Исповедь

— …Нии-сан! – ты смотришь на меня своими темными глазами, полными непонимания и обиды. — Нии-сан, почему не сегодня? — Я слишком занят, чтобы тратить свое время на такого придурка как ты, — небрежно бросаю я и не глядя в твои глаза ухожу в сторону. Так было правильнее, знай, что я плохой, отвратительный брат. — Нии-сан… – ты бежишь за мной, хватаешься своей ручкой за мою штанину. Я быстро хватаю тебя за руку, сжимаю запястье и глядя в твои глаза, не шевеля ни единым мускулом повторяю по слогам: – Слабак, уберись с моих глаз. Небрежно бросаю твою руку и ухожу подальше от людей. А знаешь, Саске, я думал, что сердце взорвется внутри, а горе поглотило меня с головой. Но разве не этого хотела мать? Она хотела, чтобы я исчез из их жизни; порочный, ужасный, отвратительный сын, который недостоин быть братом ее Саске. Чееерт! Растрепать пальцами волосы. Выкинуть тебя из головы. Выкинуть из головы всех! Я не мог найти себе места, но я точно знал, где его больше нет для меня – это рядом с тобой, мой глупый маленький брат. Больше я не приходил в дом клана Учиха. Я не знаю что творилось с тобой, но Микото тогда вздохнула спокойно. Я уединился вдали от Конохи, продолжая думать о тебе. Я ни о чем не сожалел. Сердце резали полные слез и обиды твои глаза, Саске, как я ушел, так и не попрощавшись с тобой. Холодными иглами водопад бил меня, хлестал словно кнутом по голой спине. Я корил себя за ту слабость. И снова и снова приходил на исповедь к этому пещерному водопаду. Вдали от людей, вдали от своих мыслей. И боролся с собой. Саске, быть может, ты меня позвал, но той ночью, я словно в дреме пошел в деревню. Мои мысли летали где-то высоко, не хватало воздуха, и шел я как отчаянный шиноби против армии ниндзя. Свет в твоей комнате только недавно погас. А я так и не смог заставить себя подойти ближе. Небо, словно не желая видеть меня рядом с тобой, затянулось тяжелыми облаками. Ветер порывами срывал с тела одежду, а ливень гнал прочь в мое убежище. Я стоял под дождем; волосы облепили мое лицо. Легкая футболка намокла и стала второй кожей, прилипнув к телу; телу, которое физически желало увидеть своего младшего брата. Медленно, ступая как кошка, прошелся по нашему двору. Встал у твоего окна. Саске, ты мне так и не рассказал, ты знал, что я приду? Почему ты не спал? Почему ты ждал меня тогда? — Нии-сан… — твои полные надежды и печали глаза смотрели на меня. Я приоткрыл окно, я протянул к тебе руку… и остановился. Твои зрачки не двигались. Ты все так же продолжал смотреть мне за спину, на деревья, на капли, которые стучали в окно, но только не на меня. – Нии-сан... Я пролез через окно и остановился рядом с кроватью, оставляя тонкие ручейки воды на полу. Ты так и не двигался. Я нашел свечу, которая стояла рядом с кроватью – наверняка Микото допоздна засиживалась с тобой. Мои пальцы дрожали от совместной атаки порывистого ветра и неугомонного дождя, но я все равно зажег слабый огонек. Ты медленно сонно взглянул на меня. — Ты пришел… Слава богу… Саске, ты говорил так слабо, что я едва мог видеть движение твоих губ. Мое сердце упало и разбилось на тысячи кричащих кусочков, когда я увидел, что с тобой стало. Сколько меня не было? Пару недель? Месяц? Два? И без того бледная кожа стала тоньше пергаментного листа, а в отблесках огня свечи, казалась совсем прозрачной. Что стало с твоим томным жгучим взглядом? Это был взгляд уставшего человека, не спящего по ночам и ждущего своего нерадивого брата. Они покрылись пеленой сна и безразличия, стирая грани реального и вымышленного лишь тобой мира. — Саске… — на выдохе произнес я. И забыв обо всем, сгреб в охапку твое сутулое больное тельце. Ты даже не шелохнулся, не отодвинулся от меня. Чувствовать твое тепло своим холодным промокшим телом, прижимать тебя к себе казалось чем-то нереальным. Ты был куклой, Саске. Марионеткой, которая стала ненужной и теперь заброшена на чердак. Я коснулся холодными онемевшими губами твоих волос – они были жесткими; целовал твои веки – они даже не дрогнули; я едва коснулся твоих губ – они были фарфоровыми, холодными и неживыми. Я вспомнил о том, что прижимаю тебя к себе напрочь промокшему. Я не хотел тебя тревожить и снял с себя мокрую одежду, подоткнув ее под стол, подальше от тебя, Саске. Я хотел согреть тебя, поделиться чем-то живым. Тем, чего тебе так не хватает. Я взял руками твое лицо. Ты смотрел на меня невидящими глазами. «Саске… Что я наделал…» Ты прижал свою голову к моей груди, улыбнулся в свете пламени. Я гладил тебя по волосам. — ...Ты ушел потому, что я слабак? После этих слов я почувствовал себя самым подлым человеком на земле. Я хотел разлететься тысячей черных воронов, лишь бы не слышать этого вопроса. Я бы отдал тебе весь Мир Бога Луны Цукуёми. Или подарил бы тебе одному этот мир. Я никогда не причиню тебе боль. Я скорее вырву себе язык, чем ты будешь плакать от моих рук. Я не мог вымолвить ни слова, смотрел на тебя и не мог поверить. Твои глаза были зеркалом души, которая покинула тело, вместе с уходом брата. Если говорить о моих глазах, то они всегда были лишь черной глухой дверью, которую никогда не пробивал солнечный свет. В нее можно было ломиться, но так никогда и не узнать что за ней. Иногда мне казалось, что я всегда знал, чем это закончится. Ты жался ко мне, как брошенный под дождем котенок к ногам незнакомца. Твое лицо упиралось мне в грудь. Я смотрел в распахнутое окно и не представлял, что же будет дальше. Не знаю, когда я почувствовал, но твои губы, холодные как лед, безжизненные и гладкие, как кусок шелка, начали осторожно бродить по моей груди. Я посмотрел на тебя, боясь ошибиться в своих предположениях: черные волосы спадали на твое лицо, закрывая его от моих глаз. Может ты думал, что я всего лишь сон? Очередной сон, который ты ждал изо дня в день. Я с горечью зажмурил глаза, слезы подступали к горлу... А ты все тыкался холодным, мокрым носом в мою грудь. Мокрым. По твоим щекам текли слезы. Но ты не всхлипывал, как делал бы всего полгода назад. «Саске! Пожалуйста, вернись к жизни!» — все внутри меня кричало, когда я видел твое состояние. Маленький глупый брат. Позволь мне подарить тебе частичку своей души. Я медленно прикасаюсь к твоим губам. Тогда они были солеными, мягкими. Ты даже не дрожал, не порывался убежать. Ты просто был в моих объятиях. Свободной рукой, я взял прядь твоих волос и убрал ее тебе за ухо. Провел подушечками пальцев по твоему фарфорового цвета ушку, по щеке, губам. Саске, почему ты не сопротивлялся? Если бы ты знал, как я сдерживал себя все это время. Я пытался прогнать мысли, вычеркнуть себя из твоей жизни. Вычеркнуть тебя из своей головы, наконец! Я не прикасался к себе, с того самого момента, как ушел из дома. Тогда я понял, что назад пути для меня уже нет. Я постарался уложить тебя на кровать, но ты сжал меня так сильно, что закрывать окно мне пришлось, держа тебя на руках. Ты был легким, ласковым, покладистым… Но совершенно холодным. Я лег рядом с тобой, жался к твоим губам, пытаясь их согреть своими, а ты лишь покорно позволял мне делать с тобой что угодно. Ни один мускул твоего лица не дрогнул. Кровь бешено неслась по каждому сосудику в моем теле, заставляя разум отступить на задний план. Желание согреть тебя, подарить всю мою нежность, вырвать тебя из этого ада – вот что мне тогда хотелось. Я медленно опустился к твоей груди, скорее согревая ее своим дыханием, чем целуя. Твои тоненькие пальчики забрались ко мне в волосы, растрепав мой все еще влажный хвостик. От этого движения веки словно налились свинцом, и закрылись от неожиданно нахлынувшей волны любви к тебе. — Саске... Я люблю тебя... – прошептал я, оставляя влажную дорожку от адамова яблока к груди. — Нии-сан... – этот жалобный полустон вернул меня к реальности. К той самой реальности, где я старший брат, а ты – беспомощный, больной младший брат. Прости, маленький брат, быть может, в следующий раз. И обняв своего больного братца, я уснул. И спал до тех пор, пока дверь не открыла Микото.