Paint it black

|Soulmate!AU. У соулмейтов одна кровь, и только рядом друг с другом они могут согреться; эта кровь частично передаётся по наследству. Warning: ООС| Веронике холодно. Мертвецки, ужасно, отчаянно холодно. Она, вроде бы, привыкла к этому – к вечно ледяным кончикам пальцев, мурашкам по спине и белым пятнам на руках (аллергия на холод, какая ирония). Она привыкла к тому, что в ней всё: от клеток кожи до лейкоцитов в токе крови пронизано холодом, от которого не спрячешься, не убежишь (она старалась, правда). Не спасают ни мамин клетчатый плед (100% натуральная шерсть), ни горячий какао с маршмеллоу в лучшей кофейне Нью-Йорка, ни даже множество парней, которые вокруг неё вьются постоянно, привлекаемые громкой фамилией и золотой кредиткой. Они все пустые-пустые-пустые, в них абсолютно ничего нет, и греть её им нечем; ни намёка на родственную душу. И Веронике страшно-страшно-страшно, что в этом огромном, пугающем, никогда не засыпающем мегаполисе не найдётся ни одной капли родственной крови, которая могла бы подарить ей хоть джоуль тепла. - Всё будет, Рони, - утешает мама, а Рони в ответ молчит и только думает о том, что маме, наверное, легко говорить, она ведь согрелась рядом с отцом (жаль, Вероника не в курсе, что тепло Гермионе было лишь однажды в далёкие семнадцать и лишь с Фрэдом Эндрюсом). Вероника Лодж каждое утро просыпается на шёлковых простынях размером 200х200, надевает платье от Версаче, умело сочетая его с Лабутенами из последней коллекции, завтракает жареным яйцом с беконом и апельсиновым соком и пишет именной ручкой в дорогущем ежедневнике, страницы которого сплошь усыпаны её аккуратным почерком. У Вероники Лодж, есть, наверное, всё, чего может желать молодая девушка, да только всё это Вероника Лодж с радостью отдаст за возможность хотя бы на миг ощутить то загадочное тепло, о котором она лишь слышала от других и читала в книгах. Ей ведь всё ещё холодно, так холодно, что долгими тёмными ночами сводит конечности под тремя пуховыми одеялами, так холодно, что она выламывает себе пальцы и держит ладони над пламенем свечи до отвратительно-красных ожогов в тщетных попытках согреться. А потом её мир летит к чертям. Отца арестовывают вместе с доброй половиной всего их имущества, а они с мамой перебираются в крошечный городок со странным названием «Ривердэйл», о котором Вероника и не слышала никогда. Веронике здесь даже нравится. Здесь правильная моралистка Бетти Купер в лучших подругах, забавный парень-гей, с которым приятно поболтать, и рыжеволосый Арчи Эндрюс, увлекающийся музыкой и футболом одновременно. Вполне подходит, чтобы попробовать начать жить заново, смириться с тем, что холод останется частью её до конца жизни, - считает Вероника. А на следующий день Бетти знакомит её с пареньком с забавной шапочкой, убийственными синяками под глазами и редкой, но чертовски очаровательной улыбкой. А Вероника смотрит на него глазами круглыми-круглыми и пошевелиться не может, потому что вдруг чувствует – чувствует! – едва ощутимое тепло на кончиках пальцев. Джагхед Джонс при ближайшем рассмотрении оказывается местным фриком, любящим детективные истории и мрачноватые шутки – совсем не в стиле старой Вероники Лодж. Новая же отчаянно старается не расклеивать ярлыки в этом городе (этой жизни), да ей, по большому счёту, и безразлично всё: уже существующие определения, местная иерархия, во главе которой бомбочка Блоссом, и вообще любые правила, диктуемые элитной верхушкой Ривердейла, – она ведь (боже!) чувствует тепло рядом с Джагхедом. Вероника рада этому настолько безумно, что ей хочется обнять весь мир. Она не безнадёжна, у неё половинка всё же имеется – плевать, что в богом забытом городке на стыке окраин чего-то и чего-то, плевать на разницу в социальном положении (новая она вообще с таким понятием не знакома), на всё плевать. Вероника отчаянно счастлива, потому что больше не пьёт горячий шоколад литрами и не кутается в огромный клетчатый плед (всё равно ни черта не работало), не выкручивает руки и не жжёт ладони. Вероника теперь нежно целует странного мальчика с болезненной любовью к написанию жутковатых историй и согревается в его джинсовке. Вероника влюбляется в него до безумия, да и как иначе, у них ведь сердца одну на двоих кровь качают, по тёмно-синим венам гонят. Пока однажды в день рождения Джагги не распахивается дверь дома Арчи, ЭфПи Джонс не переступает порог, не обнимает сына, и не протягивает руку ей – тогда Вероника забывает, как дышать. Лёгкие сдавливает, потому что воздуха нет, и сердце не отстукивает ритма, и даже кровь в ушах не шумит. Потому что всё, что в тот миг есть – жар, огненной лавой растекающийся по синим-синим венам, виднеющимся сквозь её светлую кожу. Жар, сшибающий с ног своей несокрушимостью. Жар родственной души ЭфПи Джонса.