***
Как-то незаметно получилось, что они почти две недели не обсуждали проклятия. Хотя, что уж там: Снейп просто увлекся. Неожиданно пришедшая в полусне мысль стабилизировать одно из свойств крови Поттера сложилась в ясную схему. Он не вылезал из лаборатории, с трудом прерываясь на еду и краткий сон. На ужин приходилось отрываться от горячки исследований и показываться в гостиной. Все-таки, во-первых, время от времени надо было есть, иначе начинал болеть отвыкший от пренебрежения желудок. В принципе, Снейп мог глотнуть своих же снадобий, но негодующее сопение драклового Поттера обещало всяческие неприятности. Но было и во-вторых. Если зельевар не выходил вечером к столу, то Гарри начинал отираться около двери. Идеальные заглушающие чары тут же принимались сбоить. Если еще немножко потянуть, то полки с ингредиентами все отчетливее поскрипывали, а реторты угрожающе фыркали и пыхтели. Не доводя до греха и памятуя о том, что с незнакомыми магическими силами лучше быть осторожнее, Снейп выбегал из лаборатории, глотал еду и тут же устремлялся обратно. Когда наваливалась усталость, несколько часов дремал на кушетке в подвале; затем выпивал крепкий чай, перехватывая домашним печеньем, не иначе как чудом появляющимся в круглой эмалированной миске, и опять работал. И вот, наконец, все. Эврика! Орей-орей-орей! Последний кусочек логической цепочки встал на место — пока неназванное зелье готово! После обязательной проверки стандартными диагностическими заклинаниями «Sanguis sanguinem», «Conformitatem», зельевар, естественно, опробовал зелье на себе. И сразу же отослал образец Гесперу Мерну с подробными инструкциями. Слезы феникса. Сильнейшее исцеляющее средство. Но в зельеварении, увы, не используется. Просто получить слезы феникса в чистом виде почти невозможно. Кроме того, его песня усиливает дух человека. А это иногда даже важнее, чем залечить раны. Война тяжелым мутным валом прокатилась по магическому обществу. Травмы, проклятия, и не в последнюю очередь, последствия Круцио. Длительное применение пыточного проклятия вызывало серьезные повреждения нервной системы, в крайних случаях — до полного безумия. Самому Снейпу вдоволь в свое время досталось это малоприятное вознаграждение от Темного Лорда. И он с ужасом помнил, как, несмотря на применение большого количества зелий, еще долгое время спустя, в самое неподходящее время, волной могла накатить судорога. Скрючивались пальцы, частило и с перебоями билось сердце, вымораживал внутренности беспричинный ужас. Новое зелье должно было почти полностью снимать эти симптомы. А главное, оно, в отличие от уже имеющихся релаксантов, смывало страх, невольно въедающийся в душу и тело при длительном применении Круцио. Поттер, потакая радостному настроению Снейпа, устроил праздничный ужин. А возбужденно-счастливый изобретатель достал из запасов отличный джин и приготовил пиммс — терпко-сладкий крюшон. Вечер получился замечательный — они с Поттером запивали оживленную беседу пряным хмельным напитком. Снейп воодушевленно рассказывал о логике нового зелья, Поттер, сияя как именинник, внимал ему. И даже задавал уместные вопросы. Стайка свечей петляла под потолком, пылал камин, очень скоро окна оказались распахнуты, и прохладный воздух обвевал разгоряченные лица. Сладко пахло молодой травой, свежестью дождя, надеждами и счастьем. Упоение сыграло дурную шутку — никогда еще ранее у Северуса Снейпа не было человека, готового разделить триумф изобретения. Не так уж много они выпили, но легкость затопила Снейпа, превратив жилище в уютный дом, собеседника - в милого молодого красавца, а весь мир - в ласковую ладонь вечности. Они разошлись по своим комнатам на рассвете, причем к тому времени он называл собеседника Гарри, а тот его Северус. Проснувшись днем, Снейп долго лежал, вытаращив глаза. Нет, похмелья не было. Был ужас. Остаток дня зельевар, собрав волю в кулак, просматривал накопившиеся за время работы бумаги и наводил порядок в лаборатории. Заодно собираясь с духом для встречи с Поттером. Как теперь на него посмотрят, когда его самообладание и достоинство оказались вдребезги разбиты? Но, против обыкновения, ничего страшного не произошло. Вернувшийся со своей магловской работы мальчишка (да уж ладно, Поттер будет мальчишкой, даже если доживет до возраста Альбуса) вел себя все так же. Разве что за ужином поинтересовался с ласкающим ухо трепетом о том, будет ли сэр Северус патентовать зелье. Северус. Сэр. Патентовать. Зелье. Снейп скомкано буркнул нечто невразумительное, и Поттер понятливо заткнулся. Дело даже не в том, что, патентуя, придется указать «кровь мага, принявшего в себя благословение слез и пения феникса». А в том, что вместо того чтобы заниматься снятием проклятья, он как последний — не важно кто — исследует кровь жертвы. Ну ладно, давно было понятно, что этому конкретному гриффиндорцу недоступно чувство самосохранения, но он-то, он приглашал Поттера именно для того, чтобы помочь избавиться от морока! Это его обязанность, в конце концов. Будто подслушав его мысли, Поттер восхитился полезностью своей крови и робко поинтересовался, можно ли попробовать новое зелье на родителях Невилла Лонгботтома? Снейп резко парировал — только после заключения главы целителей. Хотя Лонгботтомы выглядели вполне вероятными кандидатами. Если бы нарушения были недавними, Снейп даже бы не сомневался в положительном эффекте зелья. Но прошло столько времени. Воображение невольно заработало: какие комбинации зелий следует добавить для их исцеления. Сова от Геспера прилетела через три дня. Хорошо зная повадки зельевара, глава отделения не напрашивался в гости, но предлагал встретиться в Мунго или любом удобном месте. Зелье прошло стандартные проверки. Оно работало! Мерн сообщал, что можно начинать искать добровольцев-магов. Самым логичным было начать с Азкабана. Там наверняка найдутся маги, которые за послабление режима согласятся быть подопытными. А учитывая, что большинство сидельцев — бывшие Пожиратели, задача не представляется сложной. Собственно, невесть как прознавшие про новое чудо-зелье Малфои уже выразили многословную готовность пасть жертвой прогресса. За существенные поблажки, разумеется. После некоторого колебания Снейп все-таки пересказал Поттеру содержание письма и предупредил, что понадобится свежая порция главного ингредиента — четыре скрупула крови — отданных, как, впрочем, и обычно, добровольно и с желанием добра. Поттер вскинулся, замер на непродолжительное время, а потом решительно заявил: — Сначала Лонгботтомы! Ну, собственно, такой реакции зельевар и ждал. Особенно если вспомнить о странной роли Нарциссы. Проклятие проклятием, а денежные интересы для Малфоев — в приоритете. И вот улетела сова к Невиллу. Не дожидаясь ответа и нисколько не сомневаясь в том, как скоро и каков он будет, Снейп внес грозу котлов и экс-ученика в список допущенных в гостиную магов. Услышав о скором госте, Поттер заметался и приготовил несколько видов выпечки к чаю. Снейп попытался было проанализировать свои эмоции, опасаясь наткнуться на банальную ревность, но спасла и рассмешила замечательная фраза «Ну, он же наш гость! Мы должны предстать подобающе!» Произнося это, Поттер выглядел до умилительности чопорным. А вечером, с чисто профессиональным интересом, Снейп наблюдал, как со стороны выглядит проявление проклятия Поттера. Звучит-то как! Проклятие Поттера! Невилл, смущающийся и одновременно решительный, вошел в комнату и сразу попытался выразить Снейпу согласие вперемешку с благодарностью. Причем своего сокурсника, стоящего бок о бок с хозяином дома, он не замечал. Но игнорировать стихийное бедствие в виде победителя Волдеморта при личном контакте не так-то просто. Гарри налетел на увальня, обнял, попытался тормошить. А Снейп внимательно и болезненно наблюдал смену эмоций на лице герболога: удивление, непонимание, неузнавание, тягостная пауза, робкие признаки воспоминания, и вот! Наконец ошеломленное признание. И радость. В общем, Снейп мог поздравить себя — проклятие проявлялось именно так, как он и предполагал. Мало просто увидеть, надо еще зацепить какие-то струны души. Большое счастье для Поттера и, предположительно, для него, что он его тогда узнал. А вот почему, кстати? Если бы не кровь, мог бы и не вспомнить? Снейп передернул плечами… Думать о таком было неприятно. Чаепитие протекало довольно спокойно. Снейп уже чисто для порядка подмечал оттенки выражений лица Лонгботтома. Так, если тот терял зрительный контакт с Гарри более чем на пару мгновений, то затем, возвращая взгляд, сначала недоуменно и беспомощно хлопал ресницами. И лишь потом его глаза прояснялись узнаванием. Как и предполагал зельевар, Лонгботтом с жаром отнесся к предполагаемому лекарству для родителей. Снейп максимально честно предупредил, что прогноз умеренно благоприятный — слишком длителен был период безумия. Так же ожидаемо получил в ответ согласие. На все! На все! На все! Снейп не любил людей в целом и Лонгботтома в частности. Но при этом так же не переносил безумие. Если зелье хоть немного улучшит состояние родителей Невилла, это будет правильно. Тем же вечером Снейп взял у Поттера четыре скрупула крови и направился в подвал готовить зелье. Поттер ухитрился превратить процесс забора крови в тожественную церемонию: его восхищенно сияющая физиономия прямо светилась, а глаза то и дело, казалось, говорили — вот ведь здорово, правда? Я на диво полезный, ну ведь так? Через полтора дня зельевар лично посетил Мунго и вместе с Мерном отследил первый прием зелья Лонгботтомами. Диагностические результаты обнадеживали — изодранная аура собралась и уплотнилась. А спустя еще четыре дня от Невилла пришло бессвязное и радостное письмо — Алиса Лонгботтом пришла в себя. Выглядит дезориентированной и слабой, но, без всякого сомнения, в сознании. Через несколько дней улучшения наблюдались и у Фрэнка. Что примечательно, про Гарри в письме не было ни слова. А зелье, с легкой руки Невилла Лонгботтома, назвали «Солнечным глотком».***
Все! Пока они не разберутся с проклятьем — больше никаких исследований. Снейп утроил усилия в попытке найти хотя бы момент его наложения. Причем неблагодарная жертва проклятия не только корчила недовольные рожи, но и вслух ворчала, что можно было бы просто разговаривать, отдыхать или наслаждаться потрясающим Пиммсом. …Как это нередко случается, натолкнулись на разгадку они абсолютно случайно. Шел Мерлин знает какой день топтания по кругу. Несколько месяцев до дня дуэли с Волдемортом, день победы по часам — все слова и жесты Темного Лорда, и те несколько дней между победой и началом проявления проклятия. Набравшись сил, еще раз проговорили подробности жуткого часа в Визжащей Хижине. Никаких зацепок. И что совой об пень, что пнем о сову. Дуэль, разговор с Кингсли, Дары смерти. А сейчас где они? Мантия-невидимка в доме Уизли, в комнате Рона вместе с остролистовой палочкой, Камень потерян в лесу. Старшая палочка в гробнице Дамблдора. И вот сто первый раз выспрашивая подробности, Снейп упрямо уточнял: — Где упал воскрешающий камень? — Кто-нибудь был рядом? — Куда ты дел мантию-невидимку перед дуэлью? — Когда и с кем отнес Бузинную палочку в гробницу? И на этот раз в ответ прозвучало: — Ну, сначала я, конечно, починил свою палочку. — Подробности, Поттер, подробности, как чинил, точное движение палочки, где это было, кто был рядом. — Я же говорил, — Поттер вдыхает с видом великомученика. Гостиная в полумраке, Гарри расслабленно сидит в кресле перед горящим камином, на коленях в миске зефиринки. Время от времени он подцепляет длинной двузубой вилкой очередную зефиринку и сует в огонь. — Ну, уже в директорском кабинете я взял Старшую палочку у Джинни, произнес Репаро, движение обычное, вот так, — герой продемонстрировал финт кистью, — потом проверил свою, сказал Люмос, все работало. Свою палочку сунул в мантию, а Бузинную мы c Гермионой и Роном, отнесли к гробнице Дамблдора. Поттер продолжает увлеченно копаться в миске, а в голове Снейпа тишина, вот оно, то самое. Нервно вертя свою собственную волшебную палочку в руках, ровно уточняет: — Взял у Джинни? — Ну да. Я же говорил, когда Волдеморт упал и умер, мы все так обрадовались! Обнимались и все такое. Наверно, я тогда уронил палочку. Вот. Так, в принципе все ясно. Можно задать еще какие-то вопросы, но… Мордред, сколько времени паршивец молчал о том, что Старшая палочка валялась на полу, ее подняли и довольно долго держали чужие руки. Необразованный тупица, неграмотный недоучка! Очевидно, он все-таки не смог сдержать гримасу гнева. Странно притихший Поттер, не отрываясь, смотрит своими распахнутыми глазищами. Вцепился в миску так, что побелели пальцы. Снейп кривовато улыбнулся, и лицо мальчишки чуть обмякло. Посидев еще немного, в полной тишине разошлись. Поттер ушел к себе, должно быть лег спать. К Снейпу сон не шел. Помотался бесцельно по комнате — еще не очень поздно. Все равно он не сумеет заснуть, не узнав до конца. Оделся и, стараясь не шуметь, вышел на улицу. Пешком пересек весь поселок. Быстрая ходьба позволила сбросить нервное напряжение. И уже из небольшого придорожного лесочка аппарировал в синий вечерний сумрак.***
Джинни нервно провела расческой по волосам. В зеркальной глубине худенькая девушка со сведенными бровями повторила жест. Интересно, та другая, тоже я? Понимает ли она что со мной? Или в воде зазеркалья душа холодеет? До свадьбы оставалось всего ничего — меньше месяца. Странная раздвоенность. Одной Джинни, той, что внутри, было совершенно наплевать на все формальности и хотелось только чувствовать рядом, всей кожей, душой, своего Томаса. Он - якорь, пристанище нежности; без него тьма сомкнется и утянет ее в бездонную мутную пропасть. Свадьба, ритуал, спасение. А другая Джинни, та, что когда-то в школе швырялась летучемышиным сглазом и гоняла на метле — капризничала, порывалась все организовывать, сердилась. Ведь каждый новый день приближал событие, которое можно считать главным в жизни любой девушки. Неужели оно пройдет вот так, кое-как? Все, связанное с замужеством, должно быть совершенным, великолепным, безукоризненным. И что? Приходится во все, решительно в каждую мелочь, вникать самой. Томас только и знает, что говорит: «Как скажешь милая, ты великолепна, тебе виднее. Бабочки? Да, дорогая. Птички с длинными хвостиками? Очень хорошо. Платье — небесно-голубое или бледно-синее? Нуууу, они вроде как одинаковые. Какое лучше? А помнишь то красное, с короткими рукавами. Не свадебное? Даже не знаю, милая, ты прекрасна в любом платье». Дело не в том, что она хороша, а в том чтобы… ну почему она должна Томасу все объяснять? И продумывать одна все мелочи: шатер, цветы, салфетки, дорожки. В конце концов, он тоже участвует в свадьбе! Это ведь ри-ту-ал! А домашние? Вот уж без чьей помощи она бы обошлась. Достаточно вспомнить какой торт хотели заказать родители. Точнее, мама. Про близнецов и говорить нечего — заветная и, к несчастью, неисполнимая мечта, чтобы шутники отсутствовали на свадьбе. Уж если они будут присутствовать, то с романтической атмосферой можно попрощаться. А Перси? А Рон? Моргауза, еще же Билл со своей надменной французской задавакой. Но главное — мама! Во имя всех холмов и его обитателей. Она любит маму, но ведь это невыносимо. Со злостью дернула волосы расческой. Ох уж эти родители! Мама рыдает каждый вечер. Можно подумать, она не замуж выходит, а на сражение собирается. Рука дрогнула. Сражение, сгустки слоистого тумана… Нет-нет… Мысли привычно соскользнули на платье… И в этот миг из коридора донесся радостно-официальный голос Молли: — Джинни, малышка, к тебе пришел магофлорист. Девушка отложила расческу, перекинула волосы за спину и поднялась навстречу. Дверь отворилась. Потрясенной Джинни на миг показалось, что перед ней открылся слепящий провал в Инферно. На фоне слепящей красно-золотой магмы вырисовывался темный абрис существа, обрамленного несколькими парами узких хищных крыльев: за плечами, выше, и еще одна — почти смыкаясь над головой. Черные перья, похожие на клинки, закрывали собой пламенеющее небо, напоминая смертным о том, что наказание неотвратимо. С торжествующим спокойствием, склонив голову, архангелом возмездия Северус Снейп перешагнул порог. И опять все повторилось, как и при встрече на ступеньках лавочки. Бывший профессор не успел даже войти внутрь, как Джинни попятилась, прижала кулаки к подбородку, а из глаз хлынули слезы. Снейп скривился; он тоже хорош — тоже мне, специалист по темной магии. Ведь мог бы прошлый раз уловить в поведении Уизли что-то не совсем естественное, черты отката проклятия. В Хогвартсе младшая Уизли вовсе не демонстрировала истеричность. И уж точно на старших курсах не была любительницей разводить сырость. А Джинни тоненько рыдала и раскачивалась. Начинать разговор в таком состоянии было бессмысленно. Пришлось достать флакончик успокоительного. Наколдовал воду, усадил дезориентированную Джинни на подвернувшийся пуфик и кое-как заставил ее отхлебнуть. Наконец потек рассказ, перемежающийся слезами и всхлипываниями. — Всегда… Я всегда… ыыыы… Мама говорила, мне в четыре года… подарили книжку с картинками… ыыы. Гарри там был такой… как приииииинц… ыыыыы. В рубашечкееееее… беленькоооой. Все не замечал и не замечал. А я ждалаааааа. И вот полюбииил… обещал, обещаааал! Сказал, что только Тот-кого мешает, а иначе… ыыы… сразу бы… А потом… Потом… после битвы… ыыы… назвал меня «сестренкой». Бросил и побежал обниматься… ыыыыы… И я поняла… ыыы…. Я не нужна ему, совсем-совсем-совсееееееееем… ыыыы…. Снейп уже во всю хозяйничал в воспоминаниях Джинни. Яркий свет, заливающий Большой зал Хогвартса. Дикий инфразвук — вопит Белла. Шум, проклятия, вскрики. И опять все замерли. Тяжело дышащий, всклоченный Поттер с жуткой цепкостью не отводит взор от распростертого Волдеморта; в каждой руке его по волшебной палочке. Затем в гулкой тишине сразу происходят несколько событий. Гермиона садится на пол, Гарри рывком оглядывается на соратницу, машинально сует за пазуху одну из палочек. И деревянной походкой свежеподнятого зомби направляется к подруге. Джинни делает несколько быстрых шагов наперерез, тянет руки, Гарри поднимает на нее прозрачный взгляд и улыбается: — Джинни, сестренка! Мы победили, ты понимаешь? Перепачканными в чем-то темном пальцами ловит ее ладони, прижимается лбом ко лбу. А затем судорожно вздыхает, отстраняется, осторожно проводит пляшущей рукой по рыжим волосам и двигается дальше. Палочка соскальзывает с плеч младшей Уизли, падает на пол, подскакивает несколько раз на узорном мраморном полу и замирает суковатой веткой, замерзшей змеей. А кругом вакханалия! Орущие подростки, плачущая Минерва. Флитвик растерянно смаргивает влагу с век, и из его описывающей круги палочки вырываются призрачные ленты, превращающиеся в птичек, которые, радостно щебеча, вьются по залу. Джинни, словно под Империо, тяжело наклоняется к небрежно оброненной Поттером Старшей палочке, медленно поднимает ее, вертит в руках. Яркий день в ее воспоминаниях подернут тусклой вуалью. Закручивается тяжелая пелена магии. Все кончено. Все не так, как ей мечталось. Снейп встряхнул узкие плечи, нависая над Уизли и вглядываясь в расфокусированные синие глаза: — Ну, вспоминайте, вспоминайте, о чем вы думали? Джинни уже не плачет, лицо безмятежное, только бледное и застывшее. — Я ему не нужна, совсем. Так больно. А он герой, все его обнимают, даже эта выскочка Луннаааа. Вот если бы он знааааааал, если бы он знаааал, вот так, никому не нуууууужен… — словно в забытьи она начинает негромко тянуть слова. Снейп со вздохом отпустил плечи Джинни. Взял повыше локтя, помог подняться, подвел, словно безвольную куклу, и усадил на фиолетовый в цветочек диванчик. Несколько взмахов — сполоснул чашку, наполнил заклинанием водой. Достал из бездонных карманов мантии пузырек, накапал зелье. Помог дезориентированной девушке отпить из стакана Сон-без-сновидения. Она неуверенно пошарила рукой по диванчику и легла, подложив сложенные ладошки под щеку. Снейп немного постоял, рассматривая спящее прекрасное измученное лицо. Рыжие волосы соломой рассыпались по пестрой диванной подушке. Вот так просто. Старшая палочка и стихийный выброс. В который раз Бузинная палочка предала своего хозяина. Не потерпела небрежности с его стороны. Отсутствия преклонения. Мда. Вот чего трудно добиться от Поттера — это почтительности. Уж если даже Дамблдору (и Волдеморту!) это не всегда удавалось, не говоря уже о весьма достойном профессоре зельеварения. Ну и далее все ясно: условие проклятия «Никому не нужен». Магия посчитала, что проще всего удалить из привычного круга. Так сказать, движение в обе стороны — его никто не помнит и сам Гарри не должен гореть желанием общаться. Скажем, именно потому, потому что нет магии. Другое дело, что заклятие не смогло совсем изменить такое значительное событие — войну с Волдемортом. Пока Поттера видят — помнят, слишком много завязано, все-таки герой. А если не маячит перед глазами, то и не вспоминается. Просто постоянно отвлекались от того, что заклятие посчитает прямым воспоминанием. С потерей магии еще запутаннее, может и на какое-то время она правда пропала. А может, сразу оказалась неведомо как заключена внутри Поттера. Уже не поймешь, почему не увидели магию в Мунго — то ли чтобы не ограничивать проклятие, то ли мощь Старшей палочки отвела глаза. И почему у самого Поттера не получается колдовать осознанно, но зато он буквально пальцами перебирает колдовство? А сам Снейп? Видел ли он Поттера после сражения за Хогвартс? Ну да, пятнадцать минут на вручении ордена Мерлина. Было безумно тяжело глядеть в его сторону. И он совершенно точно не помнит, было ли что-то настораживающее в облике кавалера ордена Мерлина первой степени. Что же он чувствовал тогда сам по отношению к вечной занозе и головной боли последних семи лет? Совершенно однозначно — не ненависть. Не после того, как по всему лесу раздался сначала вой Хагрида, а потом усиленный Сонорусом голос Волдеморта — «Ваш герой умер!» В тот миг Снейп полулежал на пороге проклятой Визжащей Хижины. Его почти не тошнило и, не считая мушек перед глазами и ватной слабости, самочувствие можно было назвать нормальным. Тем не менее, от осознания того, что жертва всеобщему благу принесена: бестолковый, никчёмный и наглый сын Джеймса и Лили погиб, сознание посвоевольничало и уплыло в белёсые дали. Очнулся Снейп в Мунго, и целых пятнадцать минут был уверен, что Поттер мертв. Да. А потом появилась Минерва. Чего еще ожидать от декана львиного факультета? Сначала она бурно, с негодованием на скрытность его и Альбуса, извинялась, рассказывала о сражении. Весть о том, что Гарри Поттер чудесным образом воскрес, вызвала облегченное восхищение пополам с раздражением — этого поганца даже смерть не берет. Ну а затем, естественно, они с Минервой поругались. Вот уж действительно, непредсказуемый герой. Даже Старшая палочка не в состоянии предусмотреть изгибов Поттеровских удач и неудач. Кровь — жадность — деньги — зельевар — опять кровь… И ведь Поттер прижился в магловском мире! Надо снимать проклятье.