Faking It

Гарри всегда более чем толерантен к алкоголю, даже больше, чем Луи. Не то чтобы Луи признает это. Это и благословение, и проклятие одновременно. Но сейчас, когда вечеринка подходит к своему пику, это, скорее, второй вариант. Его руки не могут перестать потеть. — Он здесь, — шепчет Луи, его тело прижато к Гарри, дыхание теплое и сладкое от того напитка, что Лиам смешал для них двоих. Юноша знает, что пожалеет об этом утром. Опьянение от коктейлей никогда не действует на него хорошо. Гарри даже не смотрит, лишь кивает, и его руки слегка трясутся, когда он кладет их на бедра Луи. — Он… он смотрит? Влажные губы Луи прижаты к мочке уха Гарри. Музыка настолько громкая, что вибрация идет от пяток Гарри до его груди, когда Луи приоткрывает рот, чтобы прикусить мочку. Он пошатывается, надеясь, что сможет скинуть это все на алкоголь, а не на то чувство, которое ему дарят прикосновения Луи. — Да, — выдыхает Луи, его руки скользят под свитер Гарри, касаясь его талии. Его кожа покрывается мурашками, и он прячет это, сжимая плечо Луи, одновременно благодаря музыку за то, что помогает скрыть всю эту внутреннюю дрожь. — Почему ты не покажешь ему? — Гарри говорит это на ухо Луи, пытаясь контролировать себя, когда Томлинсон ставит ногу между его бедер. Ткань джинсов Луи касается нежной и чувствительной кожи Гарри. Может, ему не стоило надевать юбку, ибо сейчас его мысли витают в облаках. — Покажу ему что? — рука Луи ложится на бедро Гарри, сминая ткань на его юбочке. Он долгое время повторяет себе, что это лишь игра, а Луи в ней — хороший актер. — Что я… — Гарри прикрывает глаза, кусая плечо Луи, — твой. Луи ускоряет движения ртом на шее Гарри, впиваясь зубами, его язык скользит, и Гарри отклоняет голову в сторону, давая больший доступ. Он чувствует, что прикосновения Луи опьяняют его, наполняют страстью, когда Луи запускает руку под юбку, касаясь внутренней части бедра. — Ты побрил ноги, — говорит Томлинсон, его голос звучит удивленно. Каждое движение его руки посылает импульсы к понемногу встающему члену Гарри. Стайлс не засовывал ничего в себя с того дня, как Луи выбросил вибратор через окно, а сейчас он просто прижимается к нему, расстегивая все пуговицы. — Да, — выдыхает Гарри, опасаясь, что Луи заставит его дрожать, что они зашли уже слишком далеко и, когда их рты соприкоснутся вновь, Гарри в ту же секунду позорно кончит в трусы, будто ему двенадцать. — Он смотрит, он… — Луи кладет свою руку на задницу Гарри, касаясь краев белья. Ему уже без разницы, кто на них смотрит. В то же время он хочет, чтобы они были сейчас где-нибудь, где их никто бы не видел, где это бы не было игрой. Луи внезапно крепко обхватывает руками талию Гарри, его глаза темные и блестящие. — Могу я?.. Гарри не дает ему закончить. Он кладет руку на щеку Луи и впивается ему в губы голодным, желанным поцелуем. Где-то далеко в его мозгу, в части, которая не была подвержена давлению от Луи, он понимает, что должен ждать сигнала со стороны Луи. Эта часть его утихает и утихает, когда Луи растворяется в движении, его рот раскрывается под Гарри податливо, сладко и влажно. Гарри выдыхает в рот Луи. Его колени подкашиваются, когда он проводит рукой по линии челюсти Луи, а после — по волосам, смешанным с большим слоем лака. Их губы разъединяются и встречаются снова с еще большим напором. Луи не может не чувствовать, как член Гарри упирается ему в бедро, но сам Стайлс слишком далек от переживаний. Он хнычет, дрожит от желания и нужды, когда кончик языка Луи проходит по его губам. Гарри разъединяет их в невербальном прошении, держась за Луи, и его язык проходит по небу Гарри, пытаясь целовать его глубже. Он встречает Луи на полпути, он касается его лишь кончиком языка и чувствует бессилие, когда они скользят руками друг по другу, углубляя поцелуй. Гарри чувствует дрожь. Может, оттого, что он некоторое время не дышит нормально. Может, оттого, что Луи сейчас посасывает его язык, как сладкий леденец. Он чувствует каждое движение, каждое прикосновение. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Луи скользит рукой ниже по спине Гарри, скромно касаясь его задницы, и Гарри хочет толкнуться в руку, хочет прижать Луи к себе, касаясь друг к другу лишь обнаженной кожей. Он закусывает нижнюю губу Луи и посасывает ее, проводя зубами, в ответ на что Томлинсон сжимает в руке свитер Гарри, толкается бедрами вперед и бесшумно выдыхает. Его стояк уже тоже виден, джинсы напряжены. Поцелуй с Гарри кружит голову и мучает член в штанах. Они отстраняются с влажным и неприличным звуком, который Гарри больше чувствует, чем слышит. Он задыхается, руки крепко держат Луи, глаза закрыты. Гарри очень тихо шепчет имя Луи, что даже непонятно, слышно ли его из-за всего шума; он облизывает губы, оставляя во рту вкус поцелуя. Когда он, наконец, открывает глаза, Гарри понимает, что они не одни здесь. Кровь приливает к щекам, когда он видит, что люди смотрят на них, некоторые отводят взгляд сразу же, когда Гарри встречается с ними глазами. Гарри прячет лицо в изгибе шеи Луи. Должно быть, его лицо сейчас в краске Луи, точно так же, как и губы Луи красные от помады Гарри. Он чувствует стояк Луи, упирающийся ему в бедро, и дрожит, одновременно боясь, страстно желая этого и в то же время не понимая, что они вообще сейчас делают. — Прости, — говорит Луи, прижимаясь губами к уху Гарри. — Текила всегда делает меня… ты знаешь. Прости. — Я знаю, — отвечает он, и сердце улетает куда-то в пятки. — Меня тоже. Они оба пьяные, и Гарри отстраняется первым, желая, чтобы губы не горели так от поцелуя Луи. Он никогда не видел, чтобы Луи пил что-то крепче пива, но потом Найл находит их, в одной руке у него стакан, в другой — зажженный косяк, но уже ничто не имеет значения. Он забирает косяк из рук Найла и глубоко затягивается. Его взбудораженные мысли превращаются в приятное гудение в голове. **** Они все вместе танцуют. Волосы Гарри прилипают к лицу, кожа покалывает и блестит там, где Луи касается ее. Он чувствует, что может выпрыгнуть из кожи, но он сейчас приятно зажат между Лиамом и Луи. Проходят несколько часов, когда вечеринка, наконец, начинает утихать. Повсюду мусор и разлитые напитки. Все его тело, кажется, еще тяжелее, чем обычно, когда они идут по ярко освещенному коридору, обнимая друг друга. Музыка играет медленнее, и все вокруг кажется тише, меланхоличные мелодии напоминают Гарри о том, как Луи выглядит перед тем, как уснуть. Они не говорят. Гарри не торопится. Они прощаются с Найлом, Лиамом и Софией, которые исчезают в их комнатах. Гарри кладет руку на рот Луи перед тем, как он сможет крикнуть что-нибудь неприличное им. Луи не отталкивает его, лишь фыркает и тянет Гарри за собой, открывая дверь ключом со второй попытки. Они надевают удобную одежду и устраиваются на неубранной кровати Луи в тишине. Адреналин утих в крови около часа назад, и ему на смену приходит лень. Гарри кажется, что он может вспоминать этот поцелуй несколько дней без перерыва. Потому что он ему очень понравился. Быть может, это потому что Гарри доверяет Луи всю свою жизнь. Быть может, это потому что он любит его так сильно, что даже не может сопротивляться этому чувству. Быть может, это потому что это просто Луи. Гарри постоянно кажется, что он знает Луи намного дольше, чем с их первого «привет». — На что это похоже? — размышляет вслух Гарри, неуверенный в том, хочет ли он услышать ответ Луи. Воздух чувствуется грязным, свет достаточно тусклый, чтобы чувствовать себя в безопасности. — Как бы ты сам ответил? — спрашивает Луи, складывая руки на своем животе. Они оба все еще пахнут дымом и ликером, почти вся краска на лице Луи стерлась, но глаза все еще накрашены. Гарри чувствует, будто они два последних человека в мире. — Секс, — говорит он, и это звучит одновременно и странно, и пугающе. Комната окрашена в оранжевый свет от настольной лампы Луи, лампочка в ней явно доживает свои последние дни. Гарри наблюдает за тенями в уголке комнаты и слушает дыхание Луи. Вдох. И выдох. Вдох. И выдох. Они касаются друг друга. И это сжигает Гарри изнутри с той силой, с какой он хочет поцеловать Луи снова, зная, что это по-настоящему. Но этого больше никогда не случится. — Что ж. Хорошо. Гарри хмурится. Это то, что дает вдохновение поэтам на стихи? То, о чем композиторы пишут свои бесконечные симфонии? Просто какое-то «ладно»? Он хочет повернуться к Луи, посмотреть на его лицо и спросить как и почему. — Всего лишь? — Я не знаю. Оргазмы замечательны. Особенно когда ты, ну, знаешь, делаешь это сам. Это лучше, чем просто дрочить. Гарри поворачивает голову, взглядом проходит по линии носа Луи, надутым губам. Он прижимает кулак к бедру Луи. — Разве это не пугающе? Невероятно? Просто… что-то большее? Луи тоже поворачивает голову, глубоко и медленно вдыхая. — Я не знаю. Я считаю, что это для каждого разное. Зависит от того, с кем ты, я думаю. Не пойми меня неправильно, у меня уже был потрясающий секс, но… иногда я представляю, что значит быть в настоящих отношениях, понимаешь? То есть, делать это с кем-то, кого ты на самом деле любишь. — Да, — бормочет Гарри в шею Луи, его веки тяжелые, кончики пальцев едва двигаются. Он не уставший. Он просто чувствует себя странно. — Я понимаю, правда. — Я горжусь тобой, — говорит Луи, его пальцы бегают туда-сюда по шее Гарри. — То есть, понимаешь, когда ты будешь делать это, это будет здорово, потому что ты будешь знать, что влюблен, и это определенно будет стоить того. Иногда я жалею, что не подождал этого. Что я не такой, как ты. Я хочу только тебя. — Но тогда ты бы не был самим собой, — отвечает Гарри, и для него это имеет смысл. Он никогда не хочет видеть Луи кем-то другим, не хочет убирать какую-то часть него, чтобы он влез в эту форму, в этот идеал. Он не был бы Луи. И Гарри любит его таким, какой он есть, прямо здесь и сейчас, когда он лежит в его объятиях, отходит от пьянки, подводка размазана вокруг глаз, и это все так искренне. Они лежат в тишине, лениво касаясь друг друга. В комнате жарко, и ветер бьет в окна, предупреждая о надвигающемся ливне. Гарри всегда любил дождь. Он напоминает ему о Луи, о днях, которые они проводили вместе, прячась от дождя, стучащего в окна. — Что, если никто и никогда не влюбится в меня? — спрашивает Гарри, облизывая сухие губы и думая, возможно ли это — любить кого-то всю жизнь и быть любимым. Похоже ли это на выигрыш в лотерею? — Тогда в чем смысл? Смысл всего этого… этой, ну, долгой работы, если ты можешь сделать все сначала на следующий день? Он понимает, что его веки закрыты, только когда губы Луи касаются их, мягко и заботливо. — Если кто-то в этом мире и заслуживает любовь и найдет ее, так это ты. Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. Гарри сжимает футболку Луи и думает о том, что не хочет того пустого чувства в груди, когда кто-то любит тебя от чистого сердца, а ты просто должен любить его в ответ. — Я не хочу умереть, не узнав, ну… на что это похоже. — Ты не умрешь, — настаивает Луи, будто это может быть правдой. — Никогда. — Так не может быть, — Гарри прижимается губами к ямочке возле ключицы Луи, расслабляясь под прикосновением пальцев парня к его волосам. — Может. Ты и я будем жить вечно. Даже если мы все — это пыль, грязь, я всегда найду тебя. — Обещаешь? Каким-то образом в этот момент, когда его мозг будто отключен, а кожа Луи похожа на мед под губами, это кажется самой важной вещью в целом мире. Потому что, если Луи просто обещает, Гарри обязательно будет верить ему. — Я обещаю, — говорит Луи, поворачиваясь так, что теперь они лежат лицом к лицу и кончики их носов соприкасаются. — Ты же знаешь, что я сделаю все что угодно для тебя. — Знаю, — отвечает Гарри, потому что он на самом деле знает. — Я поступлю так же. Когда Луи приподнимает голову, чтобы поцеловать линию челюсти Гарри, Стайлс не может не вспоминать чувство, когда губы Луи были на его, так желанно, глубоко, хотя это всего лишь для того, чтобы надурить мир. Гарри не может не хотеть этого снова. Все время, всегда. Просто… быть ближе к Луи. Ближе. — Я просто хочу… я хочу знать. — Ты хочешь, чтобы я тебе показал? — шепчет Луи куда-то в щеку Гарри, щекоча ее ресницами. — Как мне нравится? Как я… как я думаю, тебе понравилось бы? Гарри сглатывает, его сердце колотится так, что это чувствуется в кончиках пальцев. — Пожалуйста. Его голос дрожит, и, может, его бы это волновало, но Луи укладывает его на спину, усаживаясь удобней на талию. Они встречаются взглядами, их зрачки расширены в темноте. — Вот так. Луи усаживается всем весом, двигая бедрами, не разрывая зрительный контакт. Гарри снова вспоминает вечеринку, то, как он прижат к стене, стояк Луи упирается ему в бедро и думает, что это возможно. Может, может, может. Он должен чувствовать это тоже. — Все хорошо? — Да, — отвечает Гарри, проводя пальцами по ребрам Луи, ткань его футболки мягкая и слегка поношенная. — Я бы вошел медленно. Не жалея времени. Чтобы увидеть, что ты… — Луи двигает бедрами, и дыхание Гарри застревает в горле, — готов и умоляешь меня об этом. Гарри наблюдает, как челка падает Луи на лицо, как тень от ресниц падает на полунакрашенные щеки каждый раз, когда он моргает. Гарри усиливает хватку на талии Луи, поглаживая большими пальцами его живот. — Я бы вошел глубоко и остался на несколько секунд, выходя лишь на немножко, — он опускается бедрами вниз, и вся кровь Гарри приливает к ногам. Гарри чувствует себя расстроенным, он хочет этого так сильно, что ему стыдно из-за того, что он еле сдерживает свои стоны. — Потом я бы опять вошел, чтобы ты привык ко всей длине. Он наклоняется, и на секунду Гарри думает, что он бы сделал это: просто нагнулся и соединил их рты. Но он не делает. Его губы встречают челюсть Гарри, и тот приоткрывает рот, а поцелуи доходят до мочки уха. — Я бы целовал тебя. Целовал бы тебя до конца жизни. Чувствовать ткань одежды Луи — странно, его собственная кожа сгорает от желания и нужды снять эти слои и задышать по-новому. Вдохнуть самого Луи. — Ты… ты всегда так… Луи прикусывает мочку уха Гарри и облизывает. Если бы прямо сейчас потолок сломался и обрушился на них, Гарри бы даже не заметил. Его живот напряжен, сердце бьется, кажется, где-то в ногах, вместе с ритмом движения бедер Луи. — Не всегда. Иногда, — он переворачивает Гарри, и его голова кружится, а сердце бьется в миллионы раз сильнее, когда его лицо касается простыней, которые пахнут как он. — Иногда так. Его пальцы заползают под футболку Гарри, проходя по выступу кости бедра. Луи садится на него и двигает своими бедрами по заднице Гарри. Он выгибается в спине, а рот непроизвольно открывается от веса, прижавшего его к матрасу. Все это стирает все мысли в голове и оставляет лишь чувства, с которыми он не знает, как бороться. Гарри хочет этого, и, кажется, он отпустил бы самого себя, потому что с Луи он всегда в безопасности. — Луи, — выдыхает Гарри, зажмуривая глаза, потому что узел в низу живота не пропадает, и он хочет… хочет чувствовать прикосновение кожи к коже, именно так, когда Луи касается губами его шеи, а пальцы скользят по бедрам. И он просто хочет, чтобы это было реальным. — Я бы вошел очень глубоко, вот так, поставил бы тебя на колени и трахал бы жестко, задевая то самое местечко снова и снова, — шепчет Луи, его голос дрожит, пальцы трясутся, когда он скользит рукой под футболку Гарри и ласкает потную кожу спины, одновременно впиваясь ногтями в одежду. Гарри вздрагивает, когда воздух прикасается к его обнаженной коже. — Пожалуйста, — запинается он, Луи все еще двигает бедрами, так сильно, что трение кожи Гарри и матраса заставляет Стайлса задыхаться. Узел в животе, наконец, достигает пика. И он развязывается после еще одного толчка. Его бедра запинаются, руки запутываются в простынях, когда Гарри закусывает подушку Луи, потому что он не может остановиться кончать, он чувствует, как его боксеры становятся влажными с каждой струей. Его мозг отключается, а по всему телу разносится наслаждение. Господи, господи, господи. На некоторое время единственными звуками в комнате становятся дождь за окном, который до этого Гарри не замечает, и их быстрые дыхания. В ушах Гарри все еще звенит. Стояк Луи упирается ему в задницу. — Боже, я… — хрипит Гарри, уже чувствуя, что он все разрушил. Внезапно он ощущает, как холодный пот растекается по шее. Он пытается перевернуться, мечтая спрятать свое лицо навсегда. Гарри чувствует руки Луи на своей талии, пытающиеся помочь ему. — Гарри… — Я кончил в трусы, прости, я… — Все хорошо, это нормально, — Луи берет его за руку и сжимает в своей. Гарри не может смотреть ему в глаза, но в то же время просто уйти он тоже не может. Единственный человек, с которым он мог бы поговорить об этом, — это Луи, и он прямо здесь. Луи всегда был первым, кто узнает о его смущениях. — Ничего страшного. — Это не в порядке. Я не должен был просто… прости. — Боже, Гарри, пожалуйста, не надо. Я тот, кто… Гарри не слышит оставшуюся часть предложения, потому что начинает плакать, позволяя всем чувствам вырваться из груди. Он даже не грустный, он просто ошеломлен и унижен. Он чувствует руки Луи вокруг себя, чувствует его аромат через слабый запах травки, губы Луи прижимаются к виску Гарри. — Прости, Гарри. — Не надо, — заикается он, и вся его голова — один сплошной бардак. — Пожалуйста, не извиняйся. — Гарри, — он крепко и настойчиво прижимает к себе его, задерживая дыхание, будто он хочет что-то сказать, но не может подобрать правильные слова. — Давай лучше умоем тебя, да? Гарри шмыгает носом, пытаясь дышать сквозь все чувства, которые дергают его туда-сюда. — Я пойду, я… — Я пойду с тобой. Гарри мотает головой и не может посмотреть Луи в глаза. Все его тело, кажется, может производить электричество сейчас. — Луи. Луи зарывается лицом в плечо Гарри, тяжело выдыхая. — Я такое дерьмо. — Нет. Нет, прекрати, — говорит Гарри, хватая руками ткань футболки Луи. — Пожалуйста. Луи снова обнимает его, ничего не говоря, просто прижимая к себе так, что Гарри едва может двигаться. — Лу… — Прости, — шепчет он, отстраняясь. Луи встает с кровати, беря полотенца, и ведет Гарри к ванной, держа пальцы на его запястье. Он все еще не может смотреть на него. — Пойдем. Живот Гарри ноет, пока они идут в общую ванную, во рту сухо, а трусы прилипают к коже. Он смотрит, как пятки Луи ударяются о его сланцы. Он держит руку Луи и идет за ним в ванную, смотря вниз на белую плитку на полу, тяжело сглатывая. Он пытается не думать о том, что сперма может испачкать спортивные штаны, которые Луи дал ему. Когда Луи отпускает его руку, Гарри все еще держит ее возле него. В глазах все горит. Свет флуоресцентных ламп моргает, капли одного из протекающих кранов одной из раковин ритмично ударяются о пол. Когда Луи прижимает к груди полотенце, Гарри испуганно смотрит на него. — Ты будешь смотреть, как я буду мыться? — хрипло спрашивает Гарри, и его попытка пошутить оказывается неудачной. — Я не думаю, что это зайдет настолько далеко, — говорит Луи, закусывая нижнюю губу, как он делает всегда, чтобы скрыть свои эмоции. Тело Гарри тяжелеет, что ему становится тяжело стоять. Луи достает шапочку для душа, которую он, видимо, взял вместе со вторым полотенцем, и надевает ее на голову Гарри, заправляя под нее кудряшки. Гарри, должно быть, выглядит смешно и разбито одновременно. — Не хочу, чтобы твои кудряшки намочились, — объясняет Луи. — Мне, наверное, тоже надо помыться. Мы с тобой ужасно выглядим. Черт, посмотри на нас. Гарри сокращает расстояние между ними, пока их пальцы на ногах не встречаются, и его грудь касается Луи. Гарри прижимается к Луи ближе, потому что он ненавидит это. Ненавидит чувство, будто между ними стена. Луи обнимает его, прижимая к себе и кладя подбородок на плечо Гарри с облегченным выдохом. — Скажи мне, что все между нами будет хорошо, — говорит Гарри, не думая о том, что это звучит как просьба. Он мог бы стоять в стороне и жить с этой пустой болью в груди, которая утихает, лишь когда Луи обнимает его. Он сделал бы что угодно, чтобы их отношения не разрушились. — Всегда. — Даже если я… — Всегда, — отвечает Луи, прижимая Гарри к себе. — Я не могу жить без тебя. Не могу. Они обнимаются посередине ванной комнаты до боли в груди Гарри, его кости так тяжелы, и он, наконец, находит в себе силы отстраниться. Он знает, что на его штанах, скорее всего, есть мокрое пятно, но он не хочет смотреть на него. Однажды они будут вспоминать это и смеяться, но сейчас Гарри хочется смеяться меньше всего. Он думает лишь: «Пожалуйста, скажи мне, что любишь меня так, как я люблю тебя». — Я тоже не могу, — отвечает он вместо этого и заходит в душ, чтобы смыть с себя весь стыд. Он слышит, что Луи в соседнем душе, и хочет, чтобы он зашел и обнял его. Даже не в сексуальном плане, а просто… просто обнял, ведь это не запрещено. Он не может избавиться от всего этого, не может смириться с мыслью, что ему надо идти в комнату Луи, спать там и делать вид, что ничего не случилось. В конце концов, пальцы Луи лежат на его запястье, он лежит в собственной кровати и не спит.