"Смерть пчел" (The Dying of the Bees )

VII. Детектив. После истории с Ирэн Шерлок понимает, что Джон до сих пор злится на нее. - Теперь я в полном недоумении, не понимаешь ты или просто не хочешь понимать, - отрывисто говорит Шерлок, когда Джон в ящике тумбочки в спальне находит фотографию Ирэн и ее телефон, и взгляд его прекрасных голубых глаз каменеет. – То, что она есть, помогает мне думать. Разозлившийся Джон, решительно шагая на своих коротких ногах, только что пришел из спальни. Очень, очень злой. Они хотели переодеться и ложиться спать, но Джон так и остается в рубашке в черную и голубую полоску и в джинсах, а Шерлок босиком, в черных брюках и новой зеленой сорочке – у Джона челюсть отвисла, когда он первый раз ее увидел. Шерлок хочет еще раз провернуть какое-нибудь дело, чтобы так же удивить доктора, но не знает как. Все, к чему он прикасается, превращается в песок, который поглощает морская пучина. Ужасно. - У меня же уже был ее телефон, почему же ты разозлился, когда я просто положил его в ящик? – кричит ему вслед Шерлок. - Я не разозлился, что ты положил его в ящик, - рычит Джон, показывая свои мелкие хищные белые зубы, - чертов ты идиот. Я разозлился, что ты устроил ей небольшой пантеон рядом со своей кроватью. Я, твою мать, в ярости, потому что ты позволил ей флиртовать с тобой, прикасаться к тебе, поцеловать в щеку и спать в нашей постели, а потом полетел в Карачи спасать ее. Да, я знаю об этом, я не такой уж дебил, и я злюсь, что она делала для тебя то, чего не могу сделать я, и что ты ею восхищаешься, и я знаю, что она пыталась залезть к тебе в штаны, несмотря на то, что ты мой, мой, и да, всё это приводит меня в такую гребаную ярость, Шерлок, у нее нет ни стыда, ни совести. А потом ты позволил мне солгать тебе про защиту свидетелей, и это не кончается, но должно когда-нибудь кончиться, потому что я ревную и жалко выгляжу, и это больше всего меня бесит, а ты положил ее подарок на память в свой ящик, и мне хочется разнести тут все в клочья. Шерлок оседает на диван и в сильном волнении запускает пальцы в свои кудри. Ночное небо и пустыня – это был ты, все мои мысли были о тебе, ты просто не знаешь, зачем я был там. Но без тебя даже звезды были не звездами. - Ты знал про Ка… - Да. - И когда ты… - Да. - И защиту сви… - Не удалось удачно провернуть дело, не так ли. Думать очень и очень трудно. Шерлок делает попытку объяснить словами. - На Ближнем Востоке очень красивые звезды, но они этого не знают, пока ты смотришь на них, - говорит он. – Ты. И больше никто. Я знаю, каково чувствовать это. Джон издает ужасный глумливый звук, показывающий, что он думает по поводу таких поэтических излияний, даже если Шерлоку они кажутся правдой от первого до последнего слова. Может быть, вот почему мои поэтические высказывания так редко имеют эффект, думает Шерлок. Для большинства людей поэзия – нечто выдуманное, а не отображение реального мира. Он не может объяснить, в чем разница, но знает, что все, что не скажет, все будет не то. - Я не спал с ней, это было бы невозможно, - пытается он начать по-другому. - Я знаю, что ты не спал, иначе бы я тебя убил. Задрожав, Шерлок решает не говорить Джону, почему его заявление настолько прекрасно. Потому что Джон наверняка счел бы его мысли по этому поводу очень неуместными. Джон расхаживает перед камином, левая его рука от волнения слегка дрожит. – Не выйдет влезть без меня в смертельно опасное дело в Карачи, в потенциальную зону боевых действий, потому что ты знаешь, что я этого не одобряю, а потом просто постфактум солгать мне. Сколько тебе лет, пять? Глупый ты сукин сын. - Ты перестанешь на меня сердиться? – шепчет Шерлок. – Когда-нибудь? - Может быть. - Что мне надо для этого сделать? - Для начала заткнуться и дать мне успокоиться. Черт, Шерлок. Черт. Иногда ты бываешь просто невыносим. Вздрогнув, Шерлок падает обратно на диван. Джон не хотел сказать, что он невыносим, нет, он имел в виду - не быть невыносимым, а быть ненормальным. Ведь всего, что делает Шерлок, все равно недостаточно. Он хотел бы придумать для Джона новый язык и никогда больше не говорить на английском (хорошо), соткать кусок полотна из его светлых волос и носить его вместо платка (хорошо), снять восковой слепок с этого прекрасного усталого лица (хорошо), сделать лук для скрипки из его самых сокровенных чувств (нехорошо), а Джон до сих пор настолько глуп, что думает, будто Ирэн что-то изменила. Слишком, слишком громкое тиканье часов на каминной полке. Шерлок лучше будет слушать легкие, постепенно замедляющиеся шаги Джона. - Думаю, я знаю, что надо делать, - медленно говорит Джон. Шерлок поднимает глаза. Во взгляде Джона таится улыбка. Это… странно. - И что же? – вздыхает Шерлок, подвигаясь на диване так, чтобы принять, как ему кажется, более драматическую позу. Потом бросает эту идею, подходит к Джону и становится перед ним, переминаясь с ноги на ногу. Джон со странно поблескивающими глазами отходит от него и убирает со столика у окна маленькую стопку книг. Ноутбук отправляется следом, в кожаное кресло детектива, и Джон с удовлетворением рассматривает оставшийся пустым стол, возле которого Ирэн поцеловала Шерлока. - Твое стоп-слово и будет – стоп, - насмешливо отвечает Джон. – Я знаю, твое стремление к саморазрушению шириной с милю, но ради меня ты кое-что вспомнишь, потому что не сможешь навредить сам себе. Какой у тебя есть Список? Убьем сразу двух зайцев. Сними свой ремень и отдай мне. Ход мыслей Шерлока прерывается, скачет с одного на другое, замедляется. Он моргает. Конечно, он плохо расслышал. Сними… Свою… Подождите-ка… ПОДОЖДИТЕ. В Списке раньше был пункт тридцать два, и Шерлок его сохранил, потому что он вполне невинен, но Джон перенес этот пункт в Неправильный Список, где теперь он стоит под номером двенадцать и гласит: 12. В качестве эксперимента уговорить Джона бить меня, так долго, как ему захочется, чтобы посмотреть, как далеко он может зайти, и если он не убьет меня, чтобы я несколько дней был покрыт синяками, и это будет прекрасно. Ах. Да, это было бы прекрасно. Но… Пытаясь сглотнуть, Шерлок понимает, что в горле пересохло. Джон смотрит на него. Он никак не выказывает нетерпения, и Шерлок понимает, что если бы он сам не хотел, то уже бы отказался, несмотря на то, что это его собственная, только слегка видоизмененная идея. Шерлок не мазохист, но эта мысль возникла у него из желания почувствовать все те ощущения, которые может дать ему Джон, и вот доктор выжидающе стоит перед ним, почти ухмыляясь, явно думая об Ирэн Адлер и о том, чтобы отыметь Шерлока на этом столе, пока он не запросит пощады. Дважды. Джон разозлился, когда она это сказала, припоминает он. Страшно рассердился. Ах. Медленно и даже как-то механически Шерлок вынимает ремень из петель брюк и отдает его Джону. Джон с деловитым кивком берет его, будто всё, что сейчас происходит – не так уже необычно, и тот конец ремня, где пряжка, несколько раз обматывает вокруг руки. - Обопрись, - небрежно говорит Джон, кивая на стол. Сначала Шерлок стоит, словно замороженный. Потом живот затапливает тепло, возбуждающее и сладкое, как кокаин. Ошеломленный, он подходит к столу и наклоняется над ним, пока локти не упираются в поверхность. Время замедляется до тягучей, сладкой, медовой густоты. В ушах гудение пчел. Джон подходит сзади. Они оба под водой. Нет, пчелы не могут жить под водой. Это неправильно. Воздух сгущается. Шерлок не боится. Он и не думал, что будет бояться. Но ему любопытно. Смертельно любопытно. Джон очень хороший человек. Он отличает хорошее от плохого. Шерлок не может дышать таким густым воздухом. Если Джон не начнет… Удар. Не так больно, как он думал, просто легкий ожог, и жжение исчезает. Конечно, Джон осторожен, он начинает медленно, поверх брюк, и это действительно не может быть так больно, как надеялся Шерлок, но все же… Удар. Удар. Удар. После десятка или около того ударов Шерлок осторожно расставляет ноги, медленно дыша через рот. Он почти ничего не чувствует, если бы не…ему довольно приятно. По большей части это невинное удовольствие, как в заглавии книги, которую любит Джон. Пчелы в ушах затихают. Они прислушиваются. Джон подходит к нему и кладет ладонь на ширинку. Шерлок прижимается к его ладони в ответ на прикосновение, твердый, как гранит, под тонкой шерстяной тканью и нежелающий этого стыдиться. - Запомни, я наказываю тебя не за то, что она тебе необходима, - говорит Джон, прижавшись губами к уху Шерлока. – Вот так. Хотя от этого я съезжаю с катушек. И с этим ты ничего не поделаешь. Тут все нормально. Но Карачи…без меня. Банда террористов. О чем ты думал? - Я думал… Джон отступает на шаг. – Заткнись, не хочу выслушивать то дерьмо, о котором ты думал. Всё, что ты сейчас будешь делать – умолять пороть тебя. Снимай брюки. И трусы. Шерлок подчиняется. Он встает, и пальцы его на удивление не дрожат – ни оттого, что он прислушивается к гудению пчел у себя в ушах и животе, ни от осознания того, что никогда ничего подобного раньше не делал. Приспустив брюки и трусы, он снова опирается локтями о поверхность стола. Джон проводит ладонью по его спине, и Шерлок дрожит от неожиданно приятного ощущения. - Не напрягайся. Расслабь спину. Он подчиняется, прогибая поясницу. Джон почему-то смеется. Он смотрит. Но Джон ведь всегда смотрит. - Потрясающий, - бормочет он. – Боже, ты совершенно потрясающий. Ты, такой светлокожий, уже розовый, как грейпфрут. Это. Э-э. Очень красиво. - Спасибо, - вежливо отзывается Шерлок, улыбаясь. - Всегда пожалуйста, - со смешком говорит Джон, а потом снова взмахивает ремнем, только гораздо сильнее. Шерлок открывает рот, но не издает ни звука. И Джон продолжает. Снова и снова, и шлепки теперь в десять раз громче, словно выстрел вдали, жжение превращается в огонь, потом в боль, потом в нечто совершенно другое, что посылает сигналы по позвоночнику к мозгу, а оттуда стремительно возвращает вниз к паху. Попытка подсчитать становится невозможной после пятнадцатого удара. Он слегка вздыхает, неглубоко, и когда Джон направляет удар в то место, где задница Шерлока переходит в бедра, он начинает задыхаться. - Да, вот что для тебя значит чувствовать это, - Джон зачем-то кладет ремень Шерлока на стол перед его носом. – Стой так. Руки держи перед собой. Я скоро вернусь. Подчиняясь, Шерлок мгновение раскачивается с носка на пятку, пытаясь отдышаться. У Джона не было никаких причин вычеркивать то, что они сейчас делают, из Неправильного Списка, думает он, осторожно протягивая руку и прикасаясь к своему ремню. Теплый. Ничего удивительного, вполне научно объяснимая сила трения, но он, горячий и живой, ощущается, как человеческая кожа. Задница до самых бедер пульсирует, но терпимо. Член тоже пульсирует, но пока он может не обращать на него внимания. Где Джон? Где Джон? Джон возвращается, чуть ли не вприпрыжку, и кладет что-то на спину Шерлока. Видимо, теперь Шерлок стал мебелью. Чем-то вроде полки. Шерлок понимает, что на спине - его собственный хлыст и чувствует первую дрожь беспокойства. Потом Джон опускает руку вниз, и разгоряченная задница встречается с прохладной и скользкой субстанцией, а потом Джон осторожно и ловко проскальзывает в… Звук, который издает Шерлок, даже не стон. Нет. Потому что это совсем не то. Такое поскуливание постыдно. - Ты будешь еще сильнее наказан, - мягко говорит Джон. – Хорошо? В Шерлока вторгается второй палец, и он, задыхаясь, стонет. Стонать можно. Нервы искрят, словно петарды, и он так возбужден, что удивляется, как мозгу еще хватает кислорода. Джон не мог так быстро разгадать его. Прикосновения Джона должны быть такими же, как и прикосновения всех его предыдущих партнеров. Хотя нет. Потому что нет и всё. Джон подготавливает его, и это слишком, и чего-то не хватает, это свободное падение, это страшно. - Ответь мне, - командует Джон, хлопая свободной рукой по заду Шерлока. - Все в порядке, все в порядке, - стонет Шерлок, подаваясь навстречу Джону. – Джон. Джон. О Боже. - Стой смирно. - Я пытаюсь. - Ты все портишь. - Мне очень жаль. - Ты на самом деле пожалеешь. - О Боже. - Тебя кто-нибудь так бил? Тебя шлепали, лупили за то, что ты такой невыносимый умный козел? - Нет, конечно, никогда. - А ты хотел этого? - Нет. - А с Ирэн хотел, когда она была здесь? - Конечно, нет. Джон двигает пальцами сильнее, и Шерлок видит звезды. – А со мной теперь этого хочешь? Я ненавидел ее, когда она отметила тебя, в тот день в ее доме в Белгравии. Ты хочешь, чтобы я сделал то же самое? Пометил тебя? - Боже, да. - Тогда хорошо меня попроси. Шерлок закусывает губу, чтобы не закричать, пока пальцы Джона, как поршень, движутся вперед и назад, вперед и назад. Он забывает, что хотел просить. Забывает, о чем хотел просить. Он знает, что минуты проходят, но не знает, сколько их. Пчелы в ушах смолкают. Они утонули. Пчелы в животе смещаются к тазу. Жжение, напоминающее укусы тысячи пчел, не проходит, скорее, наоборот. - Давай, мистер шутник, попроси меня, и попроси как следует. Шерлок тут же быстро отзывается. – Пожалуйста, не мог бы ты отхлестать меня. - С удовольствием. - О боже, боже, господи, - задыхается Шерлок. Пальцев теперь три. Связно излагать мысли сразу становится невозможно. - А потом? - А потом трахни меня. - О, я определенно собираюсь тебя трахнуть, - говорит Джон и снова смеется, а Шерлок едва может стоять. Он слишком часто дышит. Он вот-вот упадет в обморок. - Пожалуйста, - шепчет он. – Пожалуйста. Я больше не могу. Поторопись, пожалуйста. - Так-то лучше, - небрежно говорит Джон, но не останавливается, кладя уверенную руку на тазовую кость Шерлока, а пальцами другой продолжая скользить снова и снова, снова и снова… Шерлок громко кричит в тишину комнаты, а потом впивается зубами в рукав рубашки. А Джон не останавливается, не останавливается, он... - Потрясающе, - говорит Джон, и это звучит как «Ты любишь меня». И звучит чудесно. – Скажешь, когда будешь готов, хорошо? Не спеши. Когда поймешь, что готов, просто начинай считать. А я скажу тебе, что делать. Понял меня? - Да, капитан. - Умный мальчик. Пальцы Джона медленно выскальзывают, и Шерлок проглатывает всхлип, и всхлип этот не имеет ничего общего с тем, что с него сняты брюки и трусы и его лупят по спине. Он выпрямляет ноги и расслабляет ссутуленные плечи, мучительно сознавая, что только что был на грани оргазма. Немного овладев собой, он говорит: - Один. Свист – и короткий и резкий удар приходится по середине задницы, и Шерлок стискивает зубы – дерьмо, дерьмо, было совсем по-другому, так вот зачем сейчас это так понадобилось, все опухает, и я не могу, это ощущается так чертовски, просто хрен знает как чудесно, и о боже, я не могу, – но скрипит ими и говорит: «Два». Чуть слабее на этот раз, но все еще почти в полную силу, две параллельные линии, они созданы Джоном, и это слишком. «Три», - шепчет Шерлок, и удар становится еще чуть слабее. Он непроизвольно сжимает кулаки. «Четыре» приносит ему удар по диагонали, как и «Пять», а «Шесть» приходится на верхнюю часть бедра, и невольные слезы выступают на глазах. «Семь», - сдавленно произносит он, и получает такой же удар по другому бедру. Шерлок доходит до двенадцати, потом его колени начинают подгибаться, и он слышит, как хлыст падает на пол. Но мгновение спустя Джон берет его за бедра, так, что все прекрасно, он прекрасен, все это… - Пожалуйста, - стонет Шерлок. – Пожалуйста, я не могу. Джон, пожалуйста. - Дважды. Ты совершенство, - выдыхает Джон, прижимая ноготь к рубцу. Шерлок шипит. – Ты чертов ангел. В прямом смысле. Ты напряжен или готов? Пальцы Джона проверяют его, сильные, медленные пальцы, и Шерлок опускает плечи и всей грудью прижимается к поверхности стола, пытаясь не умереть раньше времени. Бесполезно. – Прости, прости, - задыхается он. Пот стекает по его шее. - Почему? Это было удивительно. - Потому что… - говорит Шерлок, пытаясь объяснить, что извиняется за то, что сейчас наверняка произойдет, но пальцы Джона исчезают, и их место занимает его член, и внезапно все наслаивается одно на другое, и Шерлок кончает, кончает так сильно, что больно, выдыхая имя Джона, «пожалуйста» и «прости», и Джон говорит: «О боже да, вот так, милый, красивый, ты такой чертовски красивый, вот так, давай» - и снова и снова неистово врезается в его бедра, снова и снова, пока Шерлок, набрав в легкие воздуха, не выкрикивает «стоп», и Джон внезапно останавливается, твердыми руками держа Шерлока за талию и пульсируя внутри него. В следующий момент Шерлок осознает, что лежит на спине на полу, а задница словно горит огнем. Джон лежит рядом с ним, полностью одетый и подтянувший трусы на место. Собственное белье Шерлока переместилось куда-то в область лодыжек. Глядя на Шерлока и поддерживая рукой его голову, Джон улыбается. – С медицинской точки зрения ты в полном порядке. Я проверил. Но все равно – ты как? Честно говоря, Шерлок понятия не имеет. После долгого молчания Джон бормочет – Поговори со мной. Обычно свет по вкусу похож на ливень, но ты все перевернул, и теперь у ливня вкус всего спектра. Обычно я могу вспомнить свое имя, но теперь не могу. Обычно боль – скучно, но теперь было не так, не так, ты никогда не бываешь скучным. Обычно я не боюсь, когда ты берешь меня, но в первый раз боялся, и сейчас тоже, и мне нравится этот испуг. Обычно я не чувствую себя как картина художника-кубиста, но сейчас да, каждый кусочек меня перевернулся с ног на голову. Обычно любовь к тебе вызывает только боль в сердце, но хорошо, что в этом есть глубокий смысл. Обычно я хочу быть для тебя подарком, но чаще оказываюсь медицинским диагнозом, и это медленно убивает меня, но не сейчас, сейчас я забыл об этом. Обычно… Обычно… Обычно… И всё это опять не нормально. - Я просто немного…опустошен, - медленно говорит Шерлок. – Думаю, ты меня чуть-чуть разрушил. - Это пройдет, - успокаивающе говорит Джон. - Нет, - шепчет Шерлок, поворачивая голову к Джону. – Нет, мне это нравится. Ты все еще сердишься? - Нет, не сержусь с тех пор, как ты назвал меня капитаном. Шерлок хихикает, и Джон тоже, потом Джон говорит – Давай-ка, успокойся, нам нельзя хихикать, это же садо-мазо, - и Шерлок хохочет так, что в груди болит от смеха. VII. Доктор. После истории с Ирэн Шерлок понимает, что Джон до сих пор злится на нее. Потом, когда Джон вытирает их обоих, снимает свою одежду и одежду Шерлока, смазывает великолепные алые узоры рубцов на его заднице алоэ, укладывает в постель, обнимает и думает об этой жесткой порке, то не может притворяться, что она ему не понравилась. - Почему мы не сделали этого раньше? – тихо спрашивает Шерлок, когда выключается свет. Джон зевает, запустив пальцы в кудри Шерлока и потирая гладкую кожу его головы. – Потому что я не настоящий доминант, а ты не настоящий саб. Тебе нравится трахать меня сзади в странном номере отеля, душить меня и одновременно дрочить мне, но мне все это тоже нравится. Это здорово, я не боюсь, и мне нравится ощущать тебя как демона с порочными намерениями, опасного наркомана, который безрассудно вертит мной, как хочет. В этот раз такое сработало. Но постоянно так не получится. И я так не хочу. Но Карачи стал последней каплей. Шерлок молчит. Думает, предполагает Джон. - Почему у тебя так хорошо получилось? - А. – Джон на мгновение немного смущается. – Надо же. Э-э, спасибо, я имею в виду, ну вообще у меня была довольно смелая подружка, даже две. И мне нравилось удивлять людей, с которыми я встречался. И я врач, так что… хм, не знаю. Я знаю, когда надо остановиться. У тебя завтра почти все пройдет, а послезавтра не будет и следов. Шерлок издает разочарованный звук, и Джон широко улыбается. - Значит, завтра я снова стану нормальным? – спрашивает, наконец, сумасшедший, устало, но удовлетворенно. – Думаю, на этот раз у меня получится. Джон прижимается губами к волосам друга. – Я не хочу, чтобы ты был нормальным. - Чего же ты тогда хочешь? – хрипло спрашивает Шерлок. Доктор думает о беготне по грязным коридорам поздними ночами, о тяжелом запахе дешевого масла, ударяющем в ноздри, и убийце, который только что ушел из-под носа. Вспоминает, как думал, что после всего, что сделал, все равно бы стал изучать медицину, ведь не мог иначе, как доставал заряженный пистолет из ящика и клал его обратно, потому что не из-за чего было стреляться. Он думает о внутренней стороне запястья Шерлока, бледной, как перья голубки, и почти такой же нежной. Он думает о том, как однажды поскользнулся на пожарной лестнице, и Шерлок бросился к нему, подхватил, и его серые глаза стали похожи на ураган. Доктор думает обо всем самом прекрасном в мире, что он видел за свою жизнь, но не было в ней ничего прекраснее того, кто лежит сейчас в его постели. Джон берет Шерлока за запястье. На его горле есть свободное пространство, и Джон гибким указательным пальцем детектива пишет большими буквами на его Адамовом яблоке «Шерлок Холмс». VIII. Детектив. Оказывается, Ирэн Адлер в какой-то степени для Джона значит больше, чем для Шерлока. Шерлок больше о ней не говорит. У него есть ее телефон и ее фотография, иногда он получает загадочные письма по электронке о том, что хорошего находят люди в Неаполе или Бухаресте, которые вызывают у него улыбку. Он не показывает их Джону, но в то же время и не прячет. Всеми возможными способами Шерлок пытается быть нормальным, но постоянно терпит неудачи, потому что слишком занят, чтобы удивлять. Но время от времени он готовит Джону завтрак, потому что у друга это вызывает улыбку. Это нелегко. И они несчастливы. Но Шерлок по-прежнему думает о Джоне как о единственной необходимости. Так всё и идёт, пока Джон в третий раз не видит один из снов Шерлока, и Шерлок начинает гадать, хватит ли звездного света и преступлений, чтобы навеки удержать их вместе. Потому что на этот раз у них есть и звезды, и место преступления. И есть Фархем, и велосипедист, которого преследовал серийный насильник и убийца, мерзкий монстр по имени Вудли, которому нравится, чтобы жертвы перед исчезновением его узнавали, и Джон и Шерлок, которые бегут и падают в зарослях папоротника, и высокие деревья Суррея, прямо и гордо стоящие в лунном свете, и самозваный парень мисс Смит (она, кажется, не согласна, что Боб Каррутерс претендует на это звание), который стреляет в Вуди из укрытия на опушке леса, отчего поднимается легкая суета. Вскоре Джон поднимает Вудли на ноги (зачем утруждаться, думает Шерлок, но Джон здесь ради тебя), и Вайолет Смит перестает кричать. Вскоре приезжает полиция. Но они не собираются возвращаться в Лондон, по крайней мере, не в половине третьего ночи, и Каррутерс благодарит их за помощь и заодно оказывается владельцем загородного дома. Ничего не остается делать, как переночевать в Чилтерн Грэндж в полумиле отсюда. - Ну, слава богу, - говорит Джон, когда Шерлок сообщает ему свой план. – Это лучше, чем тащиться час до Лондона, даже если мы найдем машину. Чилтерн Грэндж… милое местечко, думает Шерлок. Дом напоминает ему одну лондонскую берлогу, которую он нашел, когда бросил колледж. Шерлок не так уж много запомнил из колледжа, по той простой причине, что ему там не нравилось. Но этот дом определенно похож на ту общагу, в которой он тогда останавливался. Квадратное, из серого кирпича здание, без особенного декора, и дверь скрипит так же, и на этом сходство заканчивается. Отличие в том, что это дом эдвардианской эпохи, обвитый плющом и мохом, а крыша у него, наверное, протекает. Очень неинтересный, такой же, как Каррутерс. Он влюблен в Вайолет Смит, которой на него плевать. И Шерлок просто влюбленный мужчина, и в том они с ним схожи. Джон разговаривает с ним, благодарит его, улыбается ему, узнает, как пройти в спальню для гостей, и Шерлок мчится туда пулей. В спальне тоже неинтересно, но Шерлок понимает, что она находится на противоположном конце большого дома Каррутерсов. Постельное белье белое в голубую полоску. Скучно. - У тебя до сих пор порох на лице. Это Джон, в лунном свете он кажется бесцветным. Джон никогда, никогда не бывает скучным. Он облизывает палец и проводит им по острой скуле Шерлока. - Место преступления, - ласково говорит Джон, идя в ванную, чтобы умыться. Шерлок стаскивает ботинки, снимает трусы и сворачивается калачиком поверх покрывала. Он не хочет засыпать ради Джона. Но прежде чем он понимает, что глаза у него слипаются, он уже крепко спит. VIII. Доктор. Оказывается, Ирэн Адлер в какой-то степени для Джона значит больше, чем для Шерлока. Джон довольно быстро и легко перестает психовать из-за нее, потому что Шерлок ведет себя по-другому. Она исчезает из их жизней, но если тот отпечаток, который оставляет она в голове Шерлока, ярче, чем тот, что она оставила у Джона – ну и черт с ней, замечательно, так и должно быть. Просто отлично. Видит Бог, Джон не хочет о ней думать. И не думает. Он следует за Шерлоком от расследования к расследованию, пока однажды ночью в Суррее не заходит в комнату для гостей загородного дома, выстроенного в конструктивистком стиле, под названием Чилтерн Грэндж, и находит свернувшегося калачиком и уснувшего на кровати Шерлока, в волосах которого серебрится лунный свет. Джон очень устал, но на цыпочках проходит по ковру и выключает свет, и также ложится на кровать, натянув на себя только одеяло, потому что в комнате тепло, и метаболизм Шерлока после только что завершившегося дела такой, что тело его напоминает раскаленную печку. Он думает, что проснется от рассветных лучей или из-за Шерлока, как всегда после дела во сне размахивающим руками. Но он ошибается. Джон смотрит на серое здание, зажатое между гаражом и рестораном - меблированные комнаты, вероятно, выстроенные в то же десятилетие, что и Чилтерн Грэндж. Внешне здание довольно убогое – тут на него явно повлияла коммунальная жизнь. Вокруг много других зданий, почти все они безлики – исчадья разрастающегося Лондона. Ясный весенний вечер переходит в ночь. В бесчисленных окнах горят огни, в воздухе плавают обрывки хриплого смеха, из дверей доносятся запахи прогорклых чипсов и карри. Не очень-то приятное место. Снуют не слишком одетые девушки, у мужчин холодные глаза и жесткие кулаки. Серое здание – такой своеобразный перевалочный пункт. Место вечного ожидания. Из дома выходит очень, очень худой юноша двадцати двух лет, кладя ключ в карман пальто. Он выглядит явно нездоровым, как может выглядеть нездоровой только молодая кожа, натянутая на молодые кости, если вам на себя наплевать. Он одет во все черное, в когда-то шикарную черную кожаную куртку, и черные, потрепанные на отворотах, джинсы. Бледное, изможденное, но идеально выбритое лицо. Он останавливается, прикуривает, а потом широкими шагами уходит в ночь. Мгновение Джон понимает, что не может двинуться, а потом бросается вдогонку за Шерлоком. Бежать долго не приходится. Или, скорее, просто Шерлок не ушел далеко. Кучка людей приближается к нему с запада. Трое, если быть точным. Один из них высокий, со знакомой развязностью. Остальных Джон не знает. Джон видит, как Шерлок вздрагивает всем телом, когда замечает группку людей. Секунду Джон думает, что он повернет обратно, но нет. Он принимает самый равнодушно-надменный вид, которого даже Джон ни разу не видел, и ждет. Улица узкая, но сначала эти проходимцы не замечают его, и он почти проходит мимо них, когда один из парней грубо толкает его в плечо. - Ого! – говорит парень. – Эрик, Себ, гляньте, кого нам Темзой принесло – чертов Шерлок Холмс, козлом буду, если это не он. Себастьян Уилкс еще худее, и так же аккуратно одет, чтобы не выглядеть оборванцем. Дружки его тоже одеты стильно, но недорого. Все трое из бедных семей, но выбираются в Вест-Энд ради разных грязных развлечений, догадывается Джон. А между тем Шерлок живет здесь, но научился это скрывать. - Себ, - осторожно говорит он. – Эрик. Том. - О боже, - смеется Эрик. Он меньше остальных ростом, светловолосый и явно пьяный. – Я молился, чтобы больше никогда не увидеть этого урода. Всем святым на коленях молился. Шерлок, какого черта ты делаешь в Роверхите? Жилье снимаешь? Шерлок холодно улыбается и продолжает курить, не говоря ни слова. - Ну точно, - самодовольно заключает тот, которого зовут Томом. – Конечно. Этот грязный педик всегда был охоч до таких мест. Да, Шерлок? Ты как, берешь почасовую оплату или так даешь? Все засмеялись, Себастьян смеется тише всех, но все равно смеется, и неважно, насколько тише, потому что глаза Шерлока становятся темными, как железо. - Зачем тебе? – быстро и надменно спрашивает он. – Хочешь поторговаться? Том обрывает смех. Он кажется менее пьяным, чем Эрик и Себ, но он злее. Жестче. Подойдя к Шерлоку, он внезапно ударяет его, хватает за горло и дергает за волосы на затылке до тех пор, пока Шерлок не оказывается прижатым к стене в этом переулке. - Том, не будь занудой, - бросает Себастьян, но сам кажется испуганным. – Нас ждут. Пошли. - Слушай сюда, надменный ублюдок, - шипит Том в широко раскрытые глаза Шерлока. – Твой рот больше подходит не для разговоров. Когда ты разговариваешь, ты похож на пафосную сучку, на Мэг, с которой я кантовался на последнем курсе колледжа. Думаю, ты, твою мать, даже не слышишь себя. Так что, может быть, сделаешь это для меня? А? Покажешь, на что действительно сгодится твой рот? Шерлок опрометчиво дергается, пытаясь высвободиться, но он слишком слаб и худ, и теперь, когда рукава его куртки приподнялись, Джон видит следы от уколов на запястьях и выше на руке, и доктору больше не хочется находиться в этом сне. Он хочет как можно скорее проснуться. Эрик кажется испуганным. – Том, хватит, ты огорчишь Себа. Ты ведь знаешь, они были вместе. Том не отпускает Шерлока, но тут же недоуменно оборачивается на Себа. – Не были они вместе. Эрик, тебе язык надо оторвать. Себастьян, ты трахал урода? - Что? – кричит Себастьян. – Нет! Ровно секунду Шерлок кажется растоптанным, а потом… вообще никаким. Опустошенным. - Господи, Эрик, откуда ты берешь такую чушь, - протестует Себастьян. – Нет. Я бы ни за что на свете до него не дотронулся, Только посмотрите на этого убогого. Похож на привидение из какой-нибудь тупой мелодрамы. И в отличие от некоторых, я не рвусь подхватить СПИД. Эрик, что на тебя нашло? Простая ложь, но убивает двух зайцев. Во-первых, Том ржет, как конь, над глупостью Эрика, и напряжение немного спадает. Во-вторых, Шерлок обмякает – просто закрывает глаза и перестает дергаться. Том слегка шлепает его по лицу, и Шерлок открывает глаза, но больше никак не реагирует. - Ах, черт, это уже слишком далеко зашло и перестало быть забавным, - подытоживает Том, выпуская Шерлока. – Пошли. Нас ждут вино, песни и женщины. Ах да, и мужчины. Мы и так потратили много времени на гребаный хлам. Утрись, урод, Мэг была девушкой моей мечты. Эрик и Том удаляются вразвалочку. Шерлок прижимается спиной к стене, глаза его все еще закрыты, лицо угрюмо. Себастьян задерживается и подходит к своему бывшему одногруппнику. – Шерлок… - Это была ложь, - сдавленным тихим голосом говорит Шерлок. - Конечно, у тебя нет СПИДа, я должен был… - Ты ничего мне не должен, - шипит Шерлок, хватая Себастьяна за рубашку. – И вот это не ложь. Не ложь, Себ. Другое. - Э-э, ну… - произносит сбитый столку Себастьян. – Почему… ты не ждешь, что я признаю, что мы когда-то были вместе, а? Шерлок невесело смеется, шаря по карманам в поисках еще одной сигареты. - Слушай, тебе нужны деньги? Еда? Что-нибудь покрепче? Вот двадцать фунтов, если ты… - Да пошел ты, - огрызается Шерлок, прикуривая сигарету. - Ну зачем ты так. Это смешно. У меня есть репутация. Шерлок быстро приходит в себя, его серебряные глаза поблескивают, как живые искры. – Надеюсь, в один прекрасный день твоя репутация пострадает, - отрезает он. – И я могу посодействовать этому, но не стану. И от тебя я никогда денег не возьму, ты меня понял? Спасибо, что рассказал моим одногруппникам, что у меня смертельная болезнь. А теперь иди, развлекайся со своими ублюдочными дружками. - Шерлок… Шерлок на своих длинных ногах шагает обратно к убогому серому дому. Джон идет за ним, уже наполовину обезумев, потому что знает, что будет дальше. Точно знает. У его друга уже ключ в тонкой руке. Дверь открывается, и они оказываются в очень темном и узком коридоре. Пока глаза Джона привыкают к темноте, Шерлок уже поднимается по пролету пыльной лестницы. Джон догоняет его, и Шерлок захлопывает за ними дверь своей комнаты, а потом щелкает выключателем. Пустая чистая комната. На столе стоит микроскоп, на каминной полке череп, и больше ничего не указывает на то, что тут кто-то живет. По щекам Шерлока бегут слезы, и он досадливо смахивает их рукой. - Себастьян Уилкс полоумный мудак, - твердо говорит Джон, хотя в глазах у него уже покалывает. - На самом деле он гений, - опустошенно говорит Шерлок, бросая кожаную куртку на пол и садясь на кровать. Он достает из-под матраса сафьяновую коробочку. – Иначе, почему он не признавался, что он меня трахал? Джон подходит к Шерлоку и становится перед ним на колени. Он не знает, сможет ли остановить его или нет. Джон видел медицинскую карту Шерлока. И он попытается, даже если это безумие. Где-то внизу в коридоре Курт Кобейн слегка насмешливо поет о том, как он хочет быть таким же, как все, и Шерлок морщится и закатывает рукав. - Ты потрясающий, - говорит Джон, кладя руки на колени Шерлока и наклоняясь к нему. – И ты знаешь это. Посмотри на меня. - Мне теперь на всё наплевать. - Вот это точно, - с яростью говорит Джон. Шерлок кажется таким усталым. Кожа его напоминает тонкую пленку, которая появляется на поверхности молока, если его оставить на столе. Он морщит потрескавшиеся губы и качает головой, потом вытаскивает из коробочки короткий резиновый жгут и оборачивает ее вокруг предплечья. - Послушай меня, - рычит Джон, хватая его за худые запястья. – Ты знаешь, кто я такой, а? Шерлок? Ты знаешь, кто я такой? Шерлок молчит, словно растерявшись. – Знаю. Но не… не знаю, почему. И не знаю, почему впустил тебя в квартиру. Наверное, ты живешь…где-то здесь. Я знаю, что ты был добр ко мне, но не лезь не в свое дело. - Я должен. - Ты не сможешь ничего изменить. - Почему? - Потому что я не хочу больше здесь жить! – кричит Шерлок. Он начинает рыдать, потом перестает, а Джон по-прежнему держит его за запястья, хотя Шерлок и не сопротивляется. – Я ненавижу это место. Ты знаешь, сколько я могу определить сортов сигарного пепла только по одному виду? Знаешь, сколько видов зубной пасты, и что действующие вещества у них одни и те же? Вчера я пошел в парк, думая, что там будет тише. А по пути мне попалась уличная ярмарка. Я едва не поджег ее, я был в шаге от того, чтобы опрокинуть гриль с сосисками. Я никому не хочу причинять вреда. Со мной и раньше такое было, но никогда до такой степени. Моя соседка снизу Мэри любит «Нирвану», она снова и снова включает песню – «Все эти извинения» - три дня подряд, это такая красивая песня, похожа на Шопена, а я этого не чувствую, перестал чувствовать тогда, когда она прокрутила ее в пятьдесят восьмой раз, так что теперь мне все равно. Мне плевать на то, что все меня ненавидят… - Тебя не ненавидят, и тебе не плевать, - поправляет его Джон. - Ты не знаешь, как я всё ненавижу… - Не знаю, но выслушаю тебя, а там посмотрим. - Ты кажешься хорошим человеком, но я не понимаю, что тебе от меня надо. Джон отпускает Шерлока, и тот сразу достает из коробочки чистый одноразовый шприц и зажимает в ладони маленькую ампулу морфина. - Я люблю тебя, - как можно тише говорит Джон. – Не сейчас, попозже. Ну… сейчас ради меня, но… Неважно. Пока еще не ради себя. Послушай меня. Я могу быть плодом твоего воображения, а может, это твой или мой кошмарный сон. Я не знаю. Но вот что ты сейчас сделаешь – покажешь мне дозу, которую собирался принять, и послушаешься моего совета. Вот и всё. Потерянный, мрачный и одновременно кажущийся сбитым с толку Шерлок готовит шприц. Джон смотрит на свои узловатые колени, на пол, на свои уверенные руки. Хоть бы это был кошмар, черт возьми, хоть бы, молится он про себя. Потому что он тоже не хочет здесь жить. И никто бы не захотел. Шерлок замирает. Джон смотрит на него. Ну ладно. Джон подается вперед, окончательно вторгаясь в личное пространство Шерлока, но не касаясь его, и кладет руку ему на плечо. Сейчас он может позволить себе только это, потому что ему хочется обхватить второй ладонью прекрасное лицо Шерлока и целовать его до тех пор, пока он не узнает, какова жизнь на самом деле, но не может - он сам потом всё узнает. Шерлок пахнет как Шерлок, а еще химикалиями, сигаретами и отчаянием. Джон откашливается. - Ты два раза в своей жизни будешь на волосок от смерти. Вообще-то, несколько раз… нет, не так, много раз, но я знаю только о двух. Один случится на несколько лет позже, когда ты в процессе расследования будешь экспериментировать с наркотиком под названием «корень дьявола», потому что ты законченный идиот и тебе по-извращенски, до безумия нравится меня пугать. А второй вот сейчас, и тебя спасут, и ты какое-то время будешь злиться из-за этого. Но ради бога, пожалуйста, Шерлок, - умоляет Джон теперь дрожащим голосом, и вцепляется в черную рубашку, кажется, испуганного парня. – Это смертельная доза. Она и слона убьет, Шерлок. А ты мне нужен. Я не стану говорить тебе, что ты герой, один на миллион, и что ты спасешь мир, но о, боже, милый, для меня ты важен. Важен так, как никто, и я буду орать с крыши на весь город, что трахаю тебя, потому что буду тебя трахать, и любить, и никто у меня этого не отнимет из-за досадной случайности. Пожалуйста. Я совсем не такой, какой тебе нужен, я даже не могу заставить всё утихнуть, когда тебе это нужно, но когда с тобой такое происходит, я все время думаю, что ты самый лучший человек, самый… ты самый человечный из всех, кого я знаю, и как-то так случилось, что я заполучил тебя. Уменьши дозу. Потом будешь беспокоиться об остальном. О пчелах. Пчелы думают, что ты поступаешь нехорошо, Шерлок. И я тоже. Тебе пока еще на меня плевать. Но сделай это ради меня. И ради пчел. Шерлок, прищурившись, смотрит на Джона, и его напряженные мускулы немного расслабляются. Он поднимает шприц, сует его обратно в ампулу и нажимает… Джона нет… Джона не было… Это было… Нет… Назад… Шрамы, которые ждут Джона в Афганистане… Нет Назад Господи, помилуй… ШЕРЛОК! Джон приходит в себя на росистой траве, вокруг царит прекрасная поздняя суррейская ночь. Он не может понять, как оказался здесь, на улице. Лицо у него мокрое, как и джинсы, в которых он спал, голова лежит на коленях у Шерлока, который ласково поглаживает его висок, и внезапно от звезд у Джона кружится голова. Он снова закрывает глаза. Проводить время, упражняясь в дедукции, в целом очень полезно, и Джон с ее помощью вычисляет, что Шерлок одет в белый махровый хозяйский халат, который висел в гардеробе как раз для безымянных гостей Боба Каррутерса. Потом приходит к выводу, что Шерлок спокоен только потому, что сам Джон не спокоен. - Так красиво, - вздыхает Джон, потирая глаза. – Что мы здесь делаем? - Ты, - Шерлок сглатывает, - Ты не реагировал. Я имею в виду, ты разговаривал со мной, но говорил полную нелепицу. Ты сказал, что никогда больше не увидишь звезд, и что ты по ним скучаешь. Я вынес тебя на улицу. Я не знаю… не знаю. Джон кивает. Реальность возвращается. Кто знает, его переживания в этих повторяющихся снах всего лишь очень правдоподобные кошмары или нет. Но он знает, где шрам, крошечный белый шрам на левой руке Шерлока, и что передозировка не состоялась только случайно, и… всего этого хватает для боли. Хватает, чтобы спросить, как так вышло. Он ведь никогда не спрашивал. Так что, может быть, Шерлок в своей особой манере расскажет ему. Шерлок под ним слегка шевелится. Несмотря на сырость, Джон ощущает тепло и покой, будто качается в колыбели. - Я не хотел этого, - осторожно говорит Шерлок. Он больше не кажется надменным. Глаза становятся все более далекими, будто дымка исчезающего тумана. – Не решал, стоит ли… чувствовать к тебе такое. Я знаю, это постоянно причиняет тебе боль. Тебе не нужно мне говорить. Я вижу. И если бы я мог всё изменить, сделать так, чтобы я смотрел на тебя, как на Лейстреда или другого человека на улице, то конечно, я бы захотел, чтобы ничего этого не случилось. А теперь уже слишком поздно, теперь я уже сам не смогу быть прежним. Порой я даже не пытаюсь сдерживаться. Ты знаешь это? Я чего-то хочу, но всегда, постоянно, всё так запутывается. И так или иначе я… я не хочу иметь сердце, к сожалению, тут мы все ошибались, но я бы избавился от него, если бы это помогло и больше не причиняло тебе боли. Я бы сию же минуту вырвал его. Поджав губы, Джон вникает в сложный смысл, мягкую хрипотцу и такой шелковый баритон, что он мог бы свернуться в нем, как в гнездышке. Он понимает, что, наверное, очень больно слышать от человека, с которым ты прошел огонь и воду, долгое и обстоятельное описание того, как он бы полностью вычеркнул из памяти ваши отношения, если бы мог. Большинство парней сочли бы это последней каплей. Но слишком много капель кислоты, налитых в банку, помогают сохранить консервированную клубнику, и точно такая же банка сейчас стоит у них в дверце холодильника. Ведь Джон знает Шерлока. Знает, что предыдущее признание было равносильно тому, как если бы он специально наступил на гранату. Наверное, это самое трудное из всего, что Шерлоку когда-либо приходилось говорить. - Ты полный придурок, - весело говорит Джон. – Здорово. Нет, просто замечательно. Я отдал тебе свое сердце, а ты мне свое, а теперь ты говоришь, чтобы упрятать свое подальше. Ну уж нет, оно мое, так что тебе лучше бросить валять дурака. – Джон дважды легонько толкает Шерлока в грудь. – И не откажусь от него даже под страхом тюремного наказания. Придумай что-нибудь другое. Ты у нас гений. - Я не могу придумать, как любить тебя и не причинять тебе боль, - отвечает Шерлок. - А я хрен тебе позволю, - роняет Джон. Детектив отворачивается от Джона, лицо его, застывшее в осмыслении поражения, теперь видно только боком. Потом Шерлок берет Джона за руки и тянет их вверх, к своему теплому, но неровно бьющемуся сердцу под халатом, потому что Шерлок – это все еще прежний Шерлок. Он так хочет этого, что ничему не сопротивляется. И Джон соглашается. Это лучше, чем то, что было раньше, больше самого огромного, за гранью того, что он ожидал, даже больше, чем чудо. И вот Джон чувствует под пальцами ровные и обманчиво обыденные удары сердца, изо всех сил стараясь слушать какую-то историю, которую ему сейчас рассказывает его друг. Какая разница, что это за история – Джон слушает.