Что-то заканчивается, что-то начинается (Волшебная кровь)

Семья — чемодан без ручки: нести тяжело, а бросить жалко. Так обычно выражался Тобиас Снейп, если на него в полупьяном состоянии нападал лирический стих. Теперь эту истину смог проверить и его непутевый сынок-волшебник. Вот совершенно не получалось относиться к подопечному с формальной маской, которая, казалось бы, за много лет усовершенствовалась до идеала, да и приросла намертво. В свое время она, эта маска, очень помогала существовать в одном доме с Петтигрю. Но сейчас Северус не смог однозначно определиться со своим отношением к соседу. Присутствие и отсутствие новоявленного гостя воспринималось одинаково тяжело. Первые дни сосуществования в одном доме облегчило то, что они не так уж часто виделись. Благодарение Мерлину, Поттер убегал на свою работу рано утром и вообще оказался жаворонком, в то время как сам он был скорее совой. В будни мальчишка пропадал весь день. Вроде замечательно, но ближе к пяти Снейп выбирался из лаборатории и устраивался в гостиной. Ловил себя на том, что прислушивается — раздастся ли характерный звук портключа. Если в пять сосед не являлся, то предстояло еще два часа мучительного ожидания. Пару раз Поттер пропускал и этот срок. Однажды явился заполночь. Мокрый от снега и с серым лицом. К этому времени Снейп был готов убивать, и все равно кого. Мельком глянув на измотанного парня, стягивающего около вешалок мокрую куртку, сбежал в свою комнату. Чтобы не наговорить гадостей. На исходе первой недели Снейп осторожно перевел дух — кажется, можно быть уверенным, что мальчишка не собирается исчезать в неизвестном направлении, а выбранная защита собственного разума от морока достаточно надежна. Да что уж там — без сомнения, надежна. По крайней мере, он не только не забывал о Поттере, но, казалось, наоборот, не мог думать ни о чем другом. Прошло еще немного времени, и стало понятно, что к Гарри Поттеру, впрочем, как и раньше, применим эпитет «неправильный» — не будем употреблять ругательное определение «особенный», не говоря уж о сводившем скулы «избранный». Те опасения, которые на полном серьезе тревожили хозяина дома, оказались пустыми, но легче не становилось. Скорее даже наоборот, настораживало именно то, что жизнь с Поттером не так уж безнадежно тяжела. Снейп был готов к заносчивости, разбросанным вещам и топоту ног. Ничего подобного. Поттер был самодостаточен, не очень навязчив, по дому передвигался мягко, словно большая кошка. А завтраки и ужины? Когда в первый вечер сосед постучал в дверь лаборатории и будничным голосом сообщил, что приготовил ужин и оставил его на столе кухни, у зельевара чуть не случилось раздвоение личности. Естественной реакцией (для Снейпа естественной) казалось облить недовольством, но опасение отпугнуть вкупе с любопытством победили. Готовил Поттер вполне сносно. Поскольку он, не кочевряжась, брал деньги на приготовление еды и не только выслушивал замечания — эстрагон в мясо не класть, черного перца минимум и только свежераздавленного — но и следовал им, то гордость Снейпа оказалась умиротворена. Паче чаяния, новый жилец оказался тактичен. Рождественские праздники обозначили это со всей определенностью. Снейп был готов к тоннам украшений и наряженной елке в потолок, но Поттер его приятно удивил. Но главное, что пугало и сбивало с толку — это отношение Поттера. Снейп страшился признаться самому себе, но оказалось так легко и лестно принимать ровное восхищение гриффиндорца, которое он просто-таки непрерывно излучал — все мысленные напоминания, что нельзя принимать очевидную симпатию всерьез, разбивались о несокрушимую искренность. Что-то случилось с миром, почему Гарри Поттер, золотой мальчик, совершенно забыл о мутной, тяжелой и наполненной злобой истории взаимоотношений со своим самым нелюбимым преподавателем и с настойчивостью молодого барана выказывает дружелюбие? С проклятьем ничего яснее не становилось, кроме и без того крепкого убеждения, что оно есть. Было совершенно мало смысла в его беспомощных попытках уловить логику поведения магии Поттера. В крови магия была, в самом Поттере тоже просвечивала и ощущалась. Так любой сильный зельевар, может почувствовать степень магической насыщенности, скажем, флоббер-червя. Вот Поттер был чудовищно сильным флоббер-червем. Только в зелье вел себя неправильно. От непонимания волнами накатывало отчаяние. Поздравляю, Северус Снейп, опять. Ощущение беспомощности — именно то, без чего ты мечтал жить в послевоенном мире. Чтобы как-то себя подбодрить, Снейп разрешил себе продолжать исследовать кровь. К прочим странностям, это порождение Джеймса совсем перестало его бояться. Это, конечно, хорошо: можно рявкать не сдерживаясь; но, с другой стороны, Снейп осторожничал, ведь стоит перегнуть палку и мантикоров гриффиндорец может уйти. Он вообще выглядел непонятно довольным и совершенно свободным. Пару раз Снейпу снилось, что он сидит за залитым солнцем столом напротив неугомонного мальчишки. Поднимет голову и с ужасом замечает, что перед ним призрак, веселый и жизнерадостный. Снейп пытается поймать его рукой, коснуться. Но, сияя глазищами, Поттер исчезает, растворяется в золотом солнечном луче. Во что вообще превратился Поттер за полтора года жизни среди маглов? Кто этот незнакомец, бродящий в носках по его дому? Где фамильное Поттеровское скудоумие и зазнайство, обидчивость и тупость? Что это? Последствия проклятия? Тогда такие проклятия нужно прописывать для облагораживания маленьких неучей… Не надо обладать талантами предсказателя, чтобы понять, что поведение Поттера — ненормально. Странно и ненормально. И на исходе второго месяца сосуществования, Снейп вдруг с мистическим трепетом осознал, что не может даже сравнивать своего беспокойного гостя с его отцом. Другой. Не похож. И старше, ощутимо старше. Нет, он помнил, что Джеймс погиб в двадцать один, а этому нет и двадцати, но в памяти тот Поттер запечатлелся самоуверенным подростком. А этот? Нееее. Зверь неизвестной породы — порывистый, сильный магически и (признайся уж хотя бы себе) совсем не глупый, а уж скорее неожиданно лукавый. Хотя стоило Снейпу увериться во вдумчивости новоявленного Поттера, как тот тут же совершал какой-либо совершенно ребяческий финт. Вот, пожалуйста. В конце зимы жилец с блеском продемонстрировал одновременно и магическую мощь, и безмозглость. Ну, если не безмозглость, то чудовищную безалаберность в отношении собственной магии. И это явилось началом еще одной, совершенно неожиданной проблемы. Если бы Снейп был ближе к магловской культуре, он обязательно вспомнил бы про обезьяну с гранатой. А что, звучит почти так же, как «Поттер и огромный магический потенциал». Но поскольку Снейп не знал данную пословицу, то он, поминая Мерлина, Мордреда и Моргану, с болезненным напряжением следил за странными, почти неконтролируемыми выходками магии Поттера. Похоже, проживание на одной территории с магом потихоньку подтачивало неведомые узы, сковавшие волшебные силы Поттера. А началось почти как шутка. Поздним вечером, точнее даже ранней ночью, поднимаясь из лаборатории, где он проверял котлы с настаивающимися зельями, Снейп услышал какие-то невнятные звуки, повизгивание, шорохи, рычание. Картина, которую он застал в гостиной, поражала несуразностью. Несколько гримуаров, спокойных и с флегматичным характером (все опасные книги Снейп перенес к себе в подвал в первый же вечер), загнали в угол пухленькую толстенькую книжку в зеленом переплете. Та трепетала листами и попискивала. Снейп рыкнул, и книги, как стая дворовых собак, отправились на свое место, всем своим поведением демонстрируя непричастность к инциденту. Нагнувшись, поднял беглянку. Так и есть, обычная магловская книга. Сборник рецептов, кажется. Точнее, это должно было бы быть обычной книгой. Но сейчас книжица, как птаха, мелко дрожала в руках и жалобно причитала. Успокаивающе погладил зеленый корешок и, прижимая к груди, понес на полку. Обустроил беглянку и наложил на нее защитные чары. Книжка благодарно вздыхала. Чертов гриффиндорец, чертов мальчишка! Вот когда пожалеешь о смерти Альбуса. Нельзя сказать, что Снейп часто вспоминал лукавого учителя, отболело уже. Но, что ни говори, кто лучше него разбирался в магии? В темной — только Темный Лорд, не к ночи будет упомянут. Да и то… Что за проклятие висит на Поттере? Возросшая и при этом так странно проявляющаяся сила — часть наваждения, или нет? Он перерыл все доступные книги, ничего похожего. Мда, с одной стороны, конечно, замечательно, что запертая внутри магия начинает искать выход. Но вот только… Вопрос в том, если неведомая преграда рухнет сама по себе — то что уцелеет? Точнее, что НЕ уцелеет при этом? Сам Поттер, Снейп, жители городка и вся магическая Англия, в конце концов? …А ведь мальчишка стал проявлять нездоровый энтузиазм к магическим схемам. И Снейп искренне надеялся, что результаты этих потуг будут направлены на что-нибудь мирное — не на мировое господство, так хотя бы на выращивание цветочков. Хотя, если вспомнить сказки о проросших до неба бобах… И что делать? Запретить читать книги и изучать магические связи? Но при такой мощи может стать только хуже — сырой выброс, знаете ли, тоже бывает весьма впечатляющ. Да если в чем Северус Снейп был истово уверен, так это в том, что невежество опасно. Scientia potentia est.* Жизнь шла трещинами, менялась на глазах, бурлила. Даже родительский дом, темный, неуютный, скрипучий, сдавал свои позиции. О, этот дом видел многих магов: великого волшебника Альбуса и ничтожество Петтигрю. Безумную Беллу и флегматичного Эйвери. Ни к кому из них дом не был снисходителен. Дом вообще не любил магов, не исключая Эйлин Принц и нынешнего хозяина. И даже к Лили дом питал какие-то неведомые подозрения. Максимум, неодобрительное терпение выказывал в детстве к маленькому Северусу. А уж посторонних магов дом обижал как мог. Помнится, у Альбуса вечно защемлялись мантии, терялись мелкие предметы. Плохо работали манящие чары. Проливался чай. Петтигрю в любом обличье регулярно доставалось от дверей. Обе сестрички Блэк не могли открыть дверь, чтобы не раздалось омерзительнейшего звука. Званые и незваные гости этого дома спотыкались на ровном месте, опрокидывали на ноги стулья, роняли предметы. Под ними недовольно крякал не только пол, но и издавали компрометирующие звуки сиденья. То не открывались, то не закрывались двери. Выпадали, прямо из-под ног, половицы. Начинало невыносимо пахнуть сыростью, а клочки пыли налипали на любую одежду, невзирая на отталкивающие чары. А вот к мальчишке дом благоволил. Гарри не глядя швырял свои куртки, и вешалки ловко подхватывали их. Небрежно скидываемые ботики послушно становились на свое место. Полы, стулья радостно пели или одобрительно вздыхали. Все двери и дверцы с готовностью распахивались, книги подставляли свои бока, и это несмотря на то, что многих из них Поттер не читал. Даже мрачное порождение аскетичного быта, чугунная ванна, ни разу не устроила потопа и не ошпарила гостя. Исподволь просыпалась паника. Поттер просачивался не только в дом. Еще немного, и будет поздно.