— Да где же эта чертова книга?
Раздраженный шёпот Тома Реддла отразился от каменных стен библиотеки и быстро затих, затерявшись среди высоких стеллажей. Между набитыми полками, ломившимися от тяжести учебной литературы, царил полумрак, разбавляемый лишь жёлтым тусклым свечением магических ламп. Мелко подрагивающая от нетерпения рука скользила по шероховатым книжным корешкам, пытливый взгляд бегал от одного названия к другому в поиске необходимого. Между занятием по защите от тёмных искусств и класса по заклинаниям в расписании стоял огромный перерыв, предназначенный для тренировки по квиддичу, чтобы командам хватало короткого светового дня осенней Британии. В начале года такой график показался Тому до жути неудобным, и его нейтральные отношения с квиддичем угрожали перерасти в неприязнь, но уже после первых двух недель обучения перерыв открыл множество великолепных возможностей. В кругу своего общения Том не любил распространяться о личных делах, и несколько раз в неделю ему удавалось без всяких расспросов от Малфоя или кого-либо ещё оставаться в одиночестве, пока все остальные стадом наводняли игровое поле. Разумеется, он и не думал ни перед кем оправдываться, но и говорить об этом не хотел. Оставив компанию однокурсников у дверей в кабинет защиты от тёмных искусств, он направился в библиотеку. В это время читальные залы поражали кристально чистой тишиной и исключительной безлюдностью. Наблюдатели за порядком несколько расслаблялись и спокойно отдыхали в отдельной смежной комнате, одним словом, ничего не мешало изучать запретную секцию. Одержимый идеей — самой мощной движущей силой во вселенной, Том приходил сюда снова и снова в поиске ответов на постоянно обновляющийся внушительный список вопросов. Словно яркие звёзды, они рождались и умирали в его разуме каждую ночь, как только затылок касался прохладной подушки в слизеринской спальне. Казалось, мыслительный процесс никогда не прекращался, и даже во сне Том чувствовал то гордое ликование после раскрытия очередной загадки, то жгучее разочарование из-за досадного логического тупика. Том искал. Искал невозможное — способ обмануть время, завладеть им, словно материальной вещью, и заставить подчиниться собственной воле. И он верил, что рано или поздно секрет откроется ему наяву, во сне, в бреду… какая разница? Любые средства и любые жертвы оправдают высшую цель.
Сегодня Том не стал приближаться к полкам, где находились ещё не просмотренные им книги, оставил их на следующий раз. Он пытался найти небольшой томик с узким, слегка затёртым корешком и аккуратным выгравированным на синей обложке названием «Легилименция». В начале сентября в один из самых первых визитов в запретную секцию интересная книга привлекла его внимание тем, что чуть не выскользнула из рук и с оглушительным хлопком не упала на пол, когда Том доставал рядом стоящее пособие по боевым заклинаниям. Одинокое незнакомое слово на обложке выбило искру в сознании, и её хватило, чтобы разжечь костёр любопытства. Взгляд жадно скользнул по оглавлению и выхватил несколько предложений из введения. «
Легилименция — способность мага проникать в сознание другого человека» — короткий дефиниций украшал первую страницу книги и напрочь засел в мыслях. Том запомнил местоположение книги на полке и, навещая библиотеку, каждый раз буквально за несколько минут проглатывал главу за главой, которые по большей части представляли собой небольшие инструкции по освоению искусства. Том не знал, чем подобный навык может пригодиться ему в будущем, но приходил в неописуемый восторг от необычайной чёткости и лаконичности излагаемого материала. Ничего лишнего. Если бы каждый учебник по программе был написан подобным образом, студенты не тратили время на чтение никому ненужных отступлений и не засыпали на половине главы, придавленные к стулу тоннами серой скуки. Внутри прочно засело желание приобрести запретное умение, какое не подарят на занятиях обычным среднестатистическим студентам, к тому же Реддл верил, что любое усилие рано или поздно оправдает себя, и легилименция однажды найдёт своё применение в его жизни.
Однако не всё оказалось так радужно. На первый взгляд простые инструкции даже при усиленных стараниях не выходило применить на практике. Заклинание не требовало использования палочки, лишь стопроцентной концентрации мыслей и сосредоточенности, от которых уже через пять минут начинала раскалываться голова. Изучая содержание книги, Том отмечал, что по объёму главы редко превышают пару страниц, он быстро освоил несколько первых вводных, настраивающих на положительный результат упражнений, но, дойдя до сути, застопорился и не мог понять, как продвинуться дальше. Несколько раз в голову пронырливой змейкой закрадывалась мысль о том, чтобы бросить изучать это сомнительное заклинание, но каждый раз он мысленно одергивал себя и ругал за нетерпеливость. Том пытался тренировать первый этап легилименции уже около двух недель, результатом стараний должен был стать хотя бы крошечный обрывок чужой мысли, четко различимый внутри головы. Так гласила инструкция. Том периодически раздражённо отмахивался от попыток, но неприятно зудящее где-то под рёбрами чувство незавершенности и неудовлетворённости не давало ему спокойно дышать, будто бы стесняло грудную клетку, заставляя возвращаться к началу снова и снова. Книга хотела взять его на слабо, и у неё это мастерски получалось. Он не мог остановиться на половине пути, иначе больше не смог бы называть себя Томом Реддлом. Малфою или кому-либо ещё из компании он ничего не сказал, друзья друзьями, но если получится овладеть столь уникальным навыком, это должно оставаться в полной секретности, тем более к основным поискам его маленького отряда легилименция не относилась. Поэтому приходилось заниматься тренировками после отбоя, когда однокурсники на соседних кроватях уже начинали мерно посапывать. В книге говорилось, что обычно волшебники начинают практику именно с проникновения в чужие сны, и Том не стал спорить с авторами пособия. Несколько дней назад он впервые почувствовал еле уловимые проблески улучшения, когда начал случайно улавливать некие намёки на чужие мысли. Их нельзя было назвать обрывками даже с натяжкой, скорее мимолётными ощущениями, отпечатками эмоций. Том не слышал мысли, но внезапно и не обосновано на мгновение его охватила взрывная радость, когда мимо прошла незнакомая девушка из Хаффлпаффа, её взгляд сиял, а лицо светилось широкой улыбкой. Она испытывала счастье, и Том физически прочувствовал её эмоцию, хотя в следующую же секунду она ускользнула от него подобно мылу в наполненной ванне. Несколько раз Том снова повторял то же самое и мысленно расценивал результат как успех, по крайней мере, он сдвинулся с мёртвой точки.
Вчера произошло нечто совсем неожиданное, событие, любезно бросившее огромный кусок свежего мяса голодному зверю внутреннего самолюбия, существовавшему с Томом с тех самых пор, как он начал осознавать собственное отличие от сверстников. Днём он назначил встречу со своим новым знакомым — загадочным Гарри Эвансом, чтобы обсудить деятельность Клуба Слизней. Как человек, ставящий драгоценное время на пьедестал высших ценностей, он не любил опаздывать, но его задержала по пути в холл Оливия Хорнби.
— Привет, Том, — её обычно монотонный голос сейчас стал таким сладким, что можно было взять ложку и добавить немного в чай вместо сахара. По слухам Оливия слыла самой смелой девушкой в Хогвартсе, могла свободно подойти к любому старшекурснику и заговорить первой, могла открыто показывать симпатию без особого стеснения. Тому это нравилось, и если бы не отсутствие у неё живого ума, он точно обратил на неё внимание.
— Привет, — коротко кивнул в ответ, но не остановился, ставя Оливию перед выбором. Или отправиться по своим делам, или последовать за ним по извилистому коридору Хогвартса, если она действительно хотела что-то обсудить.
— Мы собираем компанию для похода в Хогсмид в это воскресенье, вы с Малфоем не хотите присоединиться? — она всё-таки выбрала второй вариант и быстро засеменила вслед за Томом.
— Я ещё не думал об этом, — ответил неопределённо, но в голове уже прозвучало уверенное «нет». — Знаешь, я немного занят сейчас, может, поговоришь с Абраксасом сама? — хотелось поскорее сбросить с себя груз присутствия этой назойливой девицы. Неужели за полтора года она так и не смогла осознать, что совсем ему не интересна?
— Хорошо, — Оливия улыбнулась и сказала что-то ещё, но Том уже не слушал.
Мысли отключились от диалога и машинально вернулись к привычной тренировке заклинания, которая проходила уже на автомате, Том неосознанно произносил «легилименс», но не ждал никакого результата. Он даже не заметил, в какой момент Оливия перестала следовать за ним, к ведущей в холл лестнице он подошёл уже в одиночестве. Эванс ждал его у памятника напротив входных дверей.
«Легилименс»… Ничего. Только лёгкая досада от собственной беспомощности, но её признание означает принятие поражения, а Том Реддл не может проиграть.
«Легилименс»… Первый шаг на самую верхнюю ступень лестницы и яркая непродолжительная вспышка тревоги, бьющей, казалось, прямо в солнечное сплетение, от чего сердце пропускает удар, и выдох получается сбитым и судорожным. Она напомнила Тому одно из его первых детских воспоминаний, которые навсегда откладывают отпечаток и живут внутри до самой смерти. Обрывочные образы глубокой ночи с летней лондонской грозой. Источник тревоги — понурившийся первокурсник из Гриффиндора, медленно плетущийся за деканом факультета профессором Дамблдором. Тому удалось уловить его эмоцию, но на этом заканчивать он не собирался. «Легилименс»… Ещё одна безуспешная попытка. Он уже практически закончил спуск по лестнице, Гарри сразу заметил его и развернулся спиной к памятнику, готовый начать беседу. В его внешнем виде всегда улавливалось нечто особенное или даже таинственное, но Том никак не мог понять, что именно. Как всегда немного взъерошенные волосы, круглые большие очки и странный шрам на лбу, еле прикрываемый спадающей вниз челкой. Свалившись с метлы, такую отметку получить просто невозможно, а истинную причину Эванс так никому и не открыл. Вокруг него воздух буквально заряжался загадочностью, стоило приблизиться на определённое расстояние, и всё внутри начинало ныть от любопытства.
«Легилименс»… Том подошёл достаточно близко, чтобы посмотреть Гарри прямо в глаза. Если бы заклинание звучало вслух, то это мог быть только крик. Отчаянный, остервенелый крик, отражающийся от каменных стен завывающим эхом.
«Легилименс»… Том поднял руку в приветственном жесте, ничем не выдавая направленного в сторону Гарри напряжённого усилия. Осталось несколько шагов, Том уловил еле заметное движение плеч, Гарри набирал в лёгкие воздух, чтобы поприветствовать его, но…
«Один? Где же Малфой?» Если бы не устремлённый прямо Гарри в лицо взгляд, Том подумал бы, что он произнёс фразу вслух, но его губы не двигались. Чужой голос, непохожий на тот, что живёт в голове, вдруг озвучил мысль. Чужую мысль. Горячая волна удивления, смешанная с искрящимся по нервам восторгом, штормовым ураганом обрушилась на Тома, отчего он чуть не застыл на месте. Преодолев сопротивление, всё-таки дошёл до Гарри и начал беседу.
Том снова и снова погружался в это пусть и мимолётное, но восхитительное ощущение опьяняющей власти. Ему удалось одним глазом заглянуть под плотную непроницаемую завесу, скрывающую чужой внутренний мир. Рано или поздно он сможет читать людей целиком и обязательно найдёт применение новому навыку. Две недели ушло на то, чтобы кое-как освоить первый шаг, и сегодня Том вернулся в запретную секцию для получения новой порции инструкций. Указательный палец всё ещё скользил по книжным корешкам. Погружённый в мысли, Том не сразу заметил книгу, а найдя, снова с присущей ему жадностью набросился на следующую главу, где рассказывалось, как продлить время контакта с разумом подопытного. На первый раз ему хватило пары секунд, но он жаждал большего результата.
Вчера вечером, уединившись в тёплой ванной после долгого учебного дня, он поймал себя на мысли, что хочет заглянуть в мысли Гарри Эванса больше, чем в чьи-либо ещё. Неизвестность манила в свою бездонную глубину, он слишком многое скрывал. Том видел нечто секретное в глубине его зелёных глаз, слишком хорошо спрятанное даже от него самого. Но не хотелось спугнуть Гарри и навсегда лишить себя возможности разгадать тайну. Он показался Тому умнее большинства людей, что он когда-либо знал, возможно, он видел в нем некое отражение своих собственных черт. Стремление к чему-то глобальному… но к чему? Целеустремлённость, проницательность, ум. И эта смесь знакомых качеств заставляла Тома мысленно вновь и вновь возвращаться к образу Гарри в поиске изъяна, выбивающейся из общей картины мелкой детали или невидимой невнимательным взглядом зацепки, которые помогут ответить хотя бы на несколько неустанно штурмующих разум вопросов. Каково его прошлое? Откуда он берет столь свежие и интересные идеи? Где истоки его знаний?
В первую очередь Том хотел попробовать узнать что-то от самого Гарри, может быть, спустя время ему удастся. На легилименцию он не ставил. В книге черным по белому было написано, что талантливые волшебники могут обучаться искусству годами, прежде чем начать более-менее разбираться в механизмах чтения чужих мыслей. У Тома не было столько времени, а любопытство уже съедало его изнутри. Кроме наблюдения не осталось больше никаких вариантов, и Том уверенно решил использовать любые средства.
* * *
*When I was a child, I heard voices,
Some would sing and some would scream,
You soon find you have few choices,
I learned the voices died with me.
(Hozier ꟷ Arsonist's Lullabye)
Оглушительный раскат грома пронзил воздух звериным рыком, посылая по телу волны липкого страха. Под сердцем туго скрутился змеиный клубок паники, но мальчик сохранил молчание. Кто-то заплакал в комнате. В прерываемой тишине, бьющими по оконному стеклу дождевыми каплями, высокий детский крик казался невыносимо громким. В нём сквозил такой страх, и мальчику ничего не оставалось, кроме как поддаться порыву, присоединиться к нему и позволить ужасу выплеснуться наружу. Разрывающие пространство острые вспышки жёлтого света только подливали масло в огонь. Лежа на мягкой подушке в своей детской кроватке, он чувствовал обжигающие слёзы на щеках, слышал собственный плач и желал одного — спрятаться подальше в темноту одеяла.
— Успокойте их, это невыносимо, — раздражённый женский голос. Тонкий скрип половицы.
Внезапно кто-то нагнулся над кроваткой, и прохладные руки обхватили его грудную клетку. В следующую секунду человек уже прижимал его к себе и заботливо гладил ладонью по растрепавшимся прядям тёмных волос. Новый раскат, и ещё один испуганный визг в комнате, но слёзы уже не застилали глаза. Чувствуя тепло чужого тела, мальчик заинтересовался чем-то блестящим в скудном свете ночника, это нечто висело на шее держащего его человека. Маленькая ручка потянулась вперёд и крепко сжала крестик — символ христианской веры.
— Том, ну чего ты расплакался? Это всего лишь гроза, — в темноте над самым ухом прозвучал нежный женский голос. — Ты же знаешь, что мужчины не плачут по пустякам, — прохладные пальцы прикоснулись к щекам и стёрли мокрые дорожки от слёз, но мальчик был слишком занят новой игрушкой, чтобы обратить на это внимание. — Давай не будем плакать, чтобы миссис Коул не злилась.
— Мама? — произнёс Том, прижимаясь к женщине в монашеском платье и поднимая голову вверх.
— Нет, я не твоя мама, малыш, — ответила она, успокаивающе провела рукой по спине ребёнка и аккуратно положила его обратно в кроватку.
Том ничего не ответил, потому что пока не мог отчётливо понимать речь, улавливал лишь интонации и отдельные слова. Пяти минут в тёплых объятиях человека, которого он считал своей мамой, оказалось достаточно, чтобы успокоиться и, наконец, заснуть под аккомпанемент барабанящих в окно дождевых капель.
— Иногда мне кажется, что я не вынесу больше, — нотки раздражения в голосе второй женщины в строгом синем платье ничуть не убавились даже после того, когда все дети приюта перестали плакать, и спальня наполнилась уютной тишиной.
— Господь посылает нам только те испытания, которые мы можем вынести, — просто ответила монашка, садясь в мягкое кресло. — Тем более это же просто дети, все мы когда-то боялись грозы, — она расправила полы длинной юбки и открыла молитвенник. — Они всегда будут помнить вашу благодетель как начальницы приюта, миссис Коул. Вы дарите сиротам надежду на будущее, но сейчас им необходимо немного заботы…
Миссис Коул нервно повела плечом, но ничего не сказала. Монашка нашла нужную страницу и тихо начала читать вслух.
* * *
Воспитатель объявил время прогулки, и дети не без посторонних усилий выстроились по парам в почти ровные ряды. Обычно игрушки из общей комнаты на улицу выносить запрещалось, но хорошим поведением Том и ещё несколько ребят заслужили разрешение взять с собой по любимой машинке. Приехавший недавно мужчина в сером клетчатом костюме привёз с собой картонную коробку с сюрпризами. Краем уха Том слышал, что какие-то семьи пожертвовали игрушки приюту. Он ещё не знал слова «пожертвовали», но для себя решил, что оно очень хорошее, особенно после того, как увидел почти новенькую железную дорогу с несколькими паровозиками, в ней не хватало пары деталей, но это было совсем не страшно. Мальчику сразу приглянулась красная небольшая машинка, металлические холодные бока которой приятно блестели при дневном свете, к тому же она не была сломанной, как большинство других вещей. Выходя на площадку, Том прижимал машинку к груди, и когда воспитатель пересчитал всех детей, первым побежал к деревянной лавочке. Том любил играть один, ровесники мало привлекали его, скорее даже немного отталкивали. Они придумывали свои глупые правила, постоянно указывали, что делать, но больше всего раздражали их странные шутки, над которыми все хихикали.
Расположившись на лавочке, Том придумал себе игру: с помощью машинки он отвозил воображаемых детей в воображаемую школу. Воспитатель как-то сказал, что ему самому до школы осталось всего два года, но он не мог даже предположить, сколько раз ему ещё придётся лечь спать и встать утром до этого события…
— Отдай мне, — Том не заметил неслышно подошедшего мальчика, кажется, он был старше и уже ходил в первый класс.
— Она моя, — просто ответил Том, переставая катить машинку по дощатой поверхности лавочки. — Но если хочешь, будем играть вместе, — добавил через пару секунд, замечая пронзительный или даже грозный взгляд напротив. Фраза давно была заучена, воспитатель говорил всегда отвечать вежливо, и Том усвоил, что лучше сказать всё правильно, чем потом выносить наказание. На самом деле в компании он не нуждался и делиться машинкой не хотел.
— Отдай мне, — снова повторил мальчик, нависая над Томом сверху.
— Нет, — прижал игрушку к груди и уже готов был спрыгнуть со скамейки и побежать прочь, но его схватили за предплечье. Через мгновение чужая рука потянулась к машинке и стала грубо вырывать её из его собственной маленькой ручки. — Эй, она моя! — с нажимом прошептал и отчаянно напрягся, изо всех сил пытаясь удержать пальцы сжатыми. Мальчик оказался намного сильнее, Том устал сопротивляться и выпустил игрушку, отдергивая руку, когда его ударили кулаком по запястью. — Больно, — всхлипнул Том, пытаясь сдержать непрошеные слёзы. «Ты же знаешь, что мужчины не плачут по пустякам?» — в голове прозвучал мягкий голос монашки, которая всё ещё изредка заходила проведать миссис Коул. Она всегда была добра к детям.
— Здесь нет ничего твоего, — злобный голос, казалось, въедался в кожу и проникал под неё, отравляя внутренности нарастающим возмущением. Восхитительно ровно окрашенный кузов машинки теперь охватывали чужие толстые пальцы, захотелось отвернуться, чтобы не видеть этой мерзости. Том отвёл глаза. — Боишься, — очередное твёрдое слово, бьющее словно хлыст. Том заметил кривую полуулыбку на чужих губах, прежде чем замахнувшаяся рука снова обрушилась на предплечье. Сила удара отбросила Тома на землю, нога угодила прямо в лужу, запачкав чисто выстиранные накануне штаны. Том неловко повалился на бок, но тут же поспешил встать. Послышался оглушительный гогот, на мгновение показалось, что он льётся сверху со всех сторон, и Том захлёбывается унижением. Он молча посмотрел в глаза обидчику, сунувшему одну руку в оттопыренный, заштопанный заплаткой карман лёгкой куртки. Внутри зародилось до настоящего момента неизвестное жгучее чувство, заставляющее кровь вскипать в артериях. Том не проронил ни одной слезинки, его сухой взгляд встретился с чужим озлобленным, и в этот момент он подумал, что никакие слова не смогут передать его истинные чувства. Он впервые попробовал на вкус ненависть и наполнился ей до самого края. Возможно, этот мальчик увидел что-то в его глазах, отражение тени его эмоций. Моргнул пару раз и сделал маленький шаг назад, будто отступая. Яростный оскал сменился на неуверенное удивление. Он выпустил машинку из рук, и та с глухим стуком упала на траву, после чего Том смог спокойно поднять её и снова ощутить кожей пальцев приятный холод металлической поверхности. Прежде чем внимательный воспитатель поспешил разобраться в происшествии, обидчик трусливо убежал прочь, оставляя Тома наедине с игрушкой, запачканной штаниной и угрозой наказания.
*Ребёнком я слышал голоса,
Некоторые пели, а некоторые кричали:
"Ты скоро поймёшь, что выбора почти нет!"
Я узнал, что голоса умерли со мной.
