Погружение

      Назначение или отстранение директора — прерогатива Попечительского совета. Люциус Малфой.

      С Дамблдором определенно будут проблемы. С ним всегда были проблемы.       Он вздохнул. С холма на опушке Запретного леса открывался великолепный вид на Хогвартс — с его башнями, сводами, зубцами, бойницами, с его запертыми воротами. Скрытый под чарами незамечаемости, Лорд Волдеморт смотрел, как бережно свет восходящего солнца очерчивает контуры замка, смягчая линии, акварельно размывая цвета. Здесь, возле края антиаппарационного колпака, он находился достаточно близко к замку, чтобы рассмотреть его во всех подробностях. Он видел потемневшую от времени черепицу на крыше, переплеты окон, стены, поросшие плющом — с необычайной четкостью. Без зелий, без чар, без магических артефактов. Он изменился, и его зрение тоже.       Воздух был чист и прозрачен. Ни дыма, ни хлопьев пепла. Пока что. Штурм замка Хогвартс был запланирован на полдень. Замок, который лежал перед ним, словно на ладони, еще предстояло отвоевать.       Директор Хогвартса Альбус Персиваль Вулфрик Дамблдор отказывался сотрудничать с министерской комиссией по вопросам учебных заведений. Сначала проигнорировал ее создание, потом тянул время, ссылаясь то на состояние здоровья, то на международный симпозиум о драконьей крови, потом слал бесчисленные письма с насмешками, закамуфлированными под отчеты — то есть опять-таки тянул время. Фактически он не подчинился министерству, а когда попечительский совет выразил порицание и попытался снять его с должности, проигнорировал и попечителей. Малфой тогда здорово взбесился, особенно когда Дамблдор начал отправлять копии отчетов в мэнор. Эпистолярная атака длилась несколько месяцев, причем письма Дамблдора — независимо от адреса получателя и содержания — всегда начинались с «дорогой Том», что неимоверно раздражало. Ну, по крайней мере не «милый мальчик».       Хорошо бы у старика хватило мозгов эвакуировать всех несовершеннолетних. Держать их в заложниках было бы чересчур остроумно.       Он услышал треск веток и шорох приминаемой травы. Неподалеку шел Фенрир Грейнбек и еще трое оборотней. Готовятся к будущей атаке — изучают местность. Грейнбек был ему симпатичен — бесчеловечной логикой, неукоснительным выполнением договоренностей и даже отчужденным, настороженным нравом. С ним было непросто найти общий язык, но дело того стоило.       — Все в порядке? — окликнул он Грейнбека.       — Да, — кивнул тот, не останавливаясь. За все годы Грейнбек ни единого раза не назвал его повелителем. Впрочем, он не настаивал: нет смысла озвучивать очевидное.       Все это было отчасти похоже на фарс. Курьез — вооруженный штурм школы. С инфери, оборотнями, великанами, дементорами и акромантулами. Официально это, конечно, называлось министерской инспекцией — так и напишут в «Пророке». «Было обнаружено прискорбное состояние замка Хогвартс и прилегающих территорий. Директор Дамблдор признал, что преклонный возраст не позволяет ему трудиться на ниве магического образования с должным рвением и ушел в отставку по состоянию здоровья. По непроверенным сведениям, он планирует посвятить свои дни ловле редких бабочек на Французской Ривьере». С тех пор, как бессменным министром магии стал Пий Толстоватый — образцовый чиновник с образцовой восприимчивостью к Империо — проблем с прессой не было. Министерская инспекция, ну да. С дементорами и акромантулами. Если при этом пострадает сумасшедший старик, возомнивший себя директором — так тому и быть.       Ему вдруг пришло в голову, что все эти годы он в каком-то смысле вел войну с Дамблдором. Готовился к последнему сражению. Забирал у старика лучших учеников. Знатоков чар, мастеров трансфигурации, одаренных зельеваров. Людей талантливых, предприимчивых и честолюбивых. И правильно делал. Взять, например, Северуса Снейпа. У Дамблдора Снейп до седых волос оставался бы мальчиком на побегушках. В лучшем случае дослужился бы до декана. Проверял бесчисленные мили идиотских эссе, снимал баллы за расплавленные котлы, назначал отработки девицам в неприлично коротких мантиях. Вместо этого у Снейпа научная карьера и несколько десятков международных публикаций в престижных журналах. Знаменитый ученый, счастливый муж и отец.       Лорд Волдеморт мягко улыбнулся. Ему нравилось, когда у людей, разделяющих его идеи, появлялись дети. Наличие потомства делает человека более управляемым.       Дети, дети. Грейнбек предлагал назначить штурм на полнолуние — чтобы его стая могла явиться волками. Определенно, у него обсессия на почве умножения себе подобных. Своего рода потребность в отцовстве. Но это было бы чересчур — магической Британии ни к чему столько оборотней. Во всем необходима умеренность. В лучшем мире, в мире, к которому стоит стремиться, каждый знает свое место — сообразно наклонностям, способностям и сроку своей жизни. Он закрыл глаза и окунулся во тьму. Огромную упорядоченную предвечную совершенную тьму.       — Мой Лорд.       Голос Беллатрикс Лестрейндж застал его врасплох. Он даже не слышал хлопка аппарации.       — Мой Лорд, инфери готовы. Полторы сотни, в самой лучшей форме. Ждут своего часа.       Она выглядела уставшей — покрытый испариной лоб, спутанные волосы, беспокойные тусклые глаза. Учащенное, поверхностное дыхание. Даже голос — прежнее глубокое и ровное контральто — стал каким-то подрагивающим. Почти визгливым. Измучилась, но держит себя в руках.       — Вы позволите спросить?       Он кивнул.       — Зачем, — разомкнула губы она. Вопрос лег между ними как простой бессмысленный камень.       Он пожал плечами.       — Никогда не задавался этим вопросом.       Выражение ее лица нисколько не изменилось. Было почти невозможно понять, о чем она думает. Он подошел на шаг ближе — под ногами шелестела трава. И еле заметно дотронулся до ее ладони. Теплой, даже горячей. Подрагивающей под прикосновением.       Беллатрикс Лестрейндж прикрыла тяжелые веки.       — Ты устала. Крауч справляется?       Бартемиус Крауч-младший, сын Бартемиуса Крауча, возглавлял одну из боевых групп. Он был самым молодым среди руководителей штурма. И довольно неопытным — даже по сравнению со Скабиором.       — Справлялся. Я проверю, как у него дела, — она нервно пожала плечами, отступила на шаг и аппарировала — с резким и злым звуком.       Он посмотрел на часы. Шесть ноль-ноль. Самое время пожелать Дамблдору доброго утра.       Он прокашлялся, приложил палочку к горлу:       — Сонорус.       — Я знаю, что вы готовитесь к битве, — голос его далеко разносился в воздухе, огромный, неотменимый, как атмосферное явление. — Ваши усилия тщетны. Вы не можете противостоять мне. Я не хочу вас убивать. Я с большим уважением отношусь к преподавателям Хогвартса. Я не хочу проливать вашу кровь. Отдайте мне Альбуса Дамблдора, и никто из вас не пострадает. Отдайте мне Альбуса Дамблдора, и я оставлю школу в неприкосновенности. Отдайте мне Альбуса Дамблдора, и вы получите награду, — он сделал паузу, улыбнулся. — Даю вам на раздумье время до полудня.       И вслушался в тяжелую неподвижную тишину.       Теперь следующий шаг. Он поднял над головой палочку и выпустил вверх сноп ослепительно-белых искр. Частые хлопки аппарации почти слились в непрерывный треск и вскоре все были в сборе: мрачный сосредоточенный Макнейр, усмехающийся Грейнбек. Яксли. Руквуд. Трэверс, дожевывающий толстенный сэндвич. Беллатрикс Лестрейндж, все так же бледная от усталости. Скабиор с торчащей изо рта зубочисткой. Крауч прибыл последним и выглядел довольно потрепанным — очевидно, Лестрейндж устроила ему выволочку.       Он дождался общего внимания и взмахнул палочкой — в воздухе соткалась невесомая карта Хогвартса: золотисто-бежевые контуры стен, серые дороги, зеленые холмы, темная пена леса, извилистые очертания озера.       — Все мы понимаем, что, вероятней всего, Дамблдор проигнорирует ультиматум. Штурм состоится. И я хочу убедиться, что вы правильно запомнили план. Уолден?       Тяжелое и грубое лицо Макнейра на миг смягчилось — вниманием, бесконечной преданностью.       — Ровно в полдень ты выпускаешь дементоров. Они летят к башням, стараются их захватить. Или хотя бы оттеснить защитников от стен — чтобы те не могли обороняться сверху. К Астрономической башне пятеро. К башне Гриффиндора пятеро. Рейвенкло, Северная и Южная башни — по трое. Все понятно?       Макнейр кивнул.       — Хорошо. Теперь акромантулы и великаны. Акромантулы карабкаются по стенам, и проникают в здание через окна. Великаны штурмуют главный вход, создавая как можно больше шума. Пытаются вышибить ворота. За ними нужно приглядывать — чтобы не отвлекались. Скабиор?       Скабиор вынул изо рта зубочистку и приосанился.       — Все понятно, Повелитель.       — Инфери. Инфери атакуют в лоб. Их цель — не столько наносить реальный урон, сколько создавать на поле боя неразбериху. Чем больше сил противника они отвлекут на себя, тем лучше. Пусть наводят ужас. Надеюсь, они выглядят достаточно устрашающе?       — О да, мой Лорд, — белое лицо Беллатрикс Лестрейндж исказила кривоватая подрагивающая улыбка.       — Хорошо. Следи, чтобы везде, где хоть что-нибудь происходит, их было достаточно. Упокоенных поднимай снова и снова. Столько раз, сколько понадобится. Помни, что они должны продержаться как можно дольше. Справишься?       — Да, — она коротко кивнула. Из небрежного узла волос выбилась спутанная влажная прядь.       — Боевые группы: Август, ты со своими нападешь на защитников главного входа. Остальные без шума и привлечения внимания аккуратно продвигаются по левому флангу. Старайтесь не распылять силы. И не убивать сверх необходимости. В общем, разберетесь, вы люди опытные.       Руквуд, Яксли и Трэверс переглянулись. Яксли сцепил руки и хрустнул пальцами. Руквуд сказал за всех:       — Ясно.       — Барти, твоя задача — вместе со своей группой пробраться к теплицам — по возможности незаметно.       Он ткнул палочкой в соответствующее место на карте.       — Здесь, прямо за акацией, начинается тайный ход. Он ведет в слизеринскую часть подземелий.       По карте протянулся ярко-зеленый пунктир.       — Вы должны пробраться внутрь замка. Цель — кабинет Дамблдора. Если он будет там — обезвредить любым способом. Под любым способом я подразумеваю действительно любой способ. Дальше: защитить все волшебные артефакты. Особенно книгу регистрации новорожденных волшебников. Она ни в коем случае не должна пострадать. После этого прорывайтесь к боковому входу и открывайте его. Дальше действуете по обстоятельствам. Все понятно?       Тишина.       — Барти, все понятно?       Младший Крауч вздрогнул.       — Да.       — Останься, пожалуйста. Хочу с тобой поговорить. Остальные — свободны.       Доверить новичку сложную задачу — достаточно рискованный шаг. Но этот юноша был одарен, порывист и амбициозен — таким нужно давать возможность проявить себя. Успех придаст ему сил, провал научит сдержанности. И любой исход будет полезен для беседы с его отцом. Бартемиус Крауч-старший все еще нужен.       Лорд Волдеморт прищурился.       — Барти, что не так? — голос его звучал ласково и мягко. Мягкость может пугать.       В глазах Крауча промелькнул страх, но интонации был ровными.       — Я справлюсь. Я просто... я просто вспомнил, как здесь учился. Так странно об этом думать.       Он кивнул. Придется выслушать.       — Здесь я чувствую себя школьником. Позавчера зубрил историю магии, вчера гулял в Хогсмиде, а сегодня забрел сюда. Мы весной часто сидели на холмах — недалеко. Готовились к экзаменам, разговаривали, смеялись над чем-то. Словно одна семья, — Крауч опустил глаза. — Ну, вы знаете, как это бывает.       Он промолчал.       — И я сравнил тогдашнего себя с теперешним. И чуть было не испугался. Но я знаю, что справлюсь. Вы можете на меня положиться, мой Лорд.       — Хорошо. Я верю тебе, Барти. Не подведи меня.       Лицо Бартемиуса Крауча-младшего осветилось, словно внутри него кто-то зажег Люмос.       — А теперь иди. Проверь исправность портключей. Поговори со подопечными. Я на тебя надеюсь.       Он дождался, пока Крауч уйдет, и сел на землю. Действительно, это были те самые места. Он попытался вспомнить школьные годы. Слишком много прошло времени. Слишком много событий, решений, смертей. Давным-давно, в какой-то прежней жизни, он боялся проигрышей и поражений — думал, что поражения необратимо меняют. Отпечатываются — словно клеймо. Оказалось, что победы действуют сильнее.       Он сорвал травинку и растер ее в пальцах. Запахло терпкой свежей зеленью. Жизнью. Все, что он до сих пор делал, было экспериментом. Попыткой очертить границу между возможным и невозможным. Наблюдением за тем, как эта граница вспухает, смещается, продавливается, дрожит. Отступает. Все остальное — побочный эффект, не более. Он выпускал в мир не правду, а силу. Силу вечности. А значит, все-таки правду. Более мощную, чем человек — хрупкий, жалкий, временный осколок тьмы — может выдержать.       Он вдруг понял, что волнуется. Дрожь предвкушения, спутанность чувств, резкие скачки мыслей — это и было тем, что люди называют волнением. Что-то подступало. Назревало. Приближалось. Его задача — распахнуть дверь и впустить. Впустить.