбнулся своей жутковатой улыбкой, промолвив: — Хакушаку-сама очень ждёт. Он будет говорить с вами наедине, — последнее слово Ватсон особенно выделил голосом, чтобы у Ватари не осталось ни малейших сомнений — его не впустят. Я проглотил комок в горле и с трепетом шагнул в распахнувшиеся передо мной высоченные двойные двери. Краем глаза я отметил, что в центре сомкнутых створок нарисовано нечто, напоминающее мужской профиль, и этот профиль показался мне странно знакомым, однако размышлять было некогда. Я ступил внутрь. Двери сомкнулись за моей спиной. Он сидел за столом и привычно пил чай, но на сей раз, я готов был поклясться, что это не «Дарджилинг». В воздухе витал необычный аромат свежих фруктов с ноткой дорогого вина. — Асато, — раздался глухой взволнованный голос, и маска с перчатками выплыла из-за стола, направляясь в мою сторону. — Слава всем богам! Как же я соскучился! Его движения вдруг ускорились. Он метнулся ко мне так быстро и внезапно, что я не успел уклониться. Меня схватили в охапку, сдавили в объятиях, из которых невозможно вырваться, волосы гладили так горячо и неистово, что я испугался: неужели Кадзу прав? Всё, чего от меня желает здешний Граф — моё тело? Растерянность быстро переросла в негодование. — Стойте. Прекратите, — сжав кулак, я уже собрался врезать в челюсть невидимому хаму, если он сам не отцепится. Впрочем, подумал я мгновением позже, в данной ситуации лучше использовать колено: пусть не слишком понятно, куда бить, но приблизительно догадаться можно. И это гораздо эффективнее! — Прости. Сейчас отпущу, — раздался вблизи от моего уха задыхающийся, чуть хриплый голос. — Не беспокойся, я ничего предосудительного себе не позволю, но дай хоть обнять… Я дёрнулся, чтобы высвободиться, но вдруг ощутил, как по моей щеке течёт чужая слеза. Хакушаку-сама плакал. Это следовало прекратить немедленно. Если я сейчас его пожалею, добром всё не закончится. Некогда я точно так же поддался Хисоке из желания его утешить, но это же чужой Граф из чужого мира, нарочно играющий на моих слабостях. Жалость пропала, а решимость действовать вернулась. Рывком расцепив его руки, я отшвырнул от себя невидимого притворщика. — Что с вами?! Я вас впервые вижу! Хватит меня трогать! Меня предупреждали, что это ловушка, и, как вижу, так и есть! Нам не о чем говорить. Прощайте, — я повернулся и собрался уходить. — Нет, это не ловушка, — Граф вздохнул, но теперь хотя бы он не пытался наброситься, и я начал немного успокаиваться. — И ты ошибаешься, полагая, будто мы незнакомы. Ты меня хорошо знаешь. — Откуда?! — я рассмеялся. — Ты синигами, Асато, и мы встречались много раз. В другом мире. В нашем с тобой мире. В меня ни при жизни, ни после смерти ни разу не попадала молния, но вот сейчас я ощутил, как огонь взорвался над головой, и эта оглушающая волна, прокатилась от головы до пят, заставив задрожать каждую клетку. — Кто вы на самом деле?! — вырвалось у меня. — Садись, — голос Хакушаку-сама больше не дрожал и не казался хриплым. Он совладал с собой, чего я не мог сказать о себе. Маска и перчатки подплыли к стулу, расположенному ближе всего к тому месту, где сидел сам Граф. Перчатки легли на спинку стула, и тот отодвинулся. Меня всё ещё трясло. В голове опять всё перепуталось. — Я сам налью тебе чай, — чайник изящно взлетел в воздух, удерживаемый одной из перчаток, наклонился носиком над моей чашкой и начал медленно наполнять её. Аромат фруктов и вина усилился. — Это «Да Хун Пао» — «Большой красный халат», — пояснил Граф. — По моему приказу его купили на аукционе. Не стану озвучивать стоимость, а то покажется, будто я хвастаю гостеприимством и превозношу свои заслуги. Этот чай произрастает в Китае в провинции Фуцзянь около монастыря Тяньсинь со времен правления династии Цин почти четыре века. Каждый год с шести кустов, растущих возле монастыря, собирают около четырёхсот граммов чая. Каждая почка в момент сбора покрыта красной оболочкой, словно одета в халат… Это красиво, Цузуки-сан. Чай слегка горчит, но у него сказочный аромат, раскрывающийся постепенно, если пить не спеша. Ты многое потеряешь, не попробовав такое чудо. Я стоял, не зная, как вести себя дальше — развернуться и уйти, чтобы не выслушивать весь этот бред, или всё же попытаться докопаться до истины. Желание понять, какую игру затеял Граф, возобладало. Я медленно дошёл до стула и сел. — Я люблю его. Больше, чем следовало бы, — промолвил Граф, подвигая мне чашку. — Он чересчур дорог, но, привыкнув, отказаться тяжело. — Довольно морочить мне голову! Что вы затеяли?! — напрямую спросил я. — Боюсь спрашивать: как вам удалось проникнуть в этот мир и заменить собой здешнего Графа? — Через сознание моего двойника, — отозвался Граф, возвращаясь на своё место. Перчатки легли одна на другую. Маска склонилась к перчаткам, и я всей кожей ощущал, что на меня смотрят. Нет, любуются. — Машину времени не удалось починить ещё раз. Я отчаялся, Цузуки-сан… Чуть с ума не сошёл! Что мне оставалось? Наш родной мир и так на грани. Я подумал, рухнет он днём раньше или днём позже — не имеет значения. В том мире я почти мёртв. Умер, когда ты сбежал. А сюда меня притянула ниточка из сознания другого Хакушаку. Он увидел твоё фото, и с ним случилось то же, что некогда со мной: ты вдруг стал самым важным. Можешь не верить или считать нас обоих сумасшедшими, но он увидел твоё фото и одним желанием узнать, кто ты, пригласил меня, уже сходившего с ума по тебе в другом мире, в свой разум. Я занял его тело, вытеснив прежнего хозяина прочь. Двух Графов нет. Я — единый. И я очень хочу тебе помочь. — Чем, интересно? — я внимательно смотрел на маску и перчатки. — Я должен рассказать тебе о Лилиан Эшфорд и о её планах по захвату мира. — Поздно. Я знаю, — отозвался я. — А то, что она — твоя сестра? — в голосе Графа послышалось напряжение. — Да. — То, что у неё Око, и Мураки из нашего мира помогает ей? — И это тоже. — Леди Эшфорд заодно с Энмой, но при этом исподтишка строит козни и против него. Она тебя ненавидит. Ты ей чем-то насолил так, что она считает тебя своим злейшим врагом. Но ты ничего об этом не помнишь, потому что она забрала твою память. — Я давно вспомнил забытое, не утруждайтесь. — Будет сражение между Энмой, герцогом Астаротом, владельцами абсолютных амулетов и богами. Вам предстоит встретиться в месте, где сходятся пять стихий… — На маяке Шабла в Болгарии. Мы должны объединить миры, иначе оркестр из кото, сякухати и сямисена заиграет сначала, и конца тому концерту не будет. Мы останемся вечно разделёнными и заключёнными в цикле времени между 1895 и 1999 годами. Что-то ещё? Перчатки бессильно упали на стол, потом одна из них медленно поднялась и потёрла маску в районе лба. — Я бесполезен, — тихо промолвил Хакушака-сама. — Думал, что расскажу тебе много нового, но ты и без меня всё знаешь. И даже больше, чем удалось выяснить мне. Не стоило выдёргивать тебя из дома в столь ранний час. Я сожалею. — Но есть кое-что, неизвестное мне. — Правда? — в интонациях Хакушаку-сама вспыхнула надежда. — Если я владею какими-то сведениями, необходимыми тебе, я расскажу! — Как… Хисока? — сердце взволнованно билось, и я не мог его унять. — Ты видел его? — Да, много раз. Он очень скучал по тебе. Места себе не находил. Ватари-сан сказал мальчику, что его помощь скоро потребуется, и Хисока теперь живёт надеждой увидеться с тобой в день битвы. Но твой бывший напарник не знает о здешнем Мураки-сан и о ваших отношениях. Ватари-сан давно знал, как я понимаю, но не сказал ему. А Хисоке придётся узнать, ты же понимаешь… Я встал со стула. — Погоди немного, есть ещё кое-что. Я лукавил и тянул время, чтобы набраться смелости. Я догадывался, что ты многое знаешь про Лилиан Эшфорд и почти ничего из сказанного мною не станет для тебя новостью. На самом деле я хотел поговорить о другом. Боюсь, ты не простишь меня, но молчать нет сил. Давняя вина жжёт моё сердце. Только сейчас я осознал: мы можем больше не увидеться. Или увидеться, забыв всё. Удели мне ещё несколько минут, чтобы снять с моей души тяжкий груз. Сам не знаю почему, но я послушал его просьбу и не стал уходить. По телу снова побежала странная дрожь. Я предчувствовал: мне предстоит услышать нечто, после чего я опять не смогу уснуть. Так и вышло. — Когда ты пропал в мае 1999, — заговорил Граф, — наш мир начал рушиться, и разрушений становилось всё больше. Особенно в мире людей и в Генсокай. А я тосковал по тебе так сильно, что готов был своими руками добить вселенную, лишь бы хоть раз увидеться с тобой. Через тринадцать лет, когда последняя надежда на восстановление машины времени и на твоё возвращение улетучилась, мои страдания достигли апогея. Именно тогда Лилиан Эшфорд явилась… Я решил, будто она — одна из помощниц герцога Астарота, слишком много тьмы ощущалось в ней. Я спросил, кто она и как смогла пробраться незамеченной сюда, и не встречались ли мы прежде, а эта женщина рассмеялась мне в лицо и ответила, что да, несомненно, встречались. Якобы я сам однажды создал для неё портал, ведущий из её дома во Дворец Свечей, просто забыл об этом. Она представилась как леди Эшфорд и сказала, что знает о моём заветном желании. «Я могу привести вас к Цузуки-сан, но ненадолго и всего раз. Однако вы должны поклясться, что, во-первых, не позволите Цузуки узнать себя; во-вторых, вернётесь к порталу, который я оставлю открытым, до оговоренного мною времени. Если хоть одно условие будет нарушено, нашему миру придёт конец! Есть, правда, вероятность, что миру придёт конец даже при выполнении этих условий, но я готова рискнуть. А готовы ли вы?». «Но чем я отплачу за услугу?» — спросил я. Она снова рассмеялась. «Вы уже отплатили. Авансом. Так что скажете?» Я согласился, не раздумывая, хоть и ничего не понял. Я и предположить не мог, каким образом она позволит мне увидеться с тобой… Граф умолк, и я вдруг увидел, как он снимает перчатки и маску и кладёт их на стол. — Есть одно магическое средство, — снова раздался голос, но теперь мне было немного жутко, потому что я совершенно не видел говорившего, — оно делает меня полностью прозрачным вместе с одеждой, которую я ношу. Средство готовит Ватсон, а я его пью ежедневно в одно и то же время, чтобы оставаться незримым. От этого ритуала я отказался всего дважды, включая сегодняшнее утро, — Хакушаку-сама шумно выдохнул. — Здешний Граф тоже раз нарушил правило. И тоже ради дорогого… Неважно. Жди, сейчас ты меня увидишь. — А зачем вам становиться невидимым? — я с жадным вниманием наблюдал за пустым пространством, возле которого стояла чайная чашка с сине-золотым ободком и лежали маска и перчатки. Неужели я увижу Графа? Он решил показаться мне? Невероятно! — Можешь назвать это бегством от себя. Я хотел, чтобы меня любили не за внешность, а за то, какой я внутри. Ужасно, когда на тебя вешаются сотни тех, кто тебя не любит, кому нужна лишь внешняя оболочка. Я устал. Но даже когда я встретил того единственного, кому желал бы показать себя, у меня не хватило смелости. Я всё ждал, когда он разглядит меня настоящего за моей маской. Я пытался быть с ним серьёзным, а ему казался скучным. Я пытался шутить — мои шутки раздражали или отпугивали. Я хотел приласкать — от меня отшатывались. Оставалось последнее — показать лицо. Уж какое есть! Но я решился чересчур поздно. Я не смог бы остаться с ним. А я ведь желал, даже зная, что нельзя путешествовать из будущего в прошлое одного и того же мира, пусть и при помощи абсолютного амулета и Замка, расположенного вне времени. Ради своей выгоды, но внушив мне, что выгоду получу лишь я, Лилиан Эшфорд нарушила запрет. Её поступок привёл к появлению чёрных дыр по всей временной линии нашего мира. А в конечном итоге ей всего лишь было нужно добиться от меня помощи с проникновением в покои Энмы-Дай-О-сама. Она добилась этого, сыграв на моём желании снова увидеть тебя… Я виноват. Я должен был отказаться, но я поддался соблазну. В то утро я не выпил своё средство. Я прошёл через портал, через Замок Несотворённой Тьмы и снова через портал вместе с леди Эшфорд. Я даже не сразу понял, что мы переместились во времени… Я увидел перед собой окно какого-то бара. Леди Эшфорд сказала, что надо немного подождать снаружи. Вскоре к зданию, где мы стояли, подошёл парень лет двадцати с небольшим. Леди Эшфорд поймала его за локоть. Они точно не были знакомы, но пара улыбок и прикосновений, и неизвестный поддался её чарам. Уводя молодого мужчину прочь, леди Эшфорд успела мне сказать: «Входите и садитесь возле стойки на третий стул слева. Сидите и пейте, что хотите, вплоть до закрытия бара. Когда бар закроется, ступайте ночевать в мотель «L&M», спросив свободную «Королевскую Комнату»***. Если хоть что-нибудь сделаете иначе — за последствия не ручаюсь». «А Цузуки?» — спросил я. «Скоро явится. А уж насколько далеко вы зайдёте, зависит от вас», — сказав это, она махнула мне рукой и исчезла, уводя своего нового знакомого. Я вошёл в бар. Со мной что-то случилось… Я ощутил, как в голове что-то щёлкнуло и сломалось. Я ощутил невероятную боль. Я снова сидел в баре и видел за стойкой рядом с собой парня лет двадцати — весёлого, улыбчивого и разговорчивого зеленоглазого шатена… Он предлагал забыть все проблемы и выпить. Я соглашался и пил. Образ растаял, как снег на солнце, а поверх него возник другой: невероятно красивого мужчины с чёрными волосами, смуглой кожей и лазурно-золотыми глазами. Но этот мужчина был куда старше. Он выглядел на лет на тридцать пять и смотрел на меня совсем иначе — с нежностью и любовью. Идеальные запястья и кисти рук… Такие знакомые широкие кружевные манжеты рукавов белоснежной рубашки. Чёрный смокинг и галстук-бабочка на шее. Я хватал ртом воздух, понимая, что дышать мне незачем, ведь я не человек, но мне всё равно требовалось вдохнуть. — Вы? — только и смог прошептать я, а потом ещё тише добавил. — Ты… Спрашивать не имело смысла. Рядом со мной за столом снова сидел тот самый мужчина, с которым я провёл ночь в Хилдсбурге в семьдесят третьем году. И он смотрел на меня всё так же, как тогда — с нежностью, любовью и пониманием. — Цузуки-сан, ты сможешь простить меня? Я вскочил со стула и тут же снова сел. Попытался уцепиться за чашку и опрокинул её. Поспешно схватил салфетку и начал лихорадочно вытирать лужу из самого дорогого в мире чая, образовавшуюся на столе, потом отбросил вымокшую салфетку и вцепился в собственные волосы, глядя на Графа почти с ненавистью. — Почему вы тогда мне ничего не сказали? — выпалил я, но тут же вспомнил про условия, поставленные ему Ририкой, и застонал. — О нет. Она нас обоих загнала в угол… — Теперь понимаешь? Я не мог ничего тебе сказать в ту ночь, иначе навредил бы всем ещё больше. Я знал о многое о нашем будущем, но мне следовало молчать. Нельзя было даже выбрать другой мотель, кроме того, в котором ты уже переночевал с тем парнем. Меня искусственным образом «вставили» в твою жизнь всего на несколько часов вместо другого мужчины, проведшего с тобой ночь в баре и в мотеле. Ты должен был встретить не меня, а того парня, если бы его не увела прочь Лилиан. Я никогда столько не пил… От невыносимого горя и боли. От невозможности признаться тебе во всём и от необходимости лгать! И в то же время — от счастья, потому что хоть и ненадолго, но ты был рядом. — Невероятно, — только и мог проговорить я. — Лилиан изменила моё прошлое… Как она сделала это?! — Она изменила всего одну ночь. Ради того, чтобы выполнить моё желание и потребовать плату. Не беспокойся, с тем парнем у тебя ничего особенного не произошло. Не знаю, помнишь ли ты? Вы просто пили и разговаривали, а потом сняли комнату в мотеле, где продолжили пить. Когда алкоголь закончился, вы уснули, а в полдень разбежались каждый в свою сторону. Я всё видел через портал из Замка Несотворённой Тьмы. Лилиан Эшфорд показала мне это, чтобы я знал, за какие пределы мне нельзя выходить. Я поклялся ей повторить последовательность действий того парня: составлять тебе компанию в баре вплоть до его закрытия, затем заказать номер в мотеле — определённый номер и во вполне конкретном мотеле, не выходить оттуда до полудня, после чего попрощаться с тобой и придти к порталу, где она будет меня ждать. Её задачей всё это время было продержать твоего настоящего собеседника в бессознательном состоянии в Замке Несотворённой Тьмы, чтобы он не успел сотворить никаких незапланированных действий. Моя же свобода действий заключалась в том, что я мог выбирать другие темы для разговора, беседуя с тобой, о чём мне хотелось. — И ты воспользовался этой возможностью, чтобы рассказать мне сказку про сбежавшего возлюбленного, — вспомнил я, чувствуя, как во рту разливается горечь. — Зачем ты солгал? — А я не лгал. Я говорил о тебе, Цузуки-сан. Ты ведь действительно сбежал, и для меня ты был возлюбленным, хоть и не отвечал взаимностью. Но как я мог рассказать тебе о твоём будущем, не создав парадокса в прошлом? Парадокс и без того возник. В висках пульсировало, и я интенсивно начал их тереть руками. — Я помню вас обоих! Тебя и того парня. Всё перепуталось. Даже ваша внешность… Я отчётливо помнил твоё лицо, но думал, что тебе — двадцать с небольшим. — Нет. Это разные воспоминания, Цузуки-сан, — тихо заметил Граф. — Из-за Лилиан Эшфорд ты прожил ту ночь дважды. Я думаю, именно из-за того случая первый мир стал разрушаться, но не распался окончательно лишь потому, что его удерживала сила абсолютного амулета. Не Ока — рубина. — Ты знаешь про рубин? — задохнулся я. — Конечно. Тени Тацуми тщательно следили за тобой, а я умею «допрашивать» тьму, когда это требуется. На то я и Граф. — Говоришь, между мной и тем парнем ничего особенного не случилось? — Нет. Совместная выпивка и ночь в номере только ради того, чтобы не спать на улице. Снять двухместный номер оказалось дешевле, чем два одноместных. — Ладно. А что произошло между нами? — я должен был окончательно разделить смешавшиеся воспоминания. — Говори! Только не лги, потому что я помню… многое. Правда, теперь уже не уверен в истинности воспоминаний. Хакушаку-сама нервно теребил свои пышные манжеты. — Ты первый до меня дотронулся. Помнишь? Я покраснел. — А потом? — Я поцеловал тебя. Ты разрешил расстегнуть свою рубашку и брюки, и мы… — Так, не надо! Дальше помню, — прервал я его. — Чем всё закончилось? — Ты испугался и попросил остановиться, когда я попытался пойти до конца. Я послушался. Да, моё желание не было утолено, но я испытывал счастье уже от того, что мне удалось довести тебя до пределов блаженства, пусть только руками и губами… Это была лучшая ночь в моей жизни, и этих воспоминаний у меня никому не забрать! Я чувствовал невероятный стыд, будто всё произошло не несколько десятилетий тому назад, а лишь вчера. — Почему Лилиан Эшфорд не уничтожила твои воспоминания, да и мои заодно? Она ведь могла. — Когда мы возвращались обратно через Замок Несотворённой Тьмы, я заставил её поклясться, что она не тронет ни твою память, ни мою. — Неужели она не обманула?! — в честность Ририки верилось с трудом. — Она сказала: «Так и быть. Всё равно до нынешнего Цузуки вам не добраться, а Асато из прошлого вас не узнал. В другой мир даже я не могу попасть раньше августа 1999 года. А раз вы никогда не увидитесь, пусть ваши воспоминания останутся при вас». Перед тем, как вернуть меня из Замка Несотворённой Тьмы в мой временной отрезок, она привела меня в какую-то тесную комнату, похожую на келью древнего монаха, и усадила за стол. Помню, я едва не спятил от ужаса, увидев напротив себя второго Графа — полностью прозрачного, в маске и в перчатках. Лилиан попросила меня не удивляться и объяснила, что в Замке Несотворённой Тьмы можно встречаться с самим собой из иного мира или другого временного отрезка. Она заставила меня рассказать моему двойнику как можно подробнее о ночи, проведённой с тобой в мотеле. Я не видел собственных глаз, но ощущал сильнейшую зависть со стороны Графа из 1999 года, которого Лилиан в тот момент пыталась убедить помочь ей с проникновением в покои Энмы ради обретения неких тайн, хранящихся в Хрустальном Шаре. Мой двойник из прошлого завидовал мне, как бы смешно это ни звучало, только потому что ты уже целовал меня и позволял себя ласкать, а ему это всё предстояло испытать только через тринадцать лет. — Достаточно! — я вскочил с места. — Я ухожу. — Ты простишь меня? — послышалось я за спиной. — Я признаю, Лилиан Эшфорд дважды сбила меня с пути: один раз в одна тысяча девятьсот девяносто девятом, второй раз — в две тысячи двенадцатом, используя для своих целей. Узнав о том, что через тринадцать лет он проведёт с тобой ночь в мотеле, Граф из 1999 года согласился помогать леди Эшфорд в её безумном плане, отвлекая Энму, пока ты и Лилиан проникали в его покои. Если бы Энма догадался о сговоре между Лилиан и мной, он бы распылил меня на атомы и поставил на моё место кого-то другого! Цузуки-сан, мои чувства к тебе всегда были искренними, и я ни мгновения не жалею о случившемся между нами. Отныне, рассказав тебе правду, я буду делать всё, чтобы помочь тебе. Проси — и отказа не будет! Если я нужен в день Апокалипсиса, я приду и буду сражаться на вашей стороне. Я только умоляю: не вспоминай о той ночи со стыдом! Наверное, для тебя это был нежеланный эпизод, который ты бы хотел вычеркнуть из памяти. Ты жалеешь, что помнишь, а для меня та ночь стала смыслом жизни. И если… тебе тогда было хорошо, хоть немного, и я узнаю об этом сейчас, вся моя боль исчезнет. Но не надо спасительной лжи. Скажи, что ты на самом деле чувствовал? Это моя последняя просьба. Не отказывайся исполнить её, умоляю! Я задумался, подбирая слова: — Я чувствовал, словно рядом со мной находится кто-то очень близкий, родной, понимающий меня с полуслова. Я ощущал тепло и спокойствие. Да, мне было хорошо, — признался я, сдавшись. Граф торопливо положил свою ладонь поверх моей руки, лежавшей на столешнице. — Даже не представляешь, как я рад, — он слабо улыбнулся. — Чаю не выпьешь? — но он отлично понимал, что на это надежды нет. — Когда-нибудь потом, — ответил я. — Пора возвращаться. — Будь счастлив, Цузуки-сан! Возможно, если миры уцелеют, где-то в другой жизни и я обрету счастье. — Обязательно, — отозвался я, наблюдая за тем, как Граф, отпустил мою руку, достал из-за пазухи флакончик с искрящейся зеленовато-голубой жидкостью, вынул пробку и положил её на стол. А затем осушил сосуд до дна. Почти сразу его фигура начала бледнеть, пока не стала полностью прозрачной. Надев маску и перчатки, Граф позвонил в колокольчик. Двери открылись, и вошёл Ватсон. — Проводите гостя до моего портала, — распорядился он. — Никто в Мэйфу не должен узнать о том, что этот молодой человек приходил. — Будет исполнено! Следуйте за мной, господин, — Ватсон учтиво повернулся ко мне. — Я помогу вам вернуться. Я уходил, чувствуя, как Граф смотрит мне в спину, и невольно думал о боли, которую причинил ему и Хисоке, сам того не желая. «Пусть в новом мире у них всё сложится удачно. Пусть они оба будут любимы так, как того заслуживают», — истово желал я, входя в оставленный для меня портал, и через мгновение уже оказался дома. *** Вернувшийся с работы Кадзу выглядел настолько вымотанным, что я не стал говорить с ним о нашем разговоре с Графом во Дворце Свечей. Я решил отложить беседу до другого дня. Но уснуть не получилось. Половину ночи я ворочался с боку на бок, то вспоминая прошлое, то беспокоясь о будущем, пока крепкие руки проснувшегося по моей вине Кадзу-кун не перехватили меня поперёк талии. — Хватит, — снова услышал я голос над собой. — Если не можешь уснуть, лучше расскажи, что тебя гложет. И он включил ночник. А я, не зная, как правильно начать, просто брякнул: — Тот парень в Хилдсбурге, с которым я встретился в баре и провёл ночь в мотеле… Это Хакушаку-сама из первого мира. Лилиан Эшфорд обманом заставила его путешествовать во времени через Замок Несотворённой Тьмы. Он занял место парня, с которым я уже провёл ночь в прошлом. Вообще так делать нельзя, но моей сестре на всех плевать, поэтому она создала парадокс, лишь бы заглянуть в Шар Энмы. И ещё: с первым парнем у нас ничего не произошло, мы просто разговаривали и пили спиртное! По крайней мере, так Граф сказал, а он бы не стал врать. Некоторое время Кадзу, неподвижно застыв, смотрел на меня с каким-то неопределённым выражением лица, а потом я услышал: — Знаешь… На этот раз я закурю. Не возражаешь? Я кивнул, предчувствуя очередной скандал или долгое отчуждение из-за моих глупых откровений, но я зря опасался. Докурив сигарету и выключив вытяжку, Кадзу притянул меня к себе, положив мою голову к себе на колени, и промолвил: — А вот теперь я готов. Прошу, расскажи мне незабываемую историю о своём первом сексуальном опыте с хозяином Дворца Свечей, замаскировавшемся под американского актёра начала семидесятых. И заодно об участии леди Эшфорд в этом. И я заговорил, а он слушал, не перебивая. Когда я закончил, Кадзу-кун опрокинул меня на постель, прижав к простыням и прошептав: — Сейчас моя очередь стирать твои воспоминания и замещать другими! Давай представим, что ты снова в Хилдсбурге в мотеле «L&M», но только вместо Графа твоя хитроумная сестра отправила туда меня. Поскольку ты всё равно уже прожил этот отрезок времени дважды, не страшно, если проживёшь трижды. Заодно успокоишься, отбросишь ненужные мысли и уснёшь. Согласен? Разумеется, я мгновенно согласился, приникнув к нему всем телом и охотно отвечая на его горячий поцелуй. *** Я почти поверил, что никаких преград больше не встретится на нашем пути, и всё сложится благополучно. В оставшиеся до одиннадцатого августа три с половиной месяца, мы были счастливы, как никто другой. Я привык засыпать рядом, вместе завтракать и ужинать возле камина, наблюдать, как Кадзу проводит исследования в домашней лаборатории или пишет статьи, устраивать пикники в парке, делать покупки в супермаркетах, пытаться выучиться готовить и наконец преуспеть с приготовлением его любимого омлета… Лучшие три месяца жизни! Мне перестали сниться кошмары. Я больше не винил себя за ошибки прошлого и ненадолго забыл о надвигающейся в будущем угрозе. Я выпал из границ времени и пространства. Всё чаще шеф хвалил моё усердие и обещал, что в сентябре мне непременно вручат значок. И хоть я понимал, что в этом мире, наверное, ничего не получу, у меня оставалась светлая надежда на следующий мир. Нельзя было так расслабляться! Одиннадцатого августа с утра мы ещё раз всё обсудили. Мой рабочий день заканчивался в шесть. К семи я должен был оказаться дома, быстро перекусить, после чего мы собирались позвонить Тацуми и сообщить о своей готовности, встать посреди гостиной, взявшись за руки и переместиться к подножию маяка, где нас ждали бы остальные. Всё пошло не так… Ещё до обеда, сидя за столом в участке и разгребая очередную стопу отчётов, я ощутил, как болезненно сжимается сердце. Перепугавшись за Кадзу, я позвонил ему, но услышал в трубке его спокойный голос, сообщающий, что переживать не о чем, с ним всё в порядке. Но я всё никак не мог успокоиться. Впервые за много недель дурные предчувствия не отпускали, а лишь усиливались. Шеф не вернулся с обеденного перерыва. К трём часам дня все полицейские стали настороженно переговариваться, недоумевая, как это начальство могло допустить такую вольность: исчезнуть, никого не предупредив. К половине пятого волнение стало всеобщим. Рядовые полицейские, поговорив между собой, решили выбрать кандидата-смельчака, который должен сообщить вышестоящему начальству о пропаже босса, если тот к шести не вернётся на рабочее место. Почему-то всеобщий выбор пал на меня, хотя я никогда не вёл себя слишком смело. Стрелка неумолимо двигалась к шести. Мою руку рядовой Хаяси уже положил поверх телефонной трубки, продолжая подробно втолковывать, кому предстоит звонить и что надо сказать, как вдруг входная дверь в участок распахнулась, и на пороге возник шеф. Взмыленный, всклокоченный, весь вспотевший, заметно, что довольный, но вместе с тем — растерянный и взвинченный. Он обвёл взглядом всех, кто бросился к нему с вопросами о том, всё ли в порядке, а потом его взгляд остановился на мне, и я увидел, каким стало выражение его лица. Обычно так выглядит хирург, которому приходится сообщать о внезапной смерти пациента членам его семьи. Жестом дав понять окружающим, чтобы не толпились вокруг, начальник подошёл ко мне и положил передо мной лист бумаги. Я сначала не понял, что это. Подумал, будто меня увольняют за какой-то проступок, а потом пригляделся и обмер: это было хуже. И намного! Кандзи плясали и плыли перед глазами, а я сидел и молча смотрел на лист бумаги, не в силах поверить: «Ордер на арест Мураки Кадзутаки, проживающего в Сибуйя…» — Вы говорили, что снимаете комнату в доме у этого доктора с прошлого года? — сочувственно спросил шеф, и его слова донеслись до моих ушей, словно из другого мира. — Да, — только и смог выдохнуть я. — Снимаю. А п-почему… Что… Что он сделал? — наконец я собрался с мыслями и смог задать этот вопрос. — Сегодня, когда я обедал в кафе, мне с незнакомого номера, который не удалось отследить, позвонила неизвестная. Судя по голосу, совсем молодая девушка. Она сказала, что если я желаю добыть улики по делу о пропаже трёх студенток, исчезнувших в марте прошлого года, мне следует покопаться под сакурой, растущей возле храма Киёмидзу Каннон в парке Уэно. Я немедленно поехал туда, не дожидаясь окончания обеденного перерыва. Я не хотел отвлекать никого из вас, поскольку сообщение могло оказаться пустышкой, а это дело… В общем, раз оно моё, я решил сам справиться! Земля под сакурой оказалась рыхлой, и я довольно быстро выкопал водонепроницаемый пакет, внутри которого обнаружились скальпель с застывшими пятнами крови, наручные часы, женский шарф и три отрезанные пряди волос. Я тут же отдал находку на экспертизу. Оказалось, что пряди волос и вещи действительно принадлежат пропавшим в марте прошлого года девушкам. И на вещах, и на скальпеле обнаружились отпечатки пальцев, принадлежащие доктору Мураки. — Это же самый известный в Японии хирург?! — обомлел кто-то из полицейских за моей спиной. — Он, — подтвердил шеф. — Я незамедлительно выписал ордер на его арест. Асато, я рассчитываю на помощь. Я знаю, Мураки-сан — не только уважаемый человек, но и ваш друг. Вы, скорее всего, не верите в его виновность, но… Такие улики игнорировать нельзя. Даю слово, будет проведено тщательное расследование. Мы обязательно проверим звонок, отыщем девушку и выясним, откуда она узнала про пакет и какое сама имеет отношение к преступлению, но сейчас мы обязаны поехать и задержать подозреваемого. — Да… Конечно, — я не знал, что делать. Просто чувствовал себя загнанным в угол. Начатое расследование будет вестись несколько недель, а, возможно, месяцев. Кадзу-кун всё это время проведёт за решёткой, но самое главное сейчас мы точно потеряем время, не сможем явиться на маяк, и моя сестра решит судьбы миров вместо нас таким образом, что и представить страшно! — Могу я позвонить? — я протянул руку, чтобы схватиться за мобильный, но шеф быстро отодвинул телефон от моей руки. — Нет, — серьёзно сказал он. — Никаких звонков. Идите в машину, а я пойду следом. Хаяси, Фудзита — вы тоже с нами. Живо! Неожиданно мой телефон завибрировал. Я успел краем глаза заметить, что это входящий от Кадзу. — Нет, — шеф выразительно посмотрел на меня. — Сбрось. Пусть думает, что ты занят. Ледяной липкий пот ручьями тёк по моему лицу и спине. — Босс, он невиновен. Его подставили! Он не мог совершить ничего подобного, я клянусь! — громко восклицал я, размахивая руками, пока шеф удивлённо смотрел на то, с какой горячностью я отстаиваю невиновность человека, с которым всего лишь делю жильё. — Конечно, я — стажёр и не имею права указывать, что делать, но… Давайте повременим с арестом и разберёмся, кто подкинул улики. Я уверен, звонившая связана с настоящим убийцей, а иначе откуда она могла знать, где спрятаны скальпель, часы и остальное? — Нет, — шеф выглядел непреклонным. — Арест состоится, а уж дальше будем разбираться, — он протянул руку и сам сбросил входящий. — Так-то лучше. — Босс, вы совершаете огромную ошибку! Волна гнева охватила меня. А что если выпустить пламя? Точечно. Уничтожить полицейские машины снаружи участка или поджечь стены? Эти идиоты не понимают, в какой опасности окажутся миры, если мы с Кадзу не отправимся в Шаблу! И если они не желают остановиться по-хорошему и оставить нас в покое, я устрою пожар. В первую очередь — я дух-хранитель, а уже потом — полицейский. «Нет, Асато! — неожиданно услышал я внутри себя голос Кадзу и вздрогнул. — Не делай этого. Станет хуже. Я не дозвонился до тебя сразу. Теперь поздно… Твоя сестра уже здесь, в моём доме вместе с Энмой и лордом Артуром. Они выбрались из заточения и раскрыли полную силу Ока, а теперь удерживают меня за тройным барьером, не позволяя телепортироваться, пока не прибудет полиция. Леди Эшфорд подбросила полицейским улики, которые принёс ей дражайший супруг! Я еле пробился к твоему сознанию с помощью рубина… Амулет говорит, если хоть один из нас — ты или я — совершим нападение на полицейских, даже безобидное и не смертельное, попытаемся уничтожить улики, чью-то память или избежать правосудия, телепортировавшись на маяк, это будет расценено как поступок в пользу зла. Рубин станет тёмным, и Око с лёгкостью подчинит его и нас себе. Не причиняй никому плохого даже в мыслях!» «Неужели я должен позволить тебя арестовать?!» — мысленно закричал я, впадая в нешуточную панику. «Я попытаюсь что-нибудь придумать, а пока делай то, что тебе говорят». «Мне говорят оказать содействие шефу в твоём аресте!!!» «Значит, садись в машину и приезжай. Вскоре я позвоню Тацуми. Твоя сестра не против, чтобы я с ним связался, но она говорит, что позволит мне это сделать лишь после приезда полиции». «Потому что и её разрешение позвонить Тацуми — часть ловушки! Она хочет добраться до второй Ририки, чтобы попытаться перетянуть вторую часть Ока на сторону тьмы, когда её двойник попытается спасти тебя!» «Да, Асато. Я сам подумал о том же, но у нас нет выхода. Они нарочно создали ловушку в последний момент, чтобы у нас не осталось ни возможности избежать её, ни времени принять удачное решение. Рубин сказал: между мной и лордом Артуром сейчас нет никакой разницы. Для рубина все мои хорошие поступки и все преступления лорда Артура — действия одного и того же человека». «А как же наше желание спасти мир?! — продолжал мысленно кричать я, стараясь внешне сохранять спокойствие и из последних сил сдерживая пламя, текущее по венам. Руки начинали гореть. — Оно разве не светлое? Оно не исправит тёмный поступок, связанный с побегом от правосудия?!» «Наше светлое желание сводится на нет тёмным желанием лорда Эшфорда уничтожить всё живое вокруг ради торжества его хозяйки. Сумма всего хорошего и плохого, сотворённого мною и моим двойником, по словам амулета, в данный момент равны. Я не светлый и не тёмный. Лорд Артур с удовольствием угробил бы сейчас ещё несколько людей, чтобы склонить меня на сторону тьмы, но такое не сработает. Надо, чтобы я сам принял решение и нарушил баланс. И уж поверь, лорд Артур, связанный по рукам и ногам контрактом с Оком, не совершит за оставшиеся до полного затмения два часа двадцать пять минут настолько благородного деяния, чтобы уравновесить мой предполагаемый «плохой» поступок, и не подумает настолько светлую мысль. Но я буду продолжать искать выход». Я сел рядом с шефом на переднее сиденье. Машины включили проблесковые маячки и выехали на дорогу, ведущую к Сибуйя. «Мы в пути, — бросил я мысль в пространство, обращаясь к Кадзу. — Прибудем минут через двадцать!» Он уже не отвечал. Я смотрел за окно на проносящиеся мимо чужие машины. Шеф молчал, даже не пытаясь сказать что-нибудь утешительное. Кажется, он вдруг начал догадываться про наши истинные отношения с подозреваемым в убийстве, когда я попытался защищать Кадзу-кун. Но, честно говоря, мне было плевать. Я думал только об одном: тьма, какой бы глубокой она ни оказалась, не может длиться вечно. Однажды мы выбрались из ловушки Энмы и выберемся снова. И даже если оба вдруг опять провалимся в ад, то всё равно найдём путь к спасению миров и, вытащив вселенную из бездны, останемся с Кадзу-кун вместе. Уже навсегда.