Paint it black

Нура знает его лет с пяти. Знает его и его нагловатую улыбку. Знает его и его манеру дёргать её за вечно выбивающуюся прядь. Знает его и его дурацкое желание влюблять в себя всех девчонок в радиусе десятка метров. Нура его з н а е т. Только Нура Амалие Сатре совершенно не в курсе, что Крис в своей жизни любил лишь раз (только – не ту), что дёргает её за волосы исключительно из нездоровой любви к её словно выбеленным прядям цвета первого снега в декабре, и что улыбка у него бывает наивно-печальной – но лишь в те секунды, что она на него не глядит. У Нуры в привычке обнимать его при встрече, вдыхая древесные нотки парфюма пополам с табаком, и старательно не обращать внимание на то, что сердце у Криса частит слишком сильно – она вполне успешно списывает высокий пульс на жару в школе (и не важно, что температура болтается на отметке плюс двадцати по Цельсию, а сама она в свитере с горлом). У Нуры в привычке закрывать глаза, не обращать внимания и делать вид, что ничего нет, когда явь слишком ярка, настолько, что рябит в глазах и сжимает голову ярко-алым болезненным обручем – давление зашкаливает, граница нормы пересечена уже давно. /What would you do if my heart was torn in two?/ У Криса в привычке скрывать привязанности, бросать девчонок через пару недель после объявления очередного «всегда и навечно» и причинять боль всем, кто вокруг. У Криса в привычке лишь оберегать Нуру Амалие Сатре от самого себя, улыбаться ей по-мальчишески сумасшедше (и лишь когда не смотрит – наивно-печально) и тщательно прятать «я люблю тебя», высеченное на черепной кости. Крис знает её лет с пяти. Знает её и её болезненную хрупкость, из-за которой её всегда хочется бережно обнять, укрывая от всех невзгод и проблем. Знает её и её совершенное неумение пить. Знает её и её особую любовь к алому, который цвета крови на однажды рассечённых по глупости запястьях. Крис её з н а е т. И потому молчит.