Самое страшное преступление Раскольникова

      Но выспаться Раскольникову не удалось. Всю ночь он ворочался, тревожась о своем решении. Только под утро он заснул, но сны были беспокойны и назойливы.       День прошел безрадостно. Раскольников провалялся в кровати, так и не приступив к урокам. Казалось, на него давит тяжесть целого мира.       «Что за тревожные мысли не дают покоя? Неужто боюсь? Но решение принято, и назад дороги нет».       — Родя, что с тобой? Заболел?       Раскольников высунулся из-под одеяла.       Это была Дуня. Она только что вернулась из школы, и тяжелый портфель рухнул на пол.       Они ютились в одной комнате, и Родион привык не обращать на сестру внимания. Вот и сейчас даже не заметил бы ее присутствия, если бы не эти слова.       — Да. Заболел.       Дуня крутилась перед зеркалом, осматривая себя со всех сторон. Родион знал, что будет дальше. Уже третью неделю сразу после школы сестра убегала на свидания. Это пагубно сказывалось на успеваемости, но мама делала вид, будто ничего не происходит. Это и настораживало Раскольникова…       Школу переполнял все тот же повседневный шум, будто в зоопарке все разом заразились бешенством. Но в тот день он давил на Родиона как-то по-особенному. Парень чувствовал себя так, словно не спал трое суток.       И в то же время вместе с подавленностью переполняло лихорадочное возбуждение. Сердце безумно прыгало в груди. Сегодня. Это случится сегодня. Его схватят и отведут к директору. Она сдвинет огромные очки на не менее огромный нос, густо накрашенные глаза превратятся в узенькие щелочки. Она все поймет. Вызовут родителей. Его исключат из школы. И Дуню исключат. И вина будет лежать на его плечах.       На уроке математики Родион был сам не свой. Он не понял новую тему, и это взволновало еще больше. Дверь открылась, и на пороге возникла классная руководительница. У Раскольникова помутилось в глазах.       «Нет, глупости. Она просто проверяет посещаемость… и то, что меня вчера не было, она знает…»       — Родион, пройдем со мной.       Раскольников тяжело поднялся. Ему казалось, лицо его выражает полную решимость идти на эшафот, холодную, лишенную эмоций смелость, немой бунт сильного духом человека…       А на самом деле вид у него был такой, будто его тошнит.       Вопреки ожиданиям учительница завернула не в кабинет директора, а в свободный класс. Там она строго взглянула на Раскольникова.       — Ну и что это значит?       — Ч-что?       — Почему вчера не пришел, Раскольников? Ты меня подвел.       — Простите, пожалуйста…       «Не извиняйся, кретин!»       — Я… я очень плохо себя чувствовал… Температура, тошнота… Очень плохо…       Учительница оглядела его с ног до головы.       — Да, и правда, бледный какой-то. Может, домой пойдешь?       — Нет-нет, что Вы! Я готов учиться! Прямо сейчас побегу!       И Раскольников выскочил из класса.       «Да это оказалось проще пареной репы! И стоило так переживать? Пора бы уже научиться нормально воспринимать такие вещи, ведь мы, необыкновенные люди, часто попадаем в подобные ситуации».       Но счастье продлилось недолго. Уже через несколько минут на Раскольникова навалилось страшное грызущее чувство. Было в его обмане что-то противное, противоестественное.       Урок истории проходил в особенно нудной манере. Раскольников блуждал в размышлениях, когда его окликнул учитель. Спрашивали домашнее задание.       — Я не готов.       Три слова прозвучали, как громовой раскат. Пятнадцать голов обернулись на парня.       Родион Раскольников? Не готов к истории?       — Родион! — вскричала учительница. — Что это значит? Ты поверг меня в… Как ты мог не выучить уроки? Ты же знаешь, что кроме тебя мне совершенно некого спрашивать.       — Я болел.       — Но когда тебя это останавливало? — учительница побледнела. Раскольников шарил глазами по полу. — Да, Родион, ты меня огорчил. Придется поставить двойку.       Двойка! Вот приговор! Бог видит все, от него не скроешь грязные преступления. Каждый грешник рано или поздно ответит…       «Но не я! — поспешил исправиться Раскольников. — Я человек необыкновенный, и общие правила на меня не распространяются».       Как бы там ни было, домой он вернулся в смятенном состоянии. Глубокий сон мгновенно овладел им, а пробудившись, он возбужденно расхаживал по комнате, чувствуя, что жизнь меняется, и убежать от этих перемен невозможно.       Но что это?       На столе, на их общем с Дуней письменном столе, лежала розовая тетрадка. Родион не раз видел ее в руках сестры. Это дневник. Не может быть! Дуня никогда не оставляла его на столе. Напротив, девушка старательно оберегала тетрадку: писала в ней только в одиночестве и хранила в шкафчике с замком.       «Этот удивительный случай не может быть ничем иным, как Божественной волей: за столько лет Дуня никогда не оставляла дневник так запросто на столе».       И, повинуясь высшей силе, Раскольников открыл загадочную тетрадь. Разлинованные в клеточку страницы украшал красивый ровный почерк сестры.       »…Отпустили с алгебры. Ура! Успела сходить за продуктами и немного передохнуть.       Опять пришлось идти на свидание с Лужиным. Терпеть его не могу. Этот противный запах сигарет и леденцов… Одна мысль, что я уже почти месяц целую эти губы, заставляет содрогнуться. Но жизнь такова, что приходится идти на жертвы. Я никогда не отличалась выдающимся умом, зато Родя — гордость нашей школы. Все надеются на него. Мама только и говорит, как он с отличием закончит школу и поступит в МГУ. Она боится за него. Боится, что сейчас, когда характер только-только формируется, кто-то может обидеть или испугать его, и это ляжет уродливым пятном на всю его оставшуюся жизнь. Мои отношения с Лужиным — единственный способ повлиять на Петю. Только так он оставит брата в покое… »       Тетрадь полетела в стену. Не может быть! Все это время он жил своей обычной беззаботной жизнью, а сестра жертвовала собой ради…       «Нет, Дуня, нет, мамаша, не нужны мне ваши жертвы!»       Какое безумие! Неужели они не замечают, на что обрекают себя? И лишь ради того, чтобы законопослушный Родя прожил успешную, счастливую жизнь!       Разве достоин он таких жертв?