***
Чимин пытается считать время, чтобы понять, какой вообще день недели и сколько он уже здесь. В помещении, в котором его держат, ужасно холодно и влажно, что, в общем-то, не способствует выздоровлению омеги. Ослабленный организм требует тепла и сна, но Чимина лишили и первого, и второго, потому что спать на одном покрывале жутко неудобно. Чимин сидит спиной к стене, обхватив руками свои колени, прижав их к груди, и прислушивается к каждому шороху за большой железной дверью. Омега надеется, что вот-вот ворвется Юнги, Тэхен или, на крайний случай, Чонгук и его спасут, но всякий раз разочаровывается, когда ему приносят еду или проверяют, не подох ли он тут. За Чимином ухаживают лучше, чем за другими, которых Пак случайно видел буквально несколько часов назад. Он даже успевает пообщаться с одним парнем, который пропал около месяца назад, и узнает, что их готовят для продажи. После этого Чимин думает только о Чонгуке. Его никто не спасет, потому что Чонгук об этом позаботится. Чимин даже не сомневается, что за этим стоит Чон, но когда к нему заходит высокий брюнет с широкой ухмылкой, то омега судорожно выпускает воздух из легких, почему-то облегченно выдыхая. Чонгук бы никогда так с ним не поступил. Чимин в это просто верит. — А в жизни ты уродливее, чем на фото, — усмехается альфа, чей неприятный запах Чимин улавливает сразу же. — И пахнешь так сладко… Что блевать тянет. — Да пошел ты, — выплевывает Чимин, злобно глядя на парня. — Кто ты вообще такой? — Ты слишком покорный, — хмыкает брюнет, склоняя голову набок. — Словно знаешь, что за тобой никто не придет. Чимин зажмуривается и сжимает кулаки, закусив губу. Слышать из чужих уст правду всегда больно. — Я ведь здесь не один такой, да? — сипит омега, приоткрывая глаза. — Нас готовят? К чему? — Знаешь, когда-то твой хозяин, Чон Чонгук, придумал такую замечательную вещь, как аукцион рабов. Видимо, парню было скучно, раз он решил поразвлечься, — альфа слегка склоняет голову, отчего его ухмылка выглядит как оскал. — Люди собираются в одном месте, чтобы приобрести себе живого раба и посмотреть на товар, предложенный другими. Они смотрят, как молодые омеги и беты кричат и плачут, получая от этого удовольствие. — Заткнись, — шипит Чимин. — Чон бы никогда такого не сделал. Это ты больной ублюдок! — О, ну раз так, то мы все больны, — смеется альфа, пугая своим смехом омегу. — К сожалению, тебя немного потрепали по пути сюда, поэтому мне придется скинуть цену, но… Чимин вздрагивает и вжимается в стенку, когда брюнет подходит к нему и с ухмылкой вертит в воздухе чокер с маленьким камушком. — Ты знаешь, что это? — Чимин сглатывает, признавая вещь, подаренную Чонгуком, и растерянно смотрит на альфу. — Это знак неприкосновенности. В наших кругах это почти как метка, понимаешь? Тебя с руками и ногами оторвут за несколько миллиардов. — Ч-что? — окончательно теряется Чимин, попискивая, когда брюнет хватает его за скулы, больно сжимая пальцами. — А самое забавное — это то, что Чонгук не имеет права покупать тебя, — альфа вновь громко смеется, отталкивая Чимина, отчего тот ударяется затылком о стену и приглушенно стонет от резкой боли. — Я продам тебя какому-нибудь извращенному маньяку на глазах твоего хозяина. — Псих, — хрипит Чимин, поднимая взгляд на брюнета. — О, это еще мягко сказано, — брюнет наклоняется ниже и выдыхает в самое ухо Чимина. — Тебе повезло, что у тебя переломы и сотрясение, иначе мы бы тебя стерилизовали. Чимина охватывает ужас и паника, отчего глаза расширяются, а зрачки сужаются от страха. Пак теперь понимает, почему слышит душераздирающие крики по ночам, от которых кровь в жилах стынет и слезы на глаза наворачиваются. — Совсем скоро ты будешь стоять на коленях перед своим новым хозяином, — альфа усмехается и направляется к выходу. — Готовься. Чимин зажимает ладонью рот и тихо кричит, когда дверь за брюнетом закрывается. Ему страшно и невыносимо больно. Нога опухла и посинела, Чимин не может на нее даже ступить; голова все еще кружится, а самого парня слегка тошнит; ребра ноют и не дают лишний раз шевельнуться. Чимин даже не думает о побеге, он не дойдет и до двери. Чимин просто пытается смириться со своей участью. Потому что его не спасут. Его купят.***
Юнги выпускает дым изо рта и мимолетно облизывает пересохшие губы, стаптывая носком кроссовка недокуренную сигарету. Противный ветер забирается под толстовку и треплет взъерошенные и спутанные волосы. Бета не спит уже который день. Все подозрения Мина сбылись, но ему почему-то легче от того, что Чонгук к этому не причастен. Просто Чимин в последнее время был слишком счастливым, а Юнги не хочет, чтобы его мелкому разбивали сердце. Парню, конечно, уже двадцать с хвостиком, но бета все еще считает Чимина маленьким и глупым. Потому что, как, вашу мать, можно было попасть в руки каким-то уродам. Сегодня назначен аукцион, который будет проходить в загородном особняке. Обычно организацией этого вечера занимался Чонгук, но в этот раз альфа отказался, и теперь за этим стоит Намджун, который, кстати, спец в работорговле. Юнги знал Джуна с пеленок, но если бы друг был бы одним из тех пидоров, что посмели тронуть его брата, то Мин не простил бы. Чимин ему дороже всех. Потому что именно Пак был рядом, когда у Юнги была ломка. Потому что именно Чимин стал тем ангелом, что вытащил Мина с того света. — И что ты от меня хочешь? — вздыхает Чонгук, устало потирая глаза. По парню видно, что он, как и сам Юнги, не спал несколько суток. Кожа бледная, под глазами темные мешки, а руки трясутся от переутомления. Чонгуку бы отдохнуть, а он продолжает копаться в документах, выискивая информацию. — Мне необходимо попасть на этот аукцион, — твердо произносит Юнги, подходя к большому столу и склоняясь над разбросанными бумагами, вчитываясь в то, что и сам уже нашел. — Я знаю, что ты скинул подготовку на Намджуна, но список гостей все еще зависит от тебя. — И что ты там будешь делать? Наркоту свою впаривать? — усмехается Чонгук, поднимая взгляд на старшего. — Там тела продают, понимаешь? Свои порошочки и травки оставь для другого места. — Я хочу… Поучаствовать, — судорожно выдыхает Мин, сжимая бледными пальцами край стола. От мысли, что его братишку выставят на аукцион, все внутренности скручиваются в большой комок. — Пожалуйста. — Что же такого грандиозного будет на этом вечере, что сам Мин Юнги чуть не на коленях передо мной стоит? — ухмыляется Чонгук. — Мне встать? — хрипит Мин, серьезно глядя на альфу. — Я готов душу отдать, лишь бы попасть на этот ебаный аукцион. — Хен, успокойся, — басит вошедший в кабинет Намджун, привлекая к себе внимание альф. — Ты уже в списке приглашенных. Юнги хмыкает и недовольно смотрит на усмехающегося Чонгука, который разминает спину и отодвигает очередную ненужную папку. — Нашел что-нибудь? — обращается к Джуну Чонгук, внимательно наблюдая за Юнги. Мин нагло подходит к стеллажу с алкоголем и достает себе бутылочку самого дорогого вина. — Хэй, хен, оборзел совсем?! Вообще, убирайся отсюда! Поставь на место, кому говорю! Юнги хмыкает, флегматично открывая бутылку и наливая себе красного вина в бокал. Все это бета делает под громкие возмущения Чонгука и тихие смешки Джуна. — Мне вот интересно, что за кошка пробежала между вами, — улыбается Джун, в кои-то веке радуясь появлению в этом кабинете Юнги. Всем им нужно хоть немного расслабиться. — Спроси у своего друга, — дергается Чон, надувая губы и складывая руки на груди. Юнги наслаждается вкусом вина и чуть ли глаза не закатывает. — Он мне отказал еще в нашу первую встречу. Больше предлагать сотрудничество я не собираюсь. — Хен, че мелкого обижаешь? — Джун кидает в друга скомканную бумагу, что до этого лежала на столе. — Ты же знаешь, что с нами у тебя больше шансов в международной торговле. — Никого я не обижаю, — уворачивается от комка бумаги Юнги. — Просто его запах меня бесит. — Запах? Реально? — чуть ли не на высоких нотах возмущается Чонгук. — Хен, это и вправду глупо, — смеется в кулак Нам, удерживая на месте возмущенного Чона. — Да при чем здесь вообще запах? — не унимается Чонгук, хмуря брови. — Все бы ничего, если бы ты не был истинным моего брата, — Юнги допивает вино и с характерным стуком ставит бокал на стеклянный столик, поднимая взгляд на замершего в шоке Намджуна и ничего не понимающего Чонгука. — Но я нашел своего истинного и это… — Чон вовремя успевает поймать челюсть, чтобы та не познакомилась с красивым паркетом. — Так ты… Твой… — Ты хочешь выкупить Чимина? Поэтому ты здесь, да? — вмешался Джун, вмиг становясь серьезным. — Я и не знал, что мир настолько тесен… — Если бы ты не пытался затащить моего брата в постель, то я бы так и скрывал свою родню, — довольно-таки грубо произносит Юнги, глядя прямо в глаза Чонгука. — И не мучает совесть, а? — Ты чего, хен? — теряется Чон. — Думаешь, мой брат такой уж лакомый кусочек, чтобы его воровали и продавали? Двадцать шесть лет никому не нужен был, а тут резко красавцем показался? — Юнги прячет руки в карманы, сжимая их в кулаки и подходит к столу, склоняясь над лицом Чонгука. — Если поимел наглость впутать невинного парня в свою гнилую жизнь, то умей отвечать за свои поступки. Думай о последствиях, когда ломаешь чужую жизнь. — Хен, прекрати, нам всем здесь несладко, — нервно улыбается Джун, подходя к старшему и хлопая его по плечу. — Все будет хорошо, выкупим мы его. Юнги сбрасывает руку друга и смотрит убивающим взглядом. — Чимина собираюсь купить я, — заявляет Юнги, направляясь к выходу. — Убью, если встанешь у меня на пути. Дверь за Мином закрывается, отчего Чонгук судорожно вдыхает, не дыша все это время. Понимание ситуации бьет обухом по голове, отчего к горлу подкатывает тошнота. Чонгук ненавидит Юнги именно за это — старший всегда прав. — Чон, тебе надо бы отдохнуть, — ласково произносит Джун, сгребая все документы со стола. — Найдем мы этого Чон Хосока, не переживай. — Я бы спас его, — шепчет Чонгук, смотря перед собой. — Я бы выкупил… Все бы отдал… — Юнги прекрасно понимает, что ты не можешь. Все мы в курсе установленных правил, — старший вздыхает и смотрит на длинные пальцы друга, что сжимают его запястье. — После этого аукциона, когда ты выкупишь Чимина, я заявлю, что отдаю бизнес тебе. Хватит с меня страданий омег, — Чонгук судорожно ослабляет хватку и швыряет документы на пол, отчего бумаги взмывают вверх и разлетаются по кабинету. Перед ногами Чонгука падает фотокарточка с брюнетом, чье лицо перекошено ухмылкой. Альфа громко хмыкает, наступая на фотографию ногой. — Чон Хосок… — смакуя имя, шипит Гук. — Я выпотрошу и сожгу твое тело. А потом развею прах над всей страной. Чонгук уходит в комнату, захлопывая за собой дверь, а Намджун смотрит на порванную в некоторых местах фотку, поднимая ее с пола. — Хосок… Где-то я его видел, — задумчиво бормочет Нам, присаживаясь в кресло Чона и перелистывая оставшиеся бумаги на столе. Чонгуку надо дать время остыть и все принять. Юнги цепанул слишком глубоко и больно. А Намджуну еще предстоит подготовить все к сегодняшнему аукциону. Чонгук не позволит продать Чимина даже Юнги, поэтому Джун уже заранее отсчитывает в уме нехилую сумму. Как странно, что на их обычный ритм жизни вот так легко может повлиять какой-то несмышленый омежка.***
— Хен, прекрати, — Тэхен пытается утихомирить разозленного Юнги, который разносит в пух и прах его кабинет. — Этим ты ничего не добьешься. — Съебись, — рычит бета, отталкивая от себя Кима. — Этот мелкий пиздюк не собирается отступать, а Джун, сука такая, ему во всем потакает. — Я, конечно, не все понял, — неловко смеется Тэ, потирая ушибленное об угол стола бедро. — Но это вообще-то мой кабинет. Почему ты ведешь себя, словно имеешь право здесь все крушить? — Проблем захотелось? — сверкает глазами Мин, хватая Тэ за грудки. — Это по твоей вине Чимина похитили. Куда смотрели твои глазища? Или из-за носа дорогу не видишь? — Вот сейчас обидно было, — тихо бузит Тэхен, ослабляя хватку Мина и пытаясь выдернуть рубашку из его пальцев. — Как же хочется въебать кому-нибудь, — рычит Юнги, толкая альфу к стене. — Заебали все. — Хен? — тихо зовет Ким, хватая бету за руку. — Перестань уже нервы себе трепать, все будет хорошо… — Да откуда тебе знать, — отчаянно шепчет Мин, вжимая Тэ в твердую поверхность и смотря на него в упор. — Если его выкупит Чонгук, то все будет куда хуже. — Х-хен, — судорожно выдыхает Тэ, не в силах отвести взгляд. — Въеби мне. Я действительно виноват. — С-с-сука, — шипит Юнги и резко подается вперед, занося кулак. Костяшки разбиваются о стенку, а губы сминаются в грубом поцелуе. Альфа давится воздухом и цепляется пальцами за рубашку Юнги, пока тот вжимает его всем телом в стену, больно кусая за губы и сжимая пальцами бедра. Тэхен тихо стонет, когда поцелуй перетекает в более нежный. Юнги выпускает пар, причиняя боль, постоянно касаясь прокушенной губы, но целует уже мягче, поглаживая ладонями бедра, обтянутые брюками. И, по закону природы, властвовать должен Тэхен, но от Юнги веет авторитетом и грубостью, поэтому Ким тихо стонет и поддается на провокации Мина, потираясь пахом об бедро беты, когда оно упирается прямо между ног. Мин тяжело дышит и заглядывает в помутневшие от страсти глаза Тэхена, ехидно усмехаясь. Альфа почти потек, как омега, а все от его грубости и власти. Это нереально заводит, отчего в штанах тут же становится тесно, но у Юнги через пару часов аукцион, где его ждет мелкий. Мин отстраняется от Тэ и, схватив свой пиджак, покидает кабинет, оставляя альфу скатываться вниз по стене. Ноги совсем не держат, а тело мелко дрожит. Тэ чуть не спустил в штаны, и ему этого мало.***
— Тащите его в ванную, — приказывает приглушенный голос за дверью, отчего Чимин дергается и ждет своей участи. Тяжелая дверь с противным скрежетом открывается и через несколько секунд Чимина несут в комнату, которую омега уже ненавидит. Он все здесь ненавидит. Исхудавшее тело дрожит и не слушается, боль уже стала настолько привычной, что Чимину кажется, будто она — часть его. Пак сцепляет зубы и глубоко дышит, пока его толкают в ванную и моют под теплой водой. Омега готов прямо сейчас разреветься, потому что жутко соскучился по нормальным условиям. Приятный аромат шампуня бьет в нос, и Чим все-таки не сдерживает слез. В память врезается запах Чонгука, тонкий цветочный шлейф, который Чим теперь ни за что не забудет. Пак терпит все, что с ним делают: на рану возле виска накладывают пару швов без обезболивающего, отчего Чим чуть не теряет сознание, ибо болевой порог ниже некуда; ссадины на лице смазывают мазью, а после, через некоторое время, скрывают тоналкой, правда это не совсем помогает; ногу туго перематывают эластичным бинтом, но это ни черта не спасает, потому что потянутая связка продолжает адски болеть, не позволяя и ступить; царапины по всему телу скрываются безразмерной легкой кофтой, чему Чимин несказанно рад. Над ним работают несколько часов, но Паку все равно. В боку все еще болит и ноет, и Чимину почему-то кажется, что это вовсе не ребра. Омега думает, что это разбитое и растоптанное сердце, но оно ведь выше. Поэтому он старается абстрагироваться и представить что-нибудь хорошее. Только перед глазами ужасная обшарпанная стена, а на руках почему-то цепи. До Чимина только сейчас доходит, что он, скорее всего, больше никогда не увидит свет. Он больше никогда не выпьет свой любимый кофе, никогда не обожрется блинчиками Юнги, никогда не посмеется над тупой шуткой Тэхена. Чимин хочет к Чонгуку. За это время, проведенное в четырех стенах, омега многое понял и осознал. Всю свою молодость он сгубил на чужую прихоть. У него не хватило сил, чтобы отказать отцу, как это сделал Юнги. У Чимина просто не хватило смелости, чтобы пойти на работу своей мечты, хотя образование необходимое есть. Чимин трус и слабак. Чимин не мог признаться себе в чувствах к альфе, который даже по определению его истинный. Омега не хотел никак признавать правду и хотя бы попытаться довериться, хотя у Чонгука крышу срывало в его присутствии. Чимин глупый ребенок. Он только теперь понимает, что значил тот поход в клуб, когда Чонгук привел его с собой. Чон не только решил открыть свою жизнь Чимину, но и впустил Пака в этот опасный и гнилой мир. Чим, конечно, этого не хотел, но до дрожи приятно осознавать, что их отношения переступили границу недоверия друг к другу. Только Пак понял это слишком поздно. И гребаный чокер с камушком, что сейчас опять сжимает его горло, — это знак Чонгука. Знак того, что Чимин важен и необходим. Но сейчас слишком поздно. Потому что во рту противная ткань, что больно давит на губы и трется об нежную кожу щек; потому что на глазах непроницаемая повязка, что не позволяет Чимину увидеть, куда его несут. Потому что Чимин теперь и не Чимин вовсе. Он теперь просто товар.