Роза без лепестков

      То, что покровителем его театра будет какой-то смазливый вертихвост (Призрак был настолько шокирован таким поворотом событий, что не смог придумать другого слова), было просто возмутительно, даже хуже появления новых директоров. Глупый мальчишка повергнет Оперу в хаос! Призрак был в этом уверен. Для такой ответственной задачи нужно уметь гораздо больше, чем пялиться на ножки танцовщиц… ну, во всяком случае, не в ущерб делу. Прежнему покровителю – между прочим, старшему брату новичка, графу Филиппу де Шаньи, – это удавалось, во всяком случае.       Видимо, поэтому он так легко и уехал путешествовать по Европе с молодой супругой. Та совершенно не одобряла присутствия в жизни её мужа такого количества балерин.       Но было кое-что, по сравнению с чем хаос в Опере казался её бдительному стражу лёгким беспорядком. В первый же вечер Рауль де Шаньи положил глаз на Кристин (на ЕГО Кристин!), оправдывая своё внезапно вспыхнувшее влечение детскими воспоминаниями. Да-да, Призрак слышал их разговор тогда, в гримёрной. И пусть это вышло ненамеренно (он всего лишь хотел, как всегда, инкогнито передать ей розу в знак поздравления с дебютом), но из-за открывшегося пришлось идти на крайние меры и торопить события: показываться так быстро Призрак не хотел, ещё не все было готово...       Угрозой всем его планам, его театру, его самой желанной мечте, наконец, сделался виконт де Шаньи. Какой-то мальчишка… да кто он вообще такой?!       Призрак задумался. А действительно…       Вот Рауль в присутствии посторонних: идеальный поклонник, воздыхатель, возлюбленный, который даже не взглянет ни на одну другую женщину (как выяснилось, можно было и не тревожиться насчёт танцовщиц: что во время первого визита, что потом они не представляли для него вообще никакого интереса). Избалованный мальчишка, воспитанный в достатке и, конечно, привыкший получать что захочет, вдруг оказывается таким правильным? Такого не бывает!       А вдруг бывает? Вдруг это действительно так? Кристин повезло, она получила безраздельное восхищение, которого всегда заслуживала, и…       Нет! Ни слова больше! У виконта де Шаньи должна быть тёмная сторона. У него должен быть такой мерзкий, отвратительный недостаток, который не покроет даже смазливость его хорошенького личика. Это же классический сюжет: один безобразен снаружи, другой – безобразен внутри. Осталось только найти доказательства.       И позабыть на время про покой и сон.       Когда следующим вечером Рауль вышел из театра, то, конечно, не заметил, что с крыши соседнего здания за каждым его шагом сквозь прорези чёрной полумаски уже неотрывно следят пронзительные серые глаза.       Преследовать кого-то по крышам и улицам вечернего Парижа оказалось не таким уж и безопасным делом, тем более что пробираться приходилось закоулками и задворками, чтобы остаться скрытым от посторонних глаз – и быстро. Несмотря на всю свою ловкость, дважды Призрак чуть не сорвался, разодрал свой лучший плащ (что было особенно обидно) и, наконец, наткнулся на падшую женщину и чуть не получил неожиданный и шокирующий опыт. Пришлось честно врать, что он без гроша – тем более что жалование ему действительно задерживали уже который день. Сплошные напасти из-за этого проклятого мальчишки!       Одно к лучшему: он всё-таки узнал, где именно живёт виконт, где бывает помимо Оперы (только мероприятия и светские визиты, никаких походов по злачным местам – даже кафешантаны Рауль обходил стороной, и от такой правильности у Призрака прямо зубы сводило). К нему не приходили женщины без сопровождения или ещё какие-то подозрительные личности: на протяжении нескольких дней единственным его визитёром был некий молодой человек, очевидно, близкий его приятель, который появлялся вечером и засиживался обычно до поздней ночи: в спальне виконта, за пурпурными бархатными гардинами, долго горел свет. «Всё ясно: просто друг», – решил Призрак и начал подумывать о том, чтобы оставить слежку. Тем более что ночи пошли дождливые: воздух стал сырым, а крыши – скользкими. Ангелы Музыки не должны простуженно гнусавить и чихать, пугая крыс в подземельях Оперы! Не ангельское это дело. А тут ещё Карлотта вернулась… словом, он окончательно разочаровался в своей затее.       Пора уже было признать: виконт безукоризненно чист. Но упрямство не позволяло Призраку отступить ни с чем. Что-нибудь, ну должно же быть хоть что-нибудь!       Случай, как это и бывает, представился неожиданно. Оказалось, вовсе и не надо было далеко ходить или лазить по крышам, подвергая своё здоровье опасности (пусть его и зовут Призраком, но тело у него вполне материальное). Всё произошло прямо в Оперном театре, во время постановки «Немого».       В тот вечер Призрак был уже сильно не в настроении. Вернее, нет. Он был почти что в бешенстве! Ему до сих пор не выплатили жалование, его требования самым наглым образом проигнорировали, у него отобрали ложу, и кто же её занял? Виконт де Шаньи со своим приятелем! Мстительно пообещав себе, что эти мерзавцы у него ещё попляшут, Призрак полез на колосники. Через них можно было выйти под купол и уж хоть оттуда наблюдать за ходом представления.       Правда, из-за того, что случилось потом, представление отошло на второй план.       Кристин появилась на сцене. Конечно, эти глупцы дали ей роль пажа! Но виконту роли были безразличны: увидев возлюбленную на сцене, он живо заинтересовался и даже прервал приятеля, который как раз собирался что-то ему сказать. Приятелю это, разумеется, не понравилось. Но что он сделал тогда! Он не высказал недовольства ни единым словом: напротив, его рука бесцеремонно легла на колено виконту и заскользила выше, сминая брючную ткань. И Рауль не возразил ни словом, ни единым движением: напротив, на мгновение он слегка прикрыл глаза, словно наслаждаясь музыкой...       У Призрака самым натуральным образом отвисла челюсть.       Он гонялся за этим мальчишкой по всему Парижу, чтобы в итоге обнаружить, что в этом вовсе даже не было смысла! Если бы он только знал, что виконт задумает получать в его ложе двойное удовольствия от спектакля, он бы…       – Я же просил оставить пятую ложу пустой!       В зале начался переполох; вот и приятель Рауля сразу убрал руку оттуда, где ей находиться было не положено. Призрак удовлетворённо усмехнулся: его появление произвело должный эффект. Кристин его тоже узнала, ну и Карлотта подписала своему голосу приговор на этот вечер. Пора было уходить; и Призрак, довольный происходящим, направился обратно на колосники.       Выкурить бы ещё этих юнцов из ложи… кто знает, чем им придёт в голову заняться в антракте!       Он так задумался, перебирая варианты, что не сразу услышал за спиной крадущиеся шаги. Чёртов Бюке! Его выследили!       Но уж он слишком хорошо знал театр, чтобы не суметь превратиться из добычи в охотника. Он был слишком ловок и, конечно, слишком проворен, чтобы не суметь перехитрить этого засаленного жирного борова с его слишком длинным языком.       Рука нащупала удавку в кармане. Всё должно было произойти очень быстро – пока играет балет! Метнувшись – только плащ мелькнул бесшумно – он перебрался по верёвкам и, словно из воздуха, возник у Бюке за спиной. Этот старый боров испугался, конечно…       И это был его приговор.       Теперь у них был свой балет – над сценой, на головокружительной высоте. Смертельно опасный балет, полный акробатических этюдов, которые Призраку давались не в пример легче, чем его недавнему преследователю. Это был уже вопрос времени. Сбросить его вниз? Нет! Он слишком много видел и, пожалуй, слишком много успел узнать, чтобы давать ему шанс выжить. Так что, когда Бюке выдохся…       Он взглянул в лицо смерти.       Но и Призрак… на какой-то момент он ясно увидел лицо своего соперника – длинные локоны, полузакрытые глаза, как сейчас в ложе, – и ощутил под руками, в безумии собственной страсти, совершенно не предсмертную судорогу! В ужасе от самого себя Призрак отшатнулся; Бюке полетел вниз, в самую гущу балерин, до которой ему долететь было так и не суждено: он повис над ней. Холодно Призрак отпустил верёвку.       У него слегка шумело в голове и дрожали колени… не слегка. Пришлось немного постоять, вслушиваясь в панические вопли внизу, чтобы успокоиться. Конечно он хотел бы уничтожить соперника! Не Бюке! Бюке был просто дурак…       Конечно.       Он глянул вниз – и увидел, как виконт бежит за кулисы.       Это не грозило ничем хорошим! Воспрянув духом, Призрак поспешил следом, всё ещё по колосникам. Он догадывался, куда направляется Рауль и кого собрался утешать.       Кстати, а где это он потерял своего милого друга?       Неважно. Ещё успеется!       Следя за парочкой голубков, он выскочил на крышу раньше них… чтобы, немного послушав в своём укрытии, обнаружить, что его предали. Ему предпочли другого – втайне от него, рассчитывая, что он не узнает!       «Стань моей свободой…»       После всех его стараний, после всего, что он для неё сделал, Кристин решила просто избавиться от него! Далила… Она не могла, конечно, задушить его или даже заколоть кинжалом – нет, она обошлась гораздо хуже. Уничтожила, растоптала его! Бросила на снегу его розу… конечно, что такое одна-единственная роза по сравнению с сотнями букетов, с драгоценностями, с ужинами в шикарных ресторанах… Девчонка! Он дал ей голос, он научил её петь, он вывел её на сцену, он устранил её соперницу – и за всё это она предпочла ему другого! Маленькая неблагодарная дрянь!       Ну ничего, она ещё пожалеет! И этот мальчишка… они оба! Медленно разорвав в клочки брошенную розу, Призрак выпрямился и пригладил волосы. Он заставит этих голубков страдать так, как не страдал ещё никто!       Начать, разумеется, следовало с визита к виконту. Если у них с приятелем такие нежные отношения, то должны быть этому подтверждения? К примеру, письма. Должны же влюблённые обмениваться хотя бы записочками? А взломать любой секретер – дело пары минут. И вот как только письма будут у него в руках...       Словом, Призрак рассчитывал, что пока виконт будет досматривать оперу, времени, чтобы обследовать его комнаты, будет более чем достаточно. Да, в сам особняк де Шаньи он до сих пор не проникал ни разу, но что с того? Наблюдая за домом, он выучил примерное расположение комнат и выяснил, что именно этим вечером никакой прислуги, за исключением дворецкого, уже далеко не молодого и далеко не самого чуткого и расторопного человека (но зато безгранично преданного господину, что тот, очевидно, больше всего и ценил), внутри остаться не должно. И хотя Призрак никогда не питал любви к прогулкам по обледеневшим карнизам, в тот вечер всё складывалось слишком уж благоприятно: попытаться стоило. Как и прихватить в дополнение к удавке тонкий и острый, как бритва, стилет: мало ли, когда может прекратиться везение?       Погода к пешим прогулкам не располагала, так что у здания Оперы Призрак, понадёжнее надвинув шляпу на глаза, нанял фиакр. В дороге, откинувшись на спинку сиденья, он ещё раз повторил про себя: спальня – взломать секретер – найти письма – не попасться на глаза дворецкому. Особого толку в таком плане не было, но вечер выдался слишком насыщенным, чтобы не пытаться успокоить себя всеми возможными способами. Он сам не знал, что чувствует: волнение? Холодную ярость? Или… Чёртов мальчишка в его ложе! Как хотелось схватить его, смять его тело, истерзать до крови, измучить до потери сознания, до смерти! Что такое? Кровь закипала от этих мыслей, и в теле напрягался каждый мускул… словом, не успокоившийся, а, напротив, доведённый до невыносимого состояния, Призрак велел фиакеру остановиться, сунул ему в руку два франка, поспешно удалился и прошёл чуть ли не полквартала… прежде чем заметил, что идёт в совершенно другую сторону. Проклятый виконт! (и прочие неангельские выражения).       Спустя четверть часа он оказался у особняка Шаньи. Чёрной тенью перемахнув ограду, Призрак пересёк небольшой сад и неслышно подобрался к самому дому. Дворецкий бродил по гостиной, расставляя лампы – видимо, ждал возвращения хозяина. Отлично, значит, наверху никого нет. Подойдя к ненадёжной с виду водосточной трубе (и коротко помолившись, чтобы это было только с виду), Призрак начал осторожно взбираться вверх, на каждом скрипе замирая и готовясь спрыгнуть. Но судьба по-прежнему была благосклонна, так что через пару минут, наверняка прибавивших ему седых волос (думал ли он когда-нибудь обрадоваться, что носит парик?), он оказался на, разумеется, обледеневшем карнизе. Короткая перебежка – и он уже на балконе. Вынув из-под плаща стилет, он просунул тонкое лезвие в щель между дверью и косяком и без труда сдвинул защёлку. Ай-яй-яй, виконт, нельзя же так наплевательски относиться к безопасности собственных покоев! Спрятав стилет обратно в ножны, Призрак шагнул в спальню.       Секретер стоял здесь: важные бумаги виконт предусмотрительно держал подальше от посторонних глаз. Наверняка есть что скрывать… Откинув резную крышку, Призрак приступил к обыску. Следовало бы, конечно, найти потайной ящичек; но и в других могло быть много интересного… нет, не письма от брата. Не счета… Призрак откладывал конверты один за другим. Кто такая Софи? А, кузина… сплошное уныние. Ещё оказались письма от старшей сестры виконта, которая давно вышла замуж и уехала в Бельгию, судя по адресу на конверте. Приглашения, какие-то открытки… боже, да зачем хранить столько барахла?! Призрак начинал терять терпение. На самом дне третьего по счёту ящичка он наткнулся на зеленоватый и довольно пухлый конверт, никак не подписанный. В нём оказались газетные вырезки; и всё бы ничего, если бы не заголовок одной из них:       «Проклятье ложи №5.       Дирекция “Опера Популер” хранит молчание. Публика взволнована.       Таинственная история произошла сегодня вечером во время постановки “Фауста”. В разгаре первого действия зрители, находившиеся в театре, услышали из ложи №5 пронзительный женский крик. В зале поднялось волнение; представление было остановлено. Как выяснилось, жена мсье Бошана, арендовавшего эту роковую ложу в тот вечер, упала в обморок. Мадам Бошан не пострадала, но, как и её муж, уверяет, что не видела дьявола на сцене – голос самого дьявола звучал у них за спиной! Ложу тщательно осмотрели, но она оказалась пуста. Полиция в недоумении: за последний год это уже третий загадочный случай, связанный с упомянутой ложей».       Немало удивленный своей находкой, Призрак отложил вырезку в сторону и вытянул из конверта наугад ещё одну. Жирные буквы заголовка очередной статьи гласили:       «Призрак Оперы – реальность или вымысел?       Кто же он, этот нарушитель спокойствия Оперы? Действительно ли он существует, или же это просто очередная утка, призванная поднять шумиху и привлечь внимание к “Опера Популер”?       Именно Призрака Оперы называют виновником множества загадочных происшествий, случившихся в театре за последние несколько лет. Артисты и работники сцены называют его одновременно и незримым покровителем, и страшным проклятием театра, и в один голос утверждают, что видели его или временами ощущали его присутствие. Описывают его по-разному: одни наблюдали таинственного мужчину в бархатном плаще и маске, другие – бесплотный дух, объятый пламенем, самого настоящего посланца тёмных сил. Мсье Бюке, исполняющий в театре обязанности смотрителя колосников, поделился с нами таким описанием: “Его кожа – жёлтый пергамент, а вместо носа зияет чёрная дыра. Держите руку на уровне глаз, мсье, иначе он накинет вам на шею петлю и утащит навеки в ад!”       Мы попросили дать комментарий директора театра, мсье Лефевра, но он отказался. При этом мы обратили внимание, что несколько раз он оглянулся по сторонам, словно опасаясь чьего-то присутствия. Так может ли быть, чтобы сам мсье Лефевр оказался во власти всё той же таинственной силы, что владеет умами всех его подопечных?»       «Разумеется, Лефевр не дурак», – подумал Призрак и тут наткнулся на последнее, что лежало в конверте – письмо. Адресовано оно было виконту, отправитель на конверте не значился, но почерк был Призраку более чем знаком. В письме значилось:       «Дорогой виконт! Послушайте моего совета. Вы затеяли опасную игру с тем, с кем ни один здравомыслящий человек по своей воле не пожелал бы столкнуться. Не знаю, кто он – дух, призрак или неведомый злой гений, – но знаю другое: он не простой человек и крайне опасен для любого, кто посмеет встать у него на пути. Стоит вам оказаться во власти его голоса, и вы беззащитны. Стоит вам оказаться перед ним беззащитным, и вы погибли. Двести сорок тысяч франков – не такая уж и большая цена за лишний прожитый год.

Л.»

      «Определённо не дурак», – подумал Призрак, прибавив про себя, что последней фразой обязательно как-нибудь воспользуется.       Неожиданно послышались шаги и голоса: кто-то приближался к спальне! Призрак узнал голос Рауля. И не только его: очевидно, его приятель был вместе с ним! Поняв, что сбежать, не оставив следов, уже не успеет, Призрак торопливо закрыл секретер и спрятался за портьерой, которая отделяла проход в соседнюю комнату – гардеробную. Там было темно, так что раствориться во мраке было проще простого.       – Я тебя просто не понимаю! – друг виконта негодовал. – Ты исчезаешь посреди спектакля, бросаешь меня в этой ужасной ложе… объясни, наконец, что происходит! Я понимаю твоё волнение; но это просто низость, в конце концов!       Призрак выглянул из-за портьеры: в спальню никто не вошёл, ссора бушевала за дверями. Впрочем, верно: с чего бы вдруг ссориться именно в спальне? А Рауль между тем отвечал:       – Жюль, я должен поддерживать свою репутацию, и ты это знаешь! Впрочем, теперь я не уверен…       – Ты говоришь вздор!       – Это не вздор. Я видел кого-то наверху. Не знаю, кто он…       – Призрак, конечно! – насмешливо отозвался Жюль. – Твои директора пытаются выбить из тебя деньги всеми правдами и неправдами; а ты…       – Они ни при чём. Они сами напуганы. Я должен выяснить, что там происходит! Это угрожает всем в театре…       – Особенно мадемуазель Даэ?       Рауль ответил не сразу.       – Можешь относиться к этому как угодно, – зазвучал его голос спустя какое-то время, – но эта девушка мне дорога. В детстве мы были очень дружны и…       – И теперь простой дружбы тебе недостаточно?       – Жюль…       – Ты не влюблён в неё. Ты не можешь быть в неё влюблён! Я знаю тебя, и я тебе не верю.       – Жюль!       – Ты не любишь таких, как она, нет...       Послышалась возня – и, к удивлению Призрака, звуки поцелуев! Скрипнула дверь; друзья (очень уж близкие) ввалились в спальню… Призрак едва сдержался, чтобы не заметаться по гардеробной. Он не собирался на это смотреть!       Но зато он слышал – и вздохи, и смех, и стоны, и поскрипывания кровати, и развратные причмокивания губами; всё это было так близко, что, продолжая расписывать самому себе в красках, какое отвращение он испытывает, Призрак осторожно приотодвинул портьеру… Он увидел Рауля почти сразу же, так, как и представлял себе: на постели, на подушках, в профиль к нему; глаза полузакрыты, голова запрокинута, напряжённая рука вытянута куда-то вперёд… Призрак отодвинул портьеру ещё больше – и чуть не поперхнулся: он увидел, как быстро, как жадно движется между бёдер Рауля голова его друга, и как отчаянно вцепился виконт в его растрёпанные тёмные волосы. Почему-то больше всего в этой сцене Призрака возмутило то, что эти бесстыдники даже не разделись толком: сняли где-то плащи, побросали перчатки, а потом брюки расстегнуть – и достаточно! Никакого даже… ну совсем как в подворотне. Какая гадость!       Однако Рауль воспринимал всё иначе. Минуту или две спустя он застонал и, толкнувшись несколько раз своему другу прямо в рот, свалился без сил.       – Жюль… – пробормотал он.       – Что? – Его друг, вытерев губы тыльной стороной ладони, поднялся к виконту, погладил его по щеке, потянул его русый локон, блеснувший золотом в свете лампы. – Хорошо? Могу спорить, твоя милая певичка так не может.       – Жюль…       – Рауль, забудь про неё. И я забуду. Это просто ошибка, минутное увлечение...       – Послушай меня! – Рауль приподнялся.       – Тебе надо отдохнуть от Оперы, – продолжал его друг. – Может быть, съездим куда-нибудь вдвоём? Ты же любишь море? Так поедем к морю! Ты, я, и никаких призраков, никаких Кристин…       – Да послушай ты! – воскликнул Рауль. – Я люблю её.       – Что?       Виконт закрыл лицо руками.       – Нам лучше не видеться какое-то время, послушай, – донёсся затем его голос. – Мне нужно…       Его друг поднялся с постели и гневно одёрнул фрак.       – Я думаю, – сказал он, – нам лучше не видеться больше никогда.       – Как никогда? – Рауль живо вскочил с постели. – Подожди! Жюль!       – Застегнись, – прошипел его друг и вылетел из спальни, хлопнув дверью. Виконт остался один. Ну или почти один: Призрак всё ещё находился за портьерой, пытаясь даже дышать через раз, чтобы не выдать в оглушающей тишине своё присутствие.       Ну и дела…       Он видел спину виконта, его склонённую голову, слышал тяжёлое дыхание. На ощупь, словно сам не видя, куда идёт, Рауль отыскал шнурок звонка и дёрнул несколько раз. Потом свалился на кровать.       – Жюль, – прошептал он.       И в одно это слово вложил больше тоски и муки, чем иная трагическая героиня в целую арию. Призраку так показалось, во всяком случае.       И он мучительно захотел, оправдывая своё прозвище, просочиться сквозь стену, пол, да хоть потолок! Лишь бы оказаться подальше от этого особняка и его такого беззащитного сейчас хозяина. Что с ним творилось, он и понятия не имел: он просто… отвратительно себя чувствовал.       Тем временем появился дворецкий; увидев лежащего на кровати виконта, он почтительно осведомился, как тот себя чувствует.       – Мне нездоровится, Марсель, – отвечал виконт. – Приготовь мне ванну и принеси чего-нибудь… не знаю. Ничего не надо. Отвратительно себя чувствую.       При этом он оставался совершенно спокойным – голос немного сел, да и только. И, слушая этот голос, Призрак понял, как ему не повезло: соперник ему попался из числа тех, что молча горят даже на костре.       Скорей бы он уже ушёл куда-нибудь!       – Коньяку, мсье? – понимающим тоном спросил дворецкий.       – Лучше виски, Марсель.       Дворецкий ушёл, а виконт лёг на постель и закрыл глаза.       Так он пролежал, должно быть, пару минут; а потом до его слуха донеслось слабое дребезжание стекла.       – Марсель? – позвал Рауль, но никто не ответил: дворецкий был внизу, не здесь. Тогда виконт сел на кровати и осмотрелся.       На секретере лежал зелёный конверт, в котором, как обнаружил мгновенно подскочивший Рауль, осталось только два письма: одно от Лефевра, а другое – то самое, подписанное «П.О.», которое касалось исчезновения Кристин. Заметки, все до единой, исчезли.       Виконт бросился к балкону, но тщетно: в саду не виднелось ни единой тени, не слышалось ни единого шороха. Только медленно падал снег.