Paint it black

| Total!AU, все люди, полнейший ООС | Талия не любила Рождество. Рождество напоминало о счастливых семейных праздниках с большой ёлкой, запахом маминого особого печенья и предвкушением получения подарка от Санты. Рождество воскрешало в памяти больше не счастливые лица родителей, заставляло с тоской разглядывать старую смятую фотографию и оставляло навязчивое чувство одиночества, разъедавшее душу. Талия Рождество ненавидела. Отец ушёл от них, когда ей было десять – их жизнь круто изменилась с тех пор. Мать с головой ушла в работу, порой полностью игнорировав сам факт существования дочери, а Талии рано пришлось научиться быть самостоятельной. Только самостоятельность чертовски плохо сочеталась со скоро наступившим переходным возрастом и чувством тотального одиночества – это стало очевидным спустя пару лет. Талии было некомфортно в окружавшем её жестоком зачастую мире, и чем хуже она себя чувствовала, тем отчаяннее старалась зацепиться хоть за что-то, что делало бы её нормальной, будь то новый парень, к которому никаких чувств не было и в помине, новая модная книга, которая вызывала рвотный рефлекс, или подруга, не понимавшая даже сотой доли всех проблем, атаковывавших Грейс ежедневно. Первый поцелуй в четырнадцать, первый алкоголь в пятнадцать, первая близость в шестнадцать – она уверенно шла по нисходящей и не хотела знать, когда и где придётся остановиться. Она смирилась со своей ролью белой вороны, фанатеющей от малопопулярных рок-групп и предпочитающей триллеры слезливым мелодрамам, приняла ставшее привычным и даже не болезненным одиночество и – её главный предмет для гордости – научилась справляться с вечно подгорающей на плите кашей и тараканом в дырке в стене чуть левее холодильника. Почти. В душе оставался осадок, когда она смотрела на лучших подруг, одетых в отвратительный розовый, но так искренне поддерживавших друг друга; когда видела прогуливавшихся в парке детей с родителями, на лицах которых были абсолютно одинаковые довольные улыбки; когда в очередной раз в кассе кинотеатра покупала билет на интригующую историю убийства в чёрно-белом цвете вместо приевшегося «Дневника памяти», давно ставшего притчей во языцех, да и просто предметом стёба всех парней от двенадцати до двадцати. Она ненавидела себя за этот чёртов осадок, определяя его как слабость – а от слабостей она привыкла методично избавляться, вырывая их из своей вечно кровоточащей души острыми щипцами – раны затягивались постепенно, оставляя шрамы, даря эфемерное чувство защищённости и силы. Она бы и дальше катилась вниз по наклонной, руша себя и свою жизнь и ненавидя Рождество, если бы в один из предпраздничных дней не объявился в её жизни паренёк с чёрными как смоль волосами, припорошенными снегом, и очаровательно-наивной улыбкой на истрескавшихся губах. Он отчего-то не вызывал желания прибить его как можно скорее, стереть эту улыбку или просто выставить из своей жизни раз и навсегда. Он вообще не вызывал отрицательных эмоций, и это было настолько странным и непривычным, что Талия ещё долго не позволяла ему увидеть дальше её замкнутости на фоне очевидной внешней нелюбви к миру, каждый раз окидывая подозрительным взглядом, когда он затевал разговор на тему переоценки ценностей. Её в жизни устраивало всё (кроме, пожалуй, осадка, который она успешно игнорировала последние шесть лет), менять совершенно ничего не хотелось. Только Нико не спрашивал о её желаниях, Нико просто улыбался по-детски наивно и шаг за шагом выводил её из состояния неприятия всего живого и ненависти к людям, Нико просто помогал ей избавиться от осадка, сам едва не захлёбываясь в пучине её негатива. Талия Рождество не любила – ненавидела даже. Пока однажды в Рождество не научилась дышать.