Ирвин-Парк, 74

Roberta Flack — Killing Me Softly With His Song 7 января, 1974

Волосы Робба отливали медью. Да уж, когда он уезжал, он меньше походил на мать — больше на отца, но его взгляд, полный любви, остался прежним. А глаза — такими же голубыми. Он говорил, что раз у Дейенерис такие же, то и дети их будут голубоглазыми. А Дени смотрела на себя в зеркало и отвечала, что у неё глаза не голубые, а пурпурные, и что поэтому придется родить сразу нескольких детей. Чтобы один был похож на маму, а другой — на папу. Два ребёночка. Эмилия и Ричард. Разве могло что-то в этом мире быть важнее? Было, наверное — латинский язык, потоковая пара для всего медфака, которую вел старенький, но дальновидный Пицель... Он впрочем, сегодня не торопился её замечать. Ну, а Дени не замечала его: просто мысли были далеко. Сначала она смотрела в окно, на Мичиганское озеро и солнце, светившее так далеко — совсем как Робб. Но потом её сморил сон, и она положила голову на руки, закрыв глаза и уплывая далеко-далеко. Она приплыла в лес. Даже не приплыла, а оказалась там совершенно неожиданно даже для самой себя. Прилетела, вероятно. Одежда делала её похожей на какую-то дикарку, но Дени было удобно — разве что ветер совсем чуть-чуть поддувал её живот. Солнца здесь не было видно, но тот свет, что пробивался через густое переплетение деревьев, дал ей понять, что сейчас вечер. Во мраке нельзя было ничего различить, было слышно только птиц и стрекотание насекомых. Да уж, в таком-то месте она и хотела оказаться, когда узнала о массовом убийстве Старков. Хорошо бы, если бы Робб оказался живым. — Дракончик, — а вот и он. Оказался сзади — и тоже в странной одежде. Ему-то как раз, наверное, не было холодно: он сидел на лошади, держа поводья руками, одетыми в кожаные перчатки. На плечах красовался мех, а вместо кожаной куртки — что-то средневековое, но тоже из кожи. И он улыбался ей — так же, как и прежде, а потом сошел с лошади и подошел ближе. За спиной у Робба был длинный плащ, почти мантия, и Дени с удовольствием отметила про себя, что мех на вороте искусственный, а не настоящий. Робб приблизился настолько, сколько позволяли их отношения — прошло не так много времени, она так ему и не ответила, и они уже стояли, обнимая друг друга. Дени стало тепло, когда его кожаные рукава накрыли её спину и плотнее прижали к себе. Еще теплее, а руки зарываются в мягкий мех, который пахнет. Она не может понять, чем… вероятно, деревом, дождём и росой. — Таргариен, — шепчет Робб ей на ухо, и звуки, проникнув в голову, плывут к позвоночнику: одно неловкое движение, и они задевают его. Дени готова потерять равновесие и обмякнуть в его объятиях, а по спине бегут мурашки. Вот бы он прижал её к себе еще крепче, так крепко, чтобы быть настолько близкими, как никогда прежде. Она была готова слиться с ним полностью, стать его частью, чтобы остаться в этом лесу и не возвращаться в реальность. Не туда, где его родители и братья мертвы, не туда, где он далеко. Надо остаться здесь, и земля как будто собирается их принять, обволакивая ноги ветвями. — Таргариен, — раздаётся около её шеи, и она запрокидывает голову, а потом… — Таргариен! — по затылку Дени ударили тетрадью, и ей пришлось резко поднять голову. Сквозь заспанные глаза она увидела Пицеля и его седую жидкую бородёнку, а также странный пиджак болотного цвета, который был ему больше на несколько размеров. Никто не понимал, почему преподаватель латинского постоянно носил этот пиджак, который делал его вид потешным, но спросить причину такой редкой любви к клоунской одежде никто не решался. — Вы опять спали на моем занятии? Повторите, что я только что сказал. Дени проморгалась, а затем напряглась и попыталась вспомнить последние уроки латинского. — Targaryen! — неуверенно начала она. — Rursum dormivit, et in genere meo? — Пицель покачал головой. — Грамматика у вас всё еще хромает, юная леди. Больше не спите на моих занятиях, иначе будет хуже. Он отошел, а Дени подумала про себя, что уж лучше бы спала дальше и получила двойку, чем ушла из того леса. Удар Пицеля, однако, оказался достаточно крепким, так что сон больше не шёл, как после холодного душа. Когда старик отошел дальше, Аша, соседка Дени по парте и заодно лучшая подруга, прошептала: — Ты где научилась? — Позанималась немного с Миссандеей. Я учу её английскому, а она меня — латинскому. Аша ничего не поняла. — С кем? — Ну конечно, она не очень интересовалась тем, что просходило вокруг, и уж тем более в университете, зато любила воду — и на медфак поступила только потому, что медицинский корпус находился недалеко от озера Мичиган. Большая аудитория, в которой они сидели сейчас, как раз находилась на шестом этаже корпуса, и отсюда был виден горизонт, а до него — бескрайнее озеро, голубое… совсем как глаза Робба. Она его любит, конечно, но сейчас это даже не смешно. — Миссандея, девочка по обмену из Греции. — А откуда она знает латынь? — Дени пожала плечами. — Я не спрашивала. Откуда-то. Дени знала Ашу Грейджой с самого детства, еще с первого похода в детский сад. За годы их дружбы они постоянно ссорились и даже не общались год или два, но дружеская любовь всё-таки помогла им справиться с невзгодами. Даже в Чикагский Университет они поступили вместе, и ежедневно помогали друг другу не потеряться в толпе одинаковых белых халатов. Аша понятия не имела, что ей нужно от жизни, ведь всё, о чем она волновалась — это её младший брат, Теон. А тот, в свою очередь, будучи младше сестры на два года, постоянно таскался за Роббом, стоило им как-то раз погулять всем вместе. Теперь он раз за разом пытался проникнуть в отряды солдат, которые отправлялись во Вьетнам, но его не брали: говорили, что он слишком слаб и молод. А Теону так хотелось быть как Робб, и воевать. А Дени даже думать не хотела о том, что Робба могут туда отправить. Уж лучше бы эта война закончилась поскорее, чтобы он вернулся домой живым и здоровым. Хотя, закончится эта война, так начнется другая, на которую он тоже обязательно отправится, и так до бесконечности. А там… Эх, Боги Праведные, зачем он выбрал эту профессию? Обручальное кольцо, кажется, еще никогда не сидело на её указательном пальце так идеально, и Дени не могла отвести от него взгляда. То ли из-за его красоты, то ли из-за тоски по Роббу, то ли из-за того, что единственное, что попадалось ей на глаза, когда она отводила от кольца взгляд, было яркое солнце. Её глазам становилось больно, и Дени их закрывала, из-за чего лектор пропадал из виду. И это было хорошо, что Пицель не был ей виден — по правде говоря, язык, который он преподавал, нравился Дени, но даже Миссандея, которая с трудом говорила по-английски, преподавала его лучше, чем этот мямлящий дедок. Ну, зато делать замечания он горазд, и в его горле как будто появляется настоящий мегафон. Все слышат о том, что тебя заметили за занятием, несовместимым с парой по латинскому. Все качают головой и говорят, что так делать нельзя. И хорошо, что звенит звонок. Лекция Пицеля была последней парой на сегодня, и Дени ничего с неё не уяснила. Неудивительно, ведь ей было, мягко говоря, не до латинского, а пошла она туда лишь потому, что не привыкла прогуливать. Аша и Игритт делали это постоянно, даже не удосуживаясь показаться некоторым преподавателям вообще, накапливая за семестр целую кипу пропусков и отрабатывая их с нереальной скоростью. Но для Дени, которая росла под вечным присмотром Рейегара — а тот был строг, справедлив, спокоен, вежлив и воспитан — это было чем-то за гранью разумного. Она умудрялась получать «отлично» по всем предметам и постоянно помогала Аше, но это её нисколько не радовало. Она делала это скорее для того, чтобы после выпуска открыть собственную ветеринарную клинику и не работать ни под чьим начальством. А Игритт, Миру и Ашу она бы взяла к себе работать, чтобы те никогда не оказались под гнётом других работодателей. Она-то сможет быть хорошим директором и, наверное, не худшим ветеринаром. Игритт и Мира учились в параллельной группе, на фармакологов или вроде того. В названии их специальности было так много слов, что даже сами студенты не могли запомнить их все. Обе девушки были кудрявые, но Мира — черная, а Игритт — рыжая. Как и Аша с Дейенерис, они считали друг друга лучшими подругами, поэтому везде старались держаться вместе. К тому же, они приехали из других городов и жили в общежитии — в одной комнате их поселили случайно, а узнав, что они разделяют не только комнату, но и группу, девчонки дико обрадовались, и с той поры почти не расставались. Вот и сейчас, уже сняв порядком надоевшие белые халаты, они стояли у подоконника в конце коридора, ожидая Дени и Ашу, и тут же подскочили к ним с объятиями. Когда перед глазами Дени не осталось ничего, кроме рыжих волос Игритт, она даже почувствовала себя спокойно: девушка, хотя и пахла нафталином, бензином и чем-то еще (потому что работала на бензоколонке), но обнимала крепко и душевно; к тому же, у неё был чудесный британский акцент, слушать который было одно удовольствие. — Идем в кино? — спросила Мира, чмокнув Дени в щеку. — На что? — поинтересовалась Аша. — На «Великого Гэтсби», — ответила Рид, и глаза Дени на секунду загорелись: она очень любила книги Фицджеральда. Зная об этом, Мира повернулась к ней и намекнула: — Идем, Дени, тебе понравится! — Я не могу, мне надо домой, — настроения не было, да и Санса, кажется, обещала прийти. Дейенерис хотелось с ней встретиться, просто чтобы обнять и убедиться, что с ней всё в порядке. А там, кто знает, возможно, и Робб позвонит — по такому-то случаю почему не позвонить? А может, он даже понятия не имеет о том, что произошло. Хотя событие такого резонанса наверняка появилось в газетах не только городских, но и американских — так что Робб должен узнать. И позвонить ей. — Да ладно, встряхнешься, — подначила Игритт, похлопывая её по плечу. Дени легко улыбнулась, так как обидеть подруг ей не хотелось. — Тебе не помешает, — вступилась Мира, но ей Дейенерис уже не смогла улыбнуться. Девушка надавила на её больное место, и в сердце снова защемило. — Нет, в другой раз, извините, — она хотела пройти мимо, и подруги, обступившие её, расступились: только Игритт вышла из общего круга и бросив что-то про то, что сейчас вернется, поспешила за Дени. — Можно я тебе скажу кое-что? — Говори. — Знаешь, — Игритт остановила её у входа на кафедру хирургии, и, подозрительно поглядывая на табличку с названием, сказала: — Когда мои родители умерли, я чувствовала себя примерно так же. Мне захотелось закрыться от всего мира и ни с кем не разговаривать. Но это пройдет. — Мои родители тоже умерли. — Я знаю, — кивнула Игритт, словно оправдываясь. — Но твоему парню придется несладко, и ты должна быть с ним. — Дени горько усмехнулась. — Да, когда он вернётся. — Он вернётся, — теперь была очередь Игритт усмехаться. — Он ведь суровый парень, твой Робб, правда? Дени кивнула, но сердце защемило. Нед Старк тоже был суровым — по крайней мере, казался таковым, и что теперь? А из-за чего его убили? Из-за политики? Из-за политических войн между кандидатами в Конгрессмены? Но кто? Оберин Мартелл, Ренли Баратеон, Петир Бейлиш, а может, Бейелон Грейджой — отец Аши? Он ведь не из самых приятных личностей. Или Рейегар… Но от такой мысли Дейенерис стало совсем больно, и слёзы, которые она до этого пыталась сдерживать, хлынули из глаз бурным потоком. Игритт не растерялась и тут же бросилась её обнимать: Дени снова уткнулась в её волосы и попыталась успокоиться, закрыв глаза. — Всё будет хорошо, — обещала подруга. — Он вернётся, и вы найдете тех, кто это сделал, правда? Дени постаралась кивнуть. — Всё будет хорошо, — повторила она. — И я не оставлю его. — Вот и умница, — Игритт отпустила Дейенерис и улыбнулась ей, не показывая кривых зубов. — Я еще на свадьбе вашей погуляю. Робб будет счастлив с такой, как ты… Убила бы за такого парня, как Дейенерис Таргариен! Брови Дени взмыли вверх, и она посмеялась над таким желанием. — Есть у меня один на примете, если что. Могу спросить, не захочет ли он познакомиться с симпатичной рыжей британкой. — Игритт удивилась и, кажется, не поверила в это, но возражать не стала. Посмеявшись и попрощавшись с Дени, она отправилась к Мире и Аше. Да уж, у них точно сегодня будет веселый вечер, но Дени, если даст Бог, услышит голос Робба, и это будет гораздо лучше. Он не покидает её мыслей, пока она идет до выхода из университета — такого далекого, в нескольких десятках ступеней, ведущих с шестого этажа. Дени просто перебирает мгновения в памяти: его улыбку и смех, даже то, как они впервые встретились: Робб просто прогуливался мимо лошадиного загона в зоопарке Линкольна с мамой, а Рейегар как раз тогда купил младшей сестре Серебрянку, тогда еще жеребёнка. Мальчик с голубыми глазами и каштановыми волосами засмотрелся на неё, стоя за забором, и сказал маме, что девочка похожа на фею, потому что способна оседлать лошадь и так хорошо на ней ездить. Да и волосы, которые уже тогда доставали Дени до пояса, серебряные, вызвали у него восхищение. Так они и подружились. Дейенерис уже вошла в вагон метро, когда стала вспоминать, что было дальше. Как они случайно, по воле судьбы попали в один класс — или по воле Рейегара — и как Робб, стараясь быть настоящим джентльменом, предлагал носить её портфель, на что Дени всегда отказывалась, говоря, что для лошадиных поводьев нужны сильные руки, и что она тренируется, таская в школу учебники. Зато он помогал ей с математикой, а она ему — с языками. В пятом классе им предложили учить немецкий, и Дени согласилась, а вот мать Робба настояла на изучении французского. Он долго отказывался, но всё же согласился: после первого семестра у него стояла тройка, и он жаловался, что это самый ужасный язык из возможных. Кейтилин Старк, видя, что дело без Дейенерис не идет, изменила своё решение, так что они оба изучали немецкий… Разве что Дени делала это с большим усердием, а Робб налегал на спорт. Он ходил заниматься в тренажерный зал, но при этом никогда не усердствовал, поддерживая себя в достаточной форме. И Дени его любила. Ну, а он — он любил её. Всё было просто, и так и оставалось, даже когда он уехал в академию, оставив ей своё сердце. Дорога до Кимбал от Гайд-Парка была длинной, приходилось ехать целый час, да еще и с пересадками, так что, стоило ей сесть на автобус, как она начала вспоминать кое-что другое. Эти воспоминания казались особенно ценными теперь, хотя она даже не знала, из-за чего. Из-за того ли, что его семью перебили, или из-за того, что они просто долго не виделись? Дени мало волновали причины, но она видела, как наяву, себя на выпускном вечере в средней школе. Они с Роббом до той поры даже не говорили о том, что могут любить друг друга, так привыкли дружить. Хотя она-то всегда знала, что ей никто, кроме Робба, не нужен. Она терпела его рассказы о Талисе Мейгир и Джейн Вестерлинг вплоть до 9 класса, когда он остался без пары и позвал её на выпускной. Совершенно случайно (или благодаря стараниям Аши, которая всегда умела припугнуть) их выбрали королём и королевой выпускного бала. Весь вечер внимание бывших одноклассников было приковано только к ним одним, и Робб чувствовал себя вполне комфортно, пока не начался медленный танец. Дейенерис прижалась к нему максимально крепко, закрыв глаза и наслаждаясь его объятиями… и услышала, как громко застучало его сердце. Он сходил с ума, держа её тонкие пальцы в своей руке. Лёгкая подсветка и музыка — всё это играло Дени на руку, она взглянула в его глаза, и он не выдержал. Всё случилось как надо. А теперь на её пальце красуется обручальное кольцо. Он сделал предложение слишком рано, ведь на тот момент им еще и 20 не было, и Робб торопился дать ей обещание, прежде чем уехать на учебу в другой город. Но даже сейчас, спустя два года, она не жалела о своём согласии. Даже уже выбрала музыку на свадьбу, решив, что раз The Moody Blues свели их вместе песней «Nights in White Satin», то и соединять их души должны именно они. Но это будет потом, в мечтах. Так же, как Ричард и Эмилия, а до этого Роббу нужно вернуться домой. Автобус, к счастью, останавливался близко от дома Таргариенов — у огромного двухэтажного особняка, крыша которого виднелась за несколько сотен метров. Участок был так огромен, что жилые помещения спокойно конкурировали в размерах с задним двором: там располагались конюшня Серебрянки, бассейн и личный выход к Лиджен-Парку, в котором Дени часто прогуливалась со своей лошадью. Когда Дени открыла дверь и вошла, на неё снова налетела копна рыжих волос: только в этот раз это была не Игритт, а Санса. У неё волосы не пахли ни нафталином, не бензином: сейчас они не пахли ничем, словно девочку, всегда благоухающую самыми ароматными цветами и фруктами, обработали антибактериальным средством. Это было так непривычно, что Дени даже растерялась, прежде чем обнять её. — Ох, Дени, привет! — пробормотала Санса, уткнувшись подруге в плечо. — Я так рада тебя видеть! Только когда гостья выпустила её из цепких объятий, Дейенерис увидела, что с ней сотворила прошедшая ночь. Она и так примерно понимала, через что ребятам пришлось пройти, но не настолько живо: одежда Сансы была помята и даже чуть-чуть разорвана, на джинсах виднелись пятна грязи, а волосы Санса, кажется, пыталась расчесать, но слишком волновалась, и у неё ничего не вышло. А уж что говорить о макияже, точнее, его отсутствии… Да уж. Джоффри не обрадуется, если увидит свою девушку такой. — Мы должны привести тебя в порядок, пока Джофф не пришел. — Он уже пришёл! — обрадовалась Санса. — Я только тебя ждала, чтобы поговорить и, если что, сказать Роббу, где меня искать. Я сказала твоему брату, но он человек занятой и, наверное, забудет… — Подожди-ка, ты что, не останешься? — Дени это сильно удивило, так как Сансе нравилось бывать у них дома, и она в тайне рассказывала тётушке своего парня, что она действительно хотела бы сюда переехать. А ведь теперь ей даже некуда пойти… — А где Арья и Джон? — Я как раз к ним и собиралась! — Санса улыбнулась, не особо успешно притворяясь жизнерадостной. — Мистер Таргариен сказал, что я не могу остаться, так как из-за этого подозрения могут лечь на него. У него самый верный мотив преступления и… Мотив преступления? Он что, собственную шкуру спасает, жертвуя шкурой другого человека? Да ведь Санса — будущая жена его сына! Неужели о ней нельзя позаботиться? На Рейегара это не было похоже, поэтому Дени решила самолично узнать, что за каша сейчас варится в его голове. Оставив Сансу внизу, она сняла обувь и поднялась по лестнице, постучалась в кабинет Рейегара и получила разрешение войти. — О, Дени! — поздоровался брат, отрываясь от своих бумаг, в которых он что-то неустанно писал. — Как прошел день? — Мой день прошел хорошо, если не считать того, что с утра семью моего жениха прикончили в постелях. Или ты этого не заметил? Рейегар окончательно оторвал глаза от бумаг, но ответил не сразу. — Что так испортило твой день, что ты решил выкинуть Сансу на улицу? — Дени… — начал брат, пытаясь держаться уверенно, но сестра перебила. — Что? Скажешь, что это создаст лишние подозрения? Может быть, ты так переживаешь, потому что ты и есть убийца? Рейегар вскочил из-за стула и даже схватился за кипу бумаг, чтобы бросить в сестру, но вовремя остановился. Он снял очки с уже не молодого лица, положил их на стол и вышел к Дени, приняв вполне боевую стойку. Даже лицо его разгорелось краской, хотя обычно он был спокоен и уравновешен. — Зачем бы я стал убивать Неда? Он был моим другом, и ты прекрасно это знаешь! — Но при этом ты выкидываешь с порога его дочь. Это всё равно, что убить его во второй раз! — Рейегар снова двинулся вперед, намереваясь ударить её, но только занёс руку и не смог этого сделать. Он себя сдерживал, а вот у Дейенерис такой силы воли не было. Она злилась на брата за такое решение, хотя и не могла поверить, что подобный бред мог прийти в его голову. — Санса должна быть со своей семьей. А мы — не семья ей. — А как же Джоффри? — Они еще не готовы к совместной жизни. Дени расхохоталась, на что Рейегар напрягся. — Так вот, что для тебя важнее? Чтобы твой сын заранее девственность не потерял? Санса милая девочка, и не станет руки распускать… — А он? — Рейегар скрестил руки на груди. — Ты подумала, что Джоффри сделает с Сансой, получив к ней круглосуточный доступ? Он же будет её мучить и терзать. Он ещё слишком мал. Ей будет лучше со своей семьей. — Как ты можешь так говорить о своём сыне? — в голосе Дени появилось отвращение. Брат поёжился. — Санса будет с ним несчастна. — Заявление Рейегара ни в какое сравнение не шло с Сансой, которую Дени слышала утром по телефону: узнав о том, что Джоффри еще дома, девочка так обрадовалась, что даже не стала договаривать с его тетушкой и абсолютно ничего не рассказала. — С чего ты взял? — Джоффри её не любит. — Откуда тебе знать? — Я знаю, что такое настоящая любовь. И ты это знаешь. А Джоффри этого не испытывает. Дени грустно вздохнула. Рейегар окончательно успокоился, но всё равно говорил тоном, не терпящим возражений. И она знала, что с братом можно не спорить, ведь он пуленепробиваем, хотя подобное решение и поставило её в тупик. — Джоффри тебе этого не простит. — Ему же полезней, — пожал плечами брат. — А то мать совсем избаловала. Дейенерис было тяжело здесь находиться, так что она просто развернулась и хлопнула дверью. На мгновение на её глазах снова проступили слёзы, но она незаметно их утёрла и спустилась вниз, предварительно поправив волосы, глядя в зеркало. Санса сидела на том же месте, но теперь к ней спустился Эйегон, и они беседовали то ли о прошедшей ночи, то ли об Арье, которая бросила Эйегона пару месяцев назад. Когда Санса заметила Дени, она подозвала её к себе и протянула бумажку с адресом. «Ирвин-Парк, 49». — Что это? — Это адрес, по которому можно нас найти. Меня, Арью и Джона. Если Робб будет звонить тебе, или захочет приехать — обязательно передай ему. — Спрашиваешь, — улыбнулась Дени, присаживаясь рядом с Эггсом на диван. — А теперь ты можешь мне рассказать, что именно случилось? — Ой… А я уже вызвала такси. Прости, я очень хочу увидеть сестру. Мы с ней поругались с утра, почем зря, я должна принести свои извинения. Дени пожала плечами — делать нечего, придется надеяться на следующую встречу. Возможно, она и сама заглянет в этот Ирвин-Парк, интересно ведь, что там такое. Когда такси подъехало к дому, и Санса, стараясь скрыть разочарование, вышла к нему, Эйегон выбежал следом и спросил её: — Можно я поеду с тобой? Хочу увидеть Арью, узнать, как она. — Это обстоятельство обрадовало Сансу еще и тем, что Эггс согласился заплатить за проезд — у неё-то денег с собой не было, а просить в долг она не решилась. Он даже открыл ей дверь, как галантный кавалер, а сам сел на переднее сиденье. Дейенерис только оставалось удивляться, насколько по-разному два сына Рейегара Таргариена ведут себя с девушками, которых любят. Джоффри, по мнению Рейегара, вовсе не любит свою девушку, а Эйегон отправился к Арье, потратив на передвижение деньги, только чтоб узнать, как у неё дела. И это при том, что они расстались. Интересно, а если бы любимая женщина Рейегара была жива, то кем бы он был: Джоффри или Эйегоном? Но, всё же, Дени была довольна и мыслью, что Робб поступил бы как старший брат. Возможно, дело именно в возрасте — хотя, кто его знает. Но вот, опять она о нём задумалась и тяжело вздохнула, заходя обратно в дом. Теперь — в собственную комнату, вспоминать. А то и плакать: тут уж как дело пойдет.