Любовница.

Я часто думала о том, что пора заканчивать. Сказать ему - бери мою душонку, оставь тело. Я хочу жить нормально! Но каждый раз я отодвигала эти слова. Потом. Потом. Потом. Как-то это "потом" превратилось в "никогда". Я просто знала, что слишком зависима. Два дня назад он пришёл ко мне с двумя букетами. Один молча протянул мне, а второй положил на стол. Тот букет был больше моего, нежные орхидеи, перевязанные синей лентой. Очень дорогой букет. - Кому это? - тогда я впервые позволила себе ревность. - Лапуля, это не должно тебя волновать, - Кроули провёл ладонью по моей щеке. Я должна была молчать. Потому что моя участь - быть его. Пока мы занимались сексом, я не отводила глаз с букета. Мне казалось, он смотрел на меня. И смеялся. Кроули засыпает - это бывает редко. Значит, он устал. А ещё это значит, что он мне доверяет. Я боюсь себе признаться в том, что внутри меня царит радость. Его телефон, лежащий на тумбочке, вначале вибрирует, а потом начинает ужасно пищать. Чтобы не разбудить своего демона, я на носочках обхожу кровать и беру телефон в руку. На экране имя. Женское имя. Sally. Я испугалась. Ему не должны звонить другие женщины, не должны! Почему какая-то Салли трезвонит ему по среди ночи? Она не имеет право. Я быстро натянула платье и выбежала из квартиры. Не помню, как оказалась на улице, а потом в автобусе. Пустой, старый автобус, пропахший бензином и потом пассажиров. Я села на сидение в самом конце. Кроме меня, здесь был только парень в майке ярко жёлтого цвета и наушниках. Пока мы ехали, я смотрела в окно, а он смотрел на меня. Когда мы доехали до вокзала, парень встал и подошёл ко мне. Он ничего не сказал, только протянул платок, чтобы я вытерла слёзы. И так же молча вышел из автобуса. Мой выход был через три остановки. На длинной улице, в доме семь жила та самая моя подруга. Её звали Катиа. Её родители - русские эмигранты, которые сейчас работали в каком-то кафе во Флориде. Катиа была беременной. Когда мы встретились, я как всегда, вначале поцеловала её живот. Она ничего не спрашивала. И это не было нужным. Катиа приготовила мне горячий чай, и тут же вылила его в раковину. - К чёрту, - сказала она. - Тебе другое надо. Я пила текилу, сидя на её кухне. Её живот был очень большим и круглым. Когда она опускала руку на него, то, казалось, в этом жесте была вся нежность. И тогда я решила, что хочу забеременеть. Не от него. Ребёнок это сильнее, чем орхидеи. - Брось его, подруга. - Не могу. Тут дело уже не в сделке, о которой Катиа, конечно, не знала. Мысль о других мужчинах просто не вмещалась у меня в голове. Его было слишком много во мне. После трёх рюмок текилы я пошла в ванну. У Катии было множество баночек с дорогими кремами и три тюбика со скрабом. Я выбрала один, тот, что пах апельсинами. Я выдавила скраб на ладонь и стала яростно растирать по коже. Я хотела стереть его прикосновения. На плече особое клеймо - засос. Я тёрла его до тех пор, пока не пошла кровь. Маленькие гранулы скраба попали внутрь и стало жутко щипать. Я терпела. Он больше меня не коснётся. Я скажу Кроули, что передумала. Отдам ему свою душу - пусть делает, что желает. Катиа отправила меня за таблетками в аптечный центр. Она бы и сама пошла, но сегодня её тошнило сильнее, чем обычно. Я сказала, что тошнит только вначале. Катиа промолчала. В аптеке за столиком сидела молодая женщина лет тридцати. Очень красивая. У неё были длинные смоляные волосы и алые губы. Она напомнила мне какую-то итальянскую актрису. А ещё у неё была роскошная грудь: высокая и полная, чудесно подчёркнутая декольте. Но оно не смотрелось пошло. Когда я спросила её о тех таблетках и показала рецепт, она встала, чтобы найти их. Она была высокой и идеально стройной. Я еле доставала ей до той самой совершенной груди. И в тот момент я её возненавидела. Потому что рост метр шестьдесят - не самая чудесная вещь. А у меня был именно такой. Боже, как же я переживала из-за этого! Никогда не верила тем куколкам, говорящим, что гордятся своей миниатюрностью. Я мечтала, стоя на каблуках, смотреть мужчине в глаза, а не в шею. И чтобы он не наклонялся сильно, желая меня поцеловать. Наверное, эту женщину целуют именно так, как хотелось мне - слегка опуская голову, а она не задирает шею. А ещё я доставала ей до бейджика. На котором было написано: "Салли Кемпел. Продавец". Я точно знала, что это она. Разум в спешке нарисовал их вместе - идеальная картина. Мне стало плохо. Я дала ей крупную купюру, взяла таблетки и ушла. Салли что-то кричала мне в след, собираясь отдать сдачу. Я вышла из центра и заревела. Я хотела умереть. И лучше всего: прямо там. Потому что дальше так жить просто нельзя. Я поймала какого-то парня на скейте, дала ему несколько долларов, таблетки и сказала, куда надо отвести. А сама встала возле аптеки, прислонилась к каменной стене и стала молиться. Я просто не знала, что мне ещё делать. Когда я дошла до "должников наших", рядом со мной появился Кроули. - Ты к ней пришёл? - спрашиваю я. - Не хочешь рассказать, почему вчера убежала? - Нет. Он подошёл ко мне ближе, взял руками за плечи, потянул к себе. - Не смей так больше делать. Кроули целовал мою шею, тянул губами волосы. Я дрожала. Это.нужно.прекратить. Но я не могла. Ненависть к нему, к себе, к Салли сплелась с дикой страстью и теперь были неразлучны. Я всё ещё плакала, когда он перенёс нас ко мне домой. - Не забывай, что ты моя. Он не давал мне этого забыть. В этот день я бы забыла о том, чтобы думать или возражать, целиком превращаясь в губы, податливые и желанные. Но образ Салли был слишком ярок. - Кто она? - требовательно говорю я, стараясь смотреть хотя бы ему в лицо. - Какое твоё дело, лапуля? - Скажи. - Я тебе клятву верности не давал, - отрезает он. Действительно, что это я истерику включила? У нас же ничего нет. Только сделка. И всё. Вообще, с чего это я решила, что он только мой? Может потому, что он всегда приходил. Король Ада мог бы и не провести ночь с простой женщиной, да? Да? Он иногда дарил мне подарки. Он знал, что больше всего я люблю розы, и приносил именно их. Может чувствовал, или просто уловил своей демонской силой, что я особо чувствительна там, где на шеи начинаются волосы, именно, в тех ямках, и целовал меня туда. Любил виски, но на каждый праздник у нас было вино, которое обожала я. Это и ещё множество мелочей говорили мне, что он мой. Но это не было правдой, и никогда не станет.