Роза без лепестков

      Люстра висела над зрительным залом, угрожающе низко. Непривычно низко. Со вчерашнего вечера её так и не успели поднять – только погасили, чтобы чего-нибудь не загорелось. Неудивительно: в панике все спешили покинуть Оперу как можно быстрее. А что ещё делать, когда такая махина проносится у тебя над головой? Радоваться и ждать ангельских труб?       Страшно было представить, что случилось бы, окажись у люстры всего один противовес. К счастью, строители это предусмотрели.       Кстати, о строителях…       – Полая колонна, – сказал Рауль. Он созерцал люстру и зрительный зал из ложи №5. – Я же первым делом постучал по ней!       Эрик над его ухом самодовольно хмыкнул:       – Конечно, ведь только ты оказался настолько умным. Больше подобное никому и в голову не приходило за все эти годы. Ты один такой!       – Эрик! – возмутился Рауль – тут же переходя на шёпот, а то мало ли: – Перестань. Я всё уже понял. А… как ты это сделал? Это ведь ты сделал, да?       – И собираюсь унести эту тайну с собой в могилу.       – О. – Рауль понимающе кивнул.       Ничего. Существует много способов заставить кого-то открыть любую тайну. Например, взбитые сливки и крепкие верёвки в сочетании с прочным изголовьем кровати. Вот только у кровати в форме лебедя, что в подземельях Оперы, подходящего изголовья нет...       Зато такая кровать есть в доме виконта де Шаньи. Прямо в его спальне. И мысль об этом заставляла воображение Рауля искриться очень живыми красками!       Но он, конечно, торопит события. Хотя ещё со времён первого визита Эрика к нему он так и не поставил на балконную дверь десять замков, что следовало бы сделать – он не поставил вообще ни одного. Та самая задвижка так и оставалась на прежнем месте, маня воспользоваться своей ненадёжностью… знающего человека, разумеется. На других виконт и не рассчитывал.       Ну что он мог поделать со своей страстью играть с огнём? Сейчас она в нём просто бушевала, звала позабыть обо всяких осторожностях и, сказав: «Да к чёрту всё!» – бросить здесь и цилиндр, и плащ, и трость (а костюм Эрика бросать нельзя) и вернуться обратно в подземелья. С него, кажется, причиталось…       – Так рано, – сказал он. – Здесь ещё даже никого нет.       – А ты рассчитывал на толпу свидетелей?       – Наоборот, – Рауль обернулся к нему. – А если что… колонна же легко вмещает нас обоих, верно?       – Демон-искуситель! – отмахнулся Эрик. – Ступай, делай, что задумал, и возвращайся. Идём, покажу тебе выход. Если забудешь, как вернуться назад, спускайся через капеллу и иди длинным путём; где падать в озеро, ты знаешь. Я уберу решётку.       – Э-э-э… ты шутишь? – Рауль вошёл в колонну следом за ним.       – Это гораздо быстрее и проще, чем испачкаться и вымокнуть, переправляясь через озеро, – Эрик нажал рычаг. Раздался скрежет, и проход закрылся. Зато открылась лесенка, ведущая вниз.       – Но у тебя же есть лодка?       – Ты управишься с ней?       – Но там же ничего сложного! Ты ведь гребёшь шестом, как гондольеры? Я в Венеции… видел. – Рауль вздохнул. – А что, это действительно сложно? – спросил он.       Эрик фыркнул.       – Во-первых, у гондольеров не шест, а весло, – сказал он. – Во-вторых, их весло не цепляется за камни. В-третьих, им не приходится плыть через такие узкие проходы. Ты разобьёшь сначала фонари, потом лодку, а потом нос, когда наткнёшься в темноте на стену. Потом, разумеется, ты будешь кричать, – он обернулся на ступеньках. – И вот тогда молись, чтобы тебя нашли не крысы, а всё-таки я.       – Потому что ты меня спасёшь? – с надеждой спросил Рауль.       Эрик вздохнул и оглядел его с головы до ног.       – Лодку, разумеется, будет уже не вернуть, – сказал он, – а один Призрак в подземельях уже есть. Придётся спасать… чтобы избежать конкуренции.       И, усмехнувшись, продолжил спускаться по ступенькам.       – Ты идёшь? – услышал Рауль его голос чуть погодя. – Или хочешь дождаться ночи, чтобы бегство из Парижа выглядело правдоподобнее?       «Ничего не поделаешь, – подумал виконт. – Характер».       – Да, иду! – отозвался он. – Просто… здесь просто ничего не видно! Как ты обходишься без света?       – По привычке, – белая маска Призрака неожиданно возникла из темноты так близко, что Рауль чуть не вскрикнул. – Давай руку.       Теперь-то виконту сделалось ясно, почему в Опере все были такими нервными. Идёшь себе вечером по полутёмному коридору, ничего не подозреваешь… а тут прямо из стены выходит тебе навстречу вот он, Эрик. Призрак Оперы. И разбирать, что там у него, фарфоровая маска или же настоящий череп (вместо головы), уже ни времени, ни желания как-то… не остаётся.       Тут бы хоть убежать!       И никто, конечно, не знал, какая у него сильная и надёжная ладонь, как опьяняет его поддержка, само его присутствие. Что-то чувствовалось в нём особенное, мощное – особенно во мраке, когда все ощущения были обострены. И пока они медленно сходили во тьму, слыша только дыхание друг друга и звуки собственных шагов, Рауль несколько раз испытал сильный прилив желания: прижать Эрика к стене, размотать его шейный платок, целовать ему шею до тех пор, пока он не запросит пощады, изнемогая от страсти, – а потом опуститься перед ним на колени…       И сполна возвратить утренний долг.       Как он собрался дожить до вечера с такими фантазиями? Кстати…       – А что ты будешь делать? – спросил он, когда они наконец-то спустились в освещённый единственным факелом коридорчик. Причём факел Эрик снял со стены и прихватил с собой: дальше было темно. – Я имею в виду, сегодня, весь день…       – Работать, – отозвался Призрак. – Спать, проверять ловушки… откуда я знаю? У меня нет расписания, знаешь ли: в этом отношении я абсолютно свободен.       Прозвучало это резковато. «Характер», – вновь подумал Рауль. Ну да, сделать из Ангела Музыки мягкотелого сентиментального влюблённого не получится: настоящие ангелы, вообще-то, тоже не те пухлые купидончики с открыток, а божье воинство.       – Тоже не в своей тарелке после вчерашнего, да? – спросил он.       Эрик повернул голову и смерил его взглядом с головы до ног.       – Да, – вполголоса ответил он, снова глядя перед собой. – По-твоему, я должен порхать по всем подземельям? Как ты себя чувствовал на моём месте?       – Чудовищно, – отозвался Рауль. – Не преувеличу, если скажу, что хотел умереть. Понимаешь, мой первый опыт был с женщиной, любовницей Филиппа – она была танцовщицей, кстати, – и это было ужасно. Просто отвратительно! Потом я узнал, что это мой брат предложил ей – решил, что мне пора становиться мужчиной, потому что я уже запаздываю, в шестнадцать-то лет. Не знаю, заплатил он ей или запугал, или она сама взялась за это с восторгом – хотя что проку от совсем зелёного юнца, который женщину даже вблизи не видел? – но это было худшее, что случалось со мной. Я не мог есть и почти не мог спать: мне всё снилось, что меня рвут когтями гарпии…       – Твой брат знает?       – Что навсегда отвратил меня от женщин? Конечно он не знает! Он даже до сих пор не догадывается, что я раскрыл его замысел… он достаточно глух к окружающим, знаешь ли, иначе давно всё понял бы про нас с Жюлем. Он только однажды спросил меня за завтраком: «Ты знаешь, что говорят о нём?» – «Нет, – простодушно ответил я, – а что?» Он оглядел меня подозрительно, но поверил и заговорил о какой-то чепухе. Должно быть, он думает, что я так и не изменился со своих четырнадцати, хотя мне уже двадцать один год.       – Хм?       – Я родился в День всех святых, – пояснил Рауль. – А ты? Сколько тебе лет?       – Должно быть тридцать два, если я ничего не путаю. Я родился в начале года. День не знаю.       – Подожди, ты даже не знаешь, когда…       – Нет.       – О. Это очень печально…       – Ты так думаешь? Или просто готов сочувствовать мне по любому поводу? Ладно, – вздохнул он, – не обращай внимания. Стой, – он остановил Рауля и поднял факел повыше: – Я надеюсь, мы не пропустили нужный поворот и не заблудились?       Рауль открыл рот.       – Ты же знаешь здесь всё как свои пять пальцев! – воскликнул он.       – Да, и в компании, как правило, не прогуливаюсь... Ну вот, так и есть. Пойдём назад.       У Рауля вырвался смешок.       «Поворот» оказался узким лазом в стене, скрытым за отодвигающейся панелью. Виконту показалось, что в прошлый раз они шли какой-то другой дорогой, и он решился об этом спросить. Оказалось, что да, в прошлый раз они шли из подземного жилища, а в этот раз – к выходу, да и глупо было бы оставлять для себя один-единственный путь.       – Налево и прямо – та дверь за зеркалом, – сообщил он, указывая факелом. – Ты не заблудишься. Направо – выход. Пойдём туда. Не могу оставить тебе нить Ариадны, но надеюсь, что пропустить два первых поворота налево ты как-нибудь сумеешь. И осторожно: здесь иногда пробегают крысы. Приятного мало, особенно в темноте.       – Я могу взять фонарь? – спросил Рауль.       – Если пообещаешь не привлекать внимания, то да.       – Хорошо, обещаю, – сказал виконт, повторив на всякий случай про себя: «Два первых поворота налево». – А кстати, что за теми двумя поворотами?       – Лучше тебе не знать.       – О, – Рауль кивнул. – Ладно. Я не любопытный, – добавил он на всякий случай. В ответ послышалась усмешка. – Ну ладно, я… я просто не спрашиваю.       – Так твой брат знает, что ты спишь с мужчинами?       Похоже, Эрик был мастером ещё и по части неловких вопросов: Рауль чуть не споткнулся на ровном месте. Хотя, конечно, ему это было простительно: следить за дорогой в колеблющемся свете факела было тяжеловато, да и костюм Эрика был для виконта немного просторным, пусть даже они и были почти что одного роста. Но вопрос всё равно… очень вовремя!       – Конечно нет, – ответил Рауль. – Я ведь уже сказал. Боже, да он бы раскудахтался, как старая курица! Просто я до сих пор остаюсь единственным наследником всей фамилии: мадам графиня ещё не произвела на свет ни единого отпрыска, и не исключено, что это вообще невозможно. Внебрачных детей у Филиппа тоже никогда не было, хотя ему уже сорок, и ты знаешь, что все эти годы он отнюдь не вёл жизнь праведника. Кстати, он знает о моей помолвке с Кристин, так что… если я не скроюсь подальше, меня, боюсь, ждёт трёпка.       – Он тебе досаждает?       – Не больше, чем любой другой старший брат, – торопливо сказал виконт. – И потом, необходимость всё время отстаивать своё мнение укрепляет характер. Да, так и есть.       – Да, потому-то ты и бежишь за границу. – Призрак остановился. – Не бойся: я не собираюсь вздёргивать его на колосниках или уничтожать любым другим способом… если только он не соберётся сделать то же самое с нами обоими. Это был всего лишь вопрос.       – Но я и… да, – Рауль опустил глаза, потому что ему всё казалось, что Эрик каждый раз заглядывает ему в самую душу. – Я не понял. Извини. Кстати, почему мы остановились?       – Потому что мы пришли. Дверь вон там, – он посветил немного вперёд, и виконт действительно увидел дверь. – Тебе осталось всего лишь несколько шагов; думаю, ты сможешь сделать их один.       – Да, – Рауль кивнул, – думаю, смогу. И, думаю, – он развернулся и крепко обнял Эрика, – мне будет очень нелегко дожить до вечера.       И, положив руку Призраку на затылок, легонько склонил его к себе.       «Чёртова маска, – смутно подумал он, когда Эрик притянул его за пояс, яростно, почти до крови целуя в губы, – что ж она так мешается… да ну её!»       И позволил развернуть себя и прижать к стене. На минутку. Больше у них не было времени. Да и не очень удобно целоваться с кем-то, кто держит горящий факел в вытянутой руке.       – Ну, – переведя дух, сказал виконт, – наверное, я всё-таки пойду. – И улыбнулся: – Продолжим потом.       Он шагнул было с места, но Призрак его удержал.       – Стой, – сказал он и поднял факел повыше: – Посмотри наверх.       Рауль поднял голову: вверху, в углублении в потолке, смутно виднелось что-то белое.       – Что это? – спросил он. Эрик взял его за руку:       – Пойдём. Прижмись спиной к стене.       Похоже, приключения ещё не кончились, но ладно, Рауль де Шаньи действительно был любопытен. Боком, прижимаясь к холодному камню, они прокрались вдоль стены, и Эрик нажал на плиту в полу. Рауль с криком отшатнулся и чуть не ударился о стену: с потолка свисал скелет! На нём даже было что-то вроде истлевшего фрака, и юноша ощутил в воздухе запах тлена… хотя, приглядевшись, обнаружил, что и фрак, и скелет – сплошная бутафория: кто-то очень постарался, чтобы всё выглядело лучше некуда. Ну, то есть… понятно, кто.       – Потрясающе, – выдохнул Рауль. У него дрожали колени, и сердце колотилось так… проклятье, он и вправду перепугался! А если бы всё это свалилось ему на голову? – Ты же говорил, что здесь нет ловушек, разве нет?       – Теперь есть. Он из папье-маше, – Призрак кивнул на скелет. – Этим нельзя убить.       – Не уверен, – пробормотал виконт. – Ох… это было впечатляюще. Постой-ка, если бы я бросился к выходу, не зная этого…       – Вероятно, возвращаться тебе было бы незачем.       Рауль вздохнул. Ну в самом деле, а чего он хотел? Чтобы ему с порога вручили ключи от всех сокровищ? Какой вздор…       – Не убирай его вечером, – попросил он. – Так я хотя бы буду знать, что на правильном пути.       – Как скажешь, прекрасный принц. Иди.       Рауль прошёл мимо скелета.       – Вообще-то… – обернулся он – и изумлённо договорил: – У меня есть имя…       Коридор был пуст: факел торчал в стене. Но скелет висел на месте.       – Как он это делает? – спросил его виконт. – Ладно, он всё равно не раскрывает всех секретов. Было бы глупо оставлять один-единственный путь, да?       Как ни странно, скелет покачнулся на верёвке и ответил – то есть, юноше показалось, что голос, эхом отразившийся от стен, исходит точно из провала между оскаленными, щербатыми челюстями, где не хватало нескольких зубов:       – Да, Рауль.       – О боже мой, – пробормотал виконт и рассмеялся. Так, смеясь, он выбрался через дверь, со стороны казавшуюся неприметным служебным выходом, которым давно никто не пользуется, на улицу Скриба, сбоку от фасада оперного театра.