Апрельское колдовство

      Наоки Мэмору был приземистым человеком средних лет с седеющими волосами на плешивой макушке. Несмотря на его праведно-просветительскую деятельность, он безапелляционно заносился в чёрные списки почти всех официальных мероприятий. Выбранное им направление вкупе с неопрятным внешним видом Мэмору никак не вписывалось в рамки приличия светского общества, привыкшего не выносить сор из избы. Его немногочисленные приятели отмечали, что от Мэмору, как и от его сплетен, дурно пахло, и следовало бы принимать душ хотя бы пару раз в неделю. Но увлечённый журналист совсем не гнушался изваляться в грязи, особенно если она касалась самых значимых людей Японии.       Весь март и большую часть апреля Мэмору командировался по местам проведения предвыборной кампании одного из лидирующих кандидатов президентской гонки. Деньгами раскидываться не привык, а потому частенько спал прямо в кузове своего старенького фургона. Холодные ночи оправдали себя с лихвой: в Кумамото ему таки удалось застать Кудо Яхико и его PR-менеджера — Танака Конан — в весьма недвусмысленном положении.       — Это будет сенсация! — воскликнул Мэмору, сидя в одном из баров на отшибе Кагосимы. — Популистскими лозунгами грешат все кандидаты. Это херня! Никого не удивишь. Но вот интрижка женатика, метящего в президенты Японии!.. Так и вижу заголовок под фотографией: «Крах традиционных семейных ценностей — основа политической программы Кудо Яхико»! — с видом патриота гордо подытожил он.       — И не поспоришь... — протяжно ответил Джирайя и отложил чужой телефон с доказательством прелюбодеяния.       Глава Альянса не нуждался в дополнительном общении, но на всякий случай держал при себе таких полезных людей, как Мэмору. Ведь никогда не знаешь, под кого они отважатся копать в следующий раз. О себе Джирайя рассказал, что тринадцать лет назад добровольно покинул должность директора полицейской академии и теперь наслаждался заслуженной пенсией на юге страны — подальше от утомляющей бюрократии Токио. Поводом для попоек становились очередные «сенсации» Мэмору, немалую часть которых Джирайя поставлял лично. Тот же считал их сотрудничество именно взаимовыгодным, полагая, что приятель умолчал об истинной причине увольнения с высокой должности и теперь упивался ролью серого кардинала. Что же, отчасти журналистская чуйка его не подвела.       — А говорил мне: «Не найдёшь ты ничего на такого человека, Мэмору!» А вот и нашёл! У каждого есть свой скелет в шкафу! У каждого! — ничего не ответив, Джирайя задумчиво свёл брови. — Лидирует он, как же... Полетит вниз как миленький, как и всего до него! Вместе со своей пустой повесткой и дружками полетит! Куда же они денутся-то от меня? — размечтался Мэмору, фонтанируя хмельным амбре изо рта. — В газете ещё не знают, я им материалы на твоих коррупционеров сливал. Спасибо, услужил! А то пришлось держать всё в секрете. Рыбка-то крупная! Масштаб-то какой! Не то что раньше, скажи же, а? Послезавтра отдам статью в редактуру и бум!.. В майском выпуске Кудо Яхико конец! — чиркнув пальцем по горлу, он облегчённо откинулся на стул, едва не снеся перегородку позади.       — Не боишься? Всё-таки масштаб-то какой! — присвистнул Джирайя, но вид его оставался мрачным.       За свою жизнь Наоки Мэмору обзавёлся множеством врагов. Собери их под одной крышей, и здание бы взорвалось от жарких споров на предмет того, у кого из недоброжелателей больше оснований точить зуб на гадкого журналиста.       — И раньше ходил по тонкому льду, ничего же не случалось? — развёл руками Мэмору, пролив треть содержимого кружки прямо на пол.       — Штука есть такая, ошибкой выжившего называется. Не слыхал?       — Обижаешь, обижаешь!.. Я номера на фургоне сменил, а за ними из дырочки в стене кузова следил! Что я, дурак какой-то? Да и вообще, в таких делах ты получаешь статус неприкосновенности сразу же после публикации. Журналистская «этика», так сказать! — ехидно осклабился Мэмору. — Не будет мне ничего.       — Тебе лучше знать, Мэмору. Опыта-то у тебя вон, аж двадцать лет! — колко подметил Джирайя, на что собутыльник лишь икнул и забрюзжал о другом:       — Кстати, утренний репортаж-то смотрел? Идиота того вон в парке мёртвым нашли! Третье дело уже! Комментировать они не хотят... Небось, улик-то никаких! Деньги только попусту растрачивают, тьфу ты!.. Сказали ещё, нового управляющего назначали. Учиха Фугаку из Канадзавы, отец одного из следователей в отделе, — придвинувшись на стуле, Мэмору вкрадчиво посмотрел на главу Альянса и лихорадочно забарабанил пальцами по столешнице. — Ох, Джирайя... чую, дурно пахнет дело. Есть что на него?       — Учиха Фугаку?.. Не припомню такого. Но поспрашиваю у бывших коллег — глядишь, чего и найдётся. Но твой ли это уровень теперь, Мэмору?       — Эх, устал я... с Кудо-то аж три месяца нянчился! Надо бы чего попроще взять для июньского выпуска, — досадливо отмахнулся он. — Хлеба и зрелищ, хлеба и зрелищ, друг мой! Людям нужны сенсации! Минимум раз в месяц! Это я точно знаю!       Наживая себе жаждущих поквитаться, Наоки Мэмору и предположить не мог, что самые опасные из недоброжелателей всегда были под одной «крышей». Творцы подумывали убрать назойливого желтушника ещё в конце прошлого года, да всё руки не доходили — масштаб-то был не тот! Но когда после безрезультатных февральских поисков компроматов Мэмору отважился играть по-крупному, то сам того не ведая, повысил своё имя в их чёрном списке. Ответственное задание поручили молодым следователям из Кагосимы: Хошикаге Кисаме и Учиха Итачи придумали замаскировать расправу над Наоки Мэмору под одно из серийных убийств орудующего в их городе маньяка. Казнь гнусного журналиста была назначена на двадцать восьмое апреля, чем и собирался воспользоваться другой молодой и амбициозный мужчина, которому прочили однажды занять место главы Альянса:       — Тогда завтра... — точно в невидимом мундире, Хатаке Какаши нарочито представительно распрямился, сцепив руки в замок за спиной, и принялся мерить комнату размашистыми шагами. — Головорезы Кисаме уничтожат телефон Наоки, а сам он заберёт из его квартиры черновик статьи с фотографией Яхико и той вертихвостки. Тем же вечером Саске станет свидетелем расправы над Наоки, а Итачи позаботится, чтобы на время проведения вступительного испытания у Кисаме не было доступа к камерам... — Какаши на какое-то время примолк и, скрестив руки на груди, закусил большой палец сквозь маску на лице. — Но потом он должен увидеть Саске на камерах вблизи, иначе сразу начнёт подозревать Итачи.       — А если мальчишка всё снимет на телефон и додумается слить в сеть? — с нотками издёвки оборвал оглашение генеральского плана Яманако Иноичи.       Всё это время новый знакомый, как хищник, провожал своим липким взглядом метания Какаши по комнате, жадно ловил каждое движение и слово в попытке отыскать хоть какие-то признаки волнения.       «Напрасно. Он их никогда не увидит.»       — Такой парень, как Саске, не сдастся без боя, — не глядя на него, уверенно отрезал Какаши и скользнул пальцем от губ к подбородку, как бы случайно оголяя то, что доселе скрывала маска. Непонятно, что именно заставило Яманако с шумом вобрать воздух в лёгкие: очевидное уродство на лице или не менее устрашающая невозмутимость Какаши по этому поводу. — Привыкший оставаться на вторых ролях после старшего брата, он решит докопаться до истинных мотивов убийц, чтобы результатами своего расследования заслужить признание отца, — победно сверкающие в свете лампы обугленные губы говорящего скривились в подобии улыбки, на что Джирайя скептически повёл бровью. — На чём мы остановились? — Какаши взял со стола дротик для дартса и вернулся к обходу помещения. — Кисаме занервничает и сотрёт все улики пребывания Саске на фабрике до того, как кто-нибудь из отдела их сможет увидеть. Поскольку в прошлом за Кисаме уже числились проколы, он не станет сообщать Творцам и попытается разобраться со всем самостоятельно. Итачи посоветует ему отправить кого-нибудь приглядывать за Саске, — Какаши остановился напротив главы Альянса и, рассматривая своё блёклое отражение в окне, принялся легонько покалывать остриём подушечку пальца. — По рассказам Итачи, Саске очень наблюдательный и любит конкурировать, а значит, в два счёта обнаружит хвост и захочет узнать имя следившего. Ему потребуется выкрасть подтверждающие личность документы, когда преследующий не спохватится о них, а после выйти на Кисаме. Вариантов море, но вопрос в том, удастся ли Саске сделать это безопасно для себя.       — Оставь мальчонке хоть какую-то свободу действий! — кисло усмехнулся Джирайя, и внимание Какаши вернулось к нему. — Саске всё равно узнает всю правду, когда в конце нам придётся скрывать его. Поэтому нечего лишний раз унижать сына Фугаку, — проворчал он, и губы Какаши сжались в тонкую линию.       «Унижать?.. Саске прослывёт героем!»       — Думать об амбициях какого-то шестнадцатилетнего мальчишки? В таком-то деле?! — громко возмутился Яманако. — Да за ним придётся подтирать на каждом шагу, чтобы не наделал глупостей! Никаких вольностей! — Какаши сердито нахмурился, по-прежнему внимательно изучая недовольное лицо своего наставника.       — Безусловно, медлить нельзя... но я согласен с Джирайей, — отозвался Нара Шикаку. — Давайте сойдёмся на том, что если Саске не сможет быстро узнать имя следившего и уличить Кисаме, то подключимся мы. Что дальше, Какаши?       — Итачи подкинет Саске черновик статьи о Яхико, — Какаши наконец повернулся ко всем и зашагал дальше. — Затем Саске передаст результаты своего расследования в газету, где работал Наоки, а её редакторы с превеликим удовольствием опубликуют такую сенсацию. После этого мы на несколько лет укроем Саске в одном заграничном пансионате, однако для всех он будет считаться пропавшим без вести. Поэтому вкупе с убийством подростка блудливый кандидат, цитируя нашего смертника, «полетит вниз со своей пустой повесткой».       Открыв рот, Яманако хотел было плеснуть новой колкостью, но Нара сыграл на опережение. Он поблагодарил Какаши за разработанный план, и они с другом засобирались восвояси. Тем временем Джирайя, массируя затёкшее колено, грузно встал со стула и окликнул Какаши:       — Прогуляемся перед сном?       Дождавшись ухода остальных, глава Альянса с протеже вышли на свежий воздух и молча двинулись к пристани у дома. Какаши удовлетворённо отметил про себя, что его первое собрание с приближёнными Джирайи прошло неплохо: редкие замечания ради поддержания видимости дискуссии и никаких жарких дебатов с пеной у рта, к которым Какаши так старательно готовился. Спустившись к берегу, они выбрали лежаки почище и улеглись. Зевая, Какаши устало потянулся и запустил руки за голову:       — Как же Яхико мог так опростоволоситься? Ведь Творцы знали, что Наоки уже давно следил за ними.       — Женщины — наше слабое место, знаешь ли. Эти шельмы окольными путями захватывают над нами власть, а потом вынуждают идти против своих же принципов, маскируя все эти бабские штучки под якобы наше желание, — Джирайя досадливо фыркнул и под тихий шелест волн захрустел костяшками пальцев. Какаши ничего не ответил, и тогда говорящий повернулся к нему и сменил тему. — Мой сказал, что сегодня в их классе появился какой-то «заносчивый засранец», — Какаши задорно хмыкнул, и Джирайя лукаво улыбнулся, наслаждаясь его реакцией. — Нервничаешь перед первой встречей с племянничком?       Какаши отвёл взгляд в сторону и какое-то время помолчал. Привыкшему просчитывать действия на несколько шагов вперёд, теперь думать о том, что будет дальше, ему совершенно не хотелось. По его плану неминуемое отбытие Саске настигнет его уже через две-три недели. Поэтому перед долгой разлукой Какаши только и оставалось, что на завтрашнем тесте бережно вобрать в память образ второго племянника, живой интерес к которому подогревался неиссякаемыми рассказами Итачи, не утратившими своих красок даже по прошествии многих лет.       — Мне кажется, — обращаясь к ночному небу, тоскливо начал Какаши. — Саске до конца не понимает, чего по-настоящему хочет от жизни. Для него поступление в полицейскую академию лишь удобный повод скрыться от бесплодных попыток найти иное применение своим незаурядным способностям.       — Горе от ума, — усмехнулся Джирайя и подобрал с берега небольшую горсть мелких галек. — Зато среди ровни мальчонка скучать точно не будет, — улыбаясь продолжил он, и Какаши инстинктивно кивнул. — В закрытом-то пансионате много есть чего поделать, чем занять себя такому, как Саске. Вдали-то от семьи куда лучше будет общаться с такими же брошенными детьми, — вдруг улыбка на морщинистом лице уступила место серьёзности. — А потом ты заберёшь его. Прямо как я тебя, — Джирайя разжал кулак, и камешки стучащим водопадом посыпались вниз. — Времена идут, а истории повторяются.       — К чему ты клонишь? — холодно спросил Какаши, не отводя взора от небосвода. Он был уверен, что у них совершенно разные ситуации: в отличие от него, Саске будет знать, что родные о нём не забыли и однажды точно заберут.       — Человек по-настоящему ценит только то, что выбирает по собственной воле или хотя бы думает, что выбирает. Поэтому прекращай свою вендетту. Не дави на Саске, как на Итачи, — от укоризны в голосе наставника всё внутри перевернулось. Какаши нервно облизнул бугристые губы и невесело фыркнул:       — Времени не будет.       — А с Фугаку-то познакомиться не хочешь? Родной брат, как-никак. Он же ни в чём не виноват, — тон Джирайи стал непростительно назидательным, будто он надеялся услышать что-то помимо заготовленного ответа.       — Не хочу, — слова прозвучали по-детски обиженно, и тогда Какаши более твёрдо пояснил. — Когда Саске исчезнет, Фугаку будет допрашивать всех, кто был связан с полицейским классом — глупо оставлять лишние зацепки.       — Дело твоё... Не пожалей потом, — Джирайя разочарованно вздохнул. — Знаешь, самый опасный возраст — около тридцати. Кажется, будто уже всё знаешь о жизни, но ничего ты ещё не знаешь. Иногда всё решает простой взмах крыла бабочки. Чёрный лебедь, как в «Блэк свон» любили выражаться.       — Это мой выбор.       — Я знаю, Какаши, я знаю.       Через несколько дней в Кагосиме прошло незапланированное собрание приближённых главы Альянса. С пеной у рта, громкими криками и битьём кулаков по столу — всё, как и ожидал Какаши в первый раз. Нара Шикаку грозился уйти к Творцам, если его сына отдадут Атлантам, а Яманако Иноичи подначивал автора идеи полицейского класса самостоятельно уладить все вопросы с Орочимару. Сам же великий зодчий просто не мог поверить, что чёрный лебедь осмелился столь беспардонно ворваться в его тщательно выверенную операцию.       — Орочимару знал, что Саске шпионил за Хигути в Эспаде. Никогда бы не подумал, что проституткой Итачи окажется Карин... так она ещё и с Атлантами! — как после кровопролитной бойни, Какаши обессилено откинулся на стуле, когда они с Джирайей остались наедине. — Теперь если не отдать Шикамару, то Орочимару, наверное, пригрозит Творцами. Может, как-то попытаться уговорить его на замену?.. — он продолжил рассуждать вслух, и глава Альянса размеренно закивал в такт. — Пускай... пускай вместо пансионата Саске отправится в Атлантиду, и дело с концами. Нет, это идеальный расклад! — «И увидимся раньше». — После публикации статьи Орочимару придётся тщательно скрывать Саске, иначе Творцы подумают, что Наоки подослали Атланты, — Джирайя внезапно нахмурился, и Какаши озадаченно посмотрел в его сторону. — Что-то не так?       — Боюсь, заигрался ты, Какаши... Как думаешь, что люди-то скажут? Мальчишка возомнил себя детективом, решил отличиться, поэтому и выдумал легенду о Яхико! Отфотошопил чёртов снимок или как там это называется? — Какаши недоверчиво фыркнул: рассеянная неосведомленность о технологическом прогрессе прозвучала бы убедительно из уст какого-нибудь милого старичка, но не главы Альянса. Однако диверсия, похоже, была реальной.       — Это только твоё мнение? — затаив дыхание, осведомился Какаши, но Джирайя не ответил, продолжая буравить вопрошающего сердитым взглядом. — Ясно... А что другие?       — Всё понимали, — недовольно отмахнулся он, и сердце Какаши рухнуло вниз. — Шикаку с Иноичи тоже хороши! Их кандидат в самом низу рейтинга, а эти самовлюблённые козлы охотно подхватили твою идею! — Джирайя яростно плюнул в открытое окно и уставился в сузившиеся глаза напротив.       «Яманако и Нара меня теперь заживо сожрут.»       — И что же ты не остановил меня четыре дня назад? Молчал и терпеливо слушал до конца? — деланно спокойным тоном спросил Какаши, до боли в костяшках сжимая под столом руку в кулак.       — Может, и выгорело бы дело... Но с Орочимару шутки плохи. Он не станет подписываться под делами Альянса. Поэтому нам с тобой сейчас важно узнать, что там на самом деле задумали Творцы. Уж куда повесомее аргумент будет, чем разовая интрижка! Да и Мэмору, сволочь немытая, подох не зря: теперь-то мы знаем через кого подберёмся к президенту в следующий раз. Однако там наверху не дураки сидят! — Джирайя сварливо затыкал пальцем куда-то в потолок. — Твой движок уже запущен, поэтому ждать придётся, когда Творцы сами решат избавиться от Саске. И только тогда! И только тогда... мы сфальсифицируем его смерть и отправим в Атлантиду, как ты и придумал, — Какаши окончательно понял: это был не чёрный лебедь. По всей видимости, в далеко идущие планы главы Альянса никогда не входила преждевременная капитуляция Кудо Яхико, но вопреки растущим подозрениям, он не отважился вступить в перепалку: остаться без информации было куда страшнее. — Не смотри на меня волком, Какаши. Зато будет у тебя время познакомиться с кровинушкой. Если повезёт, то человека из него сделаешь. Но и детишек наших надо хорошенько поднатаскать перед следующим раундом. Полезно для разнообразия побыть в своей роли.       — Искал предлог не поручать мне Альянс? — протеже ядовито усмехнулся, в попытке передразнить наставника, но Джирайя чётко видел перед собой по-прежнему обиженного на весь мир девятнадцатилетнего мальчишку.       — Повзрослей сначала, Обито. Потом и поговорим, — напоследок бросил он и громко хлопнул входной дверью.

****

      Как выяснилось, глава Атлантов о многом позаботился. Взять, к примеру, палату Саске без единого окна, которая в действительности располагалась на цокольном этаже городской больницы. Администрация — бюджетники, на минуточку, оказались совсем не против частных, но в первую очередь до неприличия щедрых ассигнований и с превеликим удовольствием пошли навстречу предложению переоборудовать неиспользуемое помещение под частную лабораторию. Которой, кстати, последний месяц заведовала проститутка из Эспады. Ну, та девушка в красном платье. Да-да, Карин. Под другим именем, конечно же, и в свободное от основной работы время, разумеется. Как раз в её заботливые руки поздним вечером десятого июля и попал Саске. Вернее, ящик, в котором он находился без сознания. За перечислением «удачных» стечений обстоятельств нужно не забыть упомянуть одну незначительную деталь: палата Сакуры, ну, той девушки, которая была готова пожертвовать всем ради расследования Саске, парня в ящике, располагалась совсем рядом. Прямо над ним, если быть точнее.       «И не сбежишь ведь.»       Вручив чёрную толстовку, штаны и маску того же цвета, глава Атлантов оставил Саске одного. Ночь уже изживала себя, но отчего-то он не спешил одеваться. Мрачный взгляд потухших глаз был намертво прикован к флэшке на белой простыне. Дурные мысли грызли разум, доставляя почти ощутимый физический зуд.       «Всё оказалось фальшивкой.»       А вдруг, и отношения с Сакурой тоже? Ведь Хатаке неслучайно запихнул их в одну команду. «Подвинуть свои амбиции ради того, что любишь» — так он выразился? Может, таким образом рассчитывал сбить Саске с пути? Отвлечь «розовыми оковами» от расследования? Что если Сакура всё это время была его пособницей?       «Стыдно, что наобещал с три короба?»       Саске поморщился. В своём недоверии он малодушно врал исключительно себе. Сердце в грудной клетке билось так отчаянно, что казалось, будто Сакура могла услышать его даже на расстоянии. Как бы невзначай Саске вспомнил, что сюда попал через чёрный ход. Мутное сознание посетила шальная мыслишка уйти «по-английски» и передать послание гонцом Орочимару. Наверное, главе Атлантов и такое под силу.       «Извини, но я должен уйти без тебя... Без тебя...»       Натягивая одежду, Саске беззвучно повторял слова прощания, чтобы при встрече с Сакурой случайно не забыть, не перепутать. Помнится, раньше он тоже неоднократно репетировал свою финальную речь. Хотел ведь когда-то, чтобы после его ухода в жизни Сакуры всё осталось, как и было до него. Ещё одна миссия, которую он позорно провалил.       «Чёрте что, ей-Богу.»       Не глядя в настенное зеркало, капитулирующий король толкнул дверь и оказался в больничном подземелье с облезлыми и местами потёкшими стенами. Наверх вели две лестницы. Та, что ближе — в коридор у палаты Сакуры.       Нет смысла скрывать: когда Саске узнал о грядущей участи козла отпущения, то и впрямь подумал свинтить. И даже в одиночку. Говоря уж совсем откровенно, то не всерьёз, разумеется. По какой-то причине блестящая стратегия так и не родилась в последнюю минуту. Наверное, вводных было слишком мало, или просто утром всё выглядит иначе. Глава Атлантов действительно о многом позаботился. И в первую очередь мужчина преподал зазнавшемуся юнцу урок: генеральские планы не строятся впопыхах, а города экспромтом не берут. К такому святому делу, как плетение козней, нужно подходить основательно и с большим почтением.       Саске невесомо взошёл по ступенькам. Побыть героем уже не получится. Признаваться в любви слишком поздно. Теперь только и оставалось, что проститься. Волнение теснилось в груди, но зов последней исповеди заглушал все страхи.       Идя по эшафоту, Саске размышлял: чем бы всё обернулось, согласись он на безрассудный побег из леса? Очевидно, Творцы бы убили их всех. Поэтому в каком-то смысле они «легко отделались». Умный тот, кто не просто нарушает правила, но и кто после этого остаётся в живых. В случае с Саске это было лишь чужим волеизъявлением.       Относился ли он к Сакуре как к цели, а не средству? Вне всякого сомнения, поначалу нет. Особенно, когда предложил фальшивые отношения. Невинной девушке потребовалось пройти необоснованно много испытаний на прочность, чтобы заслужить доверие и место в его сердце. Почему Саске с ней так обошёлся? Чем был лучше Хатаке или Орочимару?       Остановившись у палаты Сакуры, Саске с замиранием сердца заглянул в стеклянный проём. К счастью, ни одно из кровавых порождений его бурной фантазии так и не сбылось. Орочимару не солгал — Сакура и вправду была жива. Уже нелегитимный страж теней помедлил, какое-то время топчась на месте, а потом на коротком выдохе прислонил карточку к считывателю на стене, тихонько вошёл внутрь и остановился у самого изголовья кровати. Он уже было протянул руку, чтобы дотронуться плеча спящей, как тут же инстинктивно одёрнул назад. «Посттравматический синдром, должно быть» — подумал он. Не касаясь кожи, пальцы скользнули от предплечья к кисти. Тяжело вздохнув, Саске упёрся коленями в твёрдый пол, а губами нежно прислонился к её пульсирующему запястью.       «Прошу, пожалуйста, прости меня за всю ту боль, что я причинил тебе.»       Вдруг спящая легонько сжала руку, будто всё слышала. Саске поднял свои безжизненные глаза. Сакура смотрела в ответ своим фирменным сочувственным взглядом. Ничего не говоря, будто в ожидании покаяния. Саске удивился, но виду не подал. Грузно поднялся на ноги, сел на самый край кровати и, поджав губы, сцепил руки в замок на коленях. Тогда Сакура безмолвно приблизилась к нему и, обвив руками, всем телом прижалась к его сгорбленной спине. Так волнительно и мучительно близко, так сердечно и горячо, но в то же время без намёка на корысть.       «Как всегда, в общем.»       Саске немного дёрнулся, но затем склонил голову к розовой макушке. От неё не пахло так же вкусно, как прежде. Саске отметил это сразу, предположив, будто источником былого колдовства, скорее всего, являлся обычный кондиционер для волос, продающийся в любом магазине. И почему сейчас он думал о подобной чуши?       Почему никогда не слушал, хлопал дверьми и всегда пренебрегал её заботой? Почему не говорил каждый день, как сильно любит? Почему всё осознал только после её смерти? В объятиях Сакуры Саске всегда невольно вспоминал о матери. Потянуло приятной усталостью — захотелось провалиться в нескончаемый и прекрасный сон вместе со своей девушкой. Но Саске поборол инфантильное желание пожалеть себя ещё чуток-другой и распрямился. С чего бы начать повествование?       — Всё было подстроено. От начала и до конца, — произнёс он лаконично, но совершенно точно не выразительно безразлично.       — Я знаю, Саске, — Сакура отстранилась, и он сокрушённо уставился на неё. — Я очень сожалею твоей утрате. То, что случилось с твоими родителями, просто немыслимо... — она продолжила говорить. Поэтично и откровенно, отчасти виновато, как лишь она одна умела. Репетировала, наверное. Но с течением времени негодование Саске росло по другой причине.       Как выяснилось, глава Альянса тоже о многом позаботился. Например, распорядился не пускать родителей Сакуры в палату на протяжении всего дня, а ей же рассказал только часть правды. Разумеется, про героическое спасение самого Саске и без какого-либо упоминания своей группировки. Удобно, что же. Саске тоже было в угоду воспользоваться сей оказией, чтобы исправить столь досадное недоразумение.       Не перебивая, Саске терпеливо выслушал Сакуру до конца, а уже после уверенно и настойчиво заговорил сам. Посвятил во все детали плана великих зодчих, не забыл отдать дань должного почтения Творцам, Атлантам и, конечно же, Альянсу. С каким-то даже нездоровым воодушевлением, как показалось Сакуре. Говорил так много, но недостаточно откровенно.       «На самом деле, его заботит лишь то...»       «...что всё это придумал не я.»       Слон в комнате беспардонно игнорировался. Они не говорили о расследовании Саске, но оба доподлинно знали, о чём думал другой. Сакура же ещё тогда на озере поняла, что Саске не смог бы довести начатое до конца, даже если бы всё произошедшее оказалось правдой. Но она ни в коем случае не винила его.       Вообще, после дневного визита Джирайи у неё было достаточно времени для переосмысления мотивации своего избранника. Или, вернее сказать, его внутреннего двигателя. Саске всегда действовал стремительно и с размахом, во многом импульсивно. Откликался почти на любой зов судьбы. Умел молниеносно собраться перед лицом опасности, однако вместе с тем рубил сгоряча, сжигая за собой все мосты. Как бы сильно и беззаветно она ни любила его... увы, тягаться с Творцами Саске пока рановато.       Теперь на минном поле Сакура шагала крайне осторожно. С деланной выдержкой — новым качеством, обретённым благодаря старшему брату Саске. Она скрупулёзно перебирала в голове фразы, прежде чем что-либо ответить. Не дай Бог, додумается сбежать и наделает глупостей. Точнее, была огромная вероятность, что именно так он и захочет поступить. Пускай лучше в пансионат или к Атлантам. Хотя бы жив останется, а для неё это было самым главным.       — Не думай обо мне. Поступай так, как будет лучше для тебя, — тихо сказала она, опустив глаза.       Саске невесело хмыкнул. Стало втройне совестно. Сама того не ведая, Сакура ничуть не хуже отца или брата умела играть на струнах его души. Она одна у него осталась. И да, чёрт возьми, ему было бы крайне удобно забрать её вместе с собой и плевать на фактический запрет Орочимару! Хотеть быть со своей девушкой — не преступление вообще-то. Можно и потрудиться как-то понять, ладно? Но спустя какое-то время Саске хмуро заговорил совсем о другом:       — Тебя заставят свидетельствовать против меня. Не спорь, со всем соглашайся. Я не смогу тебя защитить издалека, ты это понимаешь? — правда кольнула девичьи глаза: он принял окончательное решение. Саске по-джентельменски отвернулся, когда рука Сакура потянулась смахнуть подступающие слёзы. Но обоим было горько по разным причинам. Саске — оттого, что так и не смог защитить, даже находясь рядом. Сакура же до сих пор не могла смириться с тем, что её любимый во всём корил себя. — После выпуска из школы не поступай в полицейскую академию. Ни под каким предлогом. Это опасно. Лучше вообще уезжай заграницу и никогда не возвращайся.       Сакура промолчала, не возражала, и Саске забеспокоился. Глядишь, воспримет компромат на Альянс как шанс когда-нибудь снова быть вместе? Или он сам того желал? Вернуться к ней с честью под звон фанфар и восторженный гул толпы? Зажить счастливо?..       «Было бы неплохо.»       Наверное, попроси он, Сакура бы согласилась подождать годик-другой. Кто знает, может, нового кредита хватило бы? В горле стало мучительно резать — Саске не имел права о таком молить. Сакура заслуживала настолько огромного куска счастья, которого бы он просто физически не смог дать.       «Не сейчас, но, может быть, потом...»       Никогда. На самом деле, Саске всегда это знал. Подсознательно, конечно же. Понимал, когда без причин ревновал Сакуру к Наруто или смотрел на отца и мать. Это чувство незримым молотком разбивало вдребезги все проблески надежды, вырывало с корнем все зачатки любви.       Стал бы он хорошим мужем для Сакуры? Вряд ли лучше, чем отец для матери. Наверное, был бы таким же холодным и безучастным, относился по-собственнически, воспринимал как придаток, не ценя должным образом. В каком-то смысле Саске даже спасал её: освобождал от участи пребывания в собственных иллюзиях. Ей будет лучше с кем-то другим. Этот кто-то другой обязательно сделает её счастливой. Саске смирится с этим. Когда-нибудь. Однажды.       «Ясно?..»       Но сейчас предательски хотелось, чтобы взгляд с поволокой, когда-то брошенный ей в классе, был абсолютно всегда обращён исключительно к нему. Какую же ещё причину придумать, чтобы не чувствовать себя так же паршиво? Жёсткие торги в голове Саске были в самом разгаре.       «Хоть бы не заметила.»       — Всё в порядке, — конечно же, она заметила. Читала его насквозь. После того как внутри пойдёт трещина, внешний облик ещё некоторое время сохраняет прежний стан, но Сакура всегда смотрела прямо ему в душу.       — Что ты видишь, когда смотришь на меня? — спросил он мягко. Неуместно нежно, как подумалось Сакуре.       — Ты всегда стремился к свободе, но в действительности никогда её не искал, — правдой ошпарило лицо Саске. Отчего же она не хотела спасти его и на этот раз?       — А что бы я, шестнадцатилетний мальчишка, с ней сделал? С этой свободой? — глядя на решётки за окном, без всякого веселья усмехнулся он, и Сакура недоверчиво поджала губы.       В моменте всё показалось до нелепости абсурдным. Зачем он вообще об этом заговорил? Ждал пощады? Нет, было бы слишком просто переложить свои грехи на кого-то другого. Осталось так мало времени, а Саске до сих пор не перешёл к главному:       — Ты помнишь тот день, когда я впервые привёл тебя к месту, куда... всегда звала моя душа? — сомнений нет, Хатаке навестит её палату позже и наверняка полностью обыщет. Возможно, их сейчас тоже прослушивают или даже снимают. Саске волновался: разгадает ли его игру сама Сакура, поймёт ли правильно смысл столь поэтичного изречения? К его облегчению, Сакура едва заметно кивнула. Ну разве хоть когда-то она давала повод в себе усомниться? — Вряд ли ты помнишь, так что забудь. Глупость какая-то. Просто хотел, чтобы ты не забывала обо мне.       — Я тебя никогда не забуду, Саске.       Он печально улыбнулся. Саске столько раз предавал её доверие, что неосознанная ложь Сакуры пришлась ударом по сердцу. Как бы ему ни хотелось верить, но даже влюблённая девушка и даже в него, не могла давать таких обещаний. Саске притянул её к себе и, прижавшись к ушку, еле слышно зашептал:       — Когда шумиха спадёт, и ты убедишься в отсутствии слежки, вернись к тому месту и внимательно осмотри камни, где мы сидели. Это важно. В первую очередь для тебя самой. Если Альянс будет угрожать тебе или твоей семье, используй найденное преимущество с умом. Не поступай сгоряча, десять раз подумай, прежде чем что-то сделать или кому-то показать. Меня это всё равно не спасёт, — Сакура прижалась подбородком к его плечу, а пальцами стиснула ткань его толстовки, словно никуда не собиралась отпускать.       Что ж Саске на месте-то ровно не сиделось? Чего-то пыжившись всё время, воображал себе, павлин: рассмотрел бы среди толпы воздыхательниц или нет? Видите ли, падшим ангелом себя мнил. Не хотел он отношений. И любви не понимал. Бессмыслицей считал. Жалостью обзывал. Так долго воротил нос, что теперь любовь без причин была единственным, чего только могла пожелать в руинах собственного тщеславия его растерзанная душа.       «Огрызок души.»       Люди склонны преувеличивать отношение к себе других — почему-то им думается, будто у каждого они вызывают сложную гамму симпатий и антипатий. Но ты никогда доподлинно не знаешь, какое место занимаешь в чужой жизни. Саске обманчиво полагал, что не в состоянии испытать столь сильные чувства, как любовь. Ведь так легко быть любимым и так трудно любить. Но в этом безотрадном мире из пластика лишь его чувства оказались настоящими.       Саске тягуче-медленно скользнул губами по тёплым бархатистым скулам, едва коснулся трепещущих солёных губ и, не смея просить о большем, отстранился. Казалось, Сакура думала о чём-то своём очень важном. И в тот момент, когда их личное перестало быть общим, подкралось расставание. Без стука. Без долгих клятв и сантиментов. Ни с кем не церемонясь и никого не щадя. Саске окинул тоскливым взглядом любимую девушку, больше не принадлежавшую ему, и, глубоко вздохнув, сказал свои последние слова:       — Я не вернусь назад, — «Даже ради тебя».       Невысказанное окончание тяжёлым осадком повисло в воздухе. Потому что было бессовестной ложью. Потому что под конец своей исповеди лукавый грешник позволил себе сохранить крохотную надежду испытать безусловную любовь хотя бы ещё один раз.       «Я тебя тоже никогда не забуду, Сакура.»       — Я знаю, Саске.

****

      Дверь больничной палаты бесшумно захлопнулась. Саске не стал оборачиваться. Не хотел, чтобы Сакура восприняла мимолётное желание как слабость или того хуже — сигнал к отступлению. В целом, по его меркам она довольно стойко перенесла расставание. Конечно, с ноткой смирения и наворачивающимися слезами, но всё же достойно. Прямо как его покойная мать, вечно ждущая с работы бесконечно задерживающегося отца. Который тоже за чем-то гнался всю жизнь и, как Саске, не смог разглядеть истинное счастье прямо под носом.       Вернуться назад безопасным путём невозможно: ведущая на цокольный этаж дверь открывалась только с обратной стороны. Саске направился в приёмный покой, на автомате ускорив шаг, как вдруг за поворотом обнаружил тех, кто заставил его вероломно замереть. Казалось, остатки кислорода выбило из лёгких, дышать стало просто невыносимо. Ни вчера вечером, ни сегодня ночью, а только сейчас Саске осознал, что уже никогда не сможет достойно и лично проводить в последний путь своих покойных родителей.       Мутный взгляд мазнул прискорбной тенью по двум сгорбленным фигурам, касающимся головами друг друга. Картина знакомая, но есть важное отличие — вселяющие надежду вздымающиеся плечи. Едва ли глава Альянса удосужился посвятить их в детали, но, как и все родители, они шестым чувством улавливали: что-то неправильное произошло с их дочерью.       Когда говоришь: «Вот будет у меня ребёнок…», совсем не рассчитываешь, как много на самом деле изменится. Как часто будет обрываться сердце в свободном падении, и как трудно будет осознавать, что этот восхищённый взгляд, разглядывающий полный чудес мир, становится тусклее день ото дня, различая вокруг безобразный мусор и пороки. И в какой-то момент твой чистый и открытый, самый понятный и откровенный человек обнаруживается среди этого мусора, среди грязи, в которой ничего не разобрать. Вскрывается давний гнойник, которого ты раньше не замечал. И к туманным заверениям врачей и неясным цифрам анализов прибавляется тяжесть рухнувшего мира — чистого и открытого. Осознание, что назад вернуться уже невозможно. Смогли бы они принять её сейчас? Ту ли Сакуру они ждали в своём доме? Или их обманутое сознание так и не приняло реальности происходящего, если они не смогли разглядеть перемен прямо под своим носом? Как и с самим Саске, что-то «неправильное» происходило с их дочерью уже очень давно.       Саске бесшумно прошёл мимо спящих в приёмном покое родителей Сакуры, измотанных мыслями и неопределённостью дня. Времени уже не оставалось — нужно было срочно убираться из госпиталя. Орочимару говорил, что другой Атлант отключил все внутренние и наружные камеры, но лучше не искушать фортуну и не попадаться на глаза непрошенным свидетелям. Вдруг дверь палаты справа отворилась. Саске поспешно опустил голову и учтиво уступил проход. Вышедший мужчина устало плюхнулся на скамью впереди. Длинные пальцы скользнули в карман брюк и достали потрёпанную книжонку. В раннем посетителе было много и других цепляющих внимание деталей, как например, пульсирующая змейкой маленькая венка на виске или же привычная маска на незнакомом лице, но в поле зрения сияли лишь его непослушные волосы цвета звезды. Ладонь Саске беспомощно рухнула вниз, и дверь со скрипом приняла изначальное положение.       — Темари в порядке, — дежурным голосом заметил Хатаке. — Всё самое страшное позади.       Разбитое сердце загорелось с новой силой. Жжение костяшек выходило за рамки сознания, и отчётливо ощущалось физически. В голове кровавым фейерверком запылали картины, одна ярче другой. Казалось, усилия, прилагаемые для того, чтобы удержать себя на месте, были готовы иссякнуть в любую секунду. Словно стоишь над обрывом, и наружу почти выплёскивается борьба, призывно манящая прыгнуть за собой вниз. Она всего лишь в голове, но оттого не менее реальная. И опасная. Саске мог покарать Хатаке своими руками прямо здесь и сейчас.       — Прежде чем сделать шаг вперёд, убедись, что перед тобой нет пропасти, — настороженно произнёс бывший преподаватель.       Обезумевшими глазами Саске с ненавистью заглянул в бесцветные радужки перед собой. Тот же смотрел на него в ответ с каким-то вымученным, явно фальшивым сожалением. Что скрывал под маской дикий зверь, притворившийся мудрым наставником, и что скрывал под своей сам Саске? Был ли это взмах крыльев бабочки? Или Саске мог рассказать всё отцу? Не отправиться на поиски Сакуры во время вступительных? Завалить тест в ненужный ему полицейский класс? Не ввязаться в расследование в одиночку?       «Не мнить себя сверхчеловеком?..»       Упивающееся гордыней отражение напротив рикошетило неожиданным откровением: доверять нельзя никому, в том числе и самому себе. Не только Хатаке с Орочимару, но и сам Саске манипулировал собой. То, что случилось — расплата не столько за его бездействие, а сколько, по большей части, за невозможность принять ответственность за свой опрометчивый поступок в самом начале. Если продолжить и дальше кормить сознание убаюкивающими оправданиями, то всегда найдётся тот, кто будет «управлять» его волей, кто вышколит и выхолостит его по-своему.       «Браво, Хатаке. И вправду радикально.»       Не произнося ни слова, Саске совладал с секундным порывом и прошёл мимо. Так откровенно бесполезными оказались все доступные пути и лишние телодвижения. Наверное, похожим образом чувствуют себя все люди, решившиеся на серьёзные перемены и не видящие перед собой альтернатив.       «Ты свободен, Саске.»       Какаши удовлетворённо улыбнулся — их занятия не прошли бесследно.

****

      — Прошу прощения за моего крестника. Слишком сильный стресс для подростковой психики.       — Ничего удивительного, — угрюмо заметил следователь и окинул недоверчивым взглядом содрогающегося парнишку. — Не каждому взрослому под силу такое испытание. Однако, другого от твоего «воспитанника» я и не ожидал, — криво улыбнувшись, Хошикаге недвусмысленно указал на дверь. Видимо, он счёл напрасным баловать коллегу «в отставке» хотя бы крохами уважения. А может, с высоты своего полёта не имел представления о чужом авторитете и влиянии? — Сколько уже можно, ведите последнего!       Джирайя, напротив, нарочито низко откланялся, а про себя подумал: «Умрёшь первым, жалкий щенок». Затем схватил за шиворот распластавшегося на стуле «воспитанника» и выволок его в коридор. Хотя тот сам кое-как переставлял ватные ноги, Джирайя всё равно не ослаблял тиски — авось сбежит дурень и наделает глупостей. Пришлось найти в себе силы и во второй раз, чтобы проигнорировать вопиющее хамство в виде бесчисленного множества глаз, бесцеремонно преследовавших их на пути к выходу из участка. Уже на улице глава Альянса настежь распахнул пассажирскую дверь машины, вкинул крестника внутрь и сел за руль.       — Что же я наделал... — хватаясь за волосы на своей голове, судорожно бормотал Наруто. — Мы повесили все убийства на Саске... как же так... Саске этого не заслужил... это несправедливо, — «Несправедливо» — раздражённо передразнил про себя Джирайя.       — Не время лить слёзы! — скрежеща зубами, он резко сжал Наруто за плечи, развернул к себе и мощно встряхнул. — Пойми наконец, это был единственный способ спасти Саске!       К счастью, рецепция пустовала, и Саске без опасения спустился на цокольный этаж, ведущий к чёрному ходу больницы. Заглянув в глазок и никого не обнаружив, медленно открыл тяжёлую металлическую дверь. Оставалось совсем чуть-чуть — Орочимару ждал его в машине за углом. Саске уже было собирался шагнуть вперёд, но встретил сопротивление в виде чей-то выброшенной руки на своей груди и рефлекторно дёрнулся назад.       — Саске, это я, — заслышав ещё один знакомый голос, Саске обречённо хмыкнул. Боковым зрением он различил вблизи себя лицо цвета рассветного неба, но предпочёл не оборачиваться к тому, кто всего пару дней назад корил его за брошенного в беде товарища.       — Уже закончил доносить на своего друга? А, Наруто? — прищурившись, спросил Саске. Теперь в других ролях, но они опять стояли вдвоём посреди чёртова леса совести. Как и ожидалось, ответа не последовало. — А говорил, мы с тобой «в одной лодке».       Подумать только, Наруто так долго и упорно пробивал дорогу к его душе, а в итоге всё случилось, как изначально и предполагал Саске: они оказались по разные стороны вражеских баррикад. Вряд ли Хатаке не был в курсе занятий Наруто альпинизмом. Видать, рассчитывал, что тот придёт на «помощь» своему другу.       — Скажи, ты всё знал, да? — дрожащая рука на груди сжалась в кулак. Саске усмехнулся его реакции. Вдруг вспомнился раскрасневшийся мальчишка у школьной доски, которого перед всем классом позорно отчитывал учитель географии. — Хотя куда тебе. Наивнее младенца.       — Я... я предал его, — отрицательно мотая головой, лепетал Наруто. — Друга своего... предал я. Кто я после этого? Что бы сказали мои родители, если бы узнали, в какую бесчестную тварь превратился их сын?!       — Родители-то твои? Да они были бы рады, что их сын остался жив! — тыча огромным пальцем, заорал Джирайя. — Думаешь, всё так просто в этом мире? Твои родители были таким же «честными» и погибли от рук людей, которые преследовали Саске и Сакуру! Минато с Кушиной сказали бы мне спасибо за то, что ты не повторил их ошибку!       — Ты же у нас борец за «справедливость». Спаситель всех обездоленных и угнетаемых. Что же, смотри, задачка со звёздочкой: вот я и вот несправедливость. Что будешь делать, друг мой? — уже более грубо поинтересовался Саске, но его вопрос был снова проигнорирован.       «Вот и я не знаю, что мне делать со всем этим дерьмом.»       — Что я вижу? Герою не по силам проблемка! Может, пора уже наконец-то выбросить в помойку свои чёртовы розовые очки, Наруто?       — Клянусь тебе, я ничего не знал до этого дня.       Конечно, Саске в этом и не сомневался. Наивный котёнок, простодушный дурачок Наруто повёлся на байки Альянса и тоже вступил в ряды «защитников» его чести. Вот только для чего он здесь? Решил посоревноваться с ним в своём бессилии? Кто знает, может, в этот раз Саске согласится уступить ему пальму первенства.       — Пришёл остановить меня, да? Будешь упрашивать отправиться в пансионат, чтобы потом я мог вернуться ко всем вам? Будем снова «дружить» и жить счастливо, как будто всего этого дерьма со мной не произошло? — Саске угрожающе зашипел и с присущим ему гневом, сжал запястье Наруто у своего трепещущего сердца. Сломать бы его к чертям. — У тебя никогда не было родителей! Тебе нечего терять! Не воображай себе, что можешь меня понять! — он резко обернулся и свирепо уставился в глаза, чью голубизну подчёркивали отёкшие веки. — Зачем ты явился?!       — Но ты же говорил, что они погибли на войне!.. — не веря услышанному, Наруто шокировано уставился на человека, заменившего ему отца и мать.       — Да, на войне. Вот только убили их свои, — отдышавшись, хрипло произнёс Джирайя. — На следующем собрании Альянса узнаешь, что из себя представляют убийцы твоих родителей.       — Почему ты скрывал от меня правду?! — Наруто вывернулся из его рук.       Джирайя устало откинулся на сидение. Почему скрывал? Да потому что не хотел, чтобы этот светлый и полный надежд ребёнок разочаровался в мире раньше времени. Он заслужил нормальное детство.       — Наруто, послушай меня... в жизни не получится всегда поступать по чести. Иногда приходится чем-то жертвовать, чтобы чего-то достичь.       — И как же мне теперь своей жертве в глаза-то смотреть? Как мне на себя в зеркало смотреть?!       — Смотреть? О чём ты? Мы сейчас же отправляемся домой!       — Пусти меня к нему! Ты же знаешь, где Саске! — Наруто яростно посмотрел на опекуна, но тот отрицательно помотал головой. — Пусти меня к нему, или я всё расскажу репортёрам! Ты не сможешь держать меня взаперти вечно!.. — зло прошипел он.       В повседневной ситуации Джирайя ни за что бы не повёлся на столь неумелую провокацию. Тем более, что с Орочимару был согласован иной план действий. Однако, ввиду безрассудности младшего, им всё же придётся внести некие коррективы. Едва ли Наруто удастся убедить Саске отправиться в «Блэк Свон», но Джирайя беспокоился о другом.       — Что ты хочешь сделать, Наруто? — настороженно спросил он и, нащупав в кармане телефон, черкнул короткое сообщение.       — Поблагодарить... — искусанными в мясо губами прошептал Наруто, — и попрощаться, — два сердца одновременно сжались. Похоже, детство завершилось не только у Саске.       Наруто сделал шаг к нему, и Саске ощутил тепло чужого подбородка на своём плече. Его первый друг обнял его. Так крепко, будто извинялся. Так крепко, будто безмолвно просил остаться. Или это Саске хотел поддаться чужому эгоистичному желанию? Странно, почему он вдруг решил, что Наруто будет упрашивать его выбрать пансионат или хотя бы предложит другой бунтарский план по ускоренному спасению его чести? Даже Сакура готова его отпустить. Неужто сам Саске до сих пор колебался?       — Но знай, однажды я поступлю в академию и стану сильнее! — Саске усмехнулся про себя: действительно, с чего это в жизни Наруто должно было что-то поменяться? Подумаешь, родителей друга убили. Это вовсе не повод сворачивать с пути, выжженного смертями. — И я... я смогу всё изменить! Я расправлюсь с ними! Я больше никогда не позволю такому случиться! И тогда ты сможешь вернуться с честью! В следующий раз я смогу тебя защитить! — добротные слова, когда ты взрослый человек, пустая бравада из уст шестнадцатилетнего ребёнка. Саске не воспринял всерьёз обещание, брошенное на ветер в очередной раз.       «Тебе лучше остыть, пока ты не перегорел.»       — Тоже мне, мотивационную ступеньку нашёл, идиот... О Сакуре лучше позаботься в следующий раз, — Саске неподдельно сочувственно погладил его по плечу, в то время как собственное уже насквозь пропитали чужие слёзы.       В отличие от Саске, Наруто идеально вписывался в самый карикатурный образ блюстителя правопорядка. Но то была не проекция его родителей, как раньше считал Саске. Просто таким уж человеком на самом деле был его первый и единственный в жизни друг. Таких, как Саске, у Наруто будет вагон и маленькая тележка, но вряд ли у самого Саске ещё когда-нибудь появится такой верный и бескорыстный друг, как Наруто.       «Только бы они не расправились с тобой раньше.»       Наруто никогда не знал цену словам. И Саске тоже. Вот только Саске не мог остаться. Не мог как маленький ребёнок топнуть ножкой от обиды на весь мир. Не мог похитить принцессу из родительского замка и повести за собой в пустоту. Но главное, Саске не мог нажаловаться прессе и поставить под удар их двоих. Безалаберное стремление к свободе без реального представления о ней — настоящее рабство. Быть свободным не означает делать что в голову взбредёт. Теперь участь «козла отпущения» для публичного гнева устраивала не только всех, но и самого Саске.       — Обо мне можешь не беспокоиться. Как-нибудь справлюсь, — он убрал руки друга, и первые лучи солнца одарили теплом холодную сталь на груди.

****

      Всё происходило так скомкано и быстро, что в памяти остались лишь какие-то смазанные обрывки прощания с городом. Непримечательные дома, проносящиеся мимо в окне автомобиля, не цепляли надолго внимание. В отличие от летящих чаек на лазурном небе, неотступно и даже навязчиво преследовавших Саске на протяжении всего пути. Идиллическая картина беспощадно терзала глаза, почерневшие донельзя всего за один день. Удивительно, когда с тобой случается нечто ужасное, то внутреннее чувство справедливости по-детски начинает требовать, чтобы весь мир это заметил. Но стоит признать, то было непростительно солнечное и весьма воодушевляющее начало дня.       «Для кого-то другого.»       Как будто взгляд стал острее, а воздух — прозрачнее, и непереносимая чёткость всего окружающего вдруг стала мешать вздохнуть. По улицам бродили редкие жители: складка на брюках куда-то тяжело топающего клерка, торчащая прядка, у поправляющей косметику девушки перед светофором. Хотелось выйти к ним и закричать: «Неужели вам всем и вправду есть куда идти?»       Саске казалось немыслимым, что именно в этот момент он смог прочувствовать мир ещё ярче, ещё контрастнее. Но более немыслимым было гаденькое желание получить на свой вопрос исключительно отрицательный ответ. Ведь только на фоне окружающей бессмысленности нынешний он мог прийтись к месту.       Саске больше не грезил, что утренняя сводка новостей могла бесповоротно перечеркнуть размеренную жизнь морского городка. Как и о других убийствах в Кагосиме, посудачат-посудачат да забудут раз и навсегда. Необоснованное обвинение не вызовет шквал протестов у полицейского участка — сшитое против него дело пополнит копилку других нераскрытых.       «Смерть одного гладиатора никому не нужна в Колизее.»       В своей погоне за «справедливостью» желал ли Саске чего-то кроме доказательства отцу своей значимости? Кажется, там было что-то о пользе для общества? Саске не хотелось отвечать, по крайней мере, сейчас. Его гипнотизировала изумрудная лента океана, предвещающая скорейшее отбытие из города, который так и не стал ему родным, и для которого он сам стал призраком.       Около шести утра двое прибыли к океанариуму у залива Кинко. У поросших мхом плит был пришвартован катер. В грязной воде поблёскивали пластиковые бутылки — за ночь к берегу прибило много мусора. Когда мотор противно взревел, Саске поморщился омерзительному запаху топлива, стойко ощущавшемуся даже через плотную маску. Катер неумолимо устремился в сторону вулкана, рассекая зябкими брызгами водную гладь. Саске непроизвольно обернулся. Облезлая бирюзовая краска на перилах причала издали сливалась воедино, скрывая ржавчину. Прибрежные строения неотвратимо тускнели. Вот уже и сама Кагосима становилась всё меньше и меньше, а вместе с ней, казалось, и боль в его сердце. Будто бы вся тоска по покойным родителям и расставанию с Сакурой и Наруто оставалась где-то там, позади — отделялась от его души. Саске так сильно хотелось, чтобы в памяти остались лишь какие-то смазанные обрывки прощания с дорогими ему людьми, что он запомнил всё. До последней детали. В глазах больно щипало. Виной тому было, конечно же, это чудовищно слепящее солнце.       У подножия Сакурадзимы их ждала вторая машина с затонированными стёклами. На вопрос о том, почему нельзя было обогнуть по дуге, Орочимару сказал, что нужно тщательнее запутать следы. Гористые склоны уступили место сельским пейзажам, а магистраль перетекла в ухабистую дорогу. Всего через час они добрались до складских павильонов в Сибуси. Внутри одного было множество однотипных белых фургонов. Сев в самый потрёпанный, с облупившейся краской на логотипе рыболовной компании, путники направились к Миядзаки. И всё угнетающе молча.       Кондиционер не работал, окно заклинило — внутри становилось невыносимо душно, а снимать маску с капюшоном раньше времени было категорически запрещено. Саске чувствовал себя хуже некуда: одна неизвестность в его жизни сменилась другой. Он не знал, как лучше начать важный разговор. Фраза а-ля «и куда именно мы едем?» в контексте нескольких часов в пути казалась чересчур беспечной. Саске боялся засомневаться в своём решении, а оттого и тянул резину, уныло наблюдая за качающимся красным брелоком на лобовом стекле. Как назло, Орочимару выглядел абсолютно спокойным, настраивая радио на нужную волну и молниеносно переключая канал, стоило только прорезаться голосу диктора. Саске беззвучно усмехнулся запоздалой заботе о его чувствах.       При первом знакомстве Орочимару показался ему человеком крайне надменным, но в то же время знающим цену себе и своему авторитету. Однако стоило им остаться наедине, как вся показная манерность — нагнетание ауры величия вокруг своей персоны — куда-то улетучилась. Вдруг повод бессовестно нарушить чужой покой родился сам собой:       — Вы спрашивали, что мне снилось. Но то был не совсем сон, — максимально безразлично начал Саске, и Орочимару вопросительно покосился в его сторону. — Точнее, сначала это было воспоминание из детства. Обо мне, брате и Атлантиде, — заметив, с каким вниманием Саске наблюдал за его реакцией, Орочимару отплатил ему лёгкой полуулыбкой и кивнул, давая добро на продолжение. — Когда я был маленьким, Итачи сказал, что мне предстоит её отыскать. Какая-то ересь. Я бы и не вспомнил об этом, если бы не ваша сыворотка, — Орочимару сохранял молчание, и возникло стойкое ощущение, что он ждал конкретного вопроса, а не хождений вокруг да около. — Как Атлантида связана с Вами?       «Какое отношение она имеет ко мне?»       — Атлантида — название моего ковчега. Многим членам моей организации идея наречь себя Атлантами пришлась по душе. Будто бы всех людей можно условно разделить на «обычных» и «Атлантов»... — мечтательно усмехнулся Орочимару. — Ведь Атланты — люди, наделённые незаурядными интеллектуальными способностями и свободной волей, способствующей преобразованию идей в сознательные действия для достижения высоких целей, совершенствующих систему и мир. Поэтому Атланты буквально держат на своих плечах весь остальной мир, полный лентяев и прохиндеев, — по сосредоточенным глазам Саске глава Атлантов отметил, что такой вид селекции вполне устраивал и самого юношу. — Но настоящая Атлантида, о которой тебе рассказывал брат — не миф, и в действительности существует, — уверенно продолжил он, игнорируя недоумение, сменившее серьёзность на лице Саске. — Альянс думает, что Атлантида и есть мы... Но никому на свете и даже нам доподлинно неизвестно её реальное местоположение. Гоняясь за Атлантами, им никогда не удастся отыскать Атлантиду. Незнание? Нет, только искусная ложь может создать настоящего чёрного лебедя, Саске.       Обычно перед тем, как что-то сказать, Хатаке брал небольшую паузу. Будто тщательно обдумывал, какую порцию информации нужно было выдать в конкретный момент. Скорее всего, именно по этой причине на закромах разума всегда блуждала мысль: «Саске, тебя водят за нос». В сравнении с бывшим наставником, Орочимару теперь говорил свободно или даже, можно сказать, откровенно. В любом случае, без всех этих ужимок и ехидств новая прямота, безусловно, импонировала Саске. Однако он никак не мог поверить, что взрослый мужчина в здравом уме гонялся за плодом чьего-то воображения. Неужели Саске сбежал вместе с ним ради этого?..       — И чем же глупый миф смог так увлечь Альянс и «псевдо-Атлантов»? — уже смелее и настойчивее осведомился Саске. — Если честно, Орочимару, в историю с Творцами было легче поверить. Где доказательства её существования?       — Псевдо-Атлантов? — Орочимару ностальгически улыбнулся: подобную дерзость ему уже доводилось слышать от другого юноши. Единожды. — Увидишь, когда доберёмся до ковчега.       — Атлантида — что-то вроде Эльдорадо? Ну, страны, богатой золотом и драгоценными камнями?       — В зависимости от того, что имеет цену для тебя, — в ответ Саске закатил глаза, но Орочимару и не ждал, что сказки способны заинтриговать искушённый разум. Только дураки и свиньи бывают всем довольны, а Саске к ним никогда не относился. — Атлантида хранит в себе неиссякаемый источник знаний, которые в правильных руках определят дальнейший вектор развития общества, — Саске ждал раскрытия туманной формулировки, но более говоривший ничего не добавил, и тогда до обличителя дошло:       — Вы и сами до конца не уверены, что там, — как на допросе, Саске пристально зыркнул глаза в глаза. В душе же ему искренне не хотелось получать подтверждение своего обвинительного вердикта.       — Да, — без зазрения совести ответил Орочимару. Ведь и он сам проверял юного следователя на прочность.       Саске вконец обескуражила радикальная честность Орочимару. Как-никак тот хотя бы мог сделать вид, что просто не хочет говорить всей правды. Теперь же придётся признать, что вариант с заграничным пансионатом, пускай и от Хатаке, имел больше определённости. Стало паршиво — тяжёлых вопросов в голове только прибавилось.       — Что мне дадут Атланты? — нахмурившись, спросил Саске.       Орочимару деловито хмыкнул. На самом деле, ему понравились нотки торга в вопросе. Однако, Саске ещё только предстояло научиться вести переговоры — свои требования нужно предъявлять исключительно после того, как оппонент обозначит весь перечень притязаний, а хамить без понимания расстановки сил категорически нельзя:       — Корректнее будет поставить вопрос иначе: что ты сможешь дать нам? Как и говорил твой брат, поиски реальной Атлантиды станут твоей главной задачей...       — Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что? Издевайтесь надо мной? — словно чего-то такого и ожидая, перебил его Саске. Казалось, другого подростка должна была воодушевить перспектива отправиться в приключение. Но за последние два дня Саске слишком много пережил, чтобы восторгаться подобной чушью.       — Нам известно, что есть определённая связь между Атлантидой и вашей семьёй, — без тени былой улыбки продолжил Орочимару, совершенно не глядя на мальчишку, который по какой-то неведомой причине возомнил, что они и в самом деле могут общаться «на равных». — Некоторые Учиха имеют предрасположенность или, лучше сказать, скрытые способности, чтобы её отыскать. Сыворотка, которую тебе вкололи, должна была стимулировать пробуждение дремлющих в тебе знаний об Атлантиде. Отвечая на твой вопрос: когда справишься, делай что душе угодно — мы дадим тебе любые ресурсы... «золото и драгоценности», если хочешь, — прохладным тоном завершил он и крепче сжал руль.       Затхлый воздух в фургоне накалился до предела, но Саске перестал дышать из-за другого. Даже если Атлантида действительно существует, он всего лишь сосуд для знаний. В который раз за сегодня внутри всё упало. Вот и ответ на главный вопрос: его выбрали по крови, не зависящей от него самого. Поэтому Орочимару и не предпринял более активных попыток завербовать его раньше — ждал шанса проверить. Если бы Саске не прошёл ещё один дурацкий «тест», то его бы никогда не пригласили в пристанище интеллектуальной элиты. Сейчас это казалось таким удручающе очевидным, что более убедительную ложь во спасение и не придумать. Однако теперь поздно показывать зубы — назад не повернёшь. Да и нарываться на того, от кого нынче полностью зависишь, сплошное ребячество.       — Почему Вы не забрали Итачи? — без какой-либо надежды в голосе тихо спросил Саске.       — Судя по твоему воспоминанию, он действительно обладал знаниями, — хватка ладоней на руле смягчилась. — Вряд ли твой брат подозревал, что на самом деле с ним происходило, а соответственно, не имел возможности развить свой потенциал. Поэтому, даже будучи Учиха, одних врождённых способностей недостаточно, — последнее слово Орочимару произнёс почти по слогам, наблюдая за метаниями на лице юноши. — Есть и другое обязательное условие, чтобы отыскать Атлантиду — наличие сильной воли.       Саске досадно поморщился. Мог ли Итачи по собственной воле убить родителей? Из верности Альянсу? Хотел спасти младшего брата? Или же незабытые детские обиды сыграли свою роль?       — Потому что Атлантида живёт только внутри свободного океана, — обречённо изрёк Саске. Ни одно из гипотетических оправданий брата его не устроило.       — Меня удивляет, что ты не потерял свои способности. Хотя вы с братом росли в одинаковых условиях.       «Не сдались мне эти чёртовы способности.»       — И откуда Вам всё это известно? Только не говорите, что тоже являетесь Учиха. Ни за что не поверю.       — Нет, я точно не твой родственник, — почему-то печально улыбнулся Орочимару. — Об Атлантиде я узнал пятнадцать лет назад, когда во время военного конфликта многих служащих отправили в северную часть. Там были почти все нынешние члены Альянса и почти никого из Творцов, — Саске хмыкнул: ничего удивительного. — По правде говоря, боец из меня так себе. Зато стратег я... превосходный. Меня не привлекала перспектива по глупости стать расходной пешкой в кровавой бойне. Потребовался месяц, чтобы заслужить доверие предводителя нашего полка. Ещё три, чтобы стать его закадычным приятелем, — Саске в красках представил, как Орочимару со своей манерностью заискивал перед бывалым воякой. Картина показалась абсурдной. Вероятно, ушлый служащий на скорую руку состряпал более подходящую маску. — На войне снимают стресс по-разному. Мы с ним пили по вечерам. Во времена таких посиделок я дожидался, когда он дойдёт до кондиции и заводил один и тот же разговор. Я припоминал все свои удачные решения и заверял его, что в моём нахождении на поле боя не было никакого смысла, и меня бы лучше перевести в генеральный штаб в столице. В ответ он лишь отшучивался и травил байки о долге родине. Видимо, старик хотел казаться человеком принципа. Хотя пока другие молодые солдаты, вчерашние мальчишки, жертвовали своими жизнями, его собственный взрослый сын отсиживался в тылу, — поджав губы, Орочимару неопределённо фыркнул. — Пришлось зайти с другой стороны. Я поинтересовался, за что же он так борется? Помимо «долга родине», разумеется. Тогда он поведал мне легенду об Атлантиде и сказал, что после окончания войны вернётся к её поискам. Как и ты, я не поверил в существование Атлантиды. Однако решил воспользоваться полученными знаниями. На одной из вылазок его сильно ранило. Он буквально умирал у меня на руках в полевом госпитале. И тогда я спросил, кто после его смерти будет искать Атлантиду. Я знал, что он ничего не рассказал своему сыну. Они были в ссоре. А кроме меня, других подходящих кандидатов не было. У него буквально не оставалось выбора, поэтому он распорядился отправить меня в тыл и перед своей смертью взял с меня обещание найти следующего носителя знаний об Атлантиде.       — Подождите, Вы упомянули связь Атлантиды и семьи Учиха. О ком же Вы сейчас говорили?       — Об Учиха Мадаре, о ком же ещё.       Саске пробила волна неконтролируемой дрожи. Если в существовании Атлантиды он сомневался, то вот в родном дедушке — нисколечко. Саске было почти два года, когда того не стало. Итачи рассказывал, что он был военным, работал в Токио и приезжал в Канадзаву пару раз в году на праздники. По иронии судьбы, они с отцом тоже не очень ладили. Это дедушка научил Итачи играть в шахматы и на день рождение подарил целый набор, лакированные фигурки которого Саске завороженно разглядывал в детстве, а после отбытия брата в академию и вовсе присвоил себе. В любом случае, использование авторитетов как довод — знакомый и весьма грязный приём. Орочимару мог легко подтасовать факты в свою пользу.       — В один из спокойных вечеров в Токио я решил заглянуть в оставленные им рукописи, — не дожидаясь более содержательной реакции, продолжил Орочимару. — Там были сведения об Атлантиде, какие-то чертежи, формулы, расчёты и заключения Мадары по ходу. В любом случае, без тщательного анализа они не вызывали доверия. Выбрасывать не стал — решил сохранить как память о почившем армейском друге. Спустя годы службы в полиции я ушёл в свободное плаванье. Выбирая название для своей организации, я вдруг вспомнил недостижимую мечту твоего деда, и мне показалось крайне удачным наречь сборище отступников интеллектуальной элиты Атлантидой — тем, что всегда скрыто от глаз обывателей, а возможно, и вовсе не существует.       — Тогда почему же Вы всё-таки последовали его завету?       — С возрастом начинаешь задаваться вопросами об истинном происхождения мира и месте человека в нём. Хочется найти чудо среди всей этой грязи... Наверное, без этого инстинкта человек бы так и не выбрался из пещеры в поисках прогресса, — Саске подумалось, что ничего более откровенного от Орочимару он уже никогда не услышит. — В какой-то момент моя естественная жажда познания переключилась и на Атлантиду, за которую так боролся Мадара. Когда появились свободные ресурсы и время, я решил на всякий случай проверить его наработки. Совру, если скажу, будто результат меня полностью удовлетворил. Ведь с привычной мне дотошностью удалось разгадать лишь треть. Для оставшегося же требовался какой-то ключ. Нечто вроде кодового слова, которого у меня точно не было... Твой дед писал, что недостающую часть знаний может восполнить лишь Учиха. Сегодня я в этом окончательно убедился. Ты первый, кто прошёл испытание сывороткой.       Что случилось с другими подопытными, Саске не стал уточнять. Озарение стрелой пронзило лоб: Орочимару едва ли отличался от Хатаке. Наивно было думать, будто Атланты побрезгуют убийством человека во имя достижения своих «высоких» целей. Сосредоточенный взгляд чёрных глаз машинально переметнулся на хлипкую ручку пассажирской двери.       «Да куда я теперь денусь?»       — Когда доберёмся до ковчега, я покажу тебе его наработки. Но сейчас ты должен узнать о другом, — Орочимару не глядя протянул какой-то надвое сложенный листок, который достал неизвестно когда и откуда. В полной мере осознав безысходность своего положения, Саске смиренно принял его. — Это письмо твой отец написал для тебя.       Повисла тишина. Саске мог подумать, что ослышался. Но шершавая бумага в похолодевших пальцах свидетельствовала об обратном. Стало страшно. Саске не верил в происходящее, пока через какое-то время дрожащие руки не развернули листок. Этот идеально ровный почерк мог принадлежать только его отцу.       «Саске, думаю, это мой последний шанс рассказать тебе правду. Часть правды, которую знаю я сам. Хоть тебе и кажется, что я тебя никогда не понимал, я бы хотел, чтобы ты кое-что знал. Я не мастер красиво выражаться, но постараюсь донести суть.       В прошлом я был идеалистом, полным надежды изменить мир к лучшему — сделать его правильным. В полицейской академии я быстро понял, что без времени и власти моя цель неосуществима. Я верил, что становясь преданными винтиком системы, в конечном итоге обязательно получу власть, необходимую для достижения моей настоящей цели — стать Творцом этого мира.       Заключив сделку с совестью, «лучший следователь Канадзавы» уверенно карабкался вверх по карьерной лестнице и покрывал все мерзости и убийства, которые нужно было покрывать. Я шёл по головам жаждущих справедливости матерей, чьи погибшие сыновья когда-то решили возразить не тому человеку. «Наивные глупцы! И на что надеялись ваши дети? Нельзя в один миг преобразовать мир просто потому, что так хочется! Без жертв высоких целей не достичь!» — вот, что я желал сказать в лицо обезумевшим от горя женщинам, заливающим своими слезами документы на моём столе. В душе же я искреннее радовался их провалу. Иначе цена, за которую я продал свою душу, оказалась бы ничтожна.       Наверное, ты презираешь меня сейчас. Но ты должен понять, что на пути беспрекословного подчинения условная грань между «правильным» и «нужным» невольно размывается. Прошли года, и я уже действовал по наитию. На работе и в семье. Дело в том, что, будучи расчётливой сволочью восемьдесят процентов своей жизни, ты не можешь по щелчку становиться любящим и заботливым отцом дома. Омерзительная и тщеславная маска, которую я сотворил на время, чтобы спасти остатки былого рассудка, незаметно срослась со мной. Наверное, мне просто хотелось оставаться убеждённым в своей правоте несмотря ни на что. Это качество вы с Итачи не могли не перенять у меня. Поэтому больше всего на свете я боялся, что моих сыновей постигнет та же бессмысленная гибель до того, как я успею подчинить себе неправильный мир. Я думал, что оберегаю вас, наставляя поступать в полицейскую академию, и испытал огромное облегчение, когда после выпуска Итачи стал Творцом. Ведь если твои сыновья продолжают твой путь, значит, ты всё же поступал правильно?..       В своём плане я не учёл двух вещей. Во-первых, я — единственный пример, бывший у вас перед глазами, авторитет, за которым вы следовали — сам сделал вас одержимыми идеей первенства. Вы жаждали моего внимания и потому не прощали себе ошибок. А во-вторых, как бы ты ни старался ради будущего, конфликт отцов и детей неизбежен. Это психология человека — желать недостижимого, не наслаждаясь обретённым. Стремиться именно к тому, чего у тебя нет. Без этого инстинкта прогресс был бы недостижим. Неудивительно, что вы с Итачи оба оказались не согласны с навязанным мной «правильным», тщательно отстроенным миром — новой системой, желающей подавить ваши собственные амбиции.       Я хотел помочь Итачи с первым серьёзным заданием, а поэтому попросил о переводе в Кагосиму. Но когда я узнал, что отборочное испытание в полицейский класс будет проводиться рядом с предполагаемым местом убийства того журналиста, я засомневался в его преданности Творцам. Иначе зачем он хотел втянуть тебя так рано? Рассчитывал проверить, что выберет его младший брат? Наверное, я просто не знал вас двоих, раз мог предположить, что вы действительно могли избрать путь бесчестия.       В итоге я оказался ничем не лучше презренных мною матерей, которые никогда бы не приняли жертву своих сыновей во имя призрачного шанса изменить чей-то мир к лучшему. Я прошу тебя об одном: не вини Итачи. Я рад понести наказание от руки собственного сына и наконец-то уйти. Я умру счастливым человеком, зная, что без меня мир моих сыновей действительно станет лучше.       Я не нашёл в себе сил всё рассказать Микото. Прошу, прости мне эту слабость. В конце концов, я не творец, а всего лишь обычный человек. Мы с мамой любили вас двоих как только могли. Я был суров с тобой, потому что только так из раскалённого металла можно выковать прочную сталь.       Я безгранично верю в тебя, Саске. И ты сам больше никогда не сомневайся в своих решениях. Позволь дать тебе последнее отцовское наставление: выбирай то, о чём будешь сожалеть меньше всего.»       Строки в конце письма поплыли. Его непоколебимый отец буквально излил остатки души на бумагу. Последние белые пятна в расследовании Саске исчезли. Оставленная открытой на ночь дверь в кабинете Хошикаге. Неожиданно возникшая некомпетентность к ведению дел у почитаемого главы отдела криминалистики. Да взять хотя бы ту внеплановую «стажировку». С какой это стати его требовательный отец мог закрывать глаза на недельные прогулы школы и, в частности, профильных дисциплин в полицейском классе? А ведь тогда он общался с Саске совершенно иначе. Не так, конечно, как в этом письме, но без привычного презрения. Вот почему на самом деле отец сказал Хошикаге, что после школы Саске пойдёт их путём. Отец всё это время приглядывал за ним, помогая бороться с самим собой. Вера в честь сына — его первый за долгое время свободный выбор. Саске больно сглотнул. Всю жизнь он видел лишь удобную для себя маску и ничего не знал о своём отце.       — Значит... я всегда был сыном Творца, — слова дались с большим трудом — налитые свинцом губы едва шевелились.       Осознание, что не только брат, но и отец, мягко говоря, был далёк от идеала, заставило груз, некогда отягчающий существование, окончательно потерять всякий вес. Странно, но без своего наследия — греховного желания — Саске чувствовал себя крайне неуютно или, точнее сказать, неполноценно.       Глава Атлантов помедлил с ответом, украдкой наблюдая за поникшим юношей, уже внимательнее перечитывающим письмо во второй раз. Для себя Орочимару чётко решил, что в отличие от Хатаке не будет предпринимать попыток стать в глазах Саске новой отеческой фигурой. Во-первых, у него есть дела поважнее, а во-вторых, это было бы неправильно. Не только из-за того, что замедлит рост Саске. В первую очередь Орочимару не желал обременять себя чувством привязанности к мальчишке, на которого не имел никаких прав и с которым однажды придётся распрощаться раз и навсегда.       — Когда Хошикаге донёс на вас с Харуно, Фугаку было предложено обратить тебя в Творца, — спустя продолжительное время произнёс Орочимару. — Вместо этого он связался со мной и умолял защитить тебя любыми способами, даже ценой его собственной жизни.       Саске будто громом оглушило — всего можно было избежать, стань он Творцом. И тут он задумался: так ли уж сам отличался от них? А от Альянса и Атлантов? Едва ли сокрытие убийства ради одной возможности достичь отцовского признания было лучше принесения в жертву случайного человека или кровавых поисков носителя знаний об Атлантиде. Хотя нет, серьёзное отличие всё же имелось: в лучах багрового рассвета Саске даже не задумался о возможных последствиях своего выбора.       — Итачи был в курсе? — бесцветно спросил Саске.       — Никто в Альянсе, — заверил Орочимару, и пришлось оставить желание найти поступку брата хоть какое-то оправдание.       — И Вы дали мне это письмо только сейчас, когда я уже принял решение отправиться с Вами, — констатировал Саске.       «И, конечно же, прочитали его сами.»       — Именно, Саске. Истинные Атланты всегда поступают по собственной воле.       «Точнее, ждут подходящего момента.»       Саске насторожился: что-то не сходилось. О какой такой службе с отцом упоминал Орочимару? Его отец всю жизнь работал в Канадзаве, а не Токио. Откуда у рядового солдата уверенность, что Творцов почти не было на поле боевых действий? И Саске осенило. Не только его отец и брат, но, похоже, и сам глава Атлантов некогда был Творцом.       — Насколько высоко Вам удалось продвинуться, прежде чем они отпустили Вас? — испытующе спросил Саске.       — Ты догадался... — неожиданно ласково ответил Орочимару, словно только и ждал этого вопроса. — Достаточно высоко, чтобы никто не посмел мне помешать. Но наша деятельность не представляла для Творцов интереса. Как и тебя при первой встрече, перед уходом я убедил тогдашнюю верхушку, что создам ещё одну преступную организацию с единственной целью — финансовое обогащение без какого-либо посягательства на чужую территорию. Своего рода «заслуженная пенсия» для бывшего Творца, — Саске не мог представить главу Атлантов «пенсионером». Орочимару всяко выглядел моложе и свежее его вечно измотанного отца. — Однако не буду лукавить, иногда мы действительно выполняем частные заказы.       — А что, если бы Альянс предал Вас в самый последний момент? Ведь они могли подстроить мою смерть, а потом силком запихнуть в пансионат? Что бы Вы тогда делали? Как бы искали Атлантиду без меня? — Саске прищурился. — Сильно сомневаюсь, что такой осторожный человек, как Вы, полностью доверял Альянсу. Вам нужен был тот, кто бы сливал информацию из класса и увязался за мной на поиски Сакуры, — Орочимару не глядя кивнул. Саске не удивился, он об этом подозревал, — и доложил, если бы что-то пошло не так, — Орочимару кивнул во второй раз, и Саске буквально взмолился про себя: «только не Нара». — Хьюга тоже Атлант?       — Отец — да, а сын пока лишь кандидат.       — Неджи всё знал? — сердце замерло в ожидании ответа.       — Ему было сказано держаться тебя как можно дольше в лесу и в случае чего последовать за тобой. Он не знал о твоём расследовании, двойной роли сынка Шикаку, как и о том, чем всё закончится для твоих родителей, — Саске облегчённо выдохнул. Такой ответ его вполне устроил. — Благодаря Неджи была сделана копия записи с фабрики. Вы с ним встретитесь на ковчеге, когда будете вместе проходить наше обучение, — Саске слабо улыбнулся в ответ: значит, хоть что-то из прошлой жизни останется вместе с ним.       Оставшуюся часть пути они ехали молча. Саске бережно сложил и запрятал в карман толстовки письмо, которое уже успело помяться в вспотевших руках. Но в тишине мысли неизбежно вернулись к его «творцу». Намного проще было думать, что где-то там с неба на него всегда будет взирать его полное упрёков, суровое лицо. Саске тоскливо представил, как отец бы морщился каждый раз, когда младший сын совершал бы какую-нибудь незначительную глупость, и сетовал бы на то, что ему никогда не угнаться за старшим братом. Однако оснований воображать привычный источник мотивации больше не было. Бог, созданный в его голове, оказался обычным человеком, который мог ошибаться, который мог однажды умереть. Никто не прогонял Саске из рая.       Кому ему теперь мстить и за что? В голове было угрожающе пусто. Саске отрешённо смотрел в окно. Вдалеке высокие тяжелогрузные краны промышленного порта Миядзаки медленно перекладывали цветные контейнеры с места на место, делая город похожим на истыканного копьями и стрелами раненного зверя. Тихого и безропотного, способного только тяжело дышать, но не двигаться. Саске вновь подумал о брате и решил, что не будет гоняться за ним. Как и отец, Итачи станет узником своего выбора: безвольным и обречённым на неминуемую гибель.       «А может, и я?»       Несмотря на ворох сомнений, Саске рассудил, что в обретённой пустоте раскидываться единственной перспективой двигаться вперёд, пускай, и такой безумной — непозволительная роскошь. Конечно, критический ум не давал возможности сходу поверить рассказу Орочимару. Но может быть, всё прояснится, когда Саске изучит наработки своего дедушки?       На подъезде к городу Орочимару оповестил, что скоро за ними приплывёт корабль. Преодолев утренние пробки, они оказались в безлюдной части порта среди громадных балкеров и других грузовых суден. Саске вышел из душного фургона и, глядя на океан впереди, потянул затёкшие конечности. Подойдя к самому краю узкого помоста, он содрал ненавистную маску с запотевшего лица и швырнул её прочь. Муссон обласкал свежестью кожу, а солёный аромат вскружил голову. Перегибаясь через перила причала, Саске внезапно зажмурился. На секунду ему почудилось, будто бы вместо себя он увидит отца или брата. Но в бьющихся о металлические стенки тёмных волнах рябило неидеальное, полное сомнений, только начинающее свой долгий путь его собственное отражение. Предательское волнение крохотной рыбкой затрепеталось о стенки желудка.       — Я же сказал тебе однажды: ты готов довести дело до конца, — сзади незаметно подошёл Орочимару. — До самого конца доказывать отцу, до самого конца пытаться превзойти старшего брата, до самого конца отстаивать результаты своего расследования. Это твой принцип: достигать свою цель чего бы тебе это ни стояло. Тебе всегда было важно то, каким человеком ты будешь по итогу, каким человеком умрёшь. Так вот, Саске, что ты думаешь о мире? О мире, для которого ты уже мёртв?       Мир был устроен намного сложнее, и кому как не Саске знать о всей его грязи? Если тебя сформировало окружение, то можно ли стать другим человеком, полностью освободившись от уз, порождающих навязчивые проекции?       «Это не мир, а я не понимал себя.»       Саске так хотелось отличаться, что от глаз скрылась простая истина: его сверстники преследовали ту же цель. Необоснованно неуверенная в себе Сакура, решившая бороться за отношения с главным красавчиком школы. Бунтующий Наруто, отстаивающий справедливость, о которой и понятия не имел. Самонадеянный Неджи, берущий на себя непосильную ответственность своего отца. Наконец, Шикамару, прикрывающий ленью исключительный ум. В своём желании быть особенным Саске был таким же, как и все его одноклассники.       Будучи подростками, мы придумываем себе несбыточные мечты, не строя конкретных планов. Раскидываемся пустыми обещаниями, совершенно не задумываясь о цене прекрасного далёко. Проживая всю палитру чувств и эмоций, мечемся от чёрного к белому и обратно, не находя середины. Берём у времени кредит, не собираясь платить проценты по счетам. Наперегонки с ветром, гонимые всеми, бежим от себя и снова к себе. Но самое главное — мы свято верим, что очень скоро обязательно засияем, а пока нужно лишь немного подождать.       Саске задумался: что же из этого списка произошло с океаном его души? «Да» — по каждому пункту. Он любил и с той же силой ненавидел. Не зная врага в лицо, упорно боролся, но по большому счёту с самим собой. Пролетая над пропастью во лжи, постыдно верил сам и уверял всех вокруг. Проживал тысячу чужих проекций, мучительно думая, будто все они это подлинный он. И всё одновременно. Этот запутанный алгоритм бьющих через край чувств уже так долго пленил его сердце, что стало невмоготу. Когда-то в преисполненных духом подросткового бунта деньках Саске находил спасение, но сейчас идея жизни взаймы казалась тяжким грузом. Да, в этом болоте было приятно увязнуть, но что, если на самом деле апрельское колдовство — всего лишь яркая вспышка, и так будет не всегда? А вдруг это некий рубеж между юностью и молодостью, который можно перешагнуть? Ещё один выбор, который нужно совершить по собственной воле и без сожалений.       — Мёртв тот, кем я пытался быть для всего остального мира, — уверенно и твёрдо ответил Саске.       Выплюнутое на берег кристально чистое сознание посетила важная идея: не маски, а доспехи передаются по наследству. Саске не пережил бы и дня без отцовской закалки, лишился бы рассудка при виде своего первого снимка с места преступления. Однако в то же время ничего бы и не случилось, расти его отец слюнтяем. Но так или иначе, произошедшие события имели смысл для Саске. Не отец или кто бы то ни было ещё, а именно он сам, гоняясь за силуэтами в театре теней, тщетно заполнял пустоту внутри себя.       Заглушая рокот волн, тревожно взвыл холодный ветер, но Саске поёжился именно своим мыслям. На сей раз авантюризм не казался игрушечным, а был реальным: пан или пропал. Бездействовать не получится, от ответственности не убежать. Категоричность должна уступить двоемыслию, иначе дальше просто не выжить.       Как в будущем, находясь вдали, уберечь Сакуру от лап Альянса и что делать с Творцами? Какие жертвы ему придётся принести в рядах Атлантов? Как в поисках Атлантиды не стать заложником своих гипотетических способностей? Стоит ли вообще пытаться изменить «неправильный» мир, и где его место под солнцем?       Потребовалось мужество, чтобы признать: на эти и многие другие вопросы как раньше сходу ответ не найти. Но одно Саске знал наверняка. Вне зависимости от того, что он выберет на дороге без единого следа, в дверях его сознания больше никогда не будет стоять суровый отец.       Глаза искателя обрели надежду и перестали безразлично смотреть вдаль. В ожидании корабля на горизонте Саске Учиха отряхнул плечи от невидимого пепла — пора гордо расправить крылья и без страха покинуть отчий дом.