Роза без лепестков

      Вытащить разомлевшего виконта из ванны оказалось трудом ещё более тяжким, чем его туда затащить – хотя бы потому, что у самого Эрика дрожали и подгибались колени. Тело, пережившее за день слишком много приключений, настоятельно требовало отдыха. А ведь он ещё даже полотенца не достал!       Рауль оказался сообразительным и предложил использовать в качестве полотенца сброшенную на пол рубашку.       – Кажется, – сказал он, – завтра ей можно будет либо мыть полы… либо нет. – И присел на бортик ванны: – А я, возможно, упаду в обморок… у тебя ведь есть где спать?       Призрак оскорбился:       – По-твоему, я сплю на голом полу? – спросил он.       – По-моему, даже если ты сейчас нарисуешь мне подробную карту, я запутаюсь. Ох… – Он прижался виском к холодному камню стены. – Я хочу отдохнуть.       Призрак покачал головой и пригладил назад парик… который, конечно, был в мокром и плачевном состоянии. По спине скользнул холодок: пожалуй, так у него совсем париков не останется! А если он ещё и маску утопит или каким там ещё образом можно её потерять? Надо же, он ведь и не задумывался, что воплощение любви может быть настолько разорительным…       Вот сейчас, например, срочно нужен лишний халат, чтобы это дивное златокудрое создание (потому что на свету волосы Рауля де Шаньи и впрямь приобретали золотистый блеск) не простудилось и не слегло в постель в тяжелейшем состоянии. Провести в подземелья врача, конечно, можно…       Во всяком случае, это гораздо проще, чем отделаться от кучи вопросов, которые, вне всякого сомнения, возникнут у ошарашенного служителя Асклепия потом. А убивать ещё кого-то Призрак не собирался. Хватит с него Бюке и недодушенного Пьянджи!       Но пусть тенор согласится, что лёгкое придушивание до полусмерти и носок во рту гораздо лучше, чем болтаться в петле на заднике.       Так… Призрак попытался собрать разбегающиеся мысли в одно целое. Прежде, чем лечь спать (а спать безумно хотелось), ему придётся найти полотенца, два халата, сопроводить прекрасного принца до кровати, вернуться в ванную и вытереть лужи на полу… потом, возможно, там же свалиться и заснуть, если сил не хватит.       С другой стороны, думал он, доставая полотенца из шкафчика, Кристин тоже ничего из этого делать бы не стала, попроси он её. Напротив, он бы до конца дней своих как тяжкий крест тащил бы на себе её согласие остаться с ним. Ведь принести себя в жертву кому-то настолько уродливому…       Призрак помотал головой. Он разыскал полотенца, два халата, чёрный и бордовый, две пары войлочных туфель, торопливо оделся сам и вернулся к Раулю.       – Вставай, – сказал он. – Надо вытереть тебя.       – Я сам, – Рауль открыл глаза, – большое спасибо. Не подумай, – сказал он, набрасывая полотенце на плечи, – просто если ты начнёшь проделывать всё это, мы, скорее всего, снова окажемся там, – он кивнул на ванну, – а вода и правда уже холодная. Так что, пожалуй, не стоит…       Но, когда Призрак набросил ему на плечи халат, всё же сдался и позволил завернуть себя в мягкую бордовую материю. И даже позволил ещё придержать себя за плечи – просто вздохнул и поддался рукам Эрика, прикрыв глаза. Так вот оно что! Кто-то неравнодушен к прикосновениям… Призрак улыбнулся. Получить маленький ключик к управлению Раулем было приятно.       – Пойдём, – сказал он. – Покажу тебе кровать.       И, приблизившись к стене, нажал на искусно скрытый рычаг. Часть стены отодвинулась, открывая проход в основное подземное жилище.       – Идти нужно по прямой, – продолжал он, – и вверх по ступенькам. Ты не заблудился бы, даже если бы захотел.       – Спасибо, – сказал виконт, но к свободе (хотя бы относительной) почему-то не поторопился. – Скажи… у тебя есть какой-нибудь смягчающий крем? Или масло?       – Возле кровати на сундуке осталось немного в лампе. Простое оливковое масло. Устроит?       – О! Более чем, – Рауль улыбнулся. – Большое спасибо; тогда я пойду. Ты же придёшь?       Очень уж радостная у него была улыбка… Призрака это насторожило.       – Разумеется, я приду, – сказал он. – А уж не пожар ли ты собрался устроить к моему возвращению?       – Клянусь, что нет, – заверил виконт – и, поцеловав Эрика в открытую щёку, чем удивил его до глубины души, вышел из ванной. Либо это был хитрейший в своём роде отвлекающий манёвр, либо... он действительно был не против всего происходящего??? В первое верилось легче. А маслом он, должно быть, рассчитывает смазать механизм или дверные петли, чтобы не скрипнули… ну пусть попробует. Призрак самодовольно улыбнулся. Нет, Рауль де Шаньи, после всего, что случилось, ты никогда не выйдешь отсюда! И если это был обман, если ты такой же, как Кристин, если это она тебя научила…       В ванной, конечно, было зеркало. Перед ним он брился. Подойдя к нему поближе, Эрик оглядел себя критически. В маске и в парике (мокром и съехавшем) он, конечно, ещё производит какое-то впечатление. Но Рауль ведь мог прекрасно рассмотреть его и без всего этого, пока он носился по подземелью! Неужели у этого мальчишки настолько короткая память?       Да они бы могли убить друг друга! Они рассчитывали друг друга убить! Одного удара шпагой, одного сильного рывка верёвки было бы достаточно, чтобы им раз и навсегда проститься друг с другом. И он бы не заглянул в эти глаза, голубые, как море, и не увидел в них того, что он хотел бы назвать отражением любви. В тот момент он действительно поверил, что, может быть, и его есть за что полюбить… Как он себя чувствовал? Прекрасно! Он был на вершине целого мира! Недолго, правда… но это того стоило.       Так что затеял Рауль?       Когда Призрак вышел из ванной и прислушался, то услышал со стороны постели глубокий вздох. Ну что ж, виконт там, во всяком случае, и не должен никуда деться, по крайней мере, пока он будет переодеваться ко сну. Переодевание заключалось в следующем: снять мокрый парик, снять жёсткую маску, заменить её полумаской из чёрного шёлка и обвязать голову шёлковым бордовым платком, стянув концы узлом на затылке. И да, он собирался спать в халате и во всём этом; а если виконту де Шаньи что-то не нравится, может отправляться в лодку и ночевать в одиночестве. Хотя, скорее всего, будет наоборот, и в лодку отправится сам Эрик, но это неважно. Важно то, что они разойдутся по разным углам и станет ясно, чего всё-таки стоил тот взгляд.       Рауль был в его постели, и халат также снимать не стал. Надо же, у них сошлись мысли? Как забавно! Подойдя ближе, Призрак заметил, что он какой-то странный: взволнованный, с ярким румянцем на щеках, с блеском в глазах, с дыханием тревожным и неровным... Не простудился же он в озере, верно?       – Знаешь, ты сейчас похож на пирата, – улыбнулся Рауль. – Грозу морей. Но тебе так хорошо...       – Сомневаюсь, – сказал Призрак. – Я выгляжу просто кошмарно, и делаю это только потому, что не собираюсь пугать тебя ещё больше.       И стал гасить свечи. Виконт, лёжа в постели, наблюдал за ним – Эрик чувствовал, когда за ним наблюдают, а ещё слышал, что Рауль как-то ёрзает, словно постель для него не так уж и удобна. Вот он вздохнул – опять... что-то было во всём этом не так!       Призрак обернулся.       Халат виконта сильно сполз с одного плеча, так, что виднелась наполовину открытая грудь. Руку юноша завёл за спину; и что Призраку одновременно и нравилось, и не очень-то – блеск его глаз. То есть, он готов был поклясться: Рауль затевает что-то. Сейчас они окажутся почти в полной темноте, и...       Интересно, не додумался ли он положить на виду что-то, что можно использовать в качестве оружия? Тогда это будет, возможно, глупейший поступок в его жизни… и последний. Нужно быть начеку, во всяком случае: недооценивать противника не стоит, даже если он выглядит тихим и мирным.       Даже если убивать его совсем не хочется. И никогда по-настоящему не хотелось.       Он погасил последнюю свечу. Пространство вокруг кровати погрузилось в темноту. Набрав воздуху в грудь, так, словно он собирался нырнуть в воду, Призрак переступил край кровати и дёрнул кисточку, опуская полог. Пламя свеч, горевших внизу, возле органа, и отражавшихся в озере, стало слабым отсветом, едва различимым в темноте.       – Ты никогда не гасишь свет? – шёпотом спросил Рауль, придвигаясь к нему ближе и вызывая во всём его теле мучительное напряжение. Казалось, все органы чувств обострились, ощущения пришли в бешенство, а прикосновения воспринимались так, словно с него содрали кожу. Надо было сразу уходить в лодку! – Что с тобой?       – Свет горит всегда, – отозвался Эрик, пытаясь сообразить, за какие именно грехи ему такое наказание, которое всё так и норовит прижаться к нему и обнять. Хуже всего, что не получится деликатно отползти к краю: у этой чёртовой кровати нет краёв! Стало жарко, душно и очень неловко. Пожалуй, и вправду стоило бы спать на голых камнях, а не здесь, где бархатные подушки, одеяло и… много ещё чего.       – А. Здесь, наверное, очень жутко в темноте, – сказал Рауль. И зевнул. Отпрыск знатного рода, тоже…       – В темноте самой по себе нет ничего жуткого. Крысы сюда не пролезут, а единственный призрак здесь – рядом с тобой. Да и наконец, если бы они и существовали на самом деле, мне достаточно было бы просто снять маску: больше бы они не возвратились, – Эрик выбрался из-под руки Рауля и отвернулся. У его кровати не было краёв, но зато в ней не приходилось жалеть, что не можешь отвернуться к стенке. Уж они-то были со всех сторон!       – Её ты тоже не стал бы целовать на ночь?       Вопрос был неожиданным. Кроме того, в тоне, которым он был задан, явственно звучало что-то вроде: “Если ты оставишь меня без внимания, я умру!”. Что-то трогательное и очень искреннее. Что-то такое, что заставило Эрика передумать.       – Только не в лоб, – предупредил Рауль.       И вздохнул, когда Призрак прижал его к себе. В этот раз, не в пример тому, что у решётки, губы виконта были очень послушными, почти что нежными. Наконец, очень послушным был он сам. Казалось, можно было ласкать его хоть до бесконечности – пока он сам не забрался руками Призраку под халат. Тогда бесконечность стала всё больше угрожать сократиться до считанных минут.       – Перевернись, – прошептал Рауль, отчаянно путаясь в халате и в одеяле: один он пытался снять, из другого выбраться. При этом он уже чуть не влепился носом Эрику в плечо: темнота, хотя и обостряла ощущения, таила в себе определённые опасности. – Ох, ну наконец-то! – выдохнул виконт, оказавшись сверху.       И, скользнув губами по подбородку любовника, двинулся поцелуями вниз, по шее и ключицам, по груди, шутя куснул сосок (Призрак сдавленно охнул) и опустился ещё ниже, прослеживая губами опускающуюся к паху дорожку волосков. Губы у него были тёплые, а целовал он настойчиво; однако Призрак мужественно молчал, как на допросе. Не в его власти было только сдерживать дрожь и заставить дыхание не сбиваться, когда удовольствие, возбуждение, предвкушение – всё это брало верх, угрожая затопить его целиком.       – Перестань... – прошептал он. Рауль остановился – и медленно провёл языком вверх.       – Нет, – сказал он, и его дыхание было обжигающе горячим. – Мне слишком хочется... сейчас, подожди немного.       И торопливо склонился за чем-то из постели. Звякнула некая металлическая ёмкость... Призрак приподнялся на локте. Рауль выпрямился, держа ладонь на весу.       – Ляг, – сказал он. – Я просто хочу... прошу тебя!       И, без дальнейших предисловий, взял член Эрика в ладонь. Понятно, почему он держал её на весу, понятно, зачем понадобилось масло: ладонь была скользкой, и Рауль с силой провёл ею по всему члену любовника вверх и вниз, стараясь смазать его получше. Потом перекинул ногу через его бёдра и уселся на них верхом.       – Я покажу тебе… что-то, – пообещал он, придерживая его член у основания. – Только не шевелись…       И медленно двинулся вниз.       Спустя мгновение Призрак уже позабыл о том, что ему велено было не шевелиться, потому что забыл в принципе обо всём, включая собственное имя и нотную грамоту. Стало туго, стало безумно жарко; и, к тому же, эта упрямая плоть, в которую он погружался – или, точнее, которая принимала его в себя – вся пульсировала от натяжения, словно вот-вот порвётся. Так что шевельнуться было и нельзя: страшно, не хватало только покалечить этого… чтоб его, ещё и с его медлительностью!.. Ухватив виконта за бёдра, Призрак в отчаянии зажмурил глаза и пообещал себе, что хотя бы не будет орать, как безголосая хористка. Или потерявшая голос Карлотта. Или... или...       Рауль приподнялся, невнятно что-то прошипев, и снова опустился обратно до упора. И повторил. И дальше... дальше хористки могли травиться от зависти. У Эрика, Призрака Оперы, голос был. Правда, в эти минуты он рисковал его потерять:       – Хватит, прошу тебя!       – О нет, – Рауль перехватил его руку и прижал к своей груди, – нет, нет, нет...       И задвигался с ещё большим усердием. Всё кончилось предельно быстро – для Эрика, непривычного к таким упражнениям; но и виконт прильнул к нему через минуту, дрожа и задыхаясь. Он ласкал себя.       – Обними меня, – потребовал он, – давай же! – и, едва получив желаемое, издал громкий стон, кончая любовнику на живот и бедро:       – Проклятье! Господи! Эрик, – прошептал он, утыкаясь ему в плечо, – о...       И затих, тяжело дыша. Он был без сил. Призрак ещё припомнил, что салфетки должны быть на сундуке, но сейчас ему было лень не то что шевельнуться, а даже и думать об этом… Он так и задремал, расслабившись.       Утром, когда Рауль проснулся, он всё ещё спал.