Paint it black

Не чувствовать - блаженство. Не чувствовать боли. Не знать слёз. Не раздирать душу на куски. Даже ценой того, что удерживало её на чертовски тонкой грани между человеком и зверем. Она балансировала на этой самой грани так долго, грозя сорваться то в одну пропасть, то в другую, что упасть и лететь в этой невесомости, в этом вакууме, где нет ничего: ни боли, ни сожаления, ни любви - облегчение. Наверное, было бы счастье, останься в её душе хоть что-то. Но внутри у неё пустота - волшебная, потрясающая пустота - и Елена не чувствует ни счастья, ни удовлетворения, да и облегчение просачиваешься едва ли. Так что она совсем не ощущает волнения или беспокойства, ожидая таинственного эм, она просто отмеряет одинаковые шаги и пребывает в состоянии лёгкого раздражения, потому что ноги уже немного побаливают от высоких каблуков (она всегда думала, что вампиризм избавляет от подобных неудобств). Елене уже почти хочется бросить затею к чёртовой матери, вернуться в кафе и прикончить противно ухмыляющегося двойника собственными наманикюренными руками, когда она слышит так хорошо знакомый голос; голос из прошлого; голос, вероятно, вызвавший бы стыд, сожаление и то самое сладкое волнение, когда нервы в животе скручиваются в тугой узел, если бы она всё ещё не парила в невесомости отсутствия чувств. – Катерина. Елена быстро расшифровывает аббревиатуру "эм" и усилием воли подавляет желание поморщиться: имя Кэтрин жжёт, напоминает обо всех проблемах и неудачах в её жизни. – Элайджа, – Гилберт чуточку теряется, но берёт себя в руки. Майклсон смотрит на неё как-то странно и внезапно отказывается слишком близко, – ты опоздал. Странно. Элайджа не опаздывает. Это не в его привычках, совершенно. Но вампир игнорирует её реплику, повисшую в воздухе, и говорит что-то о волосах. Елена чувствует (чувствует, правда?) на секунду ёкнувшее от страха, что её раскроют, сердце, только не успевает придумать причину, по которой Пирс могла бы испортить свои обожаемые локоны – Элайджа накрывает её губы поцелуем. Гилберт на миг – на один лишь миг – чувствует всполохи удивления и дикое желание ответить на поцелуй и парить, вновь парить в невесомости, только другой: сладкой, нежной, непреодолимо притягательной. Только на Елену словно ледяной водопад внезапно обрушивается осознание, что всё это – взгляд, нежность, поцелуй – предназначается не ей, всё это для её чёртового двойника, которого ей до дури хочется сейчас уничтожить, резким движением пробить грудную клетку и вырвать болтающееся на сосудах сердце, забрызгивая всё вокруг алой кровью. В Елене плещется ненависть и, самую каплю, сожаление, что Элайджа сейчас целует не её, что он оставляет трепетные поцелуи на губах Пирс. – Где Кэтрин, Елена? – тихо интересуется Майклсон, разорвав поцелуй. У Гилберт брови делают немыслимый скачок практически на затылок, мёртвое сердце начинает учащённо биться, а зрачки расширяются. По всем признакам Елена испытывает испуг, только ещё двумя минутами ранее она испытывать ничего не могла в принципе, и внезапное осознание вернувшихся эмоций едва не сбивает с ног. Элайджа поддерживает (лучше сказать – ловит её) в самый последний момент, и они перемещаются в какой-то безлюдный переулок, где она рассказывает всё, что пережила за последние пару месяцев. Рассказывает просто – без слёз, без излишних эмоциональных всплесков – стараясь не показывать, что чувства вернулись, что он их вернул, стараясь не выглядеть слабой. Элайджа слушает её историю и с каждым словом хмурится все сильнее. Элайджа не верит, что на и без того вдоволь натерпевшуюся Елену валится смерть последнего родного человека, что это сотворила Кэтрин – та самая, которую он целовал неделю назад, которая заверяла его в своей бесконечной любви и изменившемся характере. Елена злится, сама не понимая, почему, когда слышит, что Элайджа всё это время путался с Пирс, Елена обзывает его идиотом и даже не ощущает страха: ей по большому счёту плевать, даже если он убьёт её прямо сейчас, ярость застилает ей глаза, слепит. Элайджа в ответ молчит, действительно чувствует себя идиотом. – Поэтому ты отключила эмоции? Странно, раньше за ним не наблюдалось привычки задавать вопросы, ответы на которые столь очевидны. Елена кивает, удивлённо на него глядя, видимо, гадая как он узнал о выключенной человечности. – Твой взгляд, – пожимает плечами мужчина так, словно это должно быть совершенно понятно, – в нём была пустота. Ни страха, ни сочувствия, ничего. Гилберт чуть усмехается и цитирует запавшие в память строчки: – Твоё сочувствие – это дар, Елена. Элайджа тоже улыбается, и девушка успевает подумать, что от его улыбки становится как-то слишком тепло прежде, чем чувствует свёрнутые позвонки и понимает, что напали со спины и, вероятнее всего, Пирс – это её дурная привычка. Элайджа отталкивается от стены и переводит взгляд прищуренных глаз с тела Елены на Катерину. – Прости, меня задержали. Всё такая же уверенная в себе, самодовольная, эгоистичная стерва – Майклсон удивлённо спрашивает себя, почему замечает это только сейчас, почему именно слова Елены открывают ему глаза. Петрова не меняется, просто не может измениться. Для Елены бесчувственность была способом сбежать от боли, для Кэтрин не испытывать ничего человеческого – состояние души, способ выживания. Для неё всё вокруг – способ выживания, и он в том числе. Элайджа склоняется над временно мёртвым телом Гилберт и глухо констатирует факт: – Ты убила Джереми Гилберта. Кэтрин на секунду теряется – совсем как Елена, когда он целовал её каких-то полчаса назад – с неё даже слетает маска самодовольства. – Да, Элайджа, я убила Джереми Гилберта. Сенсация, она не могла дождаться, чтобы рассказать тебе. Странно, вообще-то ей должно быть всё равно. Майклсон морщится от целого потока абсолютно ненужных язвительных слов и обрывает обличительную речь Кэтрин на середине. – Но мне не всё равно. Твоё безразличие, неумение сочувствовать, чувствовать вообще хоть что-то однажды тебя погубят, Катерина, – произносит он, – тебя и всех, кто вокруг. Не хочу быть одним из них. Элайджа подхватывает бесчувственное тело Елены на руки и исчезает, унося девушку с поломанной судьбой подальше от злобных двойников и вечно портящих жизнь братьев Сальваторе. Елена – тоже двойник, только Елена – другая, Елена помнит, как чувствовать, Елена – его шанс начать сначала. И этим шансом он обязательно воспользуется.