Ирвин-Парк, 74

The Doors — Ship of Fools 7 января, 1974

— Арья! — Эйегон мчал за ней, громко требуя остановиться. — Ты же не думаешь, что я буду бежать за тобой до самого конца? — На это и рассчитываю, придурок! Они уже пробежали весь коридор, и больше идти было некуда — впереди оставался лишь очередной поворот. Однако когда Арья его минула, перед ней оказался тупик с очередной дверью. Она побоялась её открыть, решив, что там — чья-то комната, и остановилась. Эггс тут же к ней подоспел, закрывая проход обеими руками. — Ну всё, пути назад. Хватит, Арья, прекрати. Нам нужно поговорить. — Еще чего! — она попыталась прошмыгнуть под его локтем, но он знал её повадки: успел опустить руку вниз и даже прижать Арью за спину. — Может быть, хватит? — спросил он, оказавшись к ней слишком близко. Обозлившись на подобную наглость, Арья вырвалась и уперлась в угол, скрещивая руки на груди. — Тебе вовсе необязательно от меня бежать. Я тебя не съем. — А чего ты сюда припёрся? — только бывшего парня, который жутко бесил Арью, не хватало увидеть в такой день. А уж слушать его «разговоры» — тем более. — Я же сказал, — руки он опустил, и теперь активно жестикулировал. — Я волновался. И, естественно, очень скучал по тебе. А тут такое произошло. Санса сказала, что вы здесь, и я… — Ах, Санса сказала! — она повысила голос, но вспомнила, что в коридоре слишком много людей за тонкими, как фанера, стенами, так что пришлось быть потише. — Кажется, она забыла упомянуть, что мы с тобой расстались. — Я помню это лучше, чем ты думаешь. — А она не сказала, что кинула нас, чтобы отправиться к вам? Или что мы с Джоном жутко волновались за неё? Нет? Это нашему рыжему птенчику в голову не пришло? — Она просто знала, куда обращаться — в отличие от тебя. Она знает, что я могу помочь ей, и что мой отец может помочь ей, и что Джоф… — Чушь собачья, — фыркнула Арья. — То-то она теперь здесь, в этом богом забытом месте, а ты стоишь передо мной, вымаливая прощение. Эйегон пока что ничего не вымаливал, но Арья надеялась, что скоро начнёт. Её нежелание видеть старшего Таргариена смешивалось с тоской и болью от утраты родителей и братьев: она злилась, что он решил «поговорить» с ней именно в этот день, когда она не просила ни его, ни чьей-либо ещё помощи, да и не собиралась, вообще-то говоря. Но Эйегон, как это обычно и бывало, на её ворчание никак не отреагировал — и она вдруг вспомнила, что в спокойствии ему никогда не было равных. — Я тоже подумал, что если вдруг что, то нет ничего страшного в том, что вы останетесь здесь, поэтому не стал возражать, когда Санса мне рассказала. Вот и решил посмотреть, в каких вы условиях… Я думал, в борделях условия гораздо лучше, и, признаться честно, я недоволен и не хочу, чтобы вы здесь оставались. Я всё еще могу забрать вас… — Он примолк, как будто вспомнив что-то неприятное. — Или сделать всё возможное для этого. Отец боится оказаться в списке подозреваемых, если кто-либо узнает, что вы у нас. Дверь за спиной Арьи открылась, едва не заставив её упасть; из неё вышла девушка, смерившая Эйегона и Арью оценивающими взглядами. Арья смотрела мимо неё, изучая пространство коридора, сокрытого дверью. Она уже хотела войти, чтобы избежать этого неловкого разговора, но Эггс её опередил, захлопнув дверь прямо перед носом Арьи, не позволяя пройти. Когда вышедшая девушка шикнула на него, он извинился, снова обернулся к своей бывшей девушке и зашептал: — Ну так что? — Нет. Я никуда не поеду, — Арья скрестила руки на груди и твёрдо взглянула в лицо Эйегону. Возможно, если она не будет поддаваться и переходить на этот неуместный шёпот, разговор закончится быстро; но пока этого не произошло, она не ударит в грязь лицом. Эггс оглянулся по сторонам, словно проверяя, чтобы никто не подслушивал, и склонился к Арье, дыхнув изо рта чем-то приятным: — Это из-за отца, да? Я обещаю с ним разобраться. Что это за запах такой? Весьма приятный, кажется, мята… тьфу ты, не об этом надо думать; но Арья вспомнила об этом, как водится, слишком поздно — Эйегон уже заметил её замешательство. Если она ничего не скажет, он и вовсе начнёт ухмыляться… — Нет, дело не в нём. Эггс, дай пройти, мы тут людям мешаем… — Из-за Джоффри? — спросил он, не обращая на неё внимания и продолжая держать дверь закрытой. — А при чём тут Джоффри? — Я знаю, что ты не одобряешь его поведение, — Арья покачала головой и смерила его презрительным взглядом. — Брось, ты же знаешь, что у нас тебе понравится! — Я же сказала: нет. — Но я не хочу, чтобы ты оставалась в таком месте! — он снова оглянулся, будто проверял, чтобы эти слова никого не оскорбили. Что за общественный угодник, злобно подумала Арья, неожиданно решив отдавить Эггсу все пальцы на ноге — наблюдая её за лицом, он и не заметил движения её ног, и ойкнув от неожиданности, отпустил дверь. Арья знала, что второго шанса у неё не будет, и толкнула дверь спиной, но стоило ей отвернуться от Эйегона, как слова выскочили из неё сами собой, громкие и злые: — А тебя никто и не спрашивал! Да и вообще, с чего ты взял, что я пойду за тобой? Кажется, я ясно дала понять, что не сделаю этого. — Ты сглупила! Ты подумала, что я не люблю тебя, а использую… — А разве это не так? — Арья резко остановилась, оскорблённая, озлобленная, развернулась к Эйегону со слезами на глазах. Он снова едва в неё не врезался, но выставил перед собой руку и, кажется, всё понял. Проклятый психо-рентгенолог; он понял, что ей больно, понял, что дело вовсе не в нём… Арья стояла слишком долго, но и он никак не мог решиться и крикнул лишь только когда она пришла в себя и вновь попыталась сбежать: — Нет, конечно, я всё понял. Понял, почему ты не хотела со мной оставаться. Я ущемлял твою индивидуальность! — Ущемлял! — Арья позволила себе усмехнуться, почувствовав, что сейчас может сказать что угодно, и он не станет возражать. — Да ты вообще о ней забыл! — Прости меня! — Одним «прости» тут не отделаешься… — Она остановилась посреди длинного, напоминавший школьный, коридора с кучей дверей. Хватит ей убегать, от боли никуда не деться, она разъедает внутренности, жжёт раскалённым железом… — И вообще, сейчас не лучшее время. — Ты думаешь? По-моему, как раз-таки наоборот. Куда же подевалось его обаяние, желание и умение обольщать одним только взглядом? Разве не перед этим Элвисом-блондином девушки вставали в очередь — все, кроме Арьи? Она бросила на него взгляд через плечо. Конечно, он Элвис, он не Джим Морриссон, зато он рядом и хорошо пахнет… «Хорошо пахнет?! Какая чепуха!», подумала Арья, снова не глядя в его сторону. Эггс терпеливо ждал, пока она успокоится. — А я не знаю, хочу или нет. Мы попробовали, у нас не вышло… — Тебе было грустно? — перебил Эггс. — Конечно, было. — Значит, ты хотела, чтобы всё было хорошо. — Ну ещё бы! — Арья сморгнула слёзы, шмыгнула носом и зашагала прямо к двери на балкон. Слава Богам! Хотя бы воздухом можно подышать! Она открыла дверь и вышла. Холодный воздух накрыл её голые руки, и она поёжилась… Теперь можно сказать, что слёзы текут от ветра. Эйегон не поверит, но ему хватит такта не расспрашивать. — Возможно, я и не создана для любви, но когда я что-то делаю, я хочу делать это хорошо. И откуда мне знать, что не я во всем виновата? — С чего бы тебе быть виноватой? — Ты же у нас психолог. Вот и догадайся сам, — она оперлась на перила и взглянула вниз. Высоты второго этажа было недостаточно, чтобы испытать страх, машины и люди оставались прежних размеров, но она всё равно чувствовала себя выше обычного. Это почему-то придавало ей уверенности, хотя слов всё равно не находилось. — Просто я не знаю, нужно ли мне это или нет. Если у тебя что-то не получается, значит, это не моё. Значит, это нужно бросить. Тебя нужно бросить. — А что… что именно тебе не удавалось? — мягко спросил Эйегон, тоже опершись об перила на благоразумном от Арьи расстоянии. Она покачала головой, пытаясь отогнать неверные мысли. Не может же она сказать, что… — Не знаю, — пробурчала Арья. — Чего ты ко мне пристал? — Хочу помочь тебе разобраться, — в его голосе зазвучала паскудная улыбка человека, знающего тебя лучше тебя самого — Арью это всегда бесило. — Я ведь заинтересованная сторона. Мы могли бы поговорить об этом и… не совершать таких ошибок в будущем, чтобы беречь то, что у нас есть. — Да что у нас есть? — огрызнулась Арья. Как же он её достал! Неимоверно, невероятно!.. Как резко разгорелась тоска в его глазах. О, чёрт, она снова это делает — снова всё портит… — Чёрт, прости, я… — Нет, говори, — ответил Эйегон с удивительной твёрдостью. — Ты думаешь, у нас нет ничего общего? Думаешь… ни общего, ни шансов на счастливый конец? — Арья промолчала. Не могла же она сказать ему, что её представление счастливого конца значительно отличается от его? — Арья, я же принимаю тебя такой, какая ты есть. Это самое ценное, что вообще… — А что, если… — Арья хотела спросить, что будет, если она в него влюбится, если превратится в глупую девчонку, но потом поняла, что это прозвучит нетактично и нелогично. Если она в него влюбится, тогда они смогут счастливо и смело уйти в закат и не знать несчастий, и умрут в один день, как принцы и принцессы из этих дурацких диснеевских сказок. Чтобы она, и резко стала миссис Таргариен? Фе. — Что, если я пойму, что не нуждаюсь в этом? Что, если однажды я просто скажу, что ты мне не нужен? — Я, конечно, очень гордый, но всё равно понимаю, что насильно мил не будешь, — он усмехнулся. — Это напоминает договор Фауста и Мефистофеля, не находишь? Только там было темно и тепло. А еще ты не призываешь духов, и мудрым старцем тебя не назвать. — Ты прекрасно знаешь, что я не читала твоего ненаглядного Гёте, — буркнула Арья, дуясь, что Эггс снова пытается умничать. — Но нам об этом на уроках говорили, ты должна была слушать… Арья, да мы же сочинение с тобой писали, вместе! Неужели ты забыла? — она смерила его столь серьезным взглядом, на который только была способна, и Эггс поспешил переменить тему. — В любом случае, Фауст обещал сказать «Остановись, мгновение, прекрасно ты!», или что-то вроде того, если бы Мефистофель победил. И это бы значило, что он перестал искать, размышлять, и всё в таком духе, и что Дьявол подарил ему все блага этой жизни. Он просто решил остепениться, хотя на ту пору уже был стариком, ослепленным Заботой, — он снова попытался усмехнуться. — Правда, думаю, ты соскочишь с дистанции раньше, и так долго не выдержишь. Но я прекрасно всё понимаю. И я могу дать тебе весь мир, но не могу знать, будет ли тебе достаточно этого. — Хорошо. Не говори потом, что тебя не предупреждали, — сказав это, она тут же ринулась его обнимать, но не потому, что соскучилась по человеческому теплу, а потому что к горлу вдруг подступили слёзы. Пока Эйегон рассуждал о Фаусте, ветер хлестал Арью по лицу, и ей резко стало страшно. Она вспомнила, что случилось, когда взглянула на улицу и увидела беременную женщину… её мама была такой же, когда носила Брана и Рикона. Это казалось столь далёким… шок и неверие в произошедшее резко сменились осознанием, скорбью и чувством невосполнимой утраты. Эйегон положил руки на её плечи, прижал Арью к себе и не произнес ни слова. Он всё понял и знал, что её крепкая хватка — не его заслуга. — Извини за это всё, — всё же сказал он, стоило Арье немного успокоиться. — Я не к месту, да… но мне нужно было это право. Утешить, быть рядом… или ты предпочла бы услышать пустые фразы о том, что те, кто умирает, они… никогда не оставляют тебя… — Да не скорбь мне нужна, — Арья вытерла слёзы кулаком, — а месть. Я должна найти тех, кто это сделал, и… и… — Сама? — спросил Эйегон, покровительственно поглаживая её по голове. Ну конечно, этот индюк думает, что она на себя слишком много берёт, и… Арья попыталась вырваться из объятий, но Эйегон удержал её. — Ни секунды не сомневался. Знаю, какая ты боевая. Когда Арья успокоилась совсем, они с Эйегоном вместе, едва ли не держась за руки, вернулись в столовую. После учинённого Робертом скандала Арья разболталась о танцах, убеждая миссис Баратеон в том, что у хорошего танца много общего с карате: координация движений и умение слушать собственное тело — ключ ко всему. — Вот только я не смогу пустить тебя танцевать в первый же день, — усмехнулась та. — Если хочешь, я познакомлю тебя с девочками, которые у нас танцуют. Можешь задавать им сколько угодно вопросов — я скажу, что ты у нас на особом счету, так что никто не сможет тебя обидеть. — Спасибо, миссис Баратеон. Она скорчила забавную рожицу. — Зови меня Маргери, ладно? Не хочу чувствовать себя старухой. Они вышли из столовой, вновь спустились по лестнице, которую Арья не успела рассмотреть утром, и попали на первый этаж. Он больше не был тёмным: вещи, которые раньше были видны лишь силуэтами, выступили из тьмы, открывая их взору просторную обеденную комнату. Зажглись розоватые светильники под самым потолком и фонарики на огромной гирлянде, обрамлявшей сцену и снизу, и сверху. Ярко мерцали драгоценные камешки, развешенные по кулисам. Перед небольшой деревянной сценой, мощеной черным паркетом, стояли крошечные столики, каждый на четырёх персон, а сбоку располагался небольшой музыкальный ансамбль. За фортепиано сидел седовласый мужчина в красном пиджаке и белой рубашке: он поклонился Маргери и Арье, а затем продолжил рассматривать ноты и подбирать какую-то мелодию на клавишах. — Это Барристан Селми, — пояснила Маргери, когда они зашли за кулисы, и старичок их больше не слышал. — Он наш главный дирижёр, ветеран Второй Мировой. И здорово играет, и дирижирует, денег не просит… Мы только кормим его и даём крышу над головой. Остальных музыкантов на войну забрали, оставили только одного саксофониста, моего брата. Селми тоже хотели, но он отказался — говорит, устал от битв, да и контузило его еще давным-давно. Не знаю, хорошим ли он был офицером, но пианист он знатный! Закулисье оказалось гораздо шире, чем Арья ожидала. И как такое скромное заведение, как танцевальный кабак и по совместительству бордель, может занимать так много места? Целых два этажа комнат, и несколько длинных коридоров длиной как минимум в 5 метров. Неужели у каждой танцовщицы здесь есть своя гримёрная? Арья взглянула на таблички: действительно, у каждой двери было своё имя, написанное на бумажке и приклеенное скотчем. В конце коридора тоже была дверь — и Маргери стремительно понеслась именно к ней. — Надеюсь, все уже собрались! — она взглянула на настенные часы, висевшие над дверью. — Уже почти 8! — А когда же час икс? — спросила Арья. Пока что ей всё нравилось и даже чуть-чуть вдохновляло, а уж что начнётся, когда станут собираться гости! — Хочешь спросить, когда мы открываемся? — Маргери изогнула бровь. — Обычно в девять часов, но народ приходит гораздо позже. Бейсбол заканчивается ближе к десяти: полчаса у болельщиков уходит на то, чтобы напиться до конца, а потом, если команда выиграла, они устраивают поход по барам. Если им везёт, и они натыкаются на нас, то остаются до самого утра. Некоторые приходят так часто, что мы уже успели познакомиться с их девушками и жёнами! Но это только по выходным, а сегодня — будний день, так что как повезёт. Придут все, кто поссорился с женой или просто не хочет сидеть дома в одиночестве в такой вечер! Заветная дверь ничем не отличалась от дверей в гримерные и тоже сливалась с серыми стенами, но Арья знала: если это общая комната для танцовщиц, то там должно быть очень круто. Много места, чтобы оттачивать движения, возможно, даже магнитофон, и, конечно же, мягкие диванчики для отдыха, обеденный стол для посиделок… Это походило на скаутский лагерь, только Арья не ожидала, что за дверью будут разводить костёр и играть песни под гитары. Ожидания сильно её подвели. Общая комната была обставлена хуже, чем главная зала, и гораздо хуже, чем жилые комнаты. На окнах, выходящих в пустой двор, висели рваные занавески. На подоконнике лежал облезлый черный кот: очевидно, урон занавескам нанёс именно он. Рядом с окном, на полу, стояли его полупустые миски с водой и кошачьим кормом. Тут же стоял деревянный шкаф на ножках и прикроватный столик с маленькой абажурной лампой — единственным источником освещения в комнате. Больше приличных предметов мебели в комнате не было — даже Арья, которая по своей природе не была особо привередлива, почувствовала себя неуютно. Мало этой неприятной обстановки, так ведь и стены даже не были обклеены обоями. Так, несколько постеров, вырезок из модных журналов, наспех приклеенных клейкой лентой. Следом за столиком и абажуром шли стулья — очевидно, они замещали здесь те диванчики, которые Арья выдумала в своей голове. Да и девушки, которых она представляла торжеством элегантности и изящества, были настолько банальными и вычурными, что ей даже стало грустно. Она надеялась, что сможет подружиться со своими новыми коллегами, но, глядя на них, думала лишь о том, что они не достойны даже общества Сансы. — Дамы! — поздоровалась Маргери. — Все здесь! Это замечательно… — Она обернулась, пробегая взглядом каждый стул, уставленный вдоль стены, и закатила глаза. — Нет, подождите. Персика опять нет. Где она, черт возьми? — Мне кажется, мы все прекрасно знаем ответ на этот вопрос, — ответила латиноамериканка с высоким черным хвостом на затылке. Остальные тихо посмеялись. — Я не запрещаю ей гулять с бойфрендом, но ведь она может хотя бы на работу не опаздывать! — Маргери всплеснула руками, а потом резко вспомнила, чего ради пришла сюда. — Ах, да… Девочки, это… — Нимерия, — подсказала Арья. — Можно просто Нэн. — Сколько тебе лет, Нэн? — с усмешкой спросила бледнолицая блондинка, сидевшая в углу. Арья даже не видела её в полный рост, но уже знала: девушка слишком худая, и слишком высокая. — 16… Я из дома сбежала, — она пожала плечами. — И у меня есть большая мечта… — Если это не замужество, то лучше пробегай мимо, — с той же издевательской усмешкой произнесла брюнетка. — А если серьезно, — в разговор вклинилась рыжеволосая девушка, на которую был накинут шелковый халат. Никто другой в комнате таких вещей не носил. — Кого ты хочешь подцепить? — Никого, — скривившись, ответила Арья. Что за приземленные интересы у этих дам? — Она просто хочет танцевать, — вступилась Маргери. — А у нас что, балетная школа? — продолжала язвить рыжая. — У девочки должны быть хоть какие-то предпочтения. «У меня есть предпочтение двинуть тебе кулаком по роже», хотела ответить Арья, но вслух произнесла: — У меня нет никаких предпочтений. К тому же, моему парню бы не понравилось, если бы здесь я начала ему изменять. — Это тот блондинчик? — спросила брюнетка, и только тут Арья поняла, что это она застала их с Эйегоном с утра. — Да, он горяч. Наверное, и в постели такой же? Арья думала, что неприятней быть уже не может, но эта девушка сумела доказать ей обратное. — Это не твоё дело! — осклабилась она. — Матерь божья, да она девственница! — расхохоталась брюнетка. Маргери, тяжело вздохнув, призвала всех к тишине и стала знакомить Арью с танцовщицами. Как выяснилось, рыжую звали Роз, наглую брюнетку — Калла, а худощавую высокую блондинку — Ромашка. Почему девушку назвали в честь цветка, Арья так и не поняла, но решила не уточнять. По лицу Маргери было понятно, что первая встреча прошла далеко не так, как она этого хотела, но воспитанность, судя по всему, не позволяла ей произнести ни слова. Для самой себя Арья решила, что человека приятнее Маргери Баратеон в этом заведении она не найдет. Вот только в скором времени Маргери оставила их одних. Никто, кроме Роз, на Арью не обращал внимания, да и та была куда больше занята своими рыжими кудрями. Танцовщица жаловалась на то, что её волосы — главное, что привлекает мужчин, и что ей это ужасно надоело. Арья лишь пожимала плечами: ей никогда не приходилось сталкиваться с обилием мужского внимания, так что помочь она ничем не могла. Вечер подкрался незаметно. Пока Ромашка и Калла говорили о том, каких мужчин зацепили вчерашней ночью, Арья сидела в углу, не особо заинтересованная в происходящем. То, что поначалу показалось ей жутко интересным и даже сексуальным, сейчас рябило в глазах и не вызывало ничего, кроме раздражения. В один момент девушки разом, как будто по какому-то сигналу, подошли к гардеробу и стали вытягивать оттуда красные платья с бахромой, а затем, абсолютно не стесняясь друг друга, стали переодеваться. Не желая за этим наблюдать, Арья вышла в коридор и направилась к сцене: разочарованная, она хотела подняться в свою комнату и весь вечер просидеть на кровати, чтобы всплакнуть, погрустить, либо позвонить Эйегону и позвать его прогуляться… либо пойти в одиночестве. Только для этого пришлось бы захватить пару ножей с кухни — так, на всякий случай, чтобы было чем защищаться. Но выйти со сцены она не решилась: во-первых, в зале собрался аншлаг, и её появление было бы неуместно, а во-вторых, в закулисье стояла Маргери. Она уже успела подготовиться к вечеру: накрасила губы ярко-красной помадой, разрумянилась и надела такое же платье, как у танцовщиц, только черного цвета. Арья подошла ближе. — Вы отлично выглядите. — О, правда? Спасибо. Так все думают, когда видят это платье впервые, но я его искренне ненавижу… Как и эту работу, — она выглянула из-за кулис и тут же спряталась обратно, услышав чей-то свист. — А ты что скажешь? Ты кажешься расстроенной. Наверное, ожидала чего-то другого… Роскошных гримерных и огромную сцену с неоновыми вывесками? Как на Бродвее, а? — Арья промолчала. — Да, я знаю. Но всё не так просто. Ты увидишь это, когда девушки начнут танцевать. Когда все танцовщицы были в сборе, Маргери подала знак маленькому оркестру, и тот начал играть. Барристан Селми, широко улыбнувшись в бороду, развёл руками, и его подобие дирижёрской палочки взмыло вверх. Все разговоры затихли, и на сцену, топая каблуками, вышла хозяйка заведения. Игриво стреляя глазами, она объявила, что сейчас гостям борделя представят пикантную танцевальную программу. Девушки были на взводе, но Арья не испытывала никакого энтузиазма. Однако всё переменилось, как только заиграла музыка. Арья сидела за кулисами — отсюда было видно и публику, и танцовщиц, и даже музыкантов из оркестра. Она то и дело переводила взгляд с танцовщиц на саксофониста, который так усердно дул в свой музыкальный инструмент, что только щеки не краснели. С аккомпанементом Барристана Селми мелодия принимала еще большую нежность и красоту. Возможно, дело было в искренности самих музыкантов, а, может быть, и в том, что ей попросту было необходимо расслабиться. Девушки, которые её так раздражали, резко потеряли лица, слившись в большое красное пятно, вечно подпрыгивающее. Ромашка вытанцовывала активней всех, взмывая ногами к самому потолку и широко улыбаясь: она почему-то восхищала Арью больше, чем та же Калла, в движениях которой было куда больше сексуальности и грации. Брюнетка плотоядно оглядывала аудиторию, словно выискивая самца на эту ночь, а вот Ромашка этого не делала, наслаждаясь моментом. — Ну и что ты об этом думаешь? — послышался над ухом голос Маргери. — Это просто поразительно, — выдохнула завороженная Арья. — Похоже на бурлеск. — Ну, до бурлеска нам далеко, — ответила Маргери, но сравнение ей явно польстило. — У нас нет четкой программы и всего в таком духе… — Мы можем её придумать. Хозяйка сделала паузу, пытаясь переварить услышанное. — Значит, ты согласна попробовать выйти на сцену и станцевать так же здорово? Спрашивать у Арьи дважды не было никакой необходимости. — Я станцую даже лучше.