Ирвин-Парк, 74

Simon & Garfunkel — Mrs. Robinson 7 января, 1974

Тело болело очень сильно. И дело было не в том, что Маргери давно ни с кем не была… Нет, просто Роберт оказался крайне тяжелым и очень настойчивым, его хватка была крепкой, а отпускать он не любил. Ренли был гораздо легче, да и другие мужчины в её жизни, пожалуй, тоже, а теперь на её теле остались синяки. Кости, казалось, тоже сломаны, а в ногах застыли тяжесть и напряжение. Хорошо, что бабушка не видит, что с ней происходит, а то увезла бы подальше. Сначала Маргери просто не хотелось расставаться с младшим братом, который учился в Чикаго… Поначалу. Уже потом Лорас связался с хиппи, начал слушать Beatles и курить марихуану и ратовал за свободную любовь. Вбил себе в голову, что влюблен в мужа Маргери — а муж Маргери и рад был ответить взаимностью. Что ж, она осталась не при делах, но понимала, что такую цену платишь за приличное материальное состояние и поддержку одного из самых успешных бизнесменов современности. Состояние у Ренли и правда было приличное: колледж они закончили вместе, но Маргери так по специальности и не устроилась, а вот Ренли, хотя тоже пошел мимо выбранной профессии, устроился на редкость хорошо, и только Бог знает, почему ему так повезло. То ли потому, что смерть их отца принесла младшему (и, судя по всему, любимому) сыну эльфийский горшочек с золотом, то ли потому, что Ренли знал, как завоевывать сердца людей… Одним словом, после приобретения одной компании на него посыпались предложения о продаже других. Он так резко появился на современном рынке, что все вокруг решили сбросить на него обанкротившиеся предприятия, как будто боясь повторения Великой Депрессии из-за военных действий во Вьетнаме. Потом — плантации, и тут уже подсуетился отец Маргери и Лораса. И это всё за 6 лет, сразу после выпуска. Ренли стал настоящим властелином персиков, и его месячная выручка сначала уходила на подарки Маргери, а потом на развлечения с Лорасом. У Ренли всё было хорошо. Да и у Маргери, грубо говоря, тоже, если не считать того факта, что она очень заскучала, ничего не делая. В детские сады её почему-то не хотели брать на работу, обосновывая это тем, что муж, мол, «слишком упорно пропагандирует открытую и однополую любовь», и что влияние очередного Харви Милка им в детском обществе не нужно. До той поры, пока ей так не сказали, Маргери и понятия не имела, кто такой Харви Милк, а потом любопытство взяло своё, и пришлось почитать американские газеты. Харви Милк оказался вполне приятным, хотя и не очень молодым человеком, который пропагандировал однополную любовь и даже баллотировался в государственную власть. А теперь к ней пристает старший брат её мужа. Она уже несколько лет работает здесь, воспитывая не детей, а девушек — очень часто непонимающих, что они здесь делают, и как жизнь привела их сюда. Но вот приставания Роберта Баратеона, хотя и были некоторым разнообразием в её жизни, и так были ей ни к чему. Теперь же, когда он, уже без особого стеснения забрался к ней в постель (вернее будет сказать затащил её в свою), терять было нечего, и хуже быть точно не могло. Это было не так уж и плохо. Единственный недостаток — это то, что от него воняло. Спиртом. Это да. Маргери казалось, что его сейчас стошнит, а еще его борода постоянно колола её кожу. Роберт ничуть не был ласков и не гладил её руки, как Ренли когда-то, и не целовал ей шею. Он только делал ей больно, а Маргери всё притворялась и притворялась, что ей хорошо — себя-то всё равно не обманешь. Притворяться она давно научилась, поэтому с этим особых проблем не возникло. Она даже была готова получить удовольствие, как вдруг услышала тихое и протяжное «Лианна!» И, как бы сильно ей ни хотелось забыть это, не обратить внимания, всё равно не получалось. А уж когда Роберт повторил это, да еще и громко, настроение пропало совсем. Здорово, она его даже не привлекает, а трахнул он её (Маргери не могла назвать это иначе: ни сексом, ни уж тем более любовью) лишь потому, что соскучился по своей Лианне. Разумеется, он не может выкопать её труп и заняться с ним любовью (с ней он бы ничем другим и не занимался), но разве представлять умершую девушку вместо других — не оскорбление памяти умершей? Чего уж говорить о чувствах живой, которая не простила бы, если бы оказалась хуже какой-то другой, уже умершей. Маргери сидела в своей комнате на втором этаже, когда в дверь постучали. Настенные ходики показывали три часа дня — кого могло принести в такую рань? Бордель открывал двери ближе к вечеру, а танцовщицы, не жившие тут же, вечно опаздывали и приходили уже за полночь. Тогда-то и начиналось особое веселье, но кому понадобилось бы приходить сейчас? Обычно в это время она спала, но Старки, проблемы с Робертом и болящие кости сейчас не позволяли ей уснуть. А Санса? Куда она могла деться? Город такой большой, а она вряд ли сможет себя защитить, раз брат с сестрой так переживают. Теперь к их переживаниям присоединилась и Маргери, чья добрая душа не позволяла игнорировать несправедливости этого мира и несчастья его обитателей. Сложно всё-таки иногда быть обладательницей доброго сердца, хотя именно оно заставляет её открыть дверь и улыбнуться парню с девушкой на пороге. — Чем могу помочь? — спросила она: девушка собиралась ответить, но растерялась, и тогда парень заговорил вместо неё: — Вы Маргери Тирелл? — Баратеон, если быть точнее, — она кивнула головой, и парень ответил ей тем же. — Я Эйегон Таргариен. А это, — он указал на девушку, стоявшую рядом с ним, — Санса Старк. Мы хотели… — К чему все эти церемонии? — Маргери быстро схватила Сансу за запястье и затащила её внутрь. Она почувствовала, как девушка напряглась, но послушалась, а Эйегон зашел вслед за ней. — Заходите, а то еще услышат. Ваши брат и сестра уже давно здесь. Признаться, я и сама волновалась, чтобы с вами всё было в порядке. Время сейчас опасное, сами понимаете, к тому же, после того, что случилось… — Да, я сглупила, — наконец подала голос Санса. Он оказался тоненьким и очень высоким… Маргери поймала себя на мысли, что эта девушка была бы хорошей кабаре-певицей, которой ей как раз и не хватало. Оставалось надеяться, что у Сансы превосходный музыкальный слух. — Надеюсь, Джон и Арья простят меня за это. Маргери кивнула и улыбнулась, в уме примеряя на девушке сценические наряды и роскошные платья с рюшами и пайетками. В кладовой как раз завалялось несколько мотков ткани, надо только швейную машинку достать… — Как они? — спросил Эйегон, закрывая дверь. Маргери резко повернула на него голову, вспомнив о его существовании. — В полном порядке, я постелила им наверху, и теперь они отдыхают. С самого утра, как приехали, не вставали, уморились. Эйегон, вы останетесь? Выпьем чаю, а потом я и Сансе постелю, — девушка ей улыбнулась, и на душе Маргери стало тепло. Как приятно иногда встречать новых людей! — Должно быть, ребята будут рады видеть знакомые лица. — Да, если вы не возражаете, — он начал развязывать шнурки, но Маргери его остановила: — О, не утруждайте себя, снимете вашу обувь потом. На этом этаже всё равно все в обуви ходят, прошу, давайте поднимемся, — Маргери отвела их к скрытой винтовой лестнице, которую не замечал никто из обычных посетителей, и пошла первой. Услышав, как Эйегон спросил, что это за место, она перепугалась, что узнав его истинную природу, он решит забрать отсюда Сансу, и тогда Арья и Джон с ней так и не встретятся… Хотя почему это Санса вообще оказалась с ним? Почему её привёз именно Эйегон Таргариен? Батюшки, да ведь он наверняка сын Рейегара, конкурента Ренли в выборах. Бывает же такое! — Некоторые думают, что это бордель, — всё-таки ответила она после минутного колебания. — Но я предпочитаю звать его ночным клубом. Или пристанищем гусениц, которые не успели стать бабочками — в том числе и ночными. Но мы предлагаем не только любовь, но и нечто большее. Мы заботимся и о состоянии души, удовлетворении духовных потребностей, а не только физических. Девушки здесь танцуют и поют, — она ступила на верхнюю площадку второго этажа и включила свет. — У нас весело, мы не продаем наркотиков и не распространяем венерические болезни. К чему называть нас плохими словами? Мы даже не грешим, и всё делаем по закону. Хозяин тщательно следит за тем, чтобы всё оставалось так и не выходило за рамки приличия. Хотите чего-нибудь? Она было направилась к кухонным шкафчикам, но её гости молчали. Она обернулась и увидела, что Эйегон недоверчиво осматривается по сторонам, а Санса, как несчастная овечка, прячет глаза в пол. — Бордель? На это не похоже, — он усмехнулся. — Хотите нам наркотиков предложить? — Маргери улыбнулась, сделав вид, что оценила шутку. На самом деле, ей было не смешно, а даже чуточку обидно. — Здесь у нас жилые комнаты. Многие девушки не имеют места жилья, поэтому мы предоставляем его. — А кто их обеспечивает? — Они сами себя обеспечивают, зарабатывая у нас или где-то на стороне. У некоторых даже есть две работы, а у других — нагулянные дети. Кто-то даже шутил, что однажды их будет так много, что я смогу открывать детский сад! Я ведь воспитатель по образованию, педагог… Наконец-то буду делать то, для чего действительно создана! — Сами… — Эйегон призадумался, а потом взглянул на рыжую девушку и задумчиво произнес: — Санса, будет ужасно позволять тебе работать в таком месте, как и Арье. Мне так жаль, что отец запретил вам остаться у нас, но я буду рад оплатить ваше проживание здесь. Маргери хотела было сморщиться и возразить, но, услышав о деньгах, передумала. В конце концов, Таргариены — не последняя семья в городе, кто знает, сколько они могут заплатить? — Правда? Это было бы очень здорово. Думаю, Арья бы этому не обрадовалась, но я не возражаю. — Арье необязательно об этом знать, — Эйегон вздохнул, — но я буду рад о ней позаботиться. — Необязательно, но она уже знает, — голос, раздавшийся за их спинами, привёл в замешательство всех троих. Арья стояла в дверном проёме, который вел в жилые комнаты, и выражение её лица оставляло желать лучшего. Санса бросилась к сестре и хотела, кажется, обнять её, но Арья выставила одну руку вперёд, выражая старшей всё свое презрение. Голубые глаза Сансы в одно мгновение наполнились слезами. — Ну и чего ты опять ревешь, а? Мало того, что свалила от нас, так еще и к этим поехала! Хоть бы записку оставила, или накорябала на мусорном баке своими ноготками наманикюренными: «Арья, Джон, я неблагодарная и глупая сучка и буду делать то, что хочется мне!», и всё, ищи ветра в поле! Зачем-то ты их ведь точишь постоянно, стерва! — Эй, — спокойно одёрнул её Эйегон, — вообще-то, мы помогли Сансе. Можем помочь и тебе, если только… — Да? — скрещивая руки на груди, Арья подошла к нему ближе, и Эйегон не отреагировал, чуть ли не пятясь назад. — Тогда почему она здесь, а не у своего Джоффри? И почему ты здесь? — Я… Я… Я просто хотел тебя увидеть, — он пожал плечами, а Арья недоверчиво усмехнулась. — Прости, забыла надеть траур, так что мне пора обратно. К тому же, ваша болтовня прервала прекрасный сон, в котором не было вас, зато были Бран, Рикон и мама с папой. Увидел меня? Я могу идти? — Увидел… Арья, стой! — девушка резко развернулась и пошла обратно, и Эйегону не удалось остановить её криками. Когда она скрылась в дверном проёме, он кинулся за ней, но остановился и взглянул на Маргери, словно спрашивая разрешения зайти. Она кивнула, и Эйегон открыл дверь, снова выкрикивая имя девушки и стремясь её догнать. Послышался негромкий топот, но потом дверь закрылась, и в комнате не осталось ни единого звука, кроме всхлипываний Сансы. Маргери не знала, что делать, и как её успокоить, но опыт предыдущих лет подсказывал: лучше всего молчать и очень крепко обнимать, а еще напоить чем-нибудь — либо алкоголем, либо чаем — в зависимости от возраста и предпочтений пострадавшего. Усадив Сансу на кушетку, Маргери поставила на плиту чайник. Затем Маргери присела рядом, заключая девушку в объятия и слыша её рыдания у самого уха. Она даже стала гладить её голову, представляя пушистого котёнка, и закрыла глаза, потому что это было очень приятно. Волосы Сансы хорошо пахли и были очень мягкими, а также гладкими, без единого клока, как будто она успела расчесаться по пути сюда. Маргери оставалось лишь удивляться её чистоплотности, и она снова подумала о кошке, которая умывается после каждого прикосновения чего-то чужеродного. — Всю свою жизнь… — заговорила девушка, — … Арья издевалась надо мной, шутила, мы никогда не испытывали друг к другу особой любви. А теперь у нас и родителей нет, а отец моего парня не позволяет мне остаться с ним… а ещё Брана с Риконом, — на имени самого младшего брата она взвыла, словно раненый волк. — Мы остались совсем одни, Робб где-то далеко, и неизвестно, жив ли он вообще, а Арья продолжает ругаться… Но у нас же нет теперь родителей, как она не понимает… — Арья была очень заплаканной, когда пришла сюда, — поправила её Маргери, отпуская и вытаскивая из домашнего халата носовой платок. — Вот, держи. У меня таких много, а тебе еще пригодится. — Санса приняла этот скромный дар, вытерла слёзы и шмыгнула носом. — Если ей так же грустно, как и мне, тогда почему она злится? Ей что, делать нечего, только кричать на меня? — Она думает, будто ты решила их оставить, ничего не сказав, предала семейные идеалы. А ведь вам нужно держаться вместе в такой момент, — Санса не нашлась, что ответить, но и всхлипывать перестала. Маргери решила, что ей хватит объятий, и встала с кушетки, направляясь к плите и чайнику. — Я не знала, кто мог сделать… это, — она снова скорчила печальную гримасу. — Подозревала, что это мог быть и Ренли, и не доверяла ему. Поэтому отправилась к Джоффри — он любит меня, и он понял бы, почему мне так плохо. Я в нём нуждалась, понимаете? А Арья и Джон продолжали меня обижать. Вот я и ушла от них… «Эх, глупенькая, — подумала Маргери, — не будь ты такой мямлей, никто бы тебя не обижал», но вслух спросила лишь о том, не хочет ли Санса чаю. Та активно закивала, снова утирая слёзы. — Возможно, это глупо, но я всё равно спрошу… — Санса сделала попытку улыбнуться, но вышло не очень удачно, ведь слёзы заволакивали ей глаза и стискивали горло. — У вас нет лимонных пирожных? — Увы, — вздохнула Маргери, но интересы девушки её порадовали. Хорошо, что она хочет заесть свою печаль, прогресс на лицо. — Но у меня есть чай со вкусом лимона и лимонные дольки на любой вкус. Натуральные, обсахаренные, мармеладные, в глазури и в шоколаде. Какие тебе? — Откуда это всё? — смешок Сансы был столь естественным, что Маргери не сдержала ответного. — Мой отец мороженщик и многое знает о сладостях, но о таких я впервые слышу! — Муж привозит всё со своих плантаций, — достав из шкафчика небольшую баночку с мармеладными дольками, Маргери взяла одну и зажевала. — Персики, яблоки, лимоны, всякая фруктовая чепуха, — одну из долек она кинула Сансе, и та с готовностью её поймала и быстро отправила в рот. Довольная улыбка растянулась до ушей, и она попросила еще. Маргери, недолго думая, передала баночку ей и с радостью стала наблюдать за тем, как девушка уплетает мармеладные дольки. Чайник тем временем засвистел, и Маргери достала из сушилки две чашки. — Миссис Баратеон, если вы каждую девушку под своим крылом обеспечиваете своей защитой, то я останусь с огромной радостью! Моя мама была столь же заботлива, как вы. — Твоя мать была счастливой женщиной, — вздохнула Маргери. — К моему возрасту у неё уже был трехлетний сын, и она была беременна тобой. Я уж молчу о работе в одном из самых успешных изданий того времени и романа с двумя Старками сразу, — она усмехнулась, стараясь не задумываться о двух Баратеонах, также в неё влюбленных. Она поставила перед Сансой кружку с готовым чаем, и девушка обхватила её двумя ладонями, словно пытаясь согреться. — А вы замужем за, вероятно, будущим Конгрессменом. И вы действительно добры ко всем девушкам, которые попадают в такую же ситуацию, как мы. Бог должен быть благосклонен к вам. — Да. Я совсем как миссис Робинсон, разве что совсем молодая, — Маргери вздохнула. — Помогаю вам обустроить жизнь, а у самой-то жизни и нет. Маргери слишком поздно поняла, что сказала чересчур для первой встречи, но Санса, удивленная таким поворотом событий, даже не успела ответить: сначала в комнату вошли Арья и Эггс, а затем, неожиданно для всех, спустился и Роберт. Маргери спрятала взгляд, чтобы случайно на него не наткнуться, но ему было и не до того: он сразу же бросился на кушетку к Сансе. — Ох, Санса, слава Богу, ты цела! — он обнял девушку, на что та, еще не успевшая пережевать очередную лимонную дольку, никак не отреагировала: таким внезапным оказался для неё этот душевный порыв. После этого он обернулся к коридорным дверям и произнес, увидев там Арью: — И Арья… А ты здесь что забыл? — его тон резко переменился, когда он понял, кто стоит рядом с девушкой. — Мистер Баратеон, я Эйегон Таргариен, мы… — Да знаю я, кто ты такой, — плюнул Роберт, отпуская Сансу и приобретая всё более суровый вид. — Рейегаровский ублюдок, я ваш гнилой запах за километр учую! И глаза такие же бесстыжие… Не будь это утро омрачено смертью моего дорогого друга, я бы, пожалуй, задушил тебя прямо сейчас! Маргери прикрыла глаза, чувствуя, как стыдливый румянец приливает к её лицу. Роберт ведь даже не знает, что произошло, не знает, что Эйегон согласился платить за проживание девочек и позаботился о том, чтобы одна из них в полном порядке добралась досюда. Санса, кажется, тоже об этом подумала, потому что неловкая пауза (Эггс понятия не имел, что ответить на такую грубость) была прервана её тонким голоском, который стал чуть-чуть увереннее то ли после чая, то ли после лимонного мармелада. — Я в первую очередь пошла к Таргариенам… Эйегон привёз меня сюда… — Таргариены, — плюнул Роберт, а Маргери осуждающе взглянула на него. — Да уж, Нед говорил мне, что все вы тащитесь по Таргариенам! А я не верил, думал, что вы умнее, — он смерил Эггса презрительным взглядом, но тот и глазом не моргнул. — Думаю, вы не можете сказать этого об Арье — она терпеть нас не может, — он улыбнулся, словно слова Роберта его даже не задели, но Маргери видела, как он побледнел. — Это неправда! — воскликнула Санса, словно вставая на защиту маленькой сестрёнки. — Она просто глупая девочка, но она образумится, вот увидишь. — Это вряд ли, — вздохнул Эйегон, на что Роберт чертыхнулся. — К черту! — снова плюнул он, наконец-то глядя на Маргери. — Налей-ка мне пива, хватит стоять и глазами хлопать! — Маргери ничего не ответила, удивленная даже не столько его тоном, сколько внешним спокойствием. Он ничего не помнит или притворяется? В любом случае, Маргери достала еще одну кружку, подняла на стол открытую пятилитровую бутыль с пивом и налила Роберту пива до самых краев. Тот неблагодарно ей кивнул, отпил и снова продолжал. — Робб тоже молодец, хотя Дейенерис еще ничего, она хорошая девочка — а вы, два оболдуя, совсем как мои сыновья… И что же вы в них находите, девочки? Санса пожала плечами. — Будь здесь Джофф, вы бы сами увидели, — она вздохнула и улыбнулась. — Он хороший человек, а когда вырастет, будет таким же хорошим политиком, как и его отец. — Не верю. Будь ваша тетя жива, она бы подтвердила. Все Таргариены — ублюдки, а его отец — самый жалкий ублюдок во всем Иллинойсе. Арья, ты же со мной согласна, правда? Маргери вдруг стало неловко. Она снова вспомнила ночь и тихое «Лианна», о котором Роберт, кажется, благополучно забыл. Арья не знала, что ответить. Она покосилась на Эйегона, затем взглянула на Роберта, улыбнулась уголком рта и сказала: — Частично. — Вот и умница. Я всегда говорил Неду, что ты вылитая Лианна. Ну, может не полностью, а частично, — он снова приложился к кружке, но понял, что пива в ней не осталось. — Эй, женщина! Налей мне еще! — Будет с вас, Роберт, — отрезала Маргери. — Не подавайте детям плохого примера. — Да какие ж они дети! Я бы за одну такую ночку поседел и несколько раз сходил под себя, как любой старикан, а ведь я еще в самом расцвете… Женщина, не будь стервятником, налей еще! Не видишь, у меня траур? Мой лучший друг погиб, а его дети теперь сидят на моей шее. А мальчишки! Бран и Рикон! Они-то кому что сделали? Что за беспредел? Нед Старк убит какими-то недомерками! — эта причина показалась Маргери резонной, и она, стиснув зубы, снова открыла шкафчик с пивом. — Они не были недомерками, — поправила Арья. — Пробрались в дом без единого шума, и смогли убить Брана и Рикона, не сделав ни единого выстрела, — она сглотнула: очевидно, речь давалась ей очень тяжело. Эйгон слегка стиснул её локти, словно решил, что это может её подбодрить. — А может, у них на оружии были глушители. Я не знаю. В любом случае, их никто не заметил. — Что же их выдало? — спросил Роберт. Теперь он был заинтересован настолько, что не обратил внимание даже на поставленную перед ним кружку. — Разговоры, — пожала Арья плечами. — Один спросил, нет ли еще кого-либо в доме, а другой сказал, что больше никого не видел. Я в это время была в туалете, там лампочка перегорела, а они не подумали даже проверить. Санса была в ванной комнате. Я хотела поиздеваться над ней, поэтому тоже выключила свет, а она не успела выбежать, потому что слишком долго одевалась, а сверкать грудью не хотела. Хорошо хоть ума хватило замолчать, — съехидничала Арья, и Санса опустила глаза, изрядно покраснев. Кажется, её еще долго не простят за то, что она поехала к Таргариенам. — Мы прождали где-то 40 минут: так нам было страшно. Я думала, что ни отец, ни мать не говорят ничего, потому что тоже прячутся, а потом пришел Джон… — Джон? Кстати да, а где он? — внезапно Роберт вспомнил о существовании своего сына. — Отдыхает. Он не спал всю ночь, — ответила за него Арья. — Небось опять шлялся по подворотням… Балбес, — подытожил Роберт, допивая вторую кружку. — Ну и хрен с ним. Вы мне, девочки, скажите: вы останетесь? Я с вас даже денег не буду брать. Думаю, и Маргери будет рада, что у неё в друзьях появятся такие обворожительные мадмуазель, а то всё её девчонки — шлюхи пустоголовые, не ровня ей. Правда, Мег? — Вы несправедливы к ним. Среди них есть и… — Бла-бла, конечно. Ну так что, вы останетесь? — Мистер Баратеон, — Эггс попытался повысить голос, и Роберт взглянул на него заранее с вызовом. — Я готов заплатить вам сколько угодно в силу того, что мой отец отказался принять Сансу и Арью в нашем доме. Однако лично я буду благодарен, если… — Сдалась мне твоя благодарность! Тьфу, гонору еще больше, чем у папаши! И в кого вы все такие буйные? И деньги мне ваши не нужны, лучше жену мне верните! — он заглянул в пивную кружку, но поняв, что там ничего не осталось, швырнул её прямо в Эйегона. Тот вовремя увернулся, неловко выпустив Арью из объятий и громко выдохнул, очевидно пытаясь справиться с нахлынувшей ненавистью. Кружка с дребезгом влетела в стену и разбилась. — Валил бы ты, белобрысый, по добру по здорову, а то я за себя не ручаюсь. Если я Мег попрошу, она мигом мне нож даст, и тогда Рейегару тоже придется поплакать — не меньше моего! Лично приглашу его, чтобы мозги твои с пола и стен собирал, веничком! Эйегон был выше споров с Робертом, который, как всегда, был охмелевший и обнаглевший. Не поднимая взгляда, парень стиснул кулаки и твердыми шагами вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Маргери ринулась его провожать, но сообразила, что он едва ли сейчас будет рад её обществу. Вместо этого она присела и стала собирать с пола осколки, а Роберт встал и, взирая на неё сверху вниз, произнес: — Как видите, девочки, я вас не обижу. Так что оставайтесь, обязательно. И… — смерив Маргери оценивающим взглядом, он скривился и произнес: — Бога Ради, помогите Мег собрать эту несчастную кружку. Не хочется, чтобы она корячилась из-за этого придурка. А я пойду, мне всё равно пора таблетки пить… Счастливо оставаться! Ужин ровно в семь, не забудьте прийти! Словно подтверждая свои слова, он закашлялся и ушел туда же, откуда и пришел. Арья действительно собралась помогать Маргери, а Санса уже расправляла свою одежду, но Маргери их остановила. — Буду корячиться столько же, сколько еще посуды он разобьет, — она улыбнулась, пытаясь подбодрить напуганных девочек. — Он часто такой злой, но вы не бойтесь. Даже если попадете под горячую руку, он вряд ли вас тронет, вы же дочери Неда Старка… Но, если останетесь, еще и не такое увидите. Ибо, как я поняла, Роберт совершенно не против, а о том, какое производит впечатление, он даже не задумывается. — Еще бы он был против! — приподняла брови Арья, вставая с пола и отряхая ладони. — На самом деле, я даже думала устроиться к вам на работу. Возьмете же? Я буду рада танцевать. — Конечно! — Маргери улыбнулась Арье, но потом перевела глаза на Сансу. Та была так напугана Робертом, что больше не притрагивалась к мармеладу и вообще выглядела чересчур отрешенной от этой комнаты и вообще всего мира. Тогда Маргери обратилась к младшей: — А как насчет твоей сестры? Как думаешь, она захочет остаться и петь для наших посетителей? — Петь? — Арья хмыкнула. — Да эта курица сделает всё, что угодно, лишь бы ей дали рот открыть, она вам столько всего наболтает! Вот только тогда это заведение превратится в политический уголок Таргариенов, ни о чем другом Санса петь не может. Такая уж она глупенькая, — Арья пожала плечами, а Маргери, хотя и осудила её в сердцах, промолчала и улыбнулась, снова глядя на Сансу. Та очнулась, только когда наступила тишина, и неловко улыбнулась, словно ничего не слышала. Младшая сестра прыснула, а на душе Маргери стало теплее от соседства с такими чудесными глазами.