"Смерть пчел" (The Dying of the Bees )

III. Детектив Всё становится ужасно не так, когда Женщина – женщина, женщина – умирает. После того инцидента с телефоном Шерлок почти не думает о ней. Когда она пишет ему, он читает сообщения, на мгновение отмечает, как успокаивает этот звук – ее легкий вздох, даже зная, что на самом-то деле успокаивать он не должен, а потом все идет по-старому – расследования, размышления со скрипкой и Джон. Но он чувствует ее. Он чувствует ее в клетках своего эпидермиса. Шерлок однажды смотрел фильм в кинотеатре – сам он, конечно, кино не смотрит, но потащился туда кое с кем, кто это делает – и смог оценить гораздо больше, наблюдая за оценками и реакциями другого. Ирэн слышит хаос мира, неопределенность, разрозненность и жестокость, только и ожидающие, чтобы наброситься на всех и разорвать в клочья. Ирэн знает, что Шерлок имеет в виду, когда говорит, что в голове у него стоит вой. Он уверен, что Ирэн так же, как и он, особо обращает внимание на внешний вид и одежду, потому что неподходящая одежда повергает их обоих в панику, как и любая чертова неточность. Ирэн, наверное, беспокоится о пчелах. Такое ощущение, будто ты очень долго в одиночку нес тяжелую ношу, а потом разделил ее с кем-то. С тех пор, как она появилась, в голове у Шерлока стало тише. Когда она умирает, и он видит ее холодное мертвенно-бледное тело на столе в морге, все становится как раньше, нормальным, обыденным. А он презирает обыденность и нормальность. Облачившись в синий халат, он пребывает в мрачном настроении и ест еще меньше, чем обычно. Он с жаром берется за все дела, которые предлагают: за дело о гей-клубе для рыжеволосых, потом за дело о краже изумруда необычного оттенка, потом – о бездомном калеке в инвалидном кресле с удостоверением ветерана войны, который оказался вовсе не калекой и не изувеченным героем войны, а просто безработным банковским клерком. Он затевает эксперименты с купоросным маслом и перестает готовить завтрак. В голове сейчас у него слишком громко, и он просто не может, не может готовить, когда на свете столько сортов злаков и столько способов приготовить яйцо. Которое, после всего сказанного и сделанного, остается всего лишь гребаным яйцом. Он стреляет в стену и не обращает внимания на ворчание Джона. Джон, конечно, слишком заостряет внимание на настроении Шерлока. И, как всегда, неверно истолковывает его. Вопросы приходят в голову однажды поздно вечером, когда Шерлок оказывается сыт по горло передачей, которую смотрит Джон – что-то про защиту диких животных, – берет у него из руки пульт, выключает телевизор и выбрасывает пульт через окно на улицу. Он с очень приятным треском грохается о землю. Джон тут взвивается на дыбы, вскакивает, уперев руки в бока, тяжело дыша, не доставая двух дюймов до носа Шерлока, подходит к окну. Это тоже почему-то приятно. - Я смотрел. - Я заметил. - Думаешь, нормально чахнуть по лесбиянке с криминальным прошлым, пока твой парень… - Не ревнуй, это ужасно утомительно. Так делают все. Ты не настолько глуп. - Настолько. Какого черта с тобой происходит? - Было тише, - рычит Шерлок, - тише из-за нее, потому что она слышала то же самое, она сумела разбить целое на отдельные фрагменты только одним своим присутствием, она разделила это со мной, и каждому досталось меньше от общего объема, а ты создаешь чертову какофонию. Повернувшись, Джон буквально вылетает из комнаты, проносится вверх по лестнице и захлопывает дверь. Шерлок слышит щелчок замка. Он уже сожалеет, но по прошлому опыту знает, что этим делу не поможет. Нервничая, он расстегивает пуговицу на пиджаке, проводит рукой по планке белой рубашки. Шагает влево, потом вправо. Гнев Джона громкий, кипящий и пахнущий древесным углем. Это ужасно. Шерлок делает глубокий вдох и поднимается по лестнице. Он усаживается спиной к двери. Из комнаты Джона нет других выходов. Платан слишком далеко от окна, чтобы по нему можно было удобно сбежать. - Я извиняюсь, - Шерлок прощупывает почву. Молчание. Запах древесного угля становится сильнее, и хотя Шерлок знает, что он существует только в его голове, все равно вздрагивает. - Джон, выходи. Это скучно. Все равно ничего не поможет, понимает он, и грустно прислоняется головой к двери. - Я никуда не уйду, пока ты не выйдешь, - говорит он. – Когда-нибудь. Ты вправду думаешь, что то, что ты сейчас делаешь, имеет хоть какой-то смысл? Если бы ты умер, я бы умер тоже. Не стал бы скучать, не рассердился, как сейчас. Умер бы. Для меня все было бы кончено. Ты меня не слушаешь. С ней все было легче. Она была похожа на математику, на высшую, очень, очень сложную математику. Похожа на цвет морской волны. Я бы хотел, чтобы она существовала так же, как существуют горные хребты Тибета. Он не стал добавлять: «Я бы хотел уложить ее спать и запереть под замок в коробочку, а потом снова выпустить, чтобы она улыбалась так, как только она может улыбаться, потому что мне становится спокойнее, и она знает, каково чувствовать это, знает, насколько я был бы благодарен за тишину. Мы расследовали дело о бумеранге, и больше ничего. Совсем ничего. И теперь я даже не могу воздать ей за то, какой она была». Просто это не та тема, которую ему удобно и легко обсуждать с Джоном. Зловещая тишина. Если бы Шерлок не знал, что к чему, он мог бы поклясться, что в квартире начинается пожар. В коридоре сильно пахнет обидой. - Почти полночь, - замечает Шерлок, взглянув на часы на руке. – Сделать тебе чай? Травяной чай, уже поздно. Я буду нормальным. Я обещаю. Наконец, Шерлок замечает, что Джон ничего не отвечает, и что сам он очень устал. Устал от шума, да, но еще и устал просто - хотелось спать. Сняв пиджак, он складывает его, как подушку. Подложив его под голову и подсунув под затылок руку, он сворачивается калачиком лицом к двери. Что-то влажное и жалостное покалывает в горле. Он не должен оставаться здесь, на этой темной лестничной клетке, где пахнет, как в склепе, с шумом в голове и без Джона. Не получилось у него быть нормальным. Так что он этого заслуживает, хотя и не хочет заслуживать. Он удивительный. Хотя, может, он и заслуживает того, что получил, и того, что Джон останется в спальне на всю оставшуюся жизнь. Покалывание усиливается. - Пожалуйста? – говорит он в щель между полом и дверью. Свет в комнате Джона гаснет. Джон так и не прощает его, и он забывается беспокойным сном. II. Доктор. Всё становится ужасно не так, когда Женщина – женщина, женщина – умирает. Потом Шерлок совершенно ясно дает понять Джону, что он бесполезен, Джон запирается в спальне и в своем свитере и синих джинсах сворачивается калачиком и просто смотрит в потолок. Из-за Ирэн Адлер всё становится тише, вот так-то. Это смешно. Потому что никто из вас, парочки гениев, не услышал всего лишь одно чертово слово, которое я произнес, когда вы были вместе в той комнате. Джон с запозданием понимает, что Шерлок разговаривает с ним через дверь. Он всем сердцем прислушивается к звукам голоса Шерлока, и его это бесит. Джона сильно разозлило, что ужасная женщина в дорогих туфлях так запросто пришла и сделала для Шерлока всё тише, потом умерла, бросив его в истерике, как великовозрастного ребенка, а доктора заставила почувствовать себя бесполезным, а потом и виноватым. Полная хренотень. Нельзя чувствовать одновременно гнев, обиду и над всем этим - вину. Это просто смешно. - Пожалуйста? – слышит он через дверь. Джон привстает и выключает лампу. Час или даже больше он не может заснуть. Но потом засыпает и видит сон. Здесь холодный ветер и видны звезды. Их тысячи, свет от них такой яркий, будто фейерверк на Новый Год. Джон вернулся в особняк из красного кирпича. Темно, путь освещает только рассеянный отсвет от снега, но все видно. Точно зная, куда надо идти, чувствуя смутную тревогу, Джон подходит к резной передней двери с изящным рождественским венком и трогает за ручку. Дверь не заперта, и он входит внутрь. В коридоре пахнет Рождеством, корицей и сосной. Приглушенный свет. Джон обходит комнаты – библиотеку, кабинет, гостиную. В гостиной никого, одна только большая, но не загромождающая комнату, наряженная, поблескивающая серпантином елка. В этом доме, осознает Джон, все просто до неприличия дорогое – картины, ковры, лампы, вазы и книги. Книги редкие, вазы антикварные, лампы дизайнерские, ковры персидские, а картины - подлинные. В комнате в конце коридора кто-то сильно ссорится. Осторожно подойдя поближе, Джон видит тоненького мальчика лет десяти, скрестившего на груди руки. Он одет в синий кашемировый свитер и темные брюки. Волосы Шерлока стали еще длиннее, и по-прежнему буйно вьются, а глаза очень знакомо бешено поблескивают. Стоя в тени полуоткрытой двери, он прислушивается к разговору в комнате. - Это чудовищно, говорю тебе. Мы можем оставить его дома. – Вкрадчивый голос хорошо воспитанной дамы. Манера говорить чем-то похожа на Майкрофта, осознает Джон. - Чудовищно? Не драматизируй, ты же знаешь, что я этого не выношу, - растягивая слова, отвечает глубокий мужской голос. В нем звучат столетия пэрства, государственной службы и пребывания в лучших частных школах Англии. – Сколько британских мальчишек каждый год уезжают в школы? Там лучше знают, как с ним управиться, тем более, что они получат подробные инструкции. Шерлок вздрагивает. Джон подходит ближе и кладет руку на его худенькое плечо. Шерлок чуть придвигается к нему, но все еще склонив голову и прислушиваясь. - Я не могу не драматизировать, когда ты одномоментно по своей прихоти отсылаешь из дома нашего сына. - По прихоти! – голос человека прерывает звук подливаемого в бокалы спиртного. – Дорогая, он, конечно, умный, но ему нужна помощь профессионалов. Не сомневаюсь, там с ним будут больше заниматься, и услуги врача тоже предусмотрены, ведь ты же понимаешь, что для него будет лучше, если у него будет доступ к постоянной помощи. - Я не спорю, что ему нужна помощь. - Надеюсь, что это действительно так. - Но для него будет лучше остаться со мной, здесь. Он не… - Ради бога! – стакан грохает об стол. – Наш сын пытался налить себе в ухо отбеливатель, и сделал бы это, если бы его вовремя не поймал второй наш сын. Он психопат. Мы не можем его контролировать. Шерлок снова начинает плакать, но на этот раз пытается скрыть слезы, зажав рот рукой. Он смотрит на Джона и медленно отводит руку. - Я психопат, - говорит он. – У меня в голове так больно, а отбеливатель очищает. Ведь правда? Всё отбеливает, всё делает белым. Он мог бы очистить и мою голову. - Ох, Шерлок, - беспомощно говорит Джон. Вытерев глаза рукавом, Шерлок теснее прижимается к Джону. – Ненавижу Рождество, ожидание этого дня. В Рождество всегда труднее всего. Джон кладет руку на пушистую голову Шерлока. Он не может дышать, это слишком. Это жестоко. Шерлок дрожит, словно лист. И Джон вспоминает крошечный шрам от ожога на левой мочке уха Шерлока. На мгновение горло ему сдавливает. Он наклоняется и мягко поворачивает к себе голову мальчика. Вот он, ожог, красный и воспаленный, и ах, что же сделать с этим прекрасным созданием? - Он наш младший сын, - настаивает голос матери. – Конечно же, мы сможем его контролировать. Пауза. – Я принял решение, - заявляет отец Шерлока. Шерлок утыкается лицом в живот Джона, чтобы приглушить звуки, и плачет. Плачет без конца. Джон с запозданием сознает, что любовь всей его жизни изо всех сил дергает дверь, крича его имя. Сильно дрожа, Джон включает лампу. Как только Шерлок начинает угрожать выбить дверь, Джон на слабых ногах подходит к ней и открывает. Едва дверь распахивается, в комнату вваливается такой же, полностью одетый, ошарашенный Шерлок с белым, как мел, лицом. - Я тебя слышал. Я не то имел в виду, - тяжело выдыхает он, потом неловко падает на колени и обнимает Джона за талию. – Как бы там ни было, но я не хотел, я не то имел в виду, не то. - Я знаю, Шерлок, господи, знаю, - Джона шатает, он с трудом добирается до кровати и садится на нее. Шерлок кладет голову ему на колени. Шерлок смотрит на него снизу вверх. Волосы его примялись с одного бока, рубашка наполовину расстегнута, брюки в пыли и безнадежно измяты. Он спал тут, за дверью, догадывается Джон, и из-за этого вдруг становится противен сам себе. – Почему ты плачешь? – спрашивает Шерлок. - Я даже и не собирался. Это кто-то другой плакал. – Джон вытирает кончиками пальцев глаза, а потом, зная, что это вызовет вопросы у этого безумного парня рядом, прикасается ими к изогнутому в форме лука рту Шерлока. На выдохе глаза Шерлока распахиваются. Он осторожно проводит языком по губам. - Неужели раньше я действительно создавал какофонию?- спрашивает Джон. На этот раз он хочет знать ответ. - Нет, нет, я вел себя как скотина. Прости. - И ты меня прости. Мне жаль, что ты скучаешь по ней. Жаль, что из-за нее всё становилось тише, что я так не умею. И жаль, что она умерла. - Я хочу ее вернуть, - хрипло признается Шерлок. – Мне нравилось знать, что она где-то есть. Это ненормально. - Да, ненормально, сумасшедший ты болван. Это называется чувства. - У меня они касаются только тебя. - Последние несколько недель я хотел, чтобы они касались только меня, а не черт знает чего. Очень на тебя похоже. Я больше не буду таким идиотом. Говори о ней, сколько захочешь. – Джон отбрасывает волосы с уха Шерлока и видит маленький шрам от ожога. – Что случилось с твоим ухом, давно это было? Шерлок качает головой. – Удалил. Ты ведь знаешь. - Да, - говорит Джон, и у него снова текут слезы, которые он так же вытирает и оставляет на губах Шерлока, потом отрывисто смеется, потому что это сумасшествие. Клиническое, настоящее безумие. – Я знаю. Ты не должен помнить. Я знаю. Это неважно. - Я тебе не верю, - шепчет Шерлок. – Я помню, что это важно. Я просто не помню, что случилось. - Давай, иди сюда, - сипло предлагает Джон. – Я так устал от этого. Послушай-ка, вот что мы сделаем. Ты разденешься, потом снимешь одежду с меня, потому что это отчего-то так тебе нравится, мы ляжем здесь, и минуту будем приходить в себя, а потом сделаем то, что делают все другие обычные пары – займемся нормальным сексом. Ты можешь трахнуть меня в миссионерской позе, как и любой обычный партнер, и я буду знать, что ты не совсем обычный, потому что ты слишком хорош в постели, ты и тут впереди всех, но у нас будет нормальный секс в нормальной постели, и я люблю твои шрамы, а все остальное неважно. По-видимому, нормальный секс должен начинаться с нормальной прелюдии, так что сейчас я хочу, чтобы мой член оказался в твоем красивом рту, а потом твои пальцы у меня в заднице, и всё будет хорошо. У нас будут нормальные поцелуи, нормальный секс, нормальные объятья после. Все будет совершенно нормальным. Шерлок кажется задумчивым, щеки его слегка розовеют. – Так вправду получится? – спрашивает он. Джон смеется, на сей раз по-настоящему. Это заразительно, и Шерлок осторожно улыбается. - Нет, - признается Джон, наклоняясь и целуя Шерлока в волосы. – Но мы посмотрим, насколько близко нам удастся подобраться к цели. IV. Детектив. Только Ирэн Адлер на самом деле не умерла. Когда Шерлок уходит из промышленного комплекса в Баттерси, ему больно оттого, что она обманывала его, заставила его вынести несколько ужасных месяцев без нее, но он понимает. Порой люди должны умирать. Обычное дело. Ей, наверное, было очень приятно побыть мертвой, думает он. Тишина. Покой. Безмятежность. Самому Шерлоку очень трудно было умирать. В тот единственный раз, который он может вспомнить, это была полная катастрофа. IV. Доктор. Только Ирэн Адлер на самом деле не умерла. Когда это выясняется, Джон уже на пределе. После того, как Шерлок обнаруживает, что его муза жива, здорова и хочет обедать, и пока Джон добирается до Бейкер-стрит, детектив четыре раза выкидывает из окна на первом этаже американца из ЦРУ, что вынуждает доктора затеять со своим до ненормальности перевозбужденным другом беседу о насилии и нехорошем поведении. Джон уверен, что беседа пошла бы ловчее, если бы его так сильно не бесили отдаленные противные грохочущие звуки из кладовки миссис Хадсон. Шерлок любит миссис Хадсон с такой собственнической силой, граничащей с необузданностью, да и Джон очень привязан к ней, так что синяков на ее запястьях оказалось достаточно, чтобы они оба пришли в страшную ярость. Надо же, четвертый раз, думает Джон, ставя на плиту чайник миссис Хадсон, пока ЦРУшник в последний раз падает из окна. Так не годится. - Ах, боже мой, как же он? – волнуется миссис Хадсон. Она присаживается за кухонный стол, теребя носовой платочек и все еще явно шокированная. – Видишь ли, кладовка мне дорого обошлась, только в прошлом месяце я поставила мусоропровод, бог свидетель, что при таких обстоятельствах мне бы не хотелось прибавлять это к ренте Шерлока, но кладовка… - Заканчивай, - говорит Джон, открыв дверь миссис Хадсон и высунув голову в коридор, по которому Шерлок тащит црушника назад в 221В. - Нет, - ледяным тоном отвечает Шерлок. - Насилие, Шерлок. Насилие. Так нельзя. - Не насилие, а месть. Я восстанавливаю равновесие Вселенной. Вселенная пошатнулась, Джон. Я это исправляю. - Ты уже исправил в последний раз. Вот это и был решающий довод. Попытка номер четыре. Шерлок держит полубессознательного, стонущего американца за воротник рубашки и предплечье, и с сомнением смотрит на Джона, потом снова на крошечные царапины на стене в коридоре и рядом с лестницей, и лицо его застывает как камень. - Да, я не шучу, Шерлок. Пойми. Не надо больше мстить. Ирэн Адлер жива. Разве это не чудесно? Она уже наказала этого ублюдка, помнишь? У себя дома? Несколько месяцев назад она помогла тебе удержать равновесие. Твоя миссия окончена. Свистит чайник. Позади Джона проходит миссис Хадсон, чтобы выключить горелку. – Шерлок, дорогой, позвони кому-нибудь, чтобы этого человека забрали из нашего дома, - говорит она. – Он меня раздражает, я не могу ничего делать. - Я уже позвонил Лейстреду, миссис Хадсон. - Ну, тогда иди и посиди со мной, пожалуйста, я вся дрожу. В моем возрасте, знаешь ли, испуг не сразу проходит. Шерлок не трогается с места, раздумывая. Потом, мрачно глядя перед собой, снова начинает втаскивать црушника вверх по лестнице. - Ты прав, - через плечо бросает он Джону. – Раньше Ирэн помогала сохранить равновесие. Спасибо, что напомнил. Правда, она удивительная? Так же хороша, как чертова гроза, в которую угодишь на самолете, думает Джон, решительно захлопывая дверь 221 А. V. Детектив. В конце концов, Женщина оказывается в постели Шерлока, в халате Шерлока, ее волосы пахнут дорогим шампунем Шерлока, ее гладкие ноги смазаны увлажняющим кремом Шерлока. В собственной спальне Шерлоку никогда еще не казалось так тихо и спокойно, как сейчас, когда он обнаруживает там спящую Ирэн, закутанную в его простыни. Дыхание, сердцебиение, дыхание, сердцебиение, дыхание, сердцебиение, подрагивание ресниц, дыхание, сердцебиение, дыхание, сердцебиение, трепетание век, вхождение в фазу быстрого сна, дыхание, сердцебиение, медленно, медленно, медленно, тихо, медленно, дыхание, сердцебиение, дыхание, сердцебиение, дыхание, сердцебиение, дыхание, сердцебиение. Шерлок обожает ее. V. Доктор. В конце концов, Женщина оказывается в постели Шерлока, в халате Шерлока, ее волосы пахнут дорогим шампунем Шерлока, ее гладкие ноги смазаны увлажняющим кремом Шерлока. Джон за всю свою жизнь ни к кому еще не испытывал такой ненависти. Шерлок настолько явно хвастается перед ней, что это граничит с неприличием, хотя, если быть справедливым, он даже не замечает своего поведения, ведь он первый хвастун Англии, поэтому Джон позволяет ему покрасоваться с минимумом саркастических замечаний со своей стороны. Шерлок есть Шерлок. Он выпендривается. Обычное дело для него. Так что все нормально. Но позже, после долгих разговоров о телефонах и самолетах, заказа китайской еды на дом, когда Шерлок почти впадает в оцепенение в Мыслительной Позе в кресле, Джон решает, что с него довольно. - Может быть, вы переоденетесь в вашу одежду? – холодно интересуется он у Ирэн, поставив последнюю чистую тарелку в кухонный шкаф и вытирая руки о полотенце. Тарелку Ирэн он вымыл дважды. Чтобы не осталось никаких ее следов. Полулежащая на диване Ирэн улыбается. Ядовитой улыбкой. Она пахнет как Шерлок, пахнет его халатом, его гигиеническими средствами, и у Джона внутри вспыхивает злой огонь. Ему хочется подойти к ней и сорвать с нее халат, но так нельзя, так неприлично, а Джон джентльмен. Поэтому он просто просит его снять. - Бедный доктор, - мягко говорит Ирэн, - не знаете, что со мной делать, не так ли? С той, которая так плохо себя ведет. - Я точно знаю, что с вами делать. Ради бога, посмотрите, с кем я живу. Я просто не хочу…вообще иметь с вами какие-либо дела. - Какая досада. Могу сказать, что вам одинаково нравятся и девушки, и парни. Такое я всегда угадываю шестым чувством. Знаю, что нравится людям. С тобой я была бы нежной, если бы ты попросил. И знаешь, ты мог бы попросить меня о чем угодно. - Здорово. Если я попрошу, вы снимете халат и наденете вашу чертову одежду? Ирэн осторожно входит в кухню. Ирэн не ходит, как попало: она двигается плавно, как Шерлок, и это сводит Джона с ума. Никто не должен так ходить. Никто. Несправедливо, что она так же грациозна, как Шерлок. Джон любит женщин, или любил, когда была возможность, но ему противно оттого, что она так явно давит на него. Он кладет на место перечницу. Она тянется к запястью Джона, но он его отдергивает. Она улыбается своей кошачьей улыбкой, в точности такой же, которая бывает у Шерлока, и лениво потягивается. - Как вы думаете, мне идет темно-синий цвет? – поддразнивает она. Это Ему он идет, ты, ужасная, отвратительная женщина, думает Джон, но даже ему самому фраза кажется нелепой. - Вы злитесь, что я с ним флиртую. Но вам нечего злиться, вы же сами знаете, - говорит Ирэн. – я люблю не только детективные истории, но еще и военные и врачебные. Я была бы не против, если бы мне их кто-нибудь рассказал. - Вы пытаетесь трахнуть каждого человека в мире или только в этой квартире? – огрызается Джон. - О нет, не каждого, - мурлычет она. – Только интересных. Тем временем Шерлок закрывает глаза. Он плохо разбирает то, о чем они говорят. - Вон тот человек там, - шипит Джон, указывая на то место, где они живут, едят и дышат, - кажется, находит жизнь более сносной, если вы тоже живы. Просто здорово – воскреснуть из мертвых и играть с ним, как с одной из ваших секс-игрушек. Я знаю, что я всегда с ним, постоянно в его голове. Он разговаривает со мной даже тогда, когда меня нет в этой гребаной стране. Меня может даже не быть в комнате, а он произносит для меня целые монологи. Я его аудитория. Вся его сознательная суть ориентирована на меня. Он чертов джоносексуал. Мне плевать, если вам нужна его помощь, если вы примете ее, но не пытайтесь примерять на себя его жизнь, как наряд для модной костюмированной вечеринки, и ждать, что я буду наслаждаться этим шоу. Это наш дом, а не его. Пространство, в котором вы находитесь, халат, кровать – это мое. Усмешка Ирэн становится только шире. Пальцы ее, скользя вверх и вниз, с наслаждением потирают наброшенную на плечи синюю ткань. - Если вам действительно плевать на то, тут я или нет, то почему бы вам не уйти? – мягко спрашивает она. – Или вы боитесь, что если уйдете, и я останусь здесь с ним совсем одна, ему захочется… десерта? Это было бы понятное беспокойство. У Джона болезненно схватывает сердце, левая рука дергается, сжимается и снова разжимается. В сексе он доверяет Шерлоку так, как ни в чем другом, даже зная, что в отношениях такое необычно, старается об этом не думать. Так уж повелось. Шерлок мог быть находиться в одной комнате с сотней обнаженных Ирэн, и Джон вполовину бы так не волновался, как если бы Шерлок был в комнате с заряженным пистолетом со спущенным предохранителем или с серийным убийцей, или таблетками с ядом, которые нужно добровольно принять ради хрен знает чего. Но если эта ужасная, бесцеремонно вломившаяся к ним женщина скажет еще хоть слово - он ударит ее, и это будет проигрыш. Поэтому Джон, слегка прихрамывая, идет к двери и надевает куртку. - Мне нужно подышать воздухом, - объявляет он голосом, который мог бы расплавить металл. – Будьте как дома, попытайтесь его соблазнить. Если удастся, пришлите мне смс-ку. С фотографиями. Вы же любите фотографии. - Не надо меня так ненавидеть. Я могу и поделиться. Она может произвести впечатление, понимает он. Для него она не красива и не привлекательна. Но все-таки производит сильное впечатление. - Вы не стоите ненависти, - отвечает Джон, беря ключи и покидая место этого фарса. – И я так не могу. VI. Детектив. Шерлок побеждает Ирэн в ее же собственной игре, но ей все равно всё нипочем. Некоторое время спустя, узнав, что она в смертельной опасности, он летит в Карачи. В Карачи всё идет не так, как он ожидал. От здешних звезд голова у него идет кругом, будто на карусели. Он уже видел их раньше, когда спал и ему грезились сны Джона о пустыне, но увидеть их самому – потрясающее впечатление. Они очень похожи на те, которые Джон видел в Афганистане, но не совсем такие же – в реальности они режут сетчатку глаза, будто хорошо отточенные лезвия. Шерлок не мог сказать Джону, что уезжает на несколько дней, дабы внедриться в банду террористов, потому что доктор не может без неодобрения слышать имя Ирэн, и, увидев звезды Джона, детектив внезапно, с тупой, иссушающей болью скучает по нему. Созвездия никогда еще не были настолько близко, и, если сосредоточиться, он может представить, как они отражались в голубых глазах Джона, как блестели в глубине его зрачков, когда он ходил по пустыне, лечил и убивал людей. Голова кружится от этой картины. И тишина здесь настолько полная, такая, какая бывает только вдали от больших городов, только в глуши или пустыне. После шума вертолета, который он выпросил у британского правительства, подделав подпись Майкрофта, тишина настолько глубока, что кажется почти неправдоподобной. После, после, после. Вертолет высадил его и улетел. Шерлок слышит шелест собственных ресниц. Шелест. - Когда я скажу «беги» - беги, - говорит Шерлок коленопреклонённой женщине перед собой, занося меч над ее головой. Ирэн улыбается странной полуулыбкой. Он видит ее. Это правильно, думает он, так и должно быть. Ее существование ему необходимо. Сейчас ее смерть была бы так же мучительна и терзала бы так же неотступно, как смерть сестры-близнеца. Шерлок подает сигнал. Ирэн вскакивает и срывает покрывало с головы, волосы тут же рассыпаются, и она встряхивает ими. Они завиваются волнами, колышутся в звездном свете, будто рябь на глади моря. Она не убегает. Непонятно. - Господа, - мягко произносит она. Трое террористов набрасываются на Шерлока. Один рукояткой пистолета выбивает меч из его рук, второй наносит удар сзади колена, так что Шерлок сгибается пополам и падает, а последний довершает дело, прижав пистолет к его затылку. - Я подумала, что это должно тебя заинтересовать, - говорит Ирэн, делая знак обступившим Шерлока мужчинам. – Шанс спасти меня. Шанс заглянуть в воспоминания Джона. Помнишь, прямо перед тем, как ты разблокировал мой телефон, я перечисляла кое-что из того, что мне понадобится для моей защиты и в качестве компенсации. Конечно, глупо было с моей стороны использовать твое имя, но ты мне так нравишься. Ты настолько прекрасное существо, что я не могу сопротивляться. Но, ты же понимаешь, я привыкла к определенному образу жизни. Эти люди… теперь ты уже понял, что они работают на меня. Их главарь совершенно безжалостный человек, но я знаю, чем ему угодить. Так что сейчас ты возьмешь свой телефон, позвонишь Большому Брату и скажешь ему, что если он не рассмотрит мое великодушное предложение принять его извинения и первоначальное предложение денег и защиты, я начну рубить младшему пальцы. Один за другим. Шерлок смеется. На череп ему давит огнестрельное оружие, а он смеется, не переставая, и вскоре Ирэн улыбается ему в ответ. - Можно мне встать? – спрашивает Шерлок. Она кивает террористу с пистолетом, от которого пахнет мускусом, потом и холодными ночами пустыни. Пистолет по-прежнему наставлен на Шерлока, но ему плевать. Он им нужен живым. Он подходит к Ирэн, приподнимает ее за талию и кружит, и звезды над ним вращаются в каком-то сумасшедшем вальсе. Ирэн смеется, глядя на Шерлока. - Ты потрясающая, - говорит ей Шерлок. - Я знаю, - отвечает она. VI. Доктор. Шерлок побеждает Ирэн в ее же собственной игре, но ей все равно всё нипочем. Под вопросом, имеет ли она какое-то отношение к краткому и внезапному исчезновению Шерлока несколько недель назад. У Джона нет прямых доказательств, что да. Но когда он спрашивает Шерлока, где он был, тот отвечает «Работа», на вопрос – «Какая?» – говорит «Расследование», а на «Как все прошло?» – «Потрясающе», и когда доктор прямо спрашивает, оказался ли Шерлок прав, как всегда, и тот отвечает «Нет», тогда Джон начинает подозревать. А потом, когда Майкрофт под проливным дождем на улице перед дверями кафе «Спидис» говорит ему, что Ирэн Адлер умерла во второй раз в Карачи, и что для того, чтобы его одурачить, потребуется Шерлок Холмс, - Джон уже знает. Он знает. - Итак, сколько вы можете ей заплатить? – спрашивает Джон. – Когда она успела прибрать к рукам вашего брата? На мгновение лицо Майкрофта тревожно застывает, а потом он овладевает собой. Майкрофт не ожидал, что Джон проявит дедукцию. Он думал, что доктор проглотит наживку. Но Джон живет с Шерлоком, знает его, а тут Шерлок – неслыханно! – исчезает на четыре чертовых дня. Он всегда берет с собой Джона. Ему всегда его не хватает. - Это подорвет благосостояние нации, - кисло признается Майкрофт. - И вы решили, что я не замечу маленького тайного путешествия Шерлока, потому что для этого потребуется столько ума, а я, черт возьми, слепой. Передвигаюсь с помощью эхолота. Майкрофт шумно выдыхает. Джон чувствует, как в устойчивом гневном ритме бушует в нем кровь - бум-бум-бум, - чувствует обиду и ярость за то, как обращаются с ним братья Холмс, как манипулируют им. – А теперь вы хотите, чтобы я солгал ему, что она находится под программой защиты свидетелей, но на самом деле все это вранье предназначено для того, кто его передаст. Для меня. Я тот самый простофиля, который должен думать, что она на самом деле мертва. Кажется, такой неожиданной вспышки от Джона Майкрофт не ожидал, и теперь выглядит так, будто увидел, что мостовая повернула вспять или в него плюнул уличный чистильщик обуви. Он нарочито подчеркнуто откашливается. Джон замечает в себе новое ощущение - раньше ему никогда так сильно не хотелось ударить Майкрофта, как иногда хотелось Шерлока. Человек, олицетворяющий британское правительство, секунд пять обдумывает, как ему вести себя с Джоном. - Да пошло бы всё, - говорит Джон, схватив пластиковый пакет с вещественными доказательствами. – Я пойду наверх. Он скажет мне правду. Скажет. Вот увидите. Майкрофт молчит. В освещении кафе он кажется другим – с желтоватым лицом, менее импозантным. Очень одиноким. Джон с какой-то злостью радуется этому. - Ты больше ее не увидишь, - говорит Джон Шерлоку наверху, стоя с пластиковым пакетом в руках, в промокшей под дождем куртке и чувствуя себя просто жалким ничтожеством. Он уверен, что между детективом и Ирэн ничего не было, но мысль о том, насколько она важна Шерлоку, пронзает, словно копье под ребро. Он лжет, что она в Америке под программой защиты свидетелей – это легко. Шерлок притворяется, что верит ему – это тяжело. Шерлок настаивает, чтобы он отдал ему телефон, и говорит «Пожалуйста» - и это тяжелее всего.