Осколки души

Гарри открыл глаза и недоверчиво огляделся по сторонам. Знакомая до боли круглая комната, в центре – письменный стол на когтистых лапах. Но стоило понять, кто за ним сидит, как щемящая тоска сменилась потрясением, настолько сильным, что Гарри на несколько секунд выпал из реальности. Именно поэтому он пропустил стук в дверь и слабое «войдите». Когда же очнулся, то почувствовал, как натянуты до предела нервы. Он знал, кто стоит за его спиной. В памяти отчётливо запечатлено каждое его движение, каждый жест. Вот сейчас он снимает остроконечную шляпу и с волнением смотрит на директора, ложным ли, истинным – Гарри не знал. — А, Риддл, — старческий голос ударил по нервам, но намного страшнее для Гарри – услышать ответ. Он не хотел поворачиваться, но, стоило услышать голос, как тело среагировало инстинктивно. — Вы хотели меня видеть, профессор Диппет? Слишком близко. Гарри даже не догадывался, что стоял в каких-то пяти дюймах от него. Подняв взгляд – Риддл даже в шестнадцать был выше – Гарри посмотрел в тёмные глаза. Они словно прожигали сидящего за столом волшебника. — Садись, — предложил Диппет. — Я только что прочёл твое письмо. Риддл сделал движение по направлению к креслу, и Гарри отскочил от него, будто ошпаренный. От одной только мысли, что они соприкоснутся – пусть это всего лишь воспоминание – Гарри начинало мутить. — Мой дорогой мальчик, — с мягкостью в голосе заговорил Диппет, — я просто не могу разрешить тебе остаться на лето в школе. Ведь, наверное, тебе хочется побывать дома на каникулах? Гарри недоуменно приподнял брови. Когда он в первый раз увидел это воспоминание, он не придал особого значения словам Риддла и директора Диппета. Намного важнее для него было узнать о нападении. Что же, получается, Риддл хотел остаться в школе на лето? Гарри неохотно признал, что понимает его. Сколько раз он под конец учебного года думал – вот бы остаться в школе, не ехать к Дурслям. Но приходилось сцеплять зубы и возвращаться. Потому что так правильно – жертвовать своими желаниями ради спокойствия других. А вот Риддлу было плевать. Для него всегда имело значение лишь то, чего хочет он. И ради достижения желаемого он готов пойти на всё, даже подставить невиновного. Во рту запершило, рука прижалась ко лбу, вытирая струившийся пот. Даже? Что за глупость! Будто это самое тяжкое из преступлений Риддла. Ради своих желаний тот готов на пытки, убийства и другие зверства. В висках заломило от боли. Гарри устало надавил на них в попытке отогнать боль, заранее зная, что это бесполезно. Пальцы беспомощно скользнули дальше до линии подбородка. Бороды не было, маскировка разрушилась. Руки метнулись к карманам в поисках палочки, но не нашли её. Воспоминание лишило его защиты, обнажив перед собой, заставив стать простым наблюдателем. Что же произошло у костра? Его вырубили, и он теперь видит сны? Но почему это должен быть именно Риддл? У него столько замечательных воспоминаний. Зачем же выбирать настолько…настолько… Гарри прикрыл глаза. Где-то в глубине души, откуда и достали это воспоминание, он понимал, что произошло нечто намного более страшное, чем простая потеря сознания. За своими размышлениями Гарри совершенно пропустил весь диалог Риддла и профессора Диппета. Лишь когда Риддл прошел мимо него, Гарри очнулся. Бросив быстрый взгляд на Диппета, он задумался – а не остаться ли ему здесь? Последующую сцену он помнит наизусть, так что видеть её у него нет никакого желания. Трусливая мысль. Да и потом, если он не досмотрит воспоминание, вдруг оно не закончится? Как бы он ни любил кабинет Дамблдора, торчать тут вечность не собирался. Более ни о чем не думая, Гарри направился за Риддлом. Коридоры ветвились подобно лабиринту, но Гарри знал каждый поворот. Хотелось на мгновение остановиться, насладиться чувством родства, принадлежности к Хогвартсу. Его мысли будто были услышаны: в холле они наткнулись на Дамблдора. Гарри совсем забыл об этом моменте. Сердце дрогнуло. Какой же он молодой. Гарри впитывал каждую его черточку, каждое движение, будто это могло помочь ему разгадать этого волшебника. Нестерпимо захотелось подойти и спросить: «Профессор Дамблдор, что же вы от меня хотели?» Но вряд ли его молодая версия что-то знала, да и не ответит он ему. Воспоминание, всего лишь воспоминание, даже не его. Пока Гарри смотрел в ту сторону, куда ушел Дамблдор, Риддл сорвался с места и направился в подземелья. Раздраженный, Гарри последовал за ним. Хотя, видит Мерлин, лучше бы он пошёл за Дамблдором. Как и в прошлый раз, они выжидали, затаившись в кабинете, где годы спустя у него будет первый урок зельеварения. Чуть ли не отсчитывая секунды, Гарри ждал, что вот-вот услышит тяжёлую поступь, а из-за угла покажется громадная фигура, и тем не менее вздрогнул, когда увидел Хагрида. Шагая по коридору, тот все время оглядывался – не идёт ли кто за ним. Но опасность таилась вовсе не за спиной Хагрида, она скрывалась за дверью ближайшего к нему кабинета. Сейчас Гарри видел и холодный блеск глаз Риддла, и как мягко он поглаживает палочку. В двенадцать он не знал значения подобных жестов в исполнении Волдеморта. А ведь стоило увидеть их верным Пожирателям, и они мгновенно бледнели, начинали трястись, а то и поскуливать от фантомной боли, пока не приходила боль настоящая – тогда они кричали. Громко, срывая голос, переходя на хрип и корчась в ногах Волдеморта, умоляли пересохшими губами о снисхождении. Хагрид прошёл мимо – не заметил, не почувствовал, а Гарри не мог его предупредить, только смотреть, безучастно и беспомощно. Риддл вышел из своего укрытия и направился за Хагридом. Слабости людей никогда не ускользали от Волдеморта. Но что было поистине ужасающим – то, как он ими манипулировал, встраивая в свои планы. Риддлу понадобились всего лишь какие-то жалкие минуты, чтобы всё продумать. Что уж там, у Гарри до сих пор болело сердце при мысли о Сириусе. Вот когда Волдеморт знатно натешился, играя с его сознанием, чувствами и страхами. Риддл наставил палочку на Хагрида, заставив Гарри дернуться в их сторону, чтобы закрыть собой, защитить, но он так и остался стоять на месте. Это всего лишь воспоминание. Когда же оно, черт побери, кончится?! Он не мог больше смотреть и ничего не делать! Наконец, Арагог выбрался и, сбив Риддла — хоть один приятный момент во всей этой ситуации, — сбежал. Гарри облегченно вздохнул и приготовился к тому, что его поглотит темнота. Но она не приходила. С расширенными от страха глазами Гарри наблюдал, как прибежали учителя, как растащили в стороны Риддла и Хагрида, как собирались их куда-то вести. Гарри огляделся, будто где-то рядом находилась дверь в настоящее, а он её просто не заметил. Всё может быть. Это ведь сон. Возможно, его сознание достраивает происходящее? Вполне правдоподобно. Чуть успокоившись, Гарри неожиданно почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Это было настолько странным и неправдоподобным – серьезно, он же всё еще в треклятом воспоминании – что Гарри на мгновение замер. Ощущение никуда не пропало, наоборот стало чувствоваться острее. Его образ как будто впитывали в себя. Предчувствуя что-то неприятное, Гарри обернулся – в сумраке коридора стоял Риддл и смотрел на него. Но…он же только что... Гарри посмотрел в другую сторону. Вот учителя уводят Хагрида и Риддла, точно Риддла. Тогда кто же это? Гарри посмотрел на второго Риддла, который продолжал стоять в коридоре. Стоило ему понять, что Гарри смотрит на него, как его губы растянулись в улыбке: — Здравствуй, Гарри. Невозможно. Просто не может быть. Это какая-то шутка сознания. Бред. — Ты вырос с нашей последней встречи. Сколько тебе? Нет. Нет. Нет. Он не хотел слышать этот голос, обращенный к нему. Гарри повернулся к Риддлу спиной, сделал глубокий вдох и решительно шагнул в том направлении, куда только что ушли учителя. До конца коридора оставалось меньше метра, когда Гарри чуть ли не бросился к двери, за которой должна была быть лестница. Дернув за ручку, Гарри распахнул дверь и уставился в…другой коридор? Но тут точно должна быть лестница. Он же помнил! Подавив раздраженный рык, а также пытаясь не обращать внимания на то, как взмокла спина, Гарри перешагнул порог. Не возвращаться же к Риддлу, в конце концов. Гарри прошел совсем немного, когда заметил, что коридор – зеркальное отражение предыдущего. Те же двери, так же расположены, да даже трещины и то расползлись в тех же местах! Поморщившись, Гарри упрямо шёл вперед. Когда он увидел впереди чей-то силуэт, то насторожился. Подсознательно он знал, кого встретит, но отказывался верить, что вернулся туда, откуда пришёл. Риддл ждал его. Прислонившись к стене и скрестив на груди руки, он насмешливо наблюдал, как Гарри подходит к нему. До Риддла оставалось всего несколько шагов, Гарри они дались особенно тяжело. — Ну, как прогулялся? Гарри не ответил, лишь бросил на него взгляд, полный ненависти. Ему хотелось отвернуться, не видеть мерзкой усмешки, но он не мог вновь повернуться к Риддлу спиной. Уже то, что он ранее сделал так под влиянием эмоций, не было комплиментом его мозгам. Краем глаза он наблюдал за Риддлом. Если тот сделает хотя бы одно подозрительное движение – он заметит. В голове тем временем крутился вопрос – что делать? Он застрял здесь с Риддлом и не знает, как выбраться. Более того, он вообще не представляет, что происходит. В голове прозвучали слова Бела: «Я хочу подарить тебе три встречи…первого из них ты убил самолично». Хоркрукс. Дневник. Гарри медленно сделал глубокий вдох. Прекрасно, они встретились, и что дальше? Резко повернувшись в сторону Риддла, он впился в него взглядом: — Как отсюда выбраться? Риддл чуть склонил на бок голову, наблюдая за Гарри, как за забавным зверьком, попавшим в ловушку. — Ты не ответил на мой предыдущий вопрос. Почему я должен отвечать на твой? — чуть приподняв бровь, поинтересовался Риддл. Гарри сжал зубы. Это будет очень-очень трудный разговор. Напрягая память, он пытался вспомнить, что там спрашивал Риддл. Что-то о возрасте, кажется. — Семнадцать. — Надо же, ты на год старше. Точнее, старше моего тела, но никак не разума, которому минуло не одно десятилетие. Гарри закатил глаза. Конечно же, Риддл не мог просто ответить на вопрос. Ему обязательно нужно пуститься в длинные рассуждения. — Ты скажешь, как отсюда выбраться или нет? — не выдержал Гарри. — С чего ты взял, что я тебе расскажу? — с губ Риддла не сходила усмешка. С алчным интересом он наблюдал за выражением лица Гарри, улавливая мельчайшие изменения. — Ты же сам сказал! — Разве? Не помню, чтобы я говорил нечто подобное. Гарри стиснул зубы так сильно, что свело скулы. Риддл отошел от стены и направился вдоль по коридору. Гарри смотрел ему вслед с противоречивыми чувствами: облегчением, что он уходит и нежеланием оставаться в тёмном коридоре одному. Где он? Почему видит чужие воспоминания? Как выбраться? – вопросы продолжали крутиться в голове с бешеной скоростью, но ответы не желали находиться. Пожалуй, никогда он еще не чувствовал себя таким потерянным. Даже после смерти Дамблдора почва под ногами казалась тверже, чем сейчас. Риддл, сделав несколько шагов, остановился и посмотрел на Гарри из-за плеча. — Предпочтёшь остаться здесь? Гарри непонимающе на него посмотрел. Глаза подозрительно сузились. Что он задумал? — Как угодно, не буду мешать, — и продолжил свой путь. Сверля его спину тяжелым взглядом, Гарри думал о том, что не хочет идти на поводу у Риддла, но что ему оставалось? Стоять здесь как болван и ожидать неизвестно чего? В любом случае, Риддл — хотя бы зло знакомое. Приняв решение, он направился вслед за будущим Волдемортом. — Вижу, ты передумал. Мудрое решение, — прокомментировал Риддл его приход. Гарри лишь мрачно на него взглянул, не утруждая себя ответом. Они подошли к той двери, через которую Гарри пытался выйти, и у него ничего не вышло. Он посмотрел на Риддла, тот с невозмутимым видом дернул за ручку и открыл дверь. В проеме показалась лестница. Гарри, пораженный таким коварством, с неверием пялился на дверь. Риддл тонко улыбнулся его смятению и вышел из коридора. Пальцы сжались в кулаки. Захотелось как следует приложить эту дверь о стену. Гарри пытался успокоиться, но гнев продолжал стучать в висках. А чего он, собственно, ожидал? Это же воспоминания Риддла. Тут все пляшет под его дудку. Поэтому нужно взять себя в руки и начать трезво мыслить. Только вот присутствие такого раздражающего фактора, как хозяин воспоминаний, совсем не способствовало спокойствию. Стоило взглянуть в красивое лицо, и Гарри начинало трясти от ненависти. Это было сродни рефлексу – невозможно контролировать. Спускаясь по лестнице, Гарри думал о том, куда его ведут. Может, к выходу? А что, выглядит вполне логичным. Стоит покинуть Хогвартс, исчезнет и воспоминание. Если, конечно, эти чертовы двери его выпустят. Но его ожидания не оправдались, Риддл шел в Большой зал. — Зачем мы туда идем? — не удержался Гарри от вопроса. — Почему бы и нет. Всяко лучше пустого коридора. — Я думал, ты выведешь меня отсюда. Ты же управляешь воспоминанием. Риддл резко остановился, так и не дойдя до двухстворчатой двери Большого зала, которая почему-то была закрыта. Впрочем, Гарри не придал этому особого значения. Мало ли, зачем Риддлу закрывать двери? — Неужели ты настолько туп, что ожидаешь от меня помощи? — Риддл повернулся к нему лицом и посмотрел темным, пугающим взглядом. Ухмылка больше не играла на его губах. В глазах промелькнула какая-то озлобленность. Гарри даже не удивился внезапной смене настроения. Эмпатическая связь с Волдемортом давно приучила его к тому, что эмоции у него сменяют друг друга с такой скоростью, что невозможно уследить. Гарри думал, что это следствие создания хоркруксов. Как говорила Гермиона, из-за насилия над душой она стала неустойчивой. После создания стольких хоркруксов неудивительно, что Волдеморт психически нестабилен. С другой стороны, Волдеморт и сам по себе псих. Стоило увидеть, как в глазах Риддла разгорелось темное пламя злости, как сам Гарри мгновенно успокоился. — Поверь мне, ты последний, от кого я хоть чего-то жду. Но ведь это всё не просто так. Это воспоминание, ты… Лицо Риддла мигом стало абсолютно непроницаемым. Гарри понял, что его догадка оказалась верна. Вот только он совсем не ожидал, что тот медленным шагом направится к нему. Его движения были плавными – так подползает к добыче ядовитая змея, намереваясь либо укусить, либо сожрать. — Наверное, это ужасно, — с наигранным сочувствием сказал Риддл, — остаться вместе с кошмаром своего детства один на один. Ах, вот в чём дело. Риддл бесится из-за того, что Гарри его не боится. — Чтобы стать кошмаром моего детства, тебе не хватает тридцать, — Гарри на секунду задумался, — восемь лет. Ты же всего лишь хоркрукс, который я победил. Риддл почти не изменился в лице, разве что немного побледнел, и глаза опасно блеснули. — Хочешь сказать, что преследующее тебя чудовище, умирающая на руках подружка не вызвали у тебя никаких эмоций? Какое равнодушие. — Не передергивай, — поморщился Гарри. — У меня было много эмоций, даже страх, но не перед тобой. Я боялся за жизнь Джинни. — Да-да, конечно, — со скукой протянул Риддл. — Можешь убеждать себя в этом, Гарри, но я видел твои глаза. Я помню их выражение, — тон изменился на вкрадчивый. — Дамблдор давит на тебя, внушая, что ты герой, а герои не боятся. Но страх – это нормально. Тебе нечего стыдиться. Слушая голос Риддла, так легко попасть под его обаяние. Но Гарри не собирался добровольно ставить ногу в капкан. — Вот как. И ты тоже боишься? — с усмешкой спросил Гарри. Волдеморт всегда стремился возвыситься над другими. В знаниях, умениях, существовании. Не просто стать сильнейшим магом современности, а сверхчеловеком. Именно поэтому он никогда не признается в собственном страхе перед смертью. Ведь бояться смерти – удел простых смертных, никак не великого Лорда Волдеморта. Повисло молчание, Гарри смотрел прямо в глаза Риддла, ожидая вспышки гнева, но тот неожиданно для него улыбнулся: — Конечно, ведь я тоже человек. Гарри не поверил своим ушам. Риддл бы ни за что не признался. — Чему ты удивляешься? — будто бы даже с искренним интересом спросил тот. — Я… — Гарри потерял дар речи. — Ты… И чего ты боишься? — нашелся он. — А разве не очевидно? Я создал хоркрукс. Чего я могу бояться? — ни разу Риддл не озвучил напрямую, лишь задавал вопросы, вынуждая Гарри сказать самому: — Смерти. — Именно. Я живой, Гарри. По крайней мере, был, пока ты не убил меня. Наверное, ты думаешь, раз я хоркрукс, значит, всего лишь вещь, да? А вещи не убивают, их уничтожают. Но я душа, Гарри. Пусть часть души, но живой. Ты слышишь меня, живой. И ты меня убил. Риддл так часто повторял своё «убил-убил-убил», что Гарри замутило, а последние сказанные им слова резанули по сердцу: — Ты заслужил! — Я? Чем же? И он еще смеет спрашивать! Гарри затрясло от гнева. — Ты убил стольких людей! — Шестнадцатилетний Том Риддл? Ты ничего не путаешь? — ядовито спросил Риддл. — Ты убил Миртл. — Это была случайность. — Ты чуть не убил Джинни. — Но не убил же. — Ты нападал на учеников. — Но никто в итоге не пострадал. — Ты подставил Хагрида. — И этим заслужил смерть? — Я… — Гарри замер, не находя больше слов, а потом глухим и задушенным голосом добавил, — ты хотел убить меня. — Это, безусловно, тебя оправдывает, — со злым весельем в голосе согласился Риддл. — Знаешь, Гарри, сколько бы Дамблдор не убеждал тебя, что я вселенское зло, но это не так. Я не встаю утром с желанием сотворить какое-нибудь злодеяние просто так. У всех моих поступков есть причина. — Говоришь, у тебя были причины. Какие, интересно? Спасение собственной шкуры? — Да, — та легкость, с которой согласился Риддл, вывела Гарри из себя. — Это не повод для убийства! — Не твои ли слова, что ты убил, спасая себя, и это тебя оправдывает? Риддл так мастерски ставил ловушки, что угодить в них не составило труда. И, хотя Гарри понимал, что Риддл не прав, но выразить мысль не мог. Стоило прекратить спор, он все равно бессмыслен. И все же… Их диалоги были так же важны, как и дуэли. Они несли ту же энергетику, и Гарри тонул в тех эмоциях, что возникали в нём и отражались в глазах Риддла. — Я спасал Джинни. — Её жизнь взамен моей? — Если бы ты не пытался её убить!.. — То меня бы все равно уничтожили, — парировал Риддл, даже не дослушав, — стоило дневнику попасть в руки Дамблдора. — Хватит! — рявкнул Гарри, когда напряжение достигло пика. — Что ты пытаешься доказать, Риддл? Свою невиновность? Так это бред! Взять хотя бы это воспоминание, — Гарри развёл руками. — Ты мог сознаться, что Миртл умерла из-за тебя, но ты смолчал. Более того, свалил всё на Хагрида! — Мы вроде как определились, что ради спасения человеческой жизни можно отринуть моральные принципы. — Я такого не говорил, — возразил Гарри. — Но ты ведь убил меня, и тебя никто – никто – не осудил. Наоборот, тебе аплодировали, вознося твой поступок как подвиг. Но это не меняет сути, — тихо, будто раскрывая тайну, произнес Риддл. Гарри побледнел, до того ужасающими были слова. Риддл выворачивал события как хотел, но Гарри признавал, что в чем-то он был прав, и от этого становилось не по себе. Допустить даже мысль о правдивости подобных слов – кощунство. Ведь он предает память Дамблдора. Но не слушать он тоже не мог. Весь их разговор – пытка. Они неизменно возвращались к теме убийства. Риддл не упускал случая напомнить о том, что Гарри его убил, будто желая загнать эту мысль под кожу и выжечь в мозгу. Но Гарри не собирался уступать и, уж тем более, сдаваться. Риддл может сколько угодно загонять его в словесные ловушки, но сознание останется чистым. Да и Риддла можно поймать на слове. — Ты не спасал свою жизнь. Ты сделал это ради своего эгоистичного желания остаться в Хогватсе на лето, да вообще остаться в школе. Честный человек принял бы любое наказание, даже исключение, но не ты. Вот и вся разница. Неожиданно Риддл зло рассмеялся. — Вижу, ты не задавался вопросом, почему я так не хотел возвращаться в приют. Гарри нахмурился, ему не понравились его слова. Судя по всему, тот вновь намеревался забраться ему в душу, заставить усомниться в своих идеалах. — Это было начало 1943 года, — произнес Риддл каким-то странным, леденящим душу тоном. — И что? — не понял Гарри. — Ты вырос в маггловском мире, как ты можешь не знать? — Я не понимаю, о чём ты, — Гарри мотнул головой. — Вторая мировая война, — четко выговорил Риддл каждое слово, и столько в его голосе было ненависти, что она чуть ли не просачивалась в сердце Гарри. Он никогда не задумывался о том, что Волдеморт жил в военное время. Нет, Гарри знал, что Риддл родился в 1926 году, в 1938 пошёл в Хогвартс, а в 1943 создал свой первый хоркрукс. Но это были просто цифры, они не несли в себе ничего, кроме чуть душноватого запаха старины. Риддл всматривался в его лицо, будто ища что-то, и не находил. Опустив взгляд, он покачал головой: — У тебя она не вызывает никаких эмоций, всего лишь набор слов, сдобренный отрывочными фактами. Может, ты и поймешь то, что я расскажу, но не прочувствуешь. Однако я могу показать тебе. Благо, мои возможности позволяют, — самодовольная улыбка расплылась на губах Риддла. — А теперь небольшой экскурс в историю. Устремив на Гарри внимательный взгляд, удостоверяясь, что тот слушает, Риддл начал рассказ: — В 1939 году многих детей эвакуировали из Лондона, но нашего приюта это не коснулось. В сентябре 1940 началась бомбежка и продлилась вплоть до мая 1941. Я в тот момент находился в Хогвартсе. — Значит, ты не попал под бомбы, — прервал его Гарри. — Конкретно я – нет. — Что значит «конкретно» ты? — Гарри не понравилась формулировка. — «Он» попал в сорок четвертом, — неохотно ответил Риддл. — Кто «он»? — у Гарри по спине пробежали мурашки. — Семнадцатилетний Том Риддл. — Разве он – это не ты? — Слишком сложно объяснить. Боюсь, твоих мозгов не хватит, чтобы понять, — иронично заметил Риддл. Гарри впервые пришла в голову мысль, что знания о хоркруксах, полученные непосредственно от Риддла, могут быть очень полезны в будущем. Если, конечно, он сможет отсюда выбраться. — А ты попытайся. — Создавая хоркрукс, волшебник делает слепок со своей личности и запечатывает его в предмет. Именно поэтому я имею воспоминания Тома Риддла вплоть до 13 июня 1943 года. Дальше начинаются мои воспоминания, которые не принадлежат создателю. Допустим, я помню тебя двенадцатилетнего. — Хочешь сказать, существует еще несколько Томов Риддлов? — Гарри ужаснулся. Он никогда не думал о хоркруксах как о полноценных личностях. — Нет. Видишь ли, я неправильный хоркрукс. Я единственный, кто может принять материальное воплощение. Остальные — просто якоря. — Подожди-подожди, я не понимаю, — Гарри жестом попросил Риддла остановиться. — Я же говорил, что будет сложно, — усмехнулся тот, вот только упрямства Гарри было не занимать. — Что значит якоря? — Якорь для души – по сути, назначение хоркрукса. Потрясающее невежество, — протянул Ридлл с презрением. — Ты ничего не знаешь про маггловскую войну, не имеешь представления о хоркруксах, которые касаются тебя напрямую, раз уж Дамблдор провозгласил тебя символом добра и света, тем самым обрекая на моё преследование. Небось, даже сейчас не понимаешь, что происходит. — Да уж, куда мне тягаться в знаниях с тобой. Не все такие умники, как ты, — еще не хватало слушать нотации от Волдеморта. — И я знаю о хоркруксах. Дамблдор рассказывал, точнее, не только Дамблдор, но это неважно. — И что же он тебе рассказывал? — Риддл явно и в кнат не ставил его знания. — Когда душа покидает тело, хоркруксы удерживают её на земле, не дают уйти дальше. Человеку не нужны хоркруксы, чтобы ожить, достаточно того, что они просто есть, — перед глазами Гарри стояло кладбище, кипящий котёл, фигура, закутанная в мантию. — Для создания хоркруксов нужно убить человека, а потом произнести заклинание, — теперь ему вспомнился Слизнорт. — До или после? — уточнил Риддл. — Что? Гарри непонимающе посмотрел на него. Риддл продолжал сверлить его взглядом. В голове вертелись слова Слизнорта, но он не мог припомнить: до или после. — И когда же? — спросил Гарри. — До. Это даже не заклинание, а целый ритуал. После него нужно в течение суток найти жертву. Гарри передёрнуло: — Отвратительно. — И это всё, что ты можешь мне сказать? — А ты ожидал услышать от меня восхищение твоим злым гением? — саркастически поинтересовался Гарри. — Критическое мышление у тебя совершенно не развито. Тебя не смущает, что Миртл умерла случайно, а хоркрукс всё же был создан? — улыбка у Риддла была поистине дьявольской. — Ты убил еще кого-то?! Под уничижительным взглядом Гарри немного опешил. — Я что, по-твоему, идиот? После последствий, вызванных смертью Миртл, совершать еще одно убийство? — Тогда как? Риддл рассмеялся, забавляясь смятением Гарри. — Я очень долго размышлял над ритуалом. Хотел знать все его возможности. Поэтому, когда случайно умерла Миртл, я решился воспользоваться своими знаниями и рискнуть создать хоркрукс, поменяв условия. Под руку так удачно попался дневник. — Ты рискнул? — недоверчиво спросил Гарри, не веря в авантюризм Риддла. — Выпал такой шанс! Упустить его было бы глупо. Риддл стал задумчивым и погрузился в воспоминания, а Гарри жадно ловил каждое его слово, но возникшая пауза уже начала действовать на нервы, поэтому он решился подтолкнуть его: — И у тебя получилось? — Да. Правда, тогда я еще не знал, что создал не простой хоркрукс. Гарри осмелился подойти ближе. Риддл имел привычку говорить четко, но не громко. — И я уже рассказывал тебе о своей необычности. Ты слушаешь, но не слышишь, — конечно же, не упустил возможности пройтись по его скудным умственным способностям. Гарри даже не почувствовал обычного раздражения, когда Риддл в очередной раз оскорбил его. Важнее были те сведенья, которыми он сейчас щедро делился. Дамблдор рассказал так мало, оставив после себя столько вопросов, что иной раз они разрывали Гарри изнутри. — Я могу…точнее, мог ожить. Ни один хоркрукс не был способен на такое. Но был и у меня один недостаток, — с неохотой признал Риддл. — Хоркрукс умеет читать мысли, а так же видеть воспоминания коснувшегося его. Я не мог. Тебе очень повезло, Гарри, уничтожить меня первым. А то мало ли, я мог и возродиться. Что бы ты делал с двумя Томами Риддлами? — он засмеялся, увидев, как перекосило Гарри. — Почему же ты после создавал обычные хоркруксы? — А ты б хотел иметь несколько клонов? — задал он встречный вопрос. — Ну да, конечно, — фыркнул Гарри. — Лорд Волдеморт должен быть единственным и неповторимым. — Улавливаешь мысль, — из уст Риддла это прозвучало почти как комплимент. — Почему ты не стал материальным раньше? «Он» запретил тебе? — с любопытством спросил Гарри. — Можно сказать и так. Отдал меня кому-то и, да, запретил открывать. — И неужели никто не сунул нос в тайны Волдеморта? — усомнился Гарри, вспоминая историю Регулуса Блэка. — Они не идиоты, видели, что артефакт темный. Мало ли какое проклятье можно словить. Всё же вещь самого Лорда Волдеморта. Гарри постарался сдержаться и не закатить глаза на очередной акт самолюбования. — На самом деле я был «нелюбимым ребенком» создателя. Думаю, он чувствовал во мне угрозу, но и уничтожить не мог. Гарри посмотрел в задумчивые тёмные глаза, и у него возникло какое-то странное, колющее чувство в груди, похожее на жалость к Риддлу, но он тут же его отогнал. Он её не заслуживал. Риддл говорил о смерти Миртл как о шансе. Ему не было её жаль, поэтому он не заслуживал ответной жалости. — Как же ты узнал, что «он» попал под бомбежку в сорок четвертом? — Как это ни тривиально, «он» мне написал. Иногда, знаешь ли, хочется отдохнуть от окружающих тебя идиотов и пообщаться с кем-то действительно умным, — с шальной улыбой ответил Риддл. — Я даже не знаю, какой это уровень нарциссизма, — кисло отреагировал Гарри. — Тебе не кажется, что мы несколько отвлеклись от изначальной темы? Я ведь хотел показать тебе лето сорок первого. Риддл пересек расстояние в несколько шагов, отделяющих его от двери в Большой зал, и прикоснулся к деревянной поверхности. Обернувшись, он посмотрел на Гарри с лукавством, ожидая его и не открывая дверь. — Но разве нам не туда? — Гарри ткнул большим пальцем себе за спину, в сторону главного входа. — Да ладно, — снисходительно усмехнулся Риддл. — Ты еще думаешь, что здесь работают законы реального мира? — и толкнул дверь. Гарри заглянул за его спину в проем двери. Вместо четырех столов там виднелась небольшая улочка со старыми домами, тесно прижавшимися друг к другу. Окна закрыты ставнями, ни души, лишь неспешно кружащаяся пыль. Она пролетела в холл и медленно осела на ботинки Гарри. Риддл спокойно прошел вперед, будто в другую комнату, а не в воспоминание. Гарри же не шевелился. Ему казалось, что, стоит сделать хоть малейшее движение, и он провалится в пропасть. Непонятно, откуда взялась такая глупая мысль, но он продолжал стоять, пока Риддл не обернулся и требовательно не взглянул на него. Почему-то повелительное выражение тёмных глаз заставило его сделать шаг, потом еще один, и вот он уже около Риддла. Перед глазами возникли чугунные ворота, Гарри их сразу же узнал. Он уже был здесь в воспоминаниях Дамблдора. «Темно-лиловый», — пронеслось в голове, вызвав у Гарри улыбку. Увлеченный образом Дамблдора в причудливом костюме, он упустил из виду Риддла, который продолжил идти. Чертыхнувшись, Гарри побежал за ним. Риддл никогда не останавливался, всё время был в пути, стремился к какой-то цели. Черта характера, не иначе. Оглядываться по сторонам времени не было, но он всё равно заметил краем глаза пробежавшего мимо него мальчишку в рваном тряпье и прижимающего к груди сверток. Наконец, нагнав Риддла у крыльца, он перевел дух. Мальчишка тем временем приоткрыл дверь и прошмыгнул внутрь. — Что он нес в руках? — спросил Гарри у Риддла. — Еду, — ответ был коротким и сухим. Вместе они вошли в прихожую. Обстановка неприятно поразила Гарри. Если раньше всё выглядело бедно, но хотя бы чисто, то теперь убогость помещения сочеталась с мелким мусором на полу, отвалившейся штукатуркой и треснувшей плиткой. В нос ударил кислый и едкий запах, из-за которого у Гарри заслезились глаза. Раздался слабый, полный муки стон. Мимо них прошла какая-то женщина в фартуке, она даже ухом не повела в ту сторону, откуда доносился звук, будто и не слышала вовсе. Гарри даже усомнился – а не послышалось ли? – но вот стон раздался вновь, и он понял, что стенания доносятся со второго этажа. Взлетев вверх по каменной лестнице, Гарри достиг комнатки, в которой на мокрых простынях ворочалась тоненькая, почти прозрачная девчушка. Она была так бледна, что почти сливалась с постельным бельем, застиранным настолько, что его изначальный цвет было трудно определить. Рядом на полу сидел недавно виденный Гарри мальчишка и протягивал девочке хлеб, вымоченный в молоке, но та в беспамятстве отворачивала голову. — Идиот ты, Билли, ей уже не поможешь. Гарри совершенно не заметил, как в комнату вошла женщина в фартуке. — Дай-ка лучше мне хлеб и что ты там еще принес, я детишек покормлю, — женщина протянула руку, но мальчик прижал сверток с едой к груди и посмотрел на нее озлобленным и загнанным взглядом. — Нет. Лицо женщины мигом налилось кровью. — Ах ты, дрянной мальчишка! — завопила она, вцепившись ногтями в руку мальчика и пытаясь заставить его выпустить свёрток. — Думаешь, я не знаю, откуда ты его взял? Украл ведь! Прям как твои дружки-бандиты. А ну отдай! Выхватив сверток у него из рук, женщина тут же выбежала из комнаты. Мальчик, срывая голос, кричал ей вслед: — Отдайте! Отдайте, она же умрет! Отдайте! Он было хотел кинуться за ней, но девчушка пришла в себя и ухватила его за руку. — Не надо, Билли, — вымолвила она слабым, почти неслышным голосом, но мальчик тут же подчинился, оставшись у её кровати. У Гарри в горле встал ком. Бедная девочка постаралась улыбнуться, но губы дрожали. Гарри на минуту показалось, что улыбается она ему, но вот голова откинулась на подушку, веки устало опустились, и она вновь протяжно застонала. — От чего она умирает? — От голода, холода или болезни. Да какая разница, — раздался позади равнодушный голос Риддла. Рык вырвался из горла Гарри помимо его воли, но Риддл даже бровью не повел. — Ты думаешь, она первая, кто умирает на этих простынях? Да за годы войны таких, как она, будет с десяток. Гарри бессильно сжимал и разжимал кулаки, наконец, он нашел другой объект для своего гнева: — Как эта женщина могла отобрать еду у больной девочки? Она же воспитательница! — Для тебя людская жестокость в новинку? — вопрос был явно риторический, так как Риддл не нуждался в ответе. Он повернулся к Гарри спиной и спустился вниз по лестнице. Кинув последний взгляд на девочку, Гарри последовал за ним. На первом этаже Риддл зашёл в маленькую комнатушку. В ней, сложив руки на столе и положив на них голову, спала женщина. Гарри еще не успел переступить порог, как его затошнило от душной волны перегара. — Прелестная картина, не находишь? — насмешливо поинтересовался Риддл. — Директриса? — Верно, миссис Коул. В сорок первом она окончательно спилась и всем стали заправлять воспитатели. Может, ты не знаешь – я абсолютно уверен, что ты не знаешь — но в годы войны были введены продуктовые карточки. — Продуктовые карточки? — переспросил Гарри. Риддл тяжело вздохнул, его стало утомлять незнание Гарри. — Еда была нормирована, и её можно было получить только по карточкам. За исключением хлеба, тот покупался, но у детей, как ты понимаешь, денег не было. — Тогда та женщина была права? Он украл еду? — у Гарри сжалось сердце. — Да. У него не было выбора. Карточки забирали воспитательницы. Детям практически ничего не перепадало. Ребята постарше, моего возраста, давно сбежали и стали мародёрствовать. Поселились в одном из разрушенных зданий – их тогда в Лондоне было больше сотни тысяч, думаю, они смогли найти подходящее – и присоединились к преступным группировкам, их тоже было немало, — Риддл рассказывал всё холодным тоном, но от этого у Гарри на душе становилось только тревожнее. — Еще вопросы, почему я не захотел возвращаться сюда? — а теперь голос Риддла стал более ироничным. — Я бы либо умер от голода или холода, либо нарвался на бандитов, и меня закололи бы в какой-нибудь подворотне. — У тебя была магия. Ты бы справился, — слабое возражение повисло в воздухе. — Напомнить тебе, что несовершеннолетним колдовать запрещено? — язвительно спросил Риддл. — В министерстве бы поняли твои особые обстоятельства. — Министерству всегда было плевать на особые обстоятельства, — с подчеркнутым презрением отозвался Риддл. Гарри было сложно не согласиться. Их разговор прервала девушка, вошедшая в прихожую. Опираясь рукой о стену, она осторожно шла по коридору. Было видно, что ей тяжело переставлять ноги, но Гарри не мог понять, ранены ли они, так как грязная, рваная юбка свисала до самых щиколоток. — Марта, ты опять? — прошипела воспитательница. Марта злобно зыркнула на неё и прошла мимо. — Дождешься ведь, прибьют! — крикнула женщина, но Марте было всё равно. — Она упала? — Гарри повернулся к Риддлу за разъяснениями, но тот рассмеялся леденящим душу смехом. Недовольно насупившись, он ожидал, когда Риддл соизволит ответить, но тот лишь покачал головой и сказал: — Хватит с тебя, — прикоснувшись к двери, он вновь открыл проход в Большой зал. Оказавшись в знакомых стенах замка, Гарри облегченно вздохнул. Он даже не догадывался, как сильно на него давила атмосфера приюта. Будто сама смерть дышала в затылок. — Теперь-то ты скажешь, как выбраться отсюда? — спросил Гарри. — Нет. — Риддл, — предупреждающе начал Гарри. — Я могу провести тебя по воспоминаниям, но не указать на выход из них. Это может сделать только он. — Он? Кто он? — Неужели не догадался? — Бел, — вырвалось у Гарри. — Что он вообще такое? Риддл смерил его взглядом, в котором промелькнула брезгливость. Так же он посмотрел бы на умственно отсталого. — По-моему, ты уже должен был догадаться. Гарри сомкнул губы, переживая вспышку раздражения, а потом чуть ли не по слогам сказал: — Как видишь, еще нет. — Белтайн. Бел-тайн, — повторил Риддл раздельно, с наслаждением наблюдая, как распахнулись в шоке глаза Гарри. — «Бел» с древнеирландского – сияющий. Ты повстречал бога солнца. Гарри и моргнуть не успел, как все пространство затопило ярким солнечным светом. Прежде чем зажмуриться, Гарри успел увидеть глаза Риддла, и их выражение поразило его. Болезненное и тоскливое. По ушедшему. По несбыточному.