Питер/Сьюзен (Хроники Нарнии)
29 ноября 2016 г. в 21:02
| Таймлайн - после второго фильма. Люси и Эдмунд попадают в Нарнию, Питер и Сьюзен остаются в Лондоне |
Аморально, неправильно, омерзительно.
Слова настойчиво крутятся в голове, составляя разные комбинации, пляшут перед глазами до цветных пятен и тошноты.
Неправильно, омерзительно, аморально.
По кругу, очерёдность меняется, только гадкий смысл остаётся болезненно-статичным.
Питер любит Сьюзен.
И здесь порядок тоже не важен.
У Сьюзен привкус мяты горчинкой на губах, а у Питера – вечно путающееся в пшеничных волосах солнце.
У Сьюзен слабость к едковатому запаху дыма, а у Питера – больное пристрастие к табаку.
Всего лишь факты – только брату и сестре знать их друг о друге вроде как не полагается, слишком лично, интимно-близко.
Омерзительно, неправильно, аморально.
Настойчивым обручем сдавливает виски, только как-то волшебно-безразличны эти очерченные Лондоном границы. Беспокоиться надоедает как-то раз посреди холодного марта.
Лондон сер; Лондон сжимает лёгкие, не давая сделать вдох; Лондон кажется клеткой после бескрайних полей Нарнии, пульсирующих свободой.
Лондон режет крылья.
Воспоминания о Нарнии отдаются болью под рёбрами – тяжесть короны не давит уже слишком долго, чтобы этому можно было радоваться.
Образ волшебной страны – такой далёкий, предательски-эфемерный в центре серого Лондона – маячит где-то на краю сознания, не даёт заснуть долгими ночами с ледяным пронизывающим до костей ветром.
В той стране – ни рамок, ни правил, ни предрассудков.
В той стране – только алые губы Сьюзен с привкусом мяты, что оседает горчинкой, и вечно путающееся в его пшеничных волосах солнце.
В той стране – свобода синонимом к естественности и никаких серо-железных прутьев решётки, о которые они в кровь раздирают ладони.
Но Нарния отказывает им раз за разом, не впускает в свой удивительный мир, где дышать дозволяется полной грудью.
Нарния оставляет их за бортом – Питер и Сьюзен томятся в железной клетке, из плюсов лишь – вместе.
Только плюс весьма сомнительный, судорожные попытки согреть друг друга обречены на провал – им на двоих тепла мало, потому что от свободы не остаётся даже привкуса; их всё сильнее сковывает по рукам и ногам чёртовыми-правилами-неволшебного-Лондона, от которых хочется кричать, надрывая горло.
Они ненавидят этот Лондон.
Омерзительно, неправильно, аморально.
Здесь люди отчего-то до дрожи сильно любят давать определения тому, чему не стоит, и навязывать своё мнение.
Здесь люди осуждают, ненавидят, презирают, засаживая слова, словно кинжалы, по рукояти.
А когда-то было легко до сумасшествия касаться Сьюзен не так, как правильно, а так, как хотелось.
Было до нереальности, искрящейся на кончиках пальцев, просто отпускать себя и целовать-целовать-целовать, пока воздух в лёгких не заканчивался, а голова не начинала кружиться не то от кислородного голодания, не то от чувств, захлёстывающих с головой.
Они захлёбывались в своей любви и отчаянно не желали отхаркивать её из легких.
Только в Лондоне – сером до убожества – это всё:
Неправильно, омерзительно, аморально.
Желание любить сильно – оно на чаше весов перетягивает желание жить.
Их мир разбивается на осколки, что входят в запястья по касательной, одинаково идеально-ровно рассекая бледный кожный покров.
Аморально, неправильно, омерзительно.