Ирвин-Парк, 74

Jimi Hendrix — The Red House 20 января, 1974

— Вы что? Вы хотите, чтобы я отправился в бордель? Один? Даже лысый не пойдёт? Варис только развёл руками. — Вы сами знаете, мистер Клиган, мне теперь там делать нечего, хотя и раньше заведения такого рода меня увлекали мало. Я даже не заинтересован и имею склонность предполагать, что вы заинтересованы в этом ещё меньше, чем я, — он заискивающе взглянул на Тайвина. — Тем не менее, уверен, что именно с этого места нам нужно начинать поиски. — Да с чего вы взяли? — не унимался Сандор. — Я лет сто там не бывал и идти туда… — Тише, Пёс, — успокоил того Тайвин, — не стоит забывать, что это твоя работа. — Моя работа? — грубо ответил тот. — Моя работа — ловить проклятых преступников на улицах, а не выискивать потерянных девчонок во всяких притонах. За Вариса, конечно, переживать не стоит, ему терять уже нечего, но… — А вы, — мстительно заметил тот, — должно быть, тоже боитесь своё достоинство потерять? Право же, вас они побоятся больше, чем меня, я всего лишь безобидный архивариус. — Срать я на это хотел! Я должен ловить грабителей, карманников, мне нет до этого дела, пока есть возможность хватать и бросать этот шлак в тюрьму. Временно, или нет — до этого мне тоже дела нет, но очищать улицы — одно, беречь горожан, как бы вы это ни называли, а бегать за шлюхами — это… — Кажется, в вас наконец-то заговорил истинный рыцарь, мистер Клиган, — промурлыкал Варис. — Я всегда думал, что беречь сон горожан — не в ваших интересах. — В моих интересах сделать так, чтобы ты сейчас же заткнулся. А ты… — он взглянул на Тайвина, надеясь пригрозить кулаком, но наткнулся на грозный взгляд исподлобья. Единственное, что этот взгляд выражал — это угрозу. Сандор догадался, что если не согласится на это задание, от которого его выворачивало наизнанку, его снова выставят за дверь, и обратно уже не позовут. Чёрт бы их побрал, этих Старковских девчонок, словно нельзя было подобрать укрытие получше… поприличнее, хотя бы? Без всех этих голозадых мартышек, которые так и норовят сесть на твой член? Сандор терпеть их не мог, и ему казалось, что он скорее всех поубивает, чем найдёт хоть какой-нибудь след. Да и разве мог он найти приличных девочек посреди всего этого… посреди похоти и желания вытрясти из мужчин побольше денег? Или они ни фига не приличные девочки, каким бы образцом для подражания ни был их покойный отец?.. Тем не менее, общество Григора раздражало его ещё больше, чем шлюхи. И так было всегда. Нет, ему нужна была собственная квартира, где он сможет пить сколько ему угодно, спать сколько ему угодно… но без денег о квартире нечего было и думать. Удивительно, как братец ещё не взимал с него плату… Впрочем, он всегда может это сделать. Не стоит давать ему такую потрясающую возможность поиздеваться над младшим братом. Поэтому Пёс зашипел, проклял и Тайвина, и Вариса сразу, и упал обратно на стул. Варис улыбнулся, словно это было его собственной победой. — Единственное, что мне известно, так это то, что мне нашептали о Петире Бейлише, — проговорил он, подушечками двух пальцев придвигая к Сандору фотографии двух девчонок. Это были школьные портреты прошлого года — одна, подписанная «Санса Старк», скалилась во всё своё миловидное лицо, обрамлённое роскошной рыжей гривой. Сандор скривился: эта-то точно приличная девчонка, небось хочет в Браун поступить, или ещё куда из Лиги Плюща, точно отличница и приставать не станет. Вторая, «Арья Старк», в отличие от сестры, счастьем не лучилась, и её тонкие губы, едва приподнятые вверх в подобие улыбки, обещали скорее вселенскую ненависть к человечеству, чем светлое будущее после выпускного. — Поговаривают, что не так давно объявилась его то ли дочь, то ли племянница, Алейна Стоун. Завтра это будет во всех газетах — колумнисты напишут, что он удочерил её, чтобы создать привлекательный имидж в глазах электората, никто и внимания не обратит на её схожесть с пропавшей Сансой Старк. Скорее назовут очередной Вьетнамской сиротой… — Скорее? — перебил Тайвин. — Ты знаешь, что я говорю об общественном мнении и силе журналистов, Варис. Если в газетах выйдут разные версии, то… — Вас понял, шеф, — улыбнулся лысый. — Всё будет как под копирку. — А вторая-то где? Как её, Арья? — уточнил Клиган. — В этом-то и загвоздка. Этого никто не знает, — улыбнулся Варис, — но я предполагаю, что Бейлиш знает о её местоположении. Он аккуратен в «создании имиджа» и знает, что брать на воспитание сразу двоих девочек, хотя прежде у него не было детей вовсе… может быть опрометчиво. Что скажут матери? Не станет же он рисковать 43% избирателей лишь для того чтобы обезопасить обеих девочек, спрятав их у всех на виду. — Откуда они у него вообще взялись? Может, он их сам и украл, а теперь держит взаперти, и мучает? Или даже насилует? — Кажется, вы в каждом человеке готовы увидеть преступника, мистер Клиган, — произнёс Варис таким тоном, будто разговаривал с умственно отсталым. — Вот только сутенёр, коим Бейлиш отчаянно отказывается себя признавать, в редких случаях сам последний извращенец. Подумайте сами — если бы он насиловал каждую девушку, что работала бы у него, не сбежали бы ли они от него рано или поздно? У него не единственная точка в городе, у него целая сеть борделей, на которой он в тайне зарабатывает все свои деньги. Конечно, об этом предпочитают не распространяться, и, тем не менее, — Варис развёл руками, развалившись на своём кресле, — вы все свои, вам я могу доверить эту тайну. — Какое мне дело до того, чем он зарабатывает на жизнь? — огрызнулся Пёс. — Пусть хоть газеты разносит, какое отношение это имеет к нам? — Вы не замечаете очевидного, мистер Клиган, — продолжал Варис не слишком ласково. — Секретная деятельность мистера Бейлиша помогает ему скрывать нечто большее, чем сомнительные источники дохода. В том числе — людей, которых он готов спрятать в обмен на оказание услуг известной природы. Эти девушки ему настолько благодарны, что даже не рискнут продать его в прессу — знают, что наказание будет гораздо более жестоким, чем награда — значительной. К тому же, среди них очень мало американок. Только за последние два года ему перевезли пару сотен беженок из Вьетнама — и это лишь те, о которых мне доложили. Американские женщины одевают их на любой вкус, делают из них китаянок, японок, кореянок, учат самым простым словам на английском… мужчинам нравится экзотика, а девушке без образования больше нечего предложить, кроме своего женского естества. В конце концов, они даже не знают, каково это — жить в Соединённых Штатах на правах полноценного гражданина, поэтому и сравнивать им не с чем. И они, насколько я слышал, даже счастливы такой участи — лучше валяться голой под отставным американским офицером, чем пасть жертвой того же офицера в каком-нибудь окопе и больше никогда не встать. Пёс расхохотался. Хотел было снова спросить, к чему этот лысый архивариус клонит, но, побоявшись снова наткнуться на осуждение, решил промолчать. И всё равно не сдержался. — Я сделал предположение, — продолжал Варис, несмотря на хохот по соседству, — что Арья и Санса, как бы они на самом деле ни очутились у Бейлиша, могут скрываться в одном из его борделей. О его сети люди предпочитают не говорить, поэтому никто, кроме, разве что, только самых любопытных журналистов, не узнает, что может скрываться в этих стенах разврата… или кто. — Но журналисты об этом, конечно же, не узнают? — уточнил Тайвин. — Обижаете, мистер Ланнистер, — Варис продолжал елейно улыбаться, чем немало выводил Сандора из себя. — Как оказалось, действительно есть нечто интересное, что могло бы… взбудоражить, так сказать, общественность. В одном из борделей Бейлиша, в Ирвин-парке, недавно действительно появилось двое молоденьких девочек, подходящих по описанию… — Варис склонил голову вбок, глядя на Тайвина. — Но даже это не самое интересное. Гораздо интересней то, что заведует этим заведением никто иная, как Маргери Тирелл, бывшая жена Ренли Баратеона. О том, что она бывшая, к слову, тоже никто не знает. Прослыть разведённым для нашего отъявленного ценителя семьи было бы подобно чуме. Брови Тайвина подскочили. Кажется, такого не ожидал даже он. Варис же заулыбался как котяра, жаждущий, чтобы его погладили за то, что он нагадил в лоток, а не хозяину в обувь. — Выходит, у нас два подозреваемых? Двое человек, имевших возможность взять девочек в плен… — … и, что, уверен, радует вас больше всего, — улыбка архивариуса стала заговорщицкой, — среди них даже нет Рейгара Таргариена. — Но хватануть обоих мы не можем, да? — спросил Пёс. — Хватануть и допросить? Тайвин покачал головой. — Увы, доказательств у нас нет. Сколь полезными бы ни были данные Вариса, я им слишком дорожу, чтобы подвергать опасности быть обнаруженным. Другими словами, мы никому не скажем о том, что узнали, до той поры, пока у нас не появится веских доказательств… в самом деле, если бы кто-то, обладающий властью и могуществом как Бейлиша, так и Баратеона, мог помочь девчонкам, не проще бы было отправить их в другую страну? Зачем оставлять их у всех на виду? — Это игра на перегонки, — улыбнулся Варис. — Кто и кого обставит в мысленных шахматах. Возможно, наш преступник поступил именно так, потому что знал, что в настолько предсказуемых махинациях его никто не заподозрит. — Тем больше поводов заняться этим делом более осмотрительно, — начал кивать Тайвин. Глядя на шефа, Сандор уже боялся его следующих слов, и не зря: — Выходит, доставать доказательство придётся тебе, Пёс. Понимаю, задание не из лёгких… — Не из лёгких? — он снова презрительно рассмеялся. — Да кто же мне по доброй воле начнёт раскрывать душу? Рассказывать про кого бы то ни было, будь это хоть Баратеон, хоть Бейлиш, почему мне? Я же не святой отец, грехов не отпускаю. — Это правда. Но кто сказал, что поделиться показаниями они должны по доброй воле? Сандор вскочил с насиженного места — он был слишком зол, чтобы продолжать смотреть на босса снизу вверх, чувствуя себя униженным и несправедливо обделённым интересными заданиями. — Следователь здесь, конечно, вы, а не я, и всё же, признание, полученное из-под палки, не принесёт нам никакой пользы. — Рецепт простой. Не говори, что хочешь услышать, и наслаждайся тем, что тебе будут говорить. Как бы тебя это ни раздражало, Клиган, это… — Да знаю я, — от ярости Пёс чуть не толкнул стул, на котором сидел, — что это приказ, и всё такое прочее! Что если я не пойду и не сделаю это, вы снова выставите меня за дверь, и я… — Вы зря так злитесь, мистер Клиган, — перебил его Варис. — Вам не только доверили крайне ответственное поручение, но и выбрали вас лишь потому, что из всех сотрудников участка только вы удержитесь от соблазна заняться в таком месте чем-то другим, кроме работы. — Да ладно? Ты всёрьёз так думаешь? Что бабы меня совершенно не интересуют? — Не вы ли несколько минут назад утверждали, что даже под страхом смерти не пойдёте в такое место? Тем больше мотивации для вас не задерживаться там надолго… Хотя слиться с толпой всё-таки придётся. Поспрашивать у завсегдатаев, что к чему. Может, они заметили что-нибудь подозрительное. Не нервничайте так, это всего лишь бордель, а не горящий дом. Пёс фыркнул. Да, он прекрасно понимал, что Варис прав, но мысль о борделе от этого приятнее не казалась. Ему не нравилось, когда вокруг него вились шлюхи. Ему не нравилось, если у него норовили стащить пару пенсов — поэтому он твёрдо решил никаких денег с собой не брать, когда собирался вечером в это место. Выйдя из дома, по привычке он чуть не свернул в бар за углом, но вовремя вспомнил, что оставил кошелёк дома, и, снова прокляв Тайвина Ланнистера и Вариса, потратил одну из двух оставшихся купюр на такси. Водитель высадил его у неприметного на вид заведения; Пёс поморщился от клишейной вывески — никто даже не удосужился заменить мерцающую букву «G» в словах «MOULEN ROUGE», хотя в этом, подумал Сандор, прежде чем открыть дверь, наверняка таилась своя «фишка», как сейчас говорят эти придурочные подростки. Развратом на него пахнуло тут же, стоило открыть дверь. Слушая гогот пьяных мужиков и подхихикивание пьяных девиц, рассевшихся у этих мужиков на коленях, он почувствовал бегущие по спине мурашки. Он сказал сам себе, что ещё не поздно уйти отсюда и поехать домой, пока какая-нибудь шлюха не стащила из его кармана последнюю десятку — с них станется — и всё же, сделал шаг вперёд, продолжая оглядываться по сторонам. Бог, конечно, не был к нему милостив, и не стал тут же указывать ни на Сансу, ни на Арью Старк. Вместо них перед глазами только плясали красные и оранжевые пятна, отовсюду что-то блестело, словно норовя расплавить его глаза, и Сандор, продолжая хмуриться, поплёлся к бару, когда на его грудь легла женская ладонь — кажется, какая-то шлюха всё-таки выкатила губу на его десятку — и остановила на полпути. — Ветеран войны? — промурлыкала она ему на ухо, легко лизнув ушную раковину. — У нас для таких, как ты, скидки. Особенно если парочка снарядов задела причинное место. — Меня не интересует, — огрызнулся тот и попытался её оттолкнуть, но шлюха вцепилась в него крепко: — Ты не знаешь, от чего отказываешься. Цена смущает? Всего двадцатка за то, чтобы ты снял штаны и похвастался своим… — Всего двадцатка за сифилис? Да ты что, фетишистка, что ли? — гаркнул он, оскалившись ей в лицо. — Тебя что, ожог завёл? Ну так даже не надейся, что сможешь свою задницу к нему пристроить. Отвали от меня, не то так лицо разукрашу, что нечем будет дебилов завлекать. Свали с дороги. По всему было очевидно, что девушка испугалась, но не хотела подавать виду; ещё бы, ведь это, должно быть, так непрофессионально — не быть способной вытерпеть любую злобу и нахальство от клиента! И, тем не менее, Пса она отпустила — и он, оказавшись у бара, быстро заказал себе кружку пива, чтобы привести мысли в порядок. Где же ему, чёрт подери, искать здесь девчонок Старков? А если бы одна из них подошла к нему вот так, и начала бы так приставать, а он бы и ей тоже нагрубил? Он бы её вообще узнал? Бармен принёс пиво, но, когда Пёс сунул ему десятку, надеясь получить сдачи, заговорщицки улыбнулся и заявил, что алкоголь в заведении подают бесплатно. В тот момент Сандор подумал, что, должно быть, здесь не очень плохо — и, поверх одной кружки пива, заказал ещё несколько, чтобы не гонять паренька, доброго на вид, туда-сюда. Тот самодовольно улыбнулся и побежал исполнять требование, а Сандор начал смутно припоминать слова Вариса. Он оказался в борделе, Санса и Арья так просто из воздуха не появятся, значит, он должен что-то делать? Но что, чёрт возьми? «Я им что, Шерлок Холмс?», качал он головой, делая глоток. Гораздо проще, наверное, было бы просто показать фотографии — но, об этом Пёс догадался и сам — это могло бы вызвать подозрения. Другими словами, если бы он мог просто подобраться к ним, втереться в доверие… а потом увести в тёмную комнату и допросить, сделав вид, что не причинит им вреда, должно быть, от этого было бы больше пользы? Сказать им, что он от Тайвина Ланнистера, а тот их защитит… «Защитит!», засмеялся Пёс собственным мыслям, прекрасно понимая, что у Ланнистера тоже свои интересы — выгородить зятька, да повыгодней, и если вдруг окажется, что в смерти Старков виноват именно он, Пёс бы даже не удивился. И если бы ему пришлось по итогу арестовать Мизинца или Баратеона, это было бы объяснимо… Но какое ему дело, кто их убил? Приказ есть приказ. Кого прикажут арестовать — того и арестуют, каждый волен кричать что ему вздумается, дабы «не хранить молчание». Ещё поди разберись, кто прав, не его это дело. Заплатят — и ладно. Главное, чтобы на пиво хватало, решил Пёс, снова отпивая из кружки. По крайней мере, прежде чем они нажаловались бы Бейлишу, он бы мог что-нибудь узнать, или даже арестовать их… особенно если Бейлиш держит их здесь силой, а если он покажет фотографии, если здесь, среди посетителей, его агенты, то… он недоверчиво огляделся по сторонам и только теперь заметил старика, сидевшего рядом — его взгляд был устремлён к сцене, которую Пёс, слишком сосредоточенный на барной стойке, даже не заметил. И только сейчас сообразил, что всё это время там танцевали девчонки — и среди них, подумал он, наверняка могут оказаться или Санса, или Арья. Он чертыхнулся, увидев, что у сцены уже собралась толпа, и прищурился, надеясь заметить или одну, или другую — но всё было бесполезно, их лица сливались в одно. Пёс кашлянул, пытаясь привлечь внимание, но сосед его попытку познакомиться не оценил, не отрывая взгляда от сцены. — Здорово новенькая ногами трясёт, а? — спросил Сандор, попытавшись изобразить пошлый восторг, но сосед посмотрел на него с удивлением. — Новенькая? Ты про кого это? Рожи вроде одни и те же, — сказал он и отвернулся от Пса, лишь бы не тратить драгоценные минуты выступления на пустую болтовню. Сандор был бы и рад ответить, но лицо каждой танцовщицы было ему незнакомо, и сколько бы он ни пытался различить черты девчонок с фотографий, они без конца дёргались, тряслись и улыбались, и ни одну он не мог толком рассмотреть. Решив, что сегодня совершенно точно ничего не добьётся, он поплотнее схватился за кружку пива, когда сосед пихнул его в бок и спросил: — Эй, приятель, а ты давно здесь не был? — Давно, — согласился Пёс. — Говорю же, одну из них не узнаю. Кажется, раньше её здесь не было. — Похеру на танцовщиц! — сказал тот и толкнул «приятеля» в плечо. — Ты ещё новенькую певицу не видел. Знаешь, они тут и раньше пытались живую музыку устроить, но это было похоже на жалкое пиликанье расстроенного оркестра, что-то такое, заунывное, которое раньше в окопах играли — ни хуя настроения, короче говоря, только плакать хочется, а здесь — словно ангел с небес спустился, всю душеньку мне изврачевала. А уж мне, поверь, есть что врачевать, уже не первый седой волос в бороде! Я только ради неё и прихожу сюда вот уже какой день, она сразу после них выходит… — он воровато оглянулся, словно собирался передать тайную информацию, наклонился к Псу и приставил руку к его уху, чтобы он точно услышал: — Я даже… принёс ей целую пачку денег, — и он, вытащив толстую связку купюр из-под рубашки, показал её Сандору. — Вот… вся моя военная пенсия за несколько месяцев. Мне она уже ни к чертям не сдалась, а этой девочке пригодится… мир должен её услышать, ей здесь, среди этих пьянчуг не место… — Не люблю я музыку, — прогнусавил Пёс, отодвигаясь от старика и крепче сжимая кружку. Ни музыку, ни старых извращенцев. Старик покачал головой и сказал лишь что-то о том, что современная молодёжь ничего не понимает в настоящем искусстве и женской красоте. Тем не менее, когда музыка прекратилась, он не подал ни единого повода сомневаться, что был заинтересован в выступлении — от одних его рукоплесканий у Сандора затрещало в ушах, и он, надеясь попытать счастья в другом месте, встал со своего места, когда аплодисменты затихли, и на сцену вышла та самая певица, о которой тот старик так ласково отзывался — Пёс услышал, как она всех поприветствовала, и как пианист начал что-то играть… Нет, времени её слушать нет, нужно показаться за кулисами или просто походить, вдруг повезёт… ведь не прячутся они внутри, в самом деле? Где-то там, на втором этаже. Они могут здесь работать, они должны здесь работать, прятаться у всех на виду, как сказал бы Варис. Должно быть, их будет просто найти, если они… … … … работают. Сандор бросил на певицу взгляд, и у него отнялась речь. Ему вдруг стало всё равно, где прячутся девчонки Старков. Он её узнал. Узнал, хотя она то ли перекрасила рыжие волосы, то ли надела чёрный парик. Это была та девушка из метро. Да, он был пьяный, он к ней приставал, нагрубил, и какой-то тупой толстяк пытался её от него защитить, но он всё равно требовал, чтобы она спела ему песню. И вот, она стояла перед ним — и она пела, и, слушая её, Пёс понимал, за что тот старикан был готов отдать ей последние деньги. Ему захотелось его ударить. Да, возможно, ей здесь не место, возможно, её должен услышать целый мир — и, всё же, она должна была достаться ему, а не какому-то старику-извращенцу. Недаром же он видит её уже во второй раз, правда? Это была его Пегги Липтон, иначе и быть не могло. Если она тоже его помнит, наверное, её глупенький мозг подскажет ей, что это судьба. Он же сам фаталистом никогда не был, но бросил думать о кулисах, глядя на неё одну — на то, как она закрывает глаза и уносится по волнам своего пения, на то, как чувственно открываются её губы, как она поднимает слегка подрагивающие пальцы… если бы ты коснулась ими моего лица, милая, быть может… что бы тогда произошло? Должно быть, я стал бы другим человеком, если есть в этом мире ещё что-то, способное сделать меня другим. Или исправить меня. Заврачевать мою душу. Пёс сделал шаг вперёд, надеясь оказаться поближе к сцене, но людей было слишком много, и расталкивать их значило бы прерывать её пение, чего он по какой-то причине не посмел бы сделать. Она ни на кого не смотрела, ни для кого не пела, кроме самой себя; она возвела стеклянную стену и спряталась за ней от похотливых взглядов… и от него, Пса, тоже. И ему, натурально, было очень обидно, но её песня не могла продолжаться вечно: и как только она закончила петь, открыв глаза, он понял, что наступило время привлечь её внимание. — Погоди! — крикнул Сандор сквозь восторженные хлопки, и девушка тут же бросила на него взгляд. Она была напугана — он это сразу заметил, всё небось из-за этого проклятого ожога, но это была она, совершенно точно, та Пташка из метро… говорил же, что она приличная, говорил! — Так я тебя знаю! Помнишь, мы пару недель назад пересекались в метро, и я сказал тебе, что ты мне обязательно споёшь… — Не слушай его, милая! — закричал другой мужчина с противоположной стороны зала. — Он пытается обмануть тебя! Песни его не интересуют, я это в его звериных глазёнках вижу. Он хочет… — А ну рот закрой, когда я с дамой говорю! — прорычал на него Пёс. — Она должна была мне спеть! Мне, и только мне, вы её голоса не заслужили, уроды! Он снова взглянул на девушку — она казалась ещё более испуганной, чем прежде. Ещё немного, и она могла расплакаться, и Пёс, надеясь разрядить обстановку, развёл руками, сделал шаг к сцене (несколько людей перед ним испуганно расступились) и рассмеялся: — Чего не сделаешь ради прекрасной дамы, правда, Пташка? — Ты хочешь получить его сердце? Я вырву его специально для тебя! — прокричал третий мужской голос. Девушка начала испуганно оглядываться, явно не понимая, чего от неё хотят, и причём здесь она; она хотела едва заметно ретироваться за кулисы, но кто-то закричал: — Погоди! Ты должна увидеть, как я его убью, чтобы ты верила мне! Чтобы ты была моей, и только моей! И тогда Сандор понял, что без мордобоя сегодня не обойдётся. И, скорее всего, что девушки, что надеются сегодня подзаработать, спать будут в полном одиночестве. А всё из-за него. И из-за сексуальной девчонки, чей ангельский голос свёл этих похотливых животных с ума. Он их прекрасно понимал: в конце концов, одного взгляда на неё хватило, чтобы забыть, зачем он вообще сюда пришёл. Искать сестёр Старк, а не кричать на невинных девушек… какого черта он творит? Зачем пугает её? Сандор сделал ещё один шаг вперёд, но вдруг сбоку на него налетел один из кричавших — некий мужик повалил его на землю и наградил его лицо смачным ударом кулака. Сандор не успел даже опомниться, когда кто-то оттащил от него нападавшего, и был готов поклясться, что это были девчонки — одна из них, мелкая, злобно сверкнула на него серыми глазами… круглое лицо, тонкие губы, едва заметно приподнятые уголки… Без обиняков, он прорычал: — Арья? Арья Старк? Он видел, как испуганно загорелись её глаза, и как быстро она отвернулась, чтобы понять, что угадал; но не успел собраться с духом, встать и схватить её на месте, как девчонка выпустила нападавшего мужика и побежала через толпу — с пола он даже не видел, куда именно. Он чертыхнулся, поднялся и огляделся по сторонам; кто-то спрашивал, как он себя чувствует, но Сандору хотелось послать всех к чёрту — голова болела, Пташка исчезла, Арья Старк убежала, задание он провалил, а чувствовал себя так, словно и вовсе не выходил на работу. Напился, подрался — так и закончился его день, и, понимая, что ловить здесь больше нечего, Пёс направился к выходу. Продолжилось ли представление после этого, он не знал, без особого успеха пытаясь справиться с ненавистью к самому себе. Может, завтра с утра Ланнистер его уволит — и это точно будет верным решением.