Paint it black

| Игнорирование концовки первого сезона, да. | Люси Престон – враг. У Флинна причин ненавидеть Люси с сотню, пожалуй, не меньше. Но она жива всё ещё, вопреки. У него возможностей уничтожить её было множество, только что-то останавливало каждый раз, когда её жизнь оказывалась в прямой зависимости от него. Она – часть Риттенхауза, как бы ни хотела обратного, она вставляет палки ему в колёса с завидной упорностью. А он всё равно не спускает курок ни в один из тех мгновений, когда его пуля может прошить её хрупкое тело насквозь; он даже не стреляет, когда она закрывает своим телом мальчишку Риттенхауза – а ведь это решило бы всё, и даже совесть его бы смолчала. Он не стреляет, просто не может. Что-то в глубине её серо-зелёных глаз не пускает. Она поражается фокусам Гудини так искренне, что это вызывает у него улыбку, говорит с ним так просто, словно он не враг ей, и борется с ним так отчаянно, что почти заставляет восхищаться ею. Флинн хранит память о своей жене и дочери, нежно согревает воспоминания в сердце, но чёртова Люси Престон своими серо-зелёными глазами трогает что-то в зачерствевшей давно душе. Люси жаль – это читается во взгляде, интонациях и жестах. Она знает, что такое терять близких и отчаянно желать вернуться в прошлое, сделать что угодно, совершить любое преступление, лишь бы только вновь ощутить тепло родных рук. Люси знает, и потому не винит Флинна, как ни старается, не может ненавидеть и презирать, как положено. Люси жаль, и скрывать это у неё получается плохо; Люси по-своему привязана к Флинну – они ведь и союзниками были какое-то время, он ведь ни разу так и не спустил курок. Не выстрелил сам, не позволил и фашистам. Она отчаянно пытается убедить его решить всё мирно, и так же отчаянно желает спасти его душу, почерневшую уже, почерствевшую. Флинн лишь с улыбкой глядит на её попытки и перечитывает её дневник раз за разом, носит эту частичку её с собой. Им не суждено даже друзьями стать, но есть между ними какое-то иррациональное тепло, доверие – они скользят в каждом взгляде и жесте, когда она наконец отдаёт ему флэшку с информацией. Он признавать не хочет, но Престон раковыривает его душу раз за разом, вытаскивая наружу его прежнего по кусочкам. Он не знает, как она это делает, и сопротивляется изо всех сил – не позволяет касаться своими нежными-лечащими-мягкими ладонями, которые словно выжигают кожу. Гарсиа Флинн будет вечно хранить воспоминания о своей жене и дочери; но образ чёртовой Люси Престон находит себе место и накрепко заседает в его мозгу. В его зачерствевшей душе. Которая вновь болит.