Медицинское Вмешательство

— …и такая замечательная картина: сидят девять взрослых мужчин, все на ножах — и ни один не шелохнётся! Нет бы пальнуть по этим несчастным кустам, так нет же, ждём, когда Синие на нас кинутся, чтобы устроить им сюрприз… и тут из-под этих самых кустов вразвалочку выползает енот… Челл лучезарно улыбнулась и затряслась от беззвучного смеха. Вспомнив этот эпизод, Медик тоже развеселился, продолжая идти по практически безлюдной улице. Естественно, ведь в шестой час утра все нормальные люди ещё лежат по тёплым постелям и досматривают сладкие сны, во время как работники Апертуры, попивая на ходу крепкий кофе и стараясь не вывихнуть себе челюсти от зевков, шли трудиться. Хорошо, что ранний подъём компенсировался отличной погодой: уже несколько дней подряд начало дня радовало свежим голубым небом и ослепительно белым светом от не успевшего ещё нагреться солнца. Прозрачный воздух пах чем-то непередаваемо приятным; тонкие зелёные деревья вдоль тротуара стояли, не шелохнувшись ни единым листиком. Все неприятности остались позади. Генрих продолжал упорно трудиться, и вскоре всеобщее тайное осуждение пошло на спад. Видимо, все убедились, что немецкий медик, так рьяно помогающий испытуемым остаться в живых, не стал бы вредить директору комплекса. Снова возобновились ненавязчивые приветствия и одобрительные кивки в холле. Доктор сумел, наконец, выкроить время для того, чтобы ответить на письмо Делла и договориться о встрече. Конагер приехал в Кливленд, и они вдвоём чудесно провели вечер в ближайшем баре, делясь новостями всю ночь напролёт. Техасец не допытывался, что творится у бывшего коллеги на его новом поприще, но зато подробно рассказал о жене, дочках и маленьком, но процветающем ремонтном бизнесе. Дошло аж до того, что Инженер чуть не опоздал на самолёт, а Медик весь следующий день вынужден был есть таблетки кофеина, чтобы нормально выполнять свои обязанности. С Челл отношения становились крепче и крепче с каждым днём. Генриха неимоверно привлекала её открытость, честность и какая-то немного детская наивность. Он давно перестал сожалеть, что она немая. Так было даже интереснее: общение растягивалось, как нуга, позволяя обдумать свои слова и доставляя ещё больше удовольствия. К тому же, врачу было легче делиться с девушкой своими мыслями и переживаниями, зная, что дальше их двоих они точно не пойдут. А недавно они затеяли игру, ставшую привычной: кто первый встанет и встретит другого у парадной, чтобы вместе идти на работу. В итоге они условились каждый раз встречаться на одном из перекрёстков ровно в пять двадцать. Как и все, Генрих по пути брал кофе, Челл — пончики. Это тоже стало традицией, без которой немец уже не мог представить свою новую жизнь. Подойдя ко входу в Апертуру, они стали свидетелями необычной для этого времени суток сцены: у вестибюля громоздилось несколько припаркованных фургонов. На каждом красовался логотип известного телеканала. Журналисты и операторы, должно быть, находились уже внутри, поскольку возня вокруг машин отсутствовала. Другие сотрудники, проходя мимо, тоже бросали на транспорт заинтересованные взгляды. Насколько они помнили, никаких анонсов глобальных мероприятий они не слышали. — Кажется, сегодня будет весело! — не удержался от замечания Медик; он тоже не догадывался, чем сегодня комплекс порадует мир, однако на какое-то мгновение вспомнились три модуля, которых он случайно встретил несколько месяцев назад. С тех пор Генрих не видел и не слышал этих ребят. Может быть, ажиотаж связан с ними? Но они же — всё-таки андроиды, что не новость для Апертуры… Впрочем, то, что обыденно для королевства науки — новинка для непросвещённых. Да и без толку гадать, на самом деле. Достаточно немного потерпеть — и ответ будет на каждом телеэкране. Все вели себя как обычно, но предположения всё равно проскальзывали вслух, вовлекая других сотрудников в дискуссию. Расставшись с Челл, доктор привычным маршрутом двинулся к себе в кабинет за оборудованием; до начала портальных тестов оставалось десять минут. Вся первая половина дня прошла в довольно бодром темпе. Инженеры испытательных камер как следует потрудились за ночь, и голову пришлось ломать не только тестируемым, но и доктору. Новой фишкой тестов стали антигравитационные поля, синими прозрачными трубами тянущиеся через камеры, так что к обеду немцу казалось, что он налетался на всю жизнь вперёд. Теперь он вдоль и поперёк знал испытательный корпус, благодаря чему успел спасти почти рекордное для него количество человек от неминуемой гибели. Слава нему, немая любимица доктора не входила в их число; он много раз говорил девушке быть осторожнее и внимательнее, и она, судя по всему, слушалась его советов в точности. Сейчас, когда прозвучал сладостный сигнал на перерыв, Генрих, с удовольствием ступая по твёрдому полу, привычным маршрутом направлялся в столовую вместе с потоком учёных. Но в тот день все они до неё так и не дошли. Потому что по комплексу разнёсся знакомый голос Диктора. — Внимание! Всем научным сотрудникам немедленно подойти во вторую большую аудиторию. Медик мог поклясться лечебной пушкой, что данное объявление прозвучало на всей территории Апертуры, начиная с вестибюля и заканчивая доменной печью. Эти сухие слова стандартного объявления разом всколыхнули людскую толпу в белых халатах; все разом загалдели и поменяли направление движения. Откуда-то даже донеслись радостные крики и свист. Медик, почувствовавший эти настроения, понял, что тоже взволнован. Впервые в жизни он будет лично присутствовать при историческом событии. Однако чтобы иметь возможность его лицезреть, пришлось целых двадцать минут добираться до аудитории, продираясь сквозь учёный народ. Зал был огромен. Нет, не так — он был вопиюще гигантским, но даже его не хватало, чтобы уместить всех сотрудников; многие уже толпились в дверях, вставая на цыпочки в надежде хоть краем глаза увидеть происходящее на широкой сцене. Генрих оказался настойчивее, и ему удалось пробиться прямиком к перилам балкона, так что ему открылся панорамный обзор. Внизу, у самой сцены суетилась пресса с камерами и микрофонами. Само же место грандиозного представления пока что пустовало от слова «совсем» и, признаться, это подогревало всеобщее любопытство ещё больше. Оно прямо-таки витало в воздухе, сгущалось и вновь растекалось по залу. Все галдели, не переставая; кое-кто попробовал аплодировать, и эту попытку подхватили все остальные. Когда последний хлопок затих, на место представления легко и непринуждённо вышел лысый мужчина в таком же белом халате — и зал вновь взорвался приветствиями, но быстро затих и даже затаил дыхание, чтобы выслушать, наконец, долгожданные новости. — Добрый день, сотрудники и сотрудницы, а также гости нашего комплекса! — начал он, вынув из кармана микрофон. — Сразу хочу принести извинения за то, что так безбожно оторвал вас от дел, но, поверьте, я бы ни за что не сделал этого без веской причины. Снова одобрительные хлопки. Генри сделал паузу, словно собираясь с мыслями, затем продолжил: — Недавно Aperture Science пережила страшный удар: мы потеряли нашего руководителя, нашего отца-основателя Кейва Джонсона. Он умер, как и подобает великому учёному, на своём посту, до последнего отдавая себя науке. Но мы собрали вас здесь сегодня не для того, чтобы предаваться скорби по этому великому человеку, ибо сам мистер Джонсон не одобрил бы такое. Вы все знаете, как рационально он умел распоряжаться временем, так что давайте последуем его примеру и поговорим о том, что ведёт нас в светлое будущее. Весь зал ловил каждое его слово; пресса застыла, как изваяние, сохраняя на плёнку каждое мгновение происходящего. — Кейв Джонсон всегда генерировал бесподобные идеи. Более того — он немедленно воплощал их в жизнь, вкладывая в свои свершения неограниченное количество ресурсов. Так вот, сейчас пришло время обнародовать один из его самых гениальных проектов, который, мы уверены, перевернёт всю планету Земля. А сейчас я хочу предоставить дальнейшее слово моему коллеге — известному психопрограммисту Дугласу Раттману. На этот раз Медик хлопал от души; кажется, его предположения оправдывались. Да и потом, просто приятно было видеть знакомое лицо. Впрочем, не ему одному; многие в Апертуре знали эту живую легенду. Всё такой же взъерошенный, бородатый и сосредоточенный, он непринуждённо вышел на сцену и поймал микрофон, который бросил ему Генри, будто находился у себя в лаборатории. — Мы можем перенести наши мысли на бумагу, — сходу начал он без всяких предисловий. — Мы можем записать файлы на съёмный носитель, можем увековечить фантазию в произведениях искусства. А как насчёт человеческой личности? Можно ли сохранить то, что принято называть «душой», обеспечив простому человеку бессмертие? Кейв Джонсон тоже задавал нашему отделу этот вопрос, поручив нам самый важный в его жизни проект. Он сам хотел принять в нём непосредственное участие, но не мог оставить свой пост, требующий всего его внимания. К сожалению, он не сможет услышать ответа на свой вопрос, но зато весь мир услышит. В аудитории царила гробовая тишина, будто она была пуста. Медик смотрел вниз во все глаза, забыв про всё на свете — и не мог поверить в то, что говорил Дуглас. Впрочем, ровно как и все зрители данного события. «Неужели Раттман не понимает, сколько сейчас зависит от одного его слова?» — с удивлением подумал Генрих, невольно восхищаясь невозмутимостью программиста. — «Вот так и создаётся история…». — Да, Дуглас, теперь это возможно, — раздался из-за кулис приятный женский голос; спустя секунды на сцену вышла женщина. Невысокая даже на каблуках, она отлично выглядела в простом белом платье; платок на шее резко выделялся алым пятном. На спину волнами спадали густые тёмные волосы. Со своего места Генрих не мог разглядеть её лицо, но сейчас же понял, что она красавица. Весь зал дружно ахнул — и вдруг взорвался такими бурными аплодисментами, что немец чуть не оглох. Пришлось зажать уши, чтобы пережить первый шок от реакции зала. Все как один вскочили со своих мест, вытягивая вперёд шеи, чтобы хоть краем глаза узреть чудо. Взрослые учёные прыгали и вопили, будто дети, свистели и хлопали так, что болели ладони. Кто-то обнимался с коллегами, кто-то вопил «я же говорил тебе, дурная твоя башка!», а кто-то, чертыхаясь, отсчитывал из кармана деньги, проиграв пари. Это была феерия, экстаз, взорвавшаяся бомба, потому что сейчас обнародовали самое грандиозное свершение Aperture Science, достойное быть занесённым на вечные скрижали истории. Никто даже не сомневался, что Кэролайн Джонс воскресили из мёртвых. Никто абсолютно. Овации не стихали добрых пять минут, в течение которых все трое стояли на пьедестале почёта и принимали заслуженную, выстраданную награду. Сколько сил, сколько нервов, сколько неудач им пришлось преодолеть ради ослепляющего мгновения славы… Генри широко улыбался, мягко держа Кэролайн за плечи; даже вечно хмурый и серьёзный Раттман озорно блестел счастливыми глазами. Пресса внизу сходила с ума: бесперебойно сверкали вспышки, на высоких децибелах галдели репортёры, что-то записывая и протягивая микрофоны, в надежде получить ответы из первых уст. — Не скрою, нам пришлось изрядно потрудиться, — опять начал говорить Генри, и зал как по команде стих, жаждя услышать подробности. — Зато результат перед вами. Личность Кэролайн Джонсон была считана, записана и перенесена на электронный носитель. Позволь-ка… Он аккуратно прикоснулся ко лбу женщины — и её голова разделилась на две половины; миссис Джонс немного наклонилась вперёд, являя миру искусственный мозг, усеянный микросхемами и оплетённый проводами. — Может быть, кому-то кажется, что мы вас обманываем, и она — всего лишь обычный андроид. В таком случае после нашей маленькой презентации вы можете задать ей любые вопросы и убедиться в том, что наша любимая Кэролайн действительно вернулась и теперь уже долго нас не покинет. А сейчас, прежде чем отпустить наших сотрудников работать дальше, я хочу представить вам тех, кто оказывал неоценимую помощь в течение всего проекта — модуль Приключений, модуль Фактов и модуль Космоса. Без них нам бы ни за что не удалось подарить Кэролайн новую жизнь. Генри взмахнул рукой — и из-за кулис вышли старые знакомые Генриха; тот оживился и вместе со всеми искренне захлопал в ладоши. Факт привычно держал Космо за руку и вёл себя так, будто просто вышел со своим маленьким другом на ежедневную прогулку. Зато Рик отрабатывал за всех троих: улыбался от уха до уха, махал толпе обеими руками и всячески благодарил за столь грандиозное внимание. В праздничном наряде а-ля Индиана Джонс — рубашка цвета сочной травы, кожаная жилетка, высокие ботинки из крокодила — он выглядел просто великолепно. Вдруг ярко-зелёные глаза нашли в толпе Медика (а доктор не сомневался, что модуль смотрит именно на него). Подпрыгнув на месте, Рик шепнул что-то своим коллегам; те встрепенулись, глянули в указанном направлении и дружно поприветствовали немца. Чёрт возьми, подумал Генрих, а ведь теперь они наконец-то смогут пообщаться в открытую! Видит небо, у доктора имелись кое-какие вопросы… — Док, — еле слышно раздалось из рации, заставив врача отвлечься. — Мы всё понимаем, торжество науки и все дела…, но у нас тут испытуемый уже полкамеры кровью перепачкал. Уровень F, шестая камера. Поторопитесь. — Ja, — лаконично отозвался Медик, продираясь сквозь ликующую толпу. Он не знал Кэролайн, и, должно быть, из-за данного факта осмысление всей важности открытия несколько замедлилось в его голове. Впрочем, когда-то давно, в Туфорте доктор был способен подарить истинное бессмертие и себе, и своему пациенту, но на каких-то жалких восемь секунд. Дуглас и Генри всего лишь навсегда закрепили успех с помощью строчек кода и четырёх роботов, один из которых выполнял функцию носителя. Возможно, где-то на самом краю сознания ему было чуть-чуть завидно… а, впрочем, хватит с него славы. В Aperture Science его теперь и так никогда не забудут, а это равносильно мировому признанию. — Доктор Генрих Ассман, — снова зазвучал передатчик, но на этот раз голосом Рика. — Это ваша волна? — Именно, — несколько удивлённо ответил врач, но потом вспомнил, с кем имеет дело. — Поздравляю с вашим официальным выходом в свет. — О, не стоит. Это был всего лишь вопрос времени. Слышал, у вас были проблемы после нашего первого свидания… — Уверяю, причина была совсем другая. — В любом случае, это я должен поздравлять вас с тем, что вы выпутались из того нашумевшего дерьма. Что прошло — то прошло… Дьявол, док, может, перейдём на «ты»? — Факт: чтобы начать так обращаться друг к другу, нужно выпить что-нибудь алкогольное методом «на брудершафт». — Дядя Генрих, а я тебя видел на балконе! Куда ты ушёл? — Видишь, Факт! И пить совсем не обязательно. Хочешь, чтобы у нас в такой важный день замкнуло все цепи? — Я согласен, — весело усмехнулся Медик. — Однако сейчас не самое подходящее время для беседы. Поверьте, я очень хотел бы продолжить, но меня вызывают работать, а мы только засоряем эфир. — Пожалуй. У нас сейчас тоже есть дела — трепаться с доброй половиной комплекса одновременно. Не против, если мы найдём тебя в этот выходной? — А вас троих отпустят? — Да, хотя мы всё ещё остаёмся частью проекта. Не думаю, что могут возникнуть неприятности. — Отлично. Тогда я буду ждать. — Удачи, док. Медик заулыбался, несясь по пустым коридорам к тестовому блоку. Странно: он видит этих ребят только второй раз в жизни, а радуется им, будто подарку на Рождество. Что-то зацепило Генриха в модулях где-то на подсознательном уровне и не давало покоя. Это абстрактное чувство балансировало на грани, вот-вот готовое перелиться в уверенность, что судьба ещё столкнёт их в самом неожиданном месте и в самое неожиданное время. А поскольку подобные вещи немца ещё не обманывали, то он полностью им доверялся — и плыл по течению.