Бессмертный

    Не думаю, что стоит пересказывать все сто двадцать с чем-то лет моей жизни в военно-научном центре, который стал для меня вторым домом после родительского гнездышка. Эта часть истории человечества была дотошно задокументирована не одним десятком специалистов. Все они прожили со мной почти до самой своей смерти. Еще «совершенно секретную» хронику вел обученный «архивариус». Так мы прозвали правительственного агента, приглядывавшего за нами и стоявшего во главе Центра. Он лично отчитывался перед вышестоящим начальством, поэтому отправлял детальные отчеты, в которых была не только научная документация (черт, до сих пор не могу избавиться от этой канцелярщины), но и прочая ахинея в виде личных дневников сотрудников, записей из журналов и наблюдений двух штатных психологов.     Вот под таким пристальным вниманием находился первые четырнадцать лет, пока не стало ясно, что я никуда не денусь. Мне комфортно жилось в четырех стенах. Все удобства под рукой, работать не надо, личный компьютер, который апгрейдили два раза в год, чтобы мне не было скучно, неограниченный и высокоскоростной доступ к интернету, огромный жидкокристаллический телевизор, игровая консоль (сейчас таких нет, не выдержали конкуренции), мини-спортзал. Как от этого можно сбежать? Я порой бываю еще тем идиотом, но не до такой же степени.     Вся информация по тому периоду моей жизни сейчас есть в интернете, в свободном доступе. Те же некогда «совершенно секретные» записи и отчеты. В них с особой тщательностью описывалось абсолютно все, что касалось меня, даже распорядок дня с точностью до секунды, настроение и поведение. Они боялись, что я могу сойти с ума, мол, никто не знает, как бессмертие влияет на психику человека. Тут они правы: никому еще не приходилось сталкиваться с подобным явлением. Помнится, психологи заверяли, что после какого-то определенного промежутка времени, вроде бы после ста с чем-то лет, мне наскучит жизнь, я впаду в депрессию, буду постоянно испытывать меланхолию, а потом и вовсе перестану получать удовольствие от простых вещей, как сон, еда и т.д.     С чистой совестью заявляю: ни-че-го по-доб-но-го. Не буду отрицать, мне порой было чертовски скучно, ничего не хотелось делать, не раз впадал в уныние, но с кем такого не бывает? Я же все-таки человек, пусть и бессмертный. Просто кто-то забыл выключить «GOD MODE», когда создавал меня. Ну, бывает, что поделать? Все мы ошибаемся. Хотя бы раз!     Один из серьезных минусов моей известности на весь свет: безумные фанаты. Правда. Нет ничего хуже, чем люди, которые по каким-то неведомым причинам помешались на тебе. Мои любимчики в этом плане — особо религиозные люди. Большинство из них стремилось повидаться со своим «богом». Господи, и как ты справляешься с такой известностью, а? Там тебя случаем не замучили твои ярые поклонники? Не достали своими просьбами об автографе и «селфи»?     Черт, я снова отклонился от темы. Если обойтись без красивой мишуры и витиеватых описаний, то возле моего нового дома за пару недель вырос невероятных размеров палаточный городок. Десятки тысяч людей пришли посмотреть на человека, который обманул смерть. Нет, даже круче: на человека, который обыграл смерть. Если бы не заграждение и солдаты, они бы ворвались в мою комнату и разорвали бы меня на кусочки. И это не шутки. Я видел надписи на палатках, на машинах, на футболках (без бинокля не обошлось). Чего только там не писали. Если не ошибаюсь, среди всех этих фанатиков была одна интересная и довольно симпатичная девушка. Она при помощи азбуки Морзе призналась мне в любви. Люди порой безумны в своих стремлениях достигнуть намеченной цели.     Кстати, один из огромных плюсов проживания в военно-научном центре с заграждением и под охраной опытных солдат: никаких неожиданных встреч с фанатами и папарацци. Реально. Безопасность была на высшем уровне. Постоянный контроль, бесчисленные проверки. Большинство ученых просто переехало жить в специально построенное для этого случая общежитие. Часть персонала вообще никогда не покидала стен центра, проживая в жилом блоке на первом этаже.     Я вполне мог бы рассказать еще об экспериментах, которые ставили на мне, но сведения о них есть в интернете. Притом полные и достоверные. Гарантирую. Поэтому не буду повторяться. Ах да, забыл сказать: когда правительство явилось ко мне с предложением взаимного сотрудничества, я поставил одно условие — никаких жутких экспериментов (ну, вы знаете, такие можно увидеть в фильмах). Им пришлось согласиться. Вот что бы я делал без своих преданных фанатов?     И все-таки хочу кое-что сказать об экспериментах. Больше всего мне нравилось тестировать машины, то есть «краш-тесты». Ох, на каких только машинах не ездил, какие только не разбивал в хлам. До сих пор вспоминаю эти сладкие, полные адреналина моменты. Потом понравилось проверять прочность новых бронежилетов. Никогда в жизни не испытывал столько эмоций, а какой драйв… Порой сердце останавливалось от впечатлений, если бронежилет оказывался куском фанеры, и дух захватывало от ощущений, если новый сплав справлялся со своей задачей.     Еще мне повезло лично познакомиться и пообщаться не с одним поколением умнейших людей планеты. Каждый из них стремился сделать то, чего не смогли предшественники: разгадать секрет моего бессмертия. Они днями и ночами бились над великой тайной жизни. Я видел их бесплодные попытки, видел, как сильнейшие из них ломались после очередной неудачи. Их всех, в конце концов, охватывало отчаяние и разочарование. Великие люди, толкающие научно-технический прогресс вперед, оказались бессильны, вступая в неравный бой с природой и Богом. Были и те, кто не смог оправиться от главного поражения в своей жизни. Один видный ученый (уже не помню его имя) покончил с собой, когда понял, что ему не по силам справиться с задачей. Он поклялся, что завяжет с наукой, если не разгадает моего бессмертия. Что же, обещание он сдержал, стоит отдать ему за это должное.     Но не все ломались под прессом бесчисленных неудач. Находились и те, кто спокойно уходил на покой, прекрасно осознавая, что они сделали все возможное. Я как раз хочу рассказать об одном таком замечательном и хорошем человеке, чей вклад, к сожалению, оказался мал и незначителен в глобальном масштабе. По этой причине о нем никто не удосужился написать хотя бы пару строк. От него осталось имя в документах и на надгробии.     Шел двадцать шестой год моего «заключения» в Центре. Несколько месяцев назад сменился почти весь персонал, позавчера приехал новый «архивариус», а сегодня прибыло второе поколение ученых. Многие из них на специальной международной конференции, посвященной мне и моему бессмертию, заявили, что надеются достигнуть определенных успехов в исследованиях, а если повезет — и вовсе раскрыть великую тайну жизни. Самые амбициозные на весь мир кричали, будто смогут понять секрет моего бессмертия. Правда, их быстро подняли на смех, а СМИ разнесли в пух и прах. Никто больше не относился серьезно к громким словам.     Я давно не видел столько новых лиц. Надо было заново знакомиться со всеми, заново привыкать к незнакомым людям, которые через несколько лет обязательно станут для меня семьей. Именно так и вышло с теми, кто проработал здесь больше двадцати лет. Мы все привязались друг к другу. Так обычно бывает, когда люди проводят слишком много времени вместе.     В первую очередь я познакомился с новым «архивариусом». Он был куда общительней прошлого. Любил пошутить и подколоть. Но самое приятное — обожал фильмы с Джеки Чаном. Вам, читателям из будущего, не понять. Моя любовь к этому актеру передалась по наследству от отца, который в молодости занимался боевыми искусствами и лично встречался с самим Брюсом Ли. Для вас это имя, может быть, ничего и не значит, а для многих — это символ целого поколения. Как и Джеки Чан со своей любовью к трюкам. Человек без страха. Он был моим кумиром. И остается им до сих пор.     Потом пришла очередь знакомиться с новым врачом, который постоянно следил за состоянием моего здоровья, но, в отличие от всех остальных, я никогда не болел. Нам не забыли даже завести новых психологов и молоденькую массажистку. Да, у меня был личный массажист. И свой шеф-повар. Прямо как у настоящих знаменитостей. С остальными же предстояло познакомиться в течение дня.     Ближе к вечеру, когда со всеми делами было покончено, ко мне в гости заглянул незваный гость. В мою шикарно обставленную комнату (приезжал специально нанятый для этого дизайнер) зашел высокий худощавый мужчина в белом халате (поначалу я их терпеть не мог) и с короткой бородкой а-ля Тони Старк (да-да, я превратился в настоящего гика, пока жил в Центре). Он не обладал примечательной или выдающейся внешностью: впалые щеки, резко выступающие скулы, острый подбородок, коротко стриженые волосы. Ничего необычного, кроме глаз. Точнее, необычным был его взгляд — мягкий, глубокий и пронзительный, словно сама жизнь смотрела на меня через него.     — Здравствуйте, — тщательно проговорил незнакомец. У него был странный, но довольно приятный акцент, который делал его речь почти экзотической.     — Привет, — сухо бросил я в ответ.     Мне не очень хотелось отрываться от компьютера, но пришлось.     — Не помешал? — осторожно полюбопытствовал мужчина.     — Нисколько, — сказал я, ставя игру на паузу. А чем еще должен заниматься человек в личное время? Уж точно не размышлять над «великим» смыслом жизни. Оставим это философам.     Гость, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, вежливо улыбнулся и загадочно пробубнил себе под нос:     — Это хорошо.     — Ох, черт, совсем забыл о манерах. — Я хлопнул себя по лбу и покачал головой. — Ты проходи, присаживайся. Может, чаю? Или предпочитаешь кофе?     — Чаю, — любезно согласился незнакомец.     Он спокойно снял с себя халат, аккуратно повесил его на вешалку, а потом, присмотрев себе местечко, сел на диван.     Я с неохотой поднялся из-за стола и направился в другую комнату, которая служила одновременно кухней и столовой. Надо было где-то разыскать коробку с чайными пакетиками, поэтому пришлось все внимательно осмотреть.     — С лимоном, если есть! — крикнул вдогонку гость.     — У меня почти все есть, — похвастался я, осматривая шкафчики.     Если мне не изменяет память, то пару дней назад один из бывших сотрудников Центра с лучезарной улыбкой на лице вручил целый пакет лимонов. Джим, так его звали, обожал зеленый чай, а больше всего чай с лимоном, поэтому постоянно ругал меня за то, что я пью слишком много кофе. Мол, вредно для сердца. Вы же сами наверняка знаете таких людей, которые считают своим долгом заботиться обо всех.     — Психологи считают, что разнообразие — ключ к сохранению ясности ума, — продолжил я, когда наконец-то смог найти лимон. Осталось раздобыть чайные пакетики. — Ну, это моя интерпретация. Они вроде бы говорили, что мне необходимо постоянно насыщать свой мозг различной информацией и новыми впечатлениями.     — Играя в компьютерные игры? — вежливо полюбопытствовал гость, внезапно появившись в дверях кухни.     Я заглянул в шкаф и наугад взял две кружки. Моему гостю досталась та, на которой был изображен Профессор Икс, а мне — с Росомахой.     — Не только, — заверил я, заваривая чай. — В этот список входит чтение книг, изучение наук, — конечно, если есть желание! — просмотр фильмов, занятия спортом и много чего еще. Мне не дают скучать.     — Звучит интересно, — участливо улыбнулся мужчина.     — Не очень.     Вручив кружку гостю, я взял свою, и мы направились обратно в комнату. Я наконец-то смог опустить свою задницу в мягкое и очень удобное кресло, а то сегодня пришлось почти весь день провести на ногах. Мужчина сел напротив меня, сделал небольшой глоток, затем, крепко обхватив кружку двумя руками и посмотрев на меня, с интересом спросил:     — Почему не очень?     — Я недавно отметил свое пятидесятилетие, — печально прошептал в ответ, разглядывая то ли кружку в своей руке, то ли смутное, постоянно дергающееся отражение в чае. — Хотя по мне не скажешь, да? До сих пор с трудом верится, что моя теория подтвердилась. Хех... В общем, тем вечером я почему-то ощутил небывалую тоску. Скуку. Одиночество. Они прямо накатили волной, огромной такой, словно в душе началось цунами из чувств. Понимаешь?     — Не совсем, — смущенно покачал головой гость.     — Хм... — задумчиво промычал я в ответ и сделал маленький глоток горячего чая, смочив горло. — Я двадцать шесть лет живу в Центре. У меня, можно сказать, есть собственная «квартира», «работа» и куча свободного времени. Мне не приходится волноваться о деньгах или об экономических проблемах в стране, которые могут привести к новому финансовому кризису. Черт, да я могу спокойно написать в твиттере, что мне нравится тот или иной писатель, как он сам мне предложит встретиться. Представляешь? Так и с музыкантами, актерами. Только скажи — и они будут тут как тут. Разве это нельзя назвать успехом? Или благополучием?     Мужчина призадумался, прищурился и, отпив из кружки, с уверенностью заявил:     — В некотором роде это можно назвать успехом.     — Ну вот, — вяло обрадовался я. — У меня не так много жизненного опыта, как хотелось бы. Бессмертие досталось мне в том возрасте, когда ты еще только познаешь саму жизнь и делаешь первые самостоятельные шаги. Я только семь месяцев отучился в университете, успел устроиться на работу, а тут — бац! — вся моя жизнь перевернулась с ног на голову.     — Отчасти я тебя понимаю.     — И теперь жизнь в Центре. Двадцать шесть лет. Эта цифра не выходит из моей головы с самого дня рождения. Двадцать шесть. Что скрывается за этим? Ничего! Вообще ничего. Время безжалостно к нам, ко всем нам. Мы думаем, что смогли подчинить его, заточить в часы и взять под контроль, но это не так. Оно никогда и никому не будет принадлежать! Даже тем, над кем не властно.     Я замолчал, мне надо было перевести дыхание: уж слишком пылкой была моя речь. И откровенной. Я говорил на одном дыхании, словно боялся, что больше не предоставится шанса. Возможно, все было именно так. Мне нужен был человек, на которого можно положиться. Мне нужен был друг.     — В одном люди правы: жизнь скоротечна. Еще недавно мне было двадцать четыре года, а теперь — целых пятьдесят. Расстояния между ними можно измерить только одной верной единицей измерения — моментом. Знаешь, сколько у меня моментов? Один. Один запоминающийся момент, разделяющий эти цифры. Для человека это ничтожно мало, а для бессмертного? Все-таки я жалею...     Я остановился на полуслове, потому что собирался сказать то, о чем не стоило говорить вслух. Один раз это чуть не обернулось грандиозным скандалом, который с трудом удалось замять. Чего только не пришлось сделать прошлому «архивариусу», чтобы это не стало настоящим достоянием общественности. Он также не стал сообщать об этом неприятном «инциденте» своему начальству, рискуя потерять не только расположение высших чинов, но и загубить карьеру, стремительно, по его словам, шедшую в гору.     — Ты жалеешь, что раскрыл себя? — осторожно продолжил мою мысль собеседник, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Не бойся, я никому об этом не расскажу.     — Я не совсем это...     — Не надо, — грубо прервал меня собеседник. — Не поверишь, но я даже рад услышать, что ты жалеешь о своем поступке.     — Почему? — удивленно вымолвил я.     — Ты вмешался в естественный ход истории. Ни падение Рима, ни распад империи Александра Македонского не сравнятся с этим. У твоего решения может быть гораздо больше последствий.     Его слова заставили меня смутиться. Как ни оправдывайся, но мой собеседник был прав. Я не подумал о последствиях. Мне хотелось оставить след в истории человечества. Изменить мир! А что с ним будет после — без разницы. Как-нибудь сами справятся, без меня.     — И на этом перечень проблем не заканчивается, — продолжил говорить собеседник после того, как смочил горло. — Ты живое доказательство и ярчайший пример «сбоя» отлаженного механизма эволюции. Еще задолго до нас природа нашла универсальный способ одновременно избавляться от своих ошибок и отделять зерна от плевел.     — Выживает сильнейший, — предположил я. Этой фразой бросались направо и налево все, кто пытался подняться на Олимп. Как-то же надо было оправдываться перед другими и, самое главное, перед самим собой.     — Не-е-е-ет, — помотал головой мужчина. — Выживает самый приспособленный. В этом человечество очень даже преуспело. А ты...     — А я вмешался в этот процесс. — Пришлось признать свое поражение: у моего собеседника были весомые аргументы. — Я стремился помочь людям, дать им бессмертие, чтобы потом спокойно наслаждаться вечной жизнью. Чтобы потом не пришлось постоянно переезжать с места на место, скрываться или прятаться, если кто-то раскроет мой секрет. Если все будут бессмертными, то кем буду я среди них? Правильно, самым обычным и заурядным человеком на Земле. И никому до меня не будет дела...     Я замолчал. Тишина. Она успокаивает, как мелодичный и звонкий перелив пианино, и наталкивает на неожиданные размышления. Вот и сейчас в голове мощным вихрем кружились мысли. Вру ли я сейчас или говорю от чистого сердца? Не знаю. Правда и ложь смешались воедино, став одним целым. Я и сам теперь до конца не понимал, где начиналась тонкая грань между ними, когда правда плавно перетекает в ложь, а ложь — в правду. Действительно ли я желал помочь людям или все это время стремился помочь только себе, наплевав на остальных?     — В любой истории всегда есть хоть одно «но», — философски заметил собеседник, нарушив затянувшееся молчание, и отпил из кружки.     — Но процесс затянулся. Все пошло не так. Я думал, что мне придется провести здесь не больше двух-трех лет, может больше, прежде чем люди смогут разгадать секрет моего бессмертия. Не ожидал, что будет так трудно.     Вот он. Тот самый момент, который изменил мою жизнь. Или мое восприятие. Или мое отношение. Или все сразу. Это сложно сказать даже после трехсот лет.     — Твое желание помочь людям — это, конечно, благородно, но эгоистично. Ты хотел оставить громадный след в истории человечества, а потом, грубо говоря, свалить в долгожданный отпуск. Примерно так это звучит с твоих слов. Ты явно не задавался вопросом: «А готов ли к этому сам мир?», когда пошел на это. Немногим хватит смелости принять подобное решение, а вот глупости... — гость на секунду замолчал, а потом, тяжело вздохнув, добавил: — Уже поздно читать нотации, к сожалению. И поздно отступать. Если ты попробуешь сейчас сбежать, то на тебя откроет охоту не какое-нибудь секретное правительственное агентство — или что там себе воображают подростки? — а целый мир. Тебе просто не скрыться.     Я хотел было спросить «Почему?», но понял, что мой вопрос прозвучал бы очень глупо. Все же очевидно.     Гость как ни в чем не бывало продолжил свою речь нейтральным тоном, словно бы размышлял вслух, а не отчитывал меня:     — Ты провел здесь двадцать шесть лет — это очень много для человека, пускай и бессмертного. Ты хоть раз за все это время был за стенами Центра?     — Нет, ни разу.     — Зря. За это время изменился не только ты, но и весь мир. Все человечество. По новостям из интернета о таком не узнаешь. Это можно увидеть только в глазах самих людей. Толпа перестала быть безликой. Перестала быть глухой или немой. Их голоса теперь слышны повсюду. Ты сделал то, чего не следовало.     — Чего же?     — Ты дал людям надежду. Это твоя величайшая ошибка... И величайшая ответственность. Тебе под силу изменить мир. Или уничтожить его. Как я и говорил, у твоего решения может быть очень много последствий.     То, что сказал гость, произвело на меня сильное впечатление. Он впервые заставил меня серьезно задуматься обо всех тех вещах, которые могут произойти с миром, если кто-то сможет разгадать секрет бессмертия. Подобно Прометею я собирался вручить миру редчайший дар, выступив тем самым против природы и — кто его знает! — самого Бога. Вот только титан, вдобавок ко всему, еще и научил людей пользоваться огнем, а я же намеревался бросить их на произвол судьбы. Я не собирался давать никаких инструкций или мудрых наставлений к моему подарку. Пришел, отдал, свалил — и на этом все, мои дорогие!     Вот каким примерно был мой план. В это трудно поверить, ведь везде пишут, что я осознанно принял решение помочь людям побороть смерть, чтобы человечество наконец-то смогло избавиться от ограничителей, мешающих достигнуть технологической сингулярности. Никто не знает настоящей правды — это одна из причин, по которой я решил рассказать вам свою историю. Проще изложить сухие исторические факты и опубликовать многочисленные отчеты, немного подправив их, чем открыто заявить миру о многочисленных провалах, о жутких экспериментах над людьми (да, было и такое, как оказывается, но, к счастью, не на мне) и о сотнях сломанных судеб.     А вторая причина очень банальна. Я хочу изложить свое мнение. Мой образ «спасителя» родился из слухов, различных новостей и рассказов людей, которые были либо лично знакомы со мной, либо мельком, но почему-то никто и никогда не интересовался моей точкой зрения. Люди требовали от меня только одного: быть тем, кем я никогда не являлся. Даже сейчас.     Вот попробуйте поискать во всемогущем интернете мои интервью. Их нет. Вообще. В каждом городе есть моя статуя. Улица, названная в мою честь. Несколько медицинских учреждений. И учебных заведений. Целая планета носит мое великое имя. И еще куча другой бесполезной херни, но только не мои интервью. О моей жизни знают только благодаря книге Марка «Раскаяние, или как я убивал своего бессмертного друга». И со слов миллиона других людей. Если бы не это, то можно было бы подумать, что меня никогда не существовало.     Печально, правда?     Что-то я заболтался. Опять отошел от темы.     Прежде чем я назову имя человека, который помог мне осознать всю важность моего решения и взвалить груз ответственности за мир на свои плечи, скажу вам кое-что еще. За сто двадцать семь лет, проведенных в Центре, мне довелось повидать всякое. На моих глазах люди ломались от непосильной ноши, что сгоряча взваливали на себя. Те, кто приходил в Центр с горящими глазами, полные жизни и желания, очень часто покидали его опустошенными, с горьким привкусом полного разочарования. Большинство жертвовало всем, потому что каждый желал стать тем счастливчиком, который раскроет секрет моего бессмертия всему миру. Каждый из них искренне верил, что помогает людям. Вот только жаль, что все оказалось напрасно. Если бы они могли сами взглянуть на то, что получилось в итоге, стали бы продолжать свою работу? Нет. Не стали бы. Я помню их мечты, их желания, их намерения. Все действительно оказалось напрасно.     Ох, черт, что-то меня опять стало заносить. Чем ближе подхожу к настоящему, тем мрачнее становятся мои мысли.     Станислав Никитин — вам что-нибудь говорит это имя? Нет? Не удивительно. Именно этот человек повлиял на меня, но вот историки почему-то обошли его стороной, хоть он и долгое время возглавлял один из научных отделов. Его имя мелькает во множестве отчетов, которые мне довелось просматривать намного позже. Даже сейчас, если вбить «Станислав Никитин» в поисковик, можно найти кучу различных упоминаний. В основном настолько мелких и незначительных, что их можно просто не заметить. Вот и все.     Что еще можно сказать? Да ничего. Он, как и я, существует только формально. Только меня нельзя вот так просто удалить из истории человечества, а его — можно, но не за что.     В общем, я считаю своим долгом сообщить, что Станислав проработал в Центре до глубокой старости, оставаясь верным своей работе. Он никогда и ничего не требовал от «архивариуса», отлично справлялся со своими обязанностями, достаточно неплохо руководил вверенным ему отделом, но всегда оставался в тени и не особо появлялся на публике. Никитин был моим единственным другом на протяжении сорока четырех лет. Наверное, только благодаря ему не сошел с ума в этих четырех стенах и сумел каким-то образом сохранить трезвый рассудок.     Признаться, я всегда считал, что главная загадка нашей жизни — это ее смысл, предназначение. Почему мы приходим именно в этот отрезок времени? Почему я вижу, слышу и осознаю себя именно сейчас? Каждый раз, когда задумывался об этом, мне становилось не по себе, потому что всегда напрашивался один логичный и весьма резонный вопрос. А что дальше? Что будет после смерти? Пустота? Или тот же мифический «рай»? Зачем давать жизнь, чтобы потом ее отнять? Ничего не понимаю, честное слово. Да и не об этом речь.     Будучи бессмертным, я перестал беспокоиться о подобных мелочах. У меня теперь была целая вечность впереди (или когда там должна погибнуть наша солнечная система?), чтобы найти ответы на заданные вопросы и постичь смысл жизни. Как любил говорить мой друг Станислав: «В любой истории всегда есть хоть одно «но»». И в этой оно тоже есть, иначе какой смысл? Но потом я понял, что главная загадка нашей жизни — это сами люди. За сорок четыре года общения с Никитиным я так и не смог понять его мотивов. Он не стремился стать великим ученым. Не планировал раскрыть секрет моего бессмертия. Не собирался оставить след в истории человечества. Он просто наслаждался жизнью и общался со мной. А для чего пришел в Центр так и не рассказал.     Эту тайну Стас предпочел унести с собой в могилу.     Остальная часть моей жизни в Центре отлично изложена в одной статье. Там идет краткий пересказ основных исторических событий, в которых я, к своему глубочайшему сожалению, принимал активное участие. А как еще сказать? Моего согласия никто не спрашивал — я просто оказался в самом пекле, в центре разбушевавшейся бури. Проще говоря, меня насильно втянули в этот кавардак, что творился по всему миру.     Из той статьи, которую лично написал один из ведущих историков, чтобы потешить свое самолюбие, можно понять, что только спустя сто двадцать семь лет стараний наконец-то удалось разгадать загадку моего бессмертия. И вот что я вам скажу, дорогие читатели: это чистая выдумка, ложь, фальсификация. Как-то Станислав предупреждал меня, что один великий человек сказал: «Историю пишут победители». Черт, этот великий человек был прав. Правда в том, что секрет моего бессмертия раскрыли не через сто двадцать семь лет бесплодных стараний, как уверяют «авторитетные» учебные издания и историки, а намного раньше. На целых шесть лет. Представляете? Целых шесть лет весь мир верил, что ученые очень скоро разгадают секрет моего бессмертия. Великий обман, который так и остался нераскрытым.