"Смерть пчел" (The Dying of the Bees )

I. Детектив. Джон не принимает Ирэн. Совсем. Шерлок догадывается – это потому, что Джон в замешательстве. В конце концов, его разум довольно предсказуем, даже если во всем остальном он квантовая сингулярность в сомнительном свитере. Джон почти до неприличия любит Шерлока - детектив ни разу не сомневался в этом, потому что самой своей сутью ощущал, насколько его чувство почти разрушительно, почти смертельно, а Ирэн сбивает Джона с толку. Она красива, она опасна, она… Шерлок. А Джон бисексуал. А теперь их двое. Потенциальных объектов страсти, может быть. А может, проблема возникла потому, что она посылает Шерлоку десятки эсэмэсок, говоря, что Джон и Шерлок пара, зная, что это действительно так, так просто и легко говорит об этом… теперь все бессмысленно. Когда Шерлок впервые увидел Ирэн – бесстыдно обнаженную, и от того в сто раз более дерзкую – он на мгновение испугался. Ее пустоты, ее Ничто - от нее не пахло ни духами, ни мылом, ни шампунем, ни кремом для лица, ничем, боже, ничем; только бледная кожа и губная помада, похожая на свежую кровь, и она была так же прекрасна, как прекрасны математика, галактики и элементарные частицы; высокая прическа, как у знатной дамы или богини - удивительная, без преувеличения удивительная. Когда Шерлок с трудом приходит в себя и понимает, что находится в своей собственной кровати, а пальто ему вернули, он хочет встать, найти Ирэн, взять ее за плечи, а может, обхватить руками ее голову, закружить и сказать: «Ты удивительная». Никогда прежде в своей жизни он такого не чувствовал. Джон Уотсон - чудо. Но Ирэн – понятная ему аномалия. Когда ты накачала меня наркотиками, стало тихо. Так тихо. Ты чувствовала это? Ты когда-нибудь позволяла себя такое? Разве это не ужасно? Я мог бы тебя успокоить. Если бы ты захотела. Я бы больше ни о чем не попросил, не требовал бы большего, это не чувство - сходство. Я могу помочь тебе так же, как ты помогла мне. Мог бы насильно накачать тебя наркотиками и… нехорошо. Переписать… Переосмыслить… Просто ты похожа на меня. Я мог бы помочь. Ты понимаешь? Надеюсь, что теперь - да. II. Доктор. Джон не принимает Ирэн. Совсем. - Но ты же ведь видел, как она… боже, всё, - пошатываясь в ярко освещенной гостиной Бейкер-стрит, разглагольствует Шерлок, слабый после неожиданного коварного нападения Ирэн, вколовшей ему наркотики. Сразу после этого его телефон два-три раза в день начал издавать неприличные звуки. Его друг, сидящий с газетой в своем любимом кресле, приподнимает светлую бровь. Небольшие руки чуть сильнее сжимают газетный лист. Он не собирается выказывать недовольство, но знает, что по нему всё заметно, а для Шерлока Холмса и вовсе написано крупными буквами, но все равно ничего не может с собой поделать. Он долго убирал за Шерлоком, вытирал слюни, которые тот пускал в полубессознательном состоянии, а во всем виновата только Ирэн Адлер, и теперь еще и… это. Да пошло бы все к черту. - Она тоже это слышит, - шепчет Шерлок. Его все еще слегка шатает. Слегка, но ему еще далеко до своей обычной стремительной ловкости. – Я думаю, думаю, слышит. Она похожа на меня, ты же это видишь, да? О, она же тоже о них беспокоится, я уверен. - О них… прости, о ком? - О пчелах, Джон. Они умирают. Я беспокоюсь. - А-а. Шерлок гораздо бледнее, чем обычно. Даже пухлые, изящно изогнутые губы кажутся бледными. На шее, там, где его ударила эта ужасная голая женщина, синяк. Эта властная сучка гладила его по влажным от болезненной испарины растрепанным волосам, пока они не высохли. Джон до сих пор так и не понял, как этой ужасной, лживой, вкрадчивой и мурлыкающей, как кошка, женщине удалось воткнуть в Шерлока шприц. Весь день ему хочется самому накачать Шерлока наркотиками и тут же увезти в Австралию. Он встает, подходит к Шерлоку и проводит рукой по его белому виску. - Я думал, ты больше расстроишься, - говорит он. Шерлок немного отчаянно качает головой. – Нет, нет, нет. Победа оказалась предсказуема. С ней было… не скучно. У Шерлока это самый большой комплимент. И поганый день становится еще хуже. Но Джон по большей части остается спокойным, чуть шире расставив ноги, сразу уходя в себя так скупо, тяжело и смертельно, и ничего не говорит. Ну, почти ничего. - Я поставлю в рамку какую-нибудь из тех ее особенных фотографий, чтобы ты оставил себе на память, - сухо роняет Джон. Шерлок смотрит на Джона так, будто тот говорит на пушту, взгляд становится знакомым - он сулит неприятности, и Джон замолкает. Они просто не разговаривают. Джон щелкает каналы по телевизору, Шерлок убивает время на кухне, между книгой по истории шифров и сомнительного вида мочкой уха в чашке Петри. Очевидно, что ему совершенно все равно, как эта ужасная голая женщина забрала свой камерофон и заодно его унизила. Джон совершенно, совершенно этого не понимает. Вообще-то, молчание неуютно, но вполне знакомо и не пугает. Около одиннадцати Джон, приготовив для себя на скорую руку ужин из консервированного тунца, чеддера и остатков хлеба – Шерлок ничего есть не стал, - разрешил себе улечься в кровать. Выключив свет, он сдается тому сумбуру, что творится внутри. И одновременно думает. Если бы ты мог быть с кем-то, кто бы всецело тебя понимал… ты бы? От этой мысли комок в горле. - Джон? - Ничего. Спи. Поворочавшись и слегка вздохнув, Шерлок наконец устраивается удобнее, осторожно просовывая мизинец во внутренний сгиб локтя Джона. Вроде бы не похоже на предложение руки и сердца, но у Шерлока так часто – самое незначительное оказывается самым важным. Вздохнув, Джон закрывает глаза, и сон, погружая его в мягкий черный кокон, одолевает быстрее, чем он сам ожидал. Может, это наркотики в организме Шерлока. Может, этому суждено было случиться. Может, на самом деле наркотики, и во всем виновата Ирэн. Лучше думать так. Джон не знает, почему это происходит, и почему наркотики в крови детектива влияют на его центральную нервную систему, но он едва серьезно не заболевает, когда в ту ночь он первый раз видит сон о Шерлоке. Джон идет по гравиевой дорожке на границе большого имения. В мире лето, всё кругом желтоватого цвета, воздух густой и неподвижный. Дорожка, обсаженная дубами, то весело пускается под уклон, то изгибается, и Джон слышит мягкое гудение диких пчел на клеверных полянках. Вот величественный дом из красного кирпича, увитый плющом – меньше, чем особняк, но больше, чем простой коттедж. Но Джону почему-то плевать на чистенький, ухоженный дом. Он знает, куда идет. И ему нужно торопиться. Он ускоряет шаг, сворачивая на тропинку в густой летней траве. Впереди он уже видит просевшую, выщербленную серую крышу своей цели. Он доходит до заброшенного сарая, когда-то давно служившего в поместье для каких-то важных целей, а теперь ставшего просто тайным убежищем. Неокрашенная дверь при прикосновении пачкает золой, но Джон все равно толкает ее. Он знает, что ему очень нужно войти, и быстро проходит в сильно запущенное помещение. Но здесь никого. Просто пыльный сарай - плесень, гнилая древесина, скрипящие доски и кружащаяся в воздухе пыльца. Джон выдыхает. Потом оборачивается и находит то, что искал. В солнечном пятне на тюках с сеном сидит, поджав коленки к груди, маленький мальчик. Тоненькое, хрупкое существо лет семи в синей футболке и джинсах, с буйными темными кудрями. Впалые щеки, слишком большие для такого худого лица серые глаза. - Привет, - мягко говорит Джон, садясь рядом с малышом на сено. В маленьких руках Шерлок сжимает удивительную вещь – скелет мыши, совершенно высохший и, видимо, заново по косточке собранный. Красивая, тонкая вещица. Произведение искусства. Ее можно было бы поместить в музей естественной истории, удивлять посетителей. - Что это тут у тебя такое? Светлые, блестящие от слез глаза смотрят на Джона. – Я сам его сделал. – Голос гораздо выше, чем стал у Шерлока в подростковом возрасте, но почти сверхъестественно похожий. - Он замечательный. А как ты его сделал? - Я дал ей смертельную дозу мышьяка, который мы используем против сорняков, содрал мясо и собрал все кости. Я прочитал об этом в книжке. У отца есть клей, которым собирают модели кораблей, и я им склеил. Я был очень осторожен. Джон кивает. – Ты должен отдать его в музей. Ребенок яростно качает головой. – Это подарок на день рождения. Майкрофту. Сегодня у него день рождения. Ему исполняется четырнадцать. - Он ему понравится. Сначала Шерлок не отвечает. То и дело сглатывает. На глаза ему падает черный локон, и Джон нежно отводит его назад, ожидая ответа. - Ему не понравилось, - говорит мальчик сквозь зубы. - Не понравилось? Что же он сказал? Шерлок дрожит, руки у него, начиная с плеч и вплоть до прекрасно вылепленных пальцев, слегка трясутся. – Он спросил, что со мной случилось. Спросил, сделал ли я мыши больно. Нравится ли мне делать больно. Нравится ли мне делать больно другим существам. Он сказал, что я должен говорить ему правду, в первый ли раз я сделал такое. Всё говорил и говорил: скажи мне правду, скажи мне правду, снова и снова. Мне показалось, он испугался. Но мне не нравится, правда, не нравится, я быстро ее убил, почему он так сказал? Почему? Мне не нравилось делать мыши больно, я бы и не стал так делать, и сказал ему, что просто хотел, чтобы она сохранилась навечно, потому что она мне понравилась, но он сказал, что только один человек мог так поступить - взять любимую мышь своего брата, убить ее и преподнести ему в качестве подарка… Рыдая, Шерлок раздавливает хрупкие кости в ладонях. Они разрезают ему левую руку – шрам Джон видел бесчисленное количество раз, только думал, что он остался от какого-нибудь мелкого уголовника или от чего-то другого. - Не надо, не плачь, все хорошо, - восклицает Джон, протягивая к мальчику руку. Он никогда в своей жизни не видел человека, который бы так плакал. От плача Шерлок едва мог дышать, судорожные всхлипы застревали у него в горле, превращаясь в опустошающие рыдания. – Эй, эй, Майкрофт не это имел в виду. Ты… Шерлок. Пожалуйста. О, что ты сделал для него, это потрясающе, он просто растерялся, он… - Я не ущербный, - с плачем выкрикивает Шерлок. Он почти задыхается. - Не ущербный, и почему, на глазах у всех, и теперь я даже не смогу упомянуть про свою мышь, и… - О боже. Шерлок, нет. – Джон притягивает маленькое тельце к себе, обняв мальчика. Шерлок цепляется в его рубашку как за последнюю надежду, уткнувшись лицом ему в шею и плача так, словно у него разрывается сердце, потому что, наверное, так оно и есть, и они сидят на сене среди мелких разбросанных костей, в воздухе висит далекое гудение пчел, и слишком сладкий запах клевера, и… - Джон, ради бога… Со сдавленным криком Джон резко просыпается, голова звенит, будто гонг, а рука Шерлока крепко держит его за запястье. Горит свет. Шерлок ошеломленно смотрит на него. Джона мучительно мутит, он так ясно почувствовал все, что происходило в сарае, что твердо уверен – еще чуть-чуть, и его стошнит на простыни. Он становится на колени, положив руки на бедра, и делает несколько очень глубоких вдохов. Его консультирующий детектив, теперь тридцати шести лет от роду и гораздо выше, стоит возле кровати и выглядит так, словно пытается подступиться к дикому кабану. - Ты не в Афганистане. Не в Афганистане. Джон. Джон. - Чтоб меня. Боже, Шерлок, что в… как ты оказался у меня в голове? Шерлок отшатывается, будто ему дали пощечину. - Нет, нет… постой. О боже. Не смотри так. Это не твоя вина. - Как это не моя вина? – жестко спрашивает Шерлок, и на мгновение его голос звучит так высоко, что становится похож на голос того маленького мальчика в сарае, который в один день потерял мышь, брата и веру в собственную нормальность. – У нас общая кровь. Как это не моя вина? - Иди сюда, - приказывает Джон. – Сюда. Сейчас же. Ты мне приснился, думаю, наверное, это был ты. Ты разве не говорил, что тебе снится пустыня? Черт, Шерлок. Покажи мне свою руку. - Что? - Иди сюда. Шерлок подсаживается к Джону, теперь уже на семьдесят процентов уверенному, что его не стошнит. Джон берет Шерлока за жилистое запястье и поворачивает его левую руку ладонью вверх. На коже оказывается белый маленький шрам, очертаниями похожий на крюк. Джону никогда еще не было так больно. По-настоящему похоже на операцию на открытом сердце без наркоза. - Откуда у тебя этот шрам? – очень тихо спрашивает он. Шерлок смотрит на свою ладонь. С каждой секундой он кажется все более испуганным. – Не знаю. - Не знаешь или не хочешь говорить? - Не знаю. Я это удалил. Так что не знаю. - Верно. Ладно. Продолжай удалять. Продолжай это веселое занятие. Не… не восстанавливай этот файл. А сейчас послушай меня. – Джон берет лицо Шерлока в ладони. – Ты потрясающий. Ты полная скотина и безумнее, чем мартовский заяц, но ты восхитительный, ты совершенный. Ты очень по-особенному изъясняешься, но сейчас я тоже не блещу, черт возьми. Черт, я так сильно тебя люблю, что не могу ясно думать. Я люблю тебя. Ты до нелепого ненормальный, но я люблю каждую гребаную частичку тебя, понимаешь ты это? Я люблю тебя. - Я знаю, - говорит ошеломленный Шерлок. – Ну… я тоже тебя люблю. Расскажешь, что тебе приснилось? - Нет. Ни за что. Даже не надейся. Шерлок обдумывает эту фразу, перебивающие друг друга мысли, в его голове на бешеной скорости проносятся расчеты и выводы. - Но ты меня любишь. - Да. А ты меня. Ну, хоть в этом совпали. Джон откидывается на кровать, Шерлок сворачивается калачиком сбоку от него и изучает доктора широко раскрытыми обиженными глазами. Где-то в глубине души Джон знает, что невозможно увидеть во сне давно ушедшую часть жизни Шерлока, но все, что связано с Шерлоком, так или иначе - невозможность. А если невозможность, то не все ли равно? Его дыхание медленно выравнивается. Медленно выравнивается и дыхание Шерлока. Комната теперь почему-то кажется меньше. Она сужается. Джон закрывает глаза. В груди жмет. Глаза болят. И боже, Шерлок был так одинок, когда это случилось на самом деле. Так одинок. - Ты храбрый, - шепчет Шерлок. – «Королева и страна». Я тебя обидел. Джон качает головой. – Не нарочно. - Я всегда не нарочно. - Я тебя не виню. - От этого не легче. Тикают часы. Минут через пять Шерлок снова выключает свет. Джон, слишком опустошенный, чтобы продолжать разговаривать, кладет руку на живот и начинает дремать. В спальне Шерлока так уютно, хорошо смотреть на периодическую таблицу, слушать начинающийся дождь и отдаленный гул улицы. Джон думает об операции на открытом сердце. Думает о войне, о девушке, которая была у него в колледже. Думает об ужасной голой женщине в пальто Шерлока. Он думает обо всем, обо всем, кроме того сарая и маленького мальчика, вопящего так, будто его режут. Мысли движутся неспешно, словно пена на волнах. Он дремлет. Джон очнулся. Тонкий палец прикасается к его боку и нежно прослеживает S-образный изгиб. Джон знает, что будет дальше, и не шевелится, дыша тихо и ровно. Ничего не происходит. Через несколько секунд прикосновение исчезает, и Шерлок, кажется, прячет руку под подушку. Смысл прикосновения был понятен. Уверенное, но не настойчивое. Его друг упрятал будто случайно заблудившуюся руку в пуховую темницу. Полный абсурд. Какого черта это значит? Джон на мгновение так пугается, что забывает, как дышать. Потом осознает, что Шерлок все подмечает и сразу поймет, что он проснулся. Ну вот, конечно… человек, к которому Шерлок повернут спиной, не подает никаких явных признаков, а детектив тихо утыкается головой в подушку движением врезавшейся в стекло птицы. Джон откашливается, яснее показывая, что проснулся. Ничего. Он думает. Боже, как трудно думать. Расспросы тут бесполезны. Шерлок ненавидит расспросы. Джон должен сам отгадать эту загадку, и у него нет таких здоровенных, как лондонское колесо обозрения, мозгов. И ясно, что эта загадка требует очень бережного обращения. - У меня на руке есть местечко получше, и оно свободное, - шепчет Джон. Через секунду он остается один - о том, что Шерлок ушел, можно догадаться только по шелесту простыней. Едва безумный гений, которым Джон совершенно одержим, уходит, доктор быстро вскакивает, чуть не сбив с кровати одеяло. Шерлок включает в кухне свет, и Джон, щурясь от его яркости, спотыкаясь, идет туда, чертыхаясь, когда ногой опрокидывает груду книг в коридоре. Шерлок стоит, уперев руки в худые бедра, - футболка задралась, перекосилась на одну сторону, - и он выглядит так, будто бьется над изобретением лекарства против рака. Он так возбужден, как всегда бывает, когда что-то задумал, и обвинительно наставляет на Джона палец. - Проблема в моей крови. В твоем подсознании она создает мои отражения. Но если я сам изменюсь, то и мои отражения не будут причинять тебе боль. - Что? – только и смог Джон сказать в ответ. Шерлок подходит ближе и наклоняет голову. Нежный, нетребовательный поцелуй. Поцелуй без ожидания. Очень, очень не похоже на Шерлока. - Отныне я собираюсь стать нормальным, - бодро заявляет он. II. Детектив. Решение Шерлока стать нормальным воплощается блестяще. Вначале. Можно с ума сойти, так и не узнав, что приснилось Джону, думает Шерлок, но ничего не поделаешь. Когда он вспоминает рассказы Джона о кошмарах про пустыню, по спине бежит холодный пот. Так что это справедливо. Раздражает, но справедливо. Но еще больше расстраивает, что Джон подумал, будто намерение Шерлока стать отныне нормальным – смешно. То есть, он по-настоящему расхохотался, согнувшись пополам, опершись о Стол для Экспериментов, а потом заявил в самых недвусмысленных выражениях, что намерение Шерлока – полная чушь. Но ради Джона Шерлок может стать нормальным. Это будет эксперимент. Как с Археологом Чарльзом, но не такой рискованный. Больше в духе Шерлока, и Джону, в конце концов, это понравится. Так что, он может быть таким всегда. Во веки веков. Аминь. На следующее утро Шерлок делает первую попытку - готовит завтрак для Джона. Люди так делают. Пока Джон спал, Шерлок сбегал за продуктами. Яйца, молоко, хлеб, и так далее. Шерлоку приходит в голову, что пока он изредка ел яйца всмятку, сидя с Джоном за маленьким столиком в гостиной, то не задумывался, почему доктор их варит – то ли потому, что это самое простое блюдо, то ли они настолько ему нравятся. Поэтому он решает подстраховаться и считает, что лучше уж переборщить, чем наоборот. Приготовление еды простая наука - Шерлок когда-то читал «Книгу о вкусной и здоровой пище», чтобы понять, как соотносятся законы химии и кулинария, и можно ли последнюю использовать в криминальных целях. Петрушка утонула в масле, что и доказало - информация из книги оказалась полезной, и Шерлок решил ее не удалять. Так что предстоящий процесс его не пугает, хотя пугает поход в магазин. Тревожит яркий белый свет в маленькой бакалейной лавке, приводят в бешенство восемь разных сортов консервированной фасоли, а когда Шерлок подходит к молочному отделу, в котором сорок один сорт сыра, ему кажется, что шестеренки в голове со скрипом раздавят друг друга. Полки с джемом и желе страшно пестрые, янтарные-фиолетовые-малиновые-желтые-розовые-пурпурные-алые-ХВАТИТ, от чего сердце у него начинает неприятно колотиться, и надо выбирать между обычными и какими-то там экологически чистыми помидорами, а когда он думает о соленом и несоленом масле, то в горле сдавливает, а когда понимает, сколько в мире сортов колбасы, его уже тошнит. Шерлок со скоростью пули хватает с полки банку джема «Хартли Дэмсон», думая, что с химическими реактивами иметь дело гораздо проще. Энергетическая ценность (кДЖ) - 1037 кДЖ, 156 кДЖ; калорийность (ккал) - 244 ккал, 37 ккал; белки 0,2 г; углеводы 60, 8 г, в одном грамме которых – 55,5 г сахара, 8,3 г крахмала, 0,8 г насыщенных жиров, как полинасыщенных, так и мононасыщенных, из полинасыщенных 0,06 г трансжирных кислот и 0,01 г натрия, который заменяет соль. Детектив едва успевает зажмуриться, пока его не хватил удар. По крайней мере, ему так показалось. Но это ради Джона, поэтому он сглатывает кислую слюну и платит за покупки. Наконец Шерлок убеждается, что взял понемногу из всего, что продается в магазине, и берет такси до дома, хотя идти тут всего восемь кварталов. Вернувшись на Бейкер-стрит, Шерлок проверяет, спит ли Джон, и тихо приступает к работе. Через полчаса он выматывается. Надо успокоиться, это полная ерунда, проще простого. Завтрак. Ужасно. У него дрожат руки. Но он станет нормальным. Потом в голову ему приходит мысль, или даже скорее вопрос, и Шерлок усмехается своей самой самодовольной ухмылкой, приправляя тушеную фасоль чесноком, перцем, солью и сушеным тимьяном. В одиннадцать утра, когда Шерлок добавляет завершающие штрихи к запеченным помидорам, Джон, наконец, выходит из спальни. Доктор останавливается и столбенеет, в ужасе уставившись на стол. - Что это. Что. Что за черт, Шерлок. Хлопнув в ладоши, Шерлок снимает фартук и швыряет его на Диван для Размышлений. - Завтрак, конечно. - Для нас, и что за повод? Джон подходит к столу, потирая пальцем нижнюю губу. - Мне не нравятся цвета джема, от них мне стало плохо, а от такого огромного количества сортов бекона, консервов и круп у меня заболела голова, я даже подумал, что придется отказаться от плана, потом выбрал меню, и так оказалось проще. Последний обед моего любимого американского преступника, казненного в прошлом веке, - объясняет Шерлок. – Филе миньон под соусом из красного вина, яичница-глазунья и спаржа – последняя еда чикагского душителя Эйба Слэни. А у нас будет колбаса, бекон, классический французский омлет, фасоль и помидоры. Еще есть подкопченный лосось, яйца-пашот с бриошами, соус бешамель и… - Не знал, что ты умеешь готовить, - говорит Джон, все так же прижимая к губам пальцы. По голосу кажется, что он улыбается. Так улыбается? - Конечно, умею. Это же наука. Джон не отвечает. Все идет не так, как задумывалось. - Ты… ты что-нибудь натворил? – спрашивает Джон, беспомощно хмыкнув и покачав головой. - Я приготовил тебе завтрак. – Шерлок ощущает смутную боль, в животе словно завязывается узел, а ведь Джон даже еще не попробовал тушеные в белом вине грибы. – Так положено, это нормально. Джон смеется, смеется и смеется, словно не может остановиться, потом садится за стол и расстилает на коленях салфетку. Ребячливо и одновременно польщенно усмехаясь, он берет нож и вилку, недоверчиво поглядывая на Шерлока особенно синими в это утро глазами. Они кажутся сосредоточенными маленькими океанами. Они прекрасны. Шерлок терпеть не может видеть их такими, какими они были вчера – отчаянными, напуганными чем-то, чего детектив не знал. Но теперь они сияют. Шерлок сделал все правильно - у Джона на лице написано «хорошо» и «всё верно». - Ты превратился в просто замечательного нормального человека, - говорит Джон ласково. – А теперь пойди к миссис Хадсон и предложи ей позавтракать с нами. Я же не идиот, чтобы надеяться, что ты съешь больше пары кусочков, да и я один все не осилю. II. Доктор. Решение Шерлока стать нормальным воплощается блестяще. Вначале. Если бы это решение осенило Шерлока посреди улицы в солнечный июньский полдень, Джон не стал бы спорить. Вообще-то он даже испытал облегчение, в котором не хочет сам себе признаваться. Поэтому сначала он позволяет Шерлоку думать, что у него всё получается. И таким он действительно очарователен. Вряд ли это долго продлится, раздумывает Джон, но в данный момент он намерен наслаждаться ухаживаниями социопата. Например, отработав смену в больнице и вернувшись домой, Джон застает Шерлока развалившимся на диване словно томная дева, полусонного и самодовольного. На кухонном столе появился маленький «веник». В вазе. - Что это? – спрашивает Джон, вешая свое серое пальто. – Это для расследования? Выражение лица Шерлока мгновенно меняется на отвращение, как всегда, когда Джон тупит - детектива это просто раздражает. - Людям нравится, когда им дарят цветы. И я подарил тебе цветы. Я уже тебе говорил, не заставляй меня повторяться - я собираюсь стать другим. Нормальным. Джон с молчаливым благоговением смотрит на букет, целиком состоящий из ядовитых цветов. Маленькие веточки ландыша переплетаются с великолепными фиолетовыми колокольчиками наперстянки и нежным пасленом, олеандр со шпорником и мелкими цветками барвинка. Этот букет – самая безумная вещь из всех, что Джон когда-либо видел, яркие краски и даже формы цветков яростно соперничают между собой за превосходство. Это даже не единая композиция; отдельные составляющие неистово выбиваются из общего фона, будто брызги крови из раненой головы, несколько стеблей дельфиниума, словно копья, торжествующе возвышаются над всеми остальными смертельно ядовитыми цветами. Из-за венчика вазы выглядывают четыре или пять лютиков. Ни у одного человека в мире язык бы не повернулся назвать этот букет нормальным. Но Джону он нравится. Он чувствует, как в груди сжимается и отпускает сердце, будто он уже отведал ядовитых цветов. Босоногий Шерлок встает, подходит к нему сзади и целует в шею. - Они все ядовитые. - Да, - подтверждает очень довольный Шерлок. – А в определенном количестве смертельно. Пожалуйста. - Я не сказал «спасибо». Нахмурившись, Шерлок разворачивает к себе друга, чтобы посмотреть на него. – Неудивительно. Но… тебе он не нравится, да? - Нет, - усмехается Джон, обнимая Шерлока за талию обеими руками. – Мне очень, очень нравится.