Самое страшное преступление Раскольникова

      Родионом овладела холодная решимость. Лишь одна мысль пульсировала во всем теле: сегодня или никогда. Они должны знать правду.       Весь английский он просидел, сочиняя в уме сценарий признания. Взгляд классного руководителя, складка меж бровями, поджатые губы… Все это Раскольников представлял слишком отчетливо. Уже один мысленный образ заставлял холодеть от ужаса.       И в один момент Раскольников всерьез поверил в силу мыслей. На урок явилась классная руководительница. Вид у нее был крайне озабоченный. Она обратилась к Родиону и попросила последовать за ней.       Что это? Ее голос дрожит?       «Неужто я опоздал, и она уже знает правду?»       Каблуки учительницы быстро цокали по дремавшим коридорам школы, но сердце Родиона колотилось быстрее. Дверь открывается, и она отступает, пропуская Раскольникова. Родион переступает порог… и ноги отказываются идти дальше.       — Мама?       Пульхерия Александровна расположилась за первой партой. Бросив на сына небрежный взгляд, она сосредоточила внимание на Порфирии Петровиче, что сидел неподалеку, выделяясь в неизменном белом халате.       — Здравствуй, Родион, — произнес он. — Ты, вижу, опять не в духе.       — Послушайте, — голос Пульхерии улетел куда-то вверх. Туда, куда был направлен взгляд. — Представители нашего рода отличаются аристократической бледнотой. Если Вам такое явление не знакомо, это не повод отвлекать от работы одинокую женщину, единственную кормилицу в семье.       Пульхерия имела особенность разговаривать с кем угодно, кроме собеседника.       Классный руководитель неловким жестом предложила Раскольникову сесть. Словно в тумане Родион подошел к стулу, но забыл на него опуститься. Выстроенный с утра алгоритм разбился на мелкие кусочки, собрать которые уже не представлялось возможным.       «Вот и настал конец. Чего еще было ожидать? Сейчас судьба решится, и любой приговор нужно принять с честью…»       Порфирий Петрович, хитрый, расчетливый психиатр, гений интриг и мастер разоблачения, смотрел выразительными карими глазами прямо в измученную душу. Родион знал: ни один мускул не дрогнет на лице врача, когда он объявит его преступником.       — Причина, по которой я Вас пригласил, — доктор бросил быстрый взгляд на Пульхерию, — состоит в психологическом самочувствии Родиона. Беседуя с ним на общем осмотре, я заметил его болезненный вид. В ходе беседы выяснилось: Родиона беспокоит все, что касается школьной успеваемости.       — Послушайте! — воскликнула Пульхерия, глядя в глаза президенту на пришпиленной к стене фотографии. — Представители нашего рода отличаются обостренным чувством ответственности и собственного достоинства. Мы считаем нормальным, что взрослый, семнадцатилетний юноша обеспокоен успеваемостью и репутацией. Родиону с детства знакомо чувство долга. Знаете, когда он учился в начальной школе, его невозможно было посылать за хлебом — все раздавал по дороге бездомным животным.       Тяжелый вздох вырвался из груди Порфирия Петровича. Он обратил к Раскольникову сочувственный взгляд. Родион тоже вздохнул, но с некоторым облегчением. Неужели он не собирается обличать преступление?       — Пульхерия Александровна, — заговорил доктор. — Я не сомневаюсь в благородстве членов Вашей фамилии, но такая мудрая женщина как Вы не может не понимать, что все должно идти во благо, а не во вред. Ваш сын настолько озабочен возложенной Вами ответственностью, что не может нормально переносить учебный процесс. Разве я не прав, Родион?       Три пары глаз устремили взгляды на Раскольникова. Каждый выражал совершенно разное состояние: в отрешенно-надменном взгляде Пульхерии блеснуло осуждение; классный руководитель смотрела с мольбой, будто Родион мог сию минуту прекратить все и пустить жизнь по обычным рельсам. А взгляд Порфирия Петровича выражал спокойствие и теплоту, и Раскольников решил остановиться на его глазах.       — Вы ошибаетесь, Порфирий Петрович, — пробубнил он. — Я лишь хотел сказать, что меня волнует предстоящая контрольная… и все.       — Не стоит оправдываться, Родион. Мы здесь, чтобы помочь тебе, — доктор мягко улыбнулся. — Но спасение утопающего — дело рук самого утопающего.       — Послушайте! — обратилась Пульхерия к цветку на подоконнике. — Что значит «возложенная Вами ответственность»? Разве я обязала сына быть достойным гражданином, исполнять возложенные обязанности? Это вынужденная необходимость, без которой невозможно существование цивилизованного общества.       Раскольников поспешно сел, дабы не выдать предобморочного состояния: мало ли что сумасшедший психиатр придумает на это.       — Я ознакомился с классным журналом, — невозмутимо продолжил доктор. — Успеваемость Родиона безупречна. Не представляю, что нужно делать, чтобы учиться настолько хорошо. Но недавно он получил двойку по истории. На мой взгляд, причина тому — эмоциональное перенапряжение. Так что, Пульхерия Александровна, если намереваетесь взрастить гения, подумайте, где Ваша система дала сбой, и что стоит изменить, пока дело не дошло до директора, — Порфирий Петрович поднялся. — Или психбольницы.       Учтиво попрощавшись, он покинул кабинет, и дверной скрип утяжелил напряженное молчание.       Родион мечтал сменить имя и навеки покинуть страну. Он мечтал отсидеть срок в одиночной камере, если это избавит от необходимости возвращаться сегодня домой.       — Ты не рассказывал о двойке, — теперь мать смотрела прямо на него.       В тот день Раскольников впервые надолго забыл о преступлении.       Когда Пульхерия Александровна покинула школу, Родион все еще не мог прийти в себя. Он надеялся получить порцию нотаций — но она лишь прожгла неумолимым взглядом.       — Ты выставил меня на посмешище.       Таковы были последние слова, и они долго отдавались в ушах Родиона. Ничто не могло заглушить их — ни душераздирающие вопли на перемене, ни мерный голос учителя на уроке.       «Если Бог все-таки существует, пусть Он пошлет наводнение или землетрясение, или что-то еще, что заставит меня задержаться в школе. Навсегда».       Родион думал об этом, устало спускаясь по лестнице. Парень настолько ушел в себя, что не мог уже определить, заснул он или глубоко задумался.       Но возникшее внезапно лицо, словно призрак из кошмара, вернуло его к действительности.       Это была директор в своих дурацких очках на харизматичном носу, и душа Раскольникова ушла в пятки.       — Раскольников, вот ты где. Идем за мной.       «Господи, да у Тебя есть чувство юмора!»       Дверь кабинета захлопнулась изнутри. Директор опустилась в огромное кресло из черной кожи (трон повелителя зла) и прищурилась, создавая нужную атмосферу. Атмосферу допроса с пристрастием.       — Ну-с, Раскольников…       Тяжелый ком застрял в горле Родиона. Парень вздрогнул.       — Так-так, Раскольников…       Нога дернулась сама собой. Директор настороженно покосилась в ее сторону.       — Очень хорошо, Раскольников…       — Я нечаянно.       Их взгляды встретились. Лиловые губы директора расплылись в злобной улыбке.       — Что-что? Нечаянно? Очень смешно, Родя! Ты нечаянно стал лучшим учеником школы в этом году! Вот это успех! Представляю, на что ты способен, когда постараешься.       Раскольников засмеялся. Смех был больной, лихорадочный, жуткий. Он гремел мощными раскатами и со временем не затухал, а расходился. Надо признать, директор смеялась не лучше.       — Торжественное награждение пройдет завтра в актовом зале после уроков. А потом поедешь на городской этап.       Раскольников не помнил, как оказался дома. Последняя новость перевернула все в его сознании.       Торжественный вечер! В его честь! Но он не достоин этого! Они не знают, они просто не знают, кому воздают хвалу. Лжецу, преступнику, использующему свою бедную сестру. Предателю, опозорившему фамилию. Нужно что-то предпринять… нужно срочно что-то предпринять…       В эту ночь, впервые за долгое время, Раскольников не уснул ни разу, и ни разу его не потревожило сумбурное сновидение.