Слепая тяга

Слэш
NC-17
Завершён
3423
автор
Размер:
99 страниц, 7 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
3423 Нравится 616 Отзывы 1204 В сборник Скачать

Часть 2

Настройки текста
      Надежда Николаевна сообщила Лёше, что назначает его своим заместителем. Он возразил, что не готов к такой ответственности, но она отмахнулась:       — Мне нужен помощник, которому я доверяю. Разумеется, ты готов! Заполни банковские карточки с образцами подписей — хочу, чтобы ты занялся платежами.       Вначале Лёша испытывал неловкость от того, что трахает сына своей начальницы, но вскоре это чувство притупилось. Денису двадцать восемь лет, он взрослый человек, и с кем заниматься сексом — его личное дело. Тем не менее Лёша всё время помнил, что Надежда Николаевна — мать Дениса, и волей-неволей искал в ней его рыжинку, плавность и основательность движений, его богатую мимику и ямочки. Ничего не находил. Надежда Николаевна была сухой и резкой — и внешне, и в общении с подчинёнными.       — Очерёдность платежей будешь согласовывать с Сергеем Сергеевичем, он в курсе. Если его нет на месте, то со мной. Если и меня нет, то плати в первую очередь «Киришинефтеоргсинтезу», мы им постоянно должны за керосин. К генеральному с вопросами не ходи, он этим не занимается. Других замов не слушай, они будут просить оплачивать периодику, бортпитание или форменную одежду — это всё важные платежи, но не срочные. А какие срочные — знает Комаров.       — А почему он перестал летать? — вырвалось у Лёши.       — Создал аварийную ситуацию.       — Кто-то пострадал?       — Спроси у него сам, чего ты у меня спрашиваешь? Иди работай, ты видел, сколько у тебя расчётных счетов?       И Лёша пошёл работать. После обеда, уточнив остатки на банковских счетах, он взял стопку документов, помеченных к оплате, и отправился в кабинет Комарова. Они не виделись с той самой субботы, и Лёша не знал, как себя вести: как подчинённый или как собутыльник и товарищ по спасению диких животных?       Кабинет Комарова напоминал его квартиру: тесно, неуютно, горы профессиональных журналов на английском, папки, бумаги, карандаши. На подоконнике около горшка с сухой землёй лежала стальная деталь, похожая на дырявую пирамидку. Очевидно, обломок самолёта после крушения. Что ещё может хранить в своём кабинете зам по безопасности полётов?       — Добрый день, Сергей Сергеевич, а что это такое? — спросил Лёша и указал на окно.       — Денежное дерево. Маленькое. Вряд ли оно у меня приживётся, — ответил Комаров, не отрываясь от экрана компьютера.       — Нет, я про обломок.       — Какой ещё обломок? — Комаров отвлёкся от своего занятия.       Лёша смотрел на него и не мог отвести взгляд. Комаров был чисто выбрит и абсолютно трезв. Бархатные карие глаза и смуглая кожа делали его похожим на цыгана или «лицо кавказской национальности», но короткий нос и широкие славянские скулы эту версию опровергали. Обычный русак, просто брюнет. Бледно-голубая рубашка ему шла, и синий галстук тоже, пусть и неправильно завязанный.       — Присаживайся, Томилин. Теперь ты занимаешься платежами? Ну, поздравляю с повышением. Мне нужно срочно оплатить продление ресурса двигателей, остальные счета подождут. Сколько у нас денег?       — Всего? То есть везде? Сейчас сосчитаю.       Комаров быстро отдал распоряжения, сделал пометки у себя в документах и выключил компьютер:       — Всё, до завтра, я в Лицензионную палату опаздываю.       — У вас галстук неправильно завязан.       — Точно? Я по схеме завязывал.       — Вы выбрали узел, который считается простым, но на самом деле он сложный — видите, уже распустился? И длина у вас до… Короче, слишком длинный конец.       — Хрен с ним. Я сейчас не готов этим заниматься.       — Давайте я перевяжу, это одна минута.       Комаров отложил пальто и подошёл к Лёше. Встал нос к носу, задрал подбородок и подставил шею. Изображая равнодушие, Лёша двумя пальцами распустил ослабший узел и вытянул галстук из-под воротничка. Жест получился таким пошлым, что Лёша мысленно выругался. Когда он предложил свои услуги, то не собирался играть в «Раздень меня нежно», но ситуация обострилась — он физически, всем своим естеством ощутил, как непреодолимо его влечёт к Комарову. Стараясь не прикасаться к коже, Лёша поставил воротничок, набросил галстук и отрегулировал длину концов. Привычные, давно отработанные движения внезапно наполнились неуместной чувственностью. Скольжение шёлка по хлопку, медово-смолистый запах парфюма, перекатывание кадыка вверх-вниз, когда Комаров сглотнул, — Лёше казалось, они занимаются любовью. Или вот-вот начнут.       — Я «Виндзор» вам завязываю, — сказал он, чтобы нарушить молчание.       — Вяжи что хочешь, я доверяю твоему вкусу, — отозвался Комаров. — Только побыстрей, минута уже прошла.       В кармане зазвонил телефон. Лёша в несколько приёмов, отточенными жестами, затянул узел и опустил воротничок. С удовлетворением убедился, что конец галстука висит на уровне пряжки, а не ширинки.       — Готово, Сергей Сергеевич.       — Трубку-то возьми, — сказал Комаров, надевая пальто.       Лёша достал телефон, увидел, что звонит Денис, и прошептал:       — Я сейчас занят, я тебе потом перезвоню, ладно?       Комаров взял со стола ключи от машины, выпустил Лёшу в коридор и, запирая кабинет, спросил:       — Это твой друг звонил?       — Друг? Нет, не совсем, мы просто… пересекаемся иногда. Или что вы имеете в виду? У меня никого нет.       Уже с лестницы Комаров ответил:       — Забудь, всё нормально. А эта штука на подоконнике — это не обломок, а каретка шасси от моего первого самолёта. Его списали давно. До завтра, Томилин. И спасибо за помощь, что б я без тебя делал?       Чтобы успокоиться, Лёше пришлось умыться в туалете холодной водой, а потом выкурить две сигареты подряд. Куда бы он ни посмотрел, ему повсюду мерещился Комаров, и это на трезвую-то голову.

***

      Вечером, когда Лёша обгладывал цыплёнка табака в гостях у Дениса, тот сказал:       — Ты не перезвонил мне. Это первый раз за время наших отношений.       В его голосе не было упрёка, он просто констатировал факт. Вот значит как, у них отношения. Лёша отложил зажаренное крылышко:       — Извини, замотался. Мы с Комаровым платежи обсуждали.       — С Сергеем Сергеевичем?       — А ты его знаешь?       Денис обнаружил на среднем пальце заусенец и начал молча его ковырять. Лёша снова принялся за цыплёнка. Денис вскрикнул и обернул палец бумажной салфеткой, промакивая кровь.       — Он летал вторым пилотом с моим отцом. Часто в гости к нам приходил, с женой и сыном. Иногда с ними Федя Стародубцев приходил, он тогда только из училища выпустился, совсем молодой был — не намного старше меня. Он тоже с отцом летал. Весёлое было время. Наши пилоты с «тушек» на «боинги» пересаживались, талмуды свои зубрили, авиационный английский пересдавали. А на переобучение в Штаты летали — у нас-то негде было, это потом везде центры открылись. Я в старших классах учился и, конечно, обожал отцовских друзей, восхищался ими…       — А потом?       — А потом родители развелись, и всё изменилось. Отец ушёл из дома сразу после моего выпускного, как будто специально ждал этого момента. Комаров тоже развёлся, но позже, когда из авиаотряда уволился. Ну, после той грязной истории… Вообще, браки у пилотов редко бывают крепкими, в небе много блядства. С тех пор он в гости не приходил, да и зачем ему? С матерью он на работе дружит, а я никогда его не интересовал.       — Понятно. А твой отец ещё летает? Я не видел его фамилию в списках лётного состава, иначе бы запомнил.       — Летает, конечно. В Москве, не у нас. Мог бы на пенсию выйти, но куда ему пенсия — у него молодая жена и две дочки. Разродился на старости лет.       — Вы не общаетесь?       — Почему, иногда общаемся. Он мне говорит: «Круг, добрый вечер, Денис, „Аэрофлот“ такой-то, эшелон 050, заход по маякам», а я отвечаю: «Вечер добрый, командир Журавский, „Аэрофлот“ такой-то, Круг, снижайтесь 600, эшелон перехода 1200, давление 998». Каждый раз боюсь ошибиться и сказать что-то не то, — Денис отклеил салфетку и начал зализывать палец. — Да шучу я, чего ты испугался?       — Дай-ка палец, — сказал Лёша и принялся дуть на ранку. — Работа у тебя стрессовая. Почему на экономический не пошёл?       — Ты прямо как моя мать. Вот вам! — Денис сделал раненым пальцем неприличный жест. — Ненавижу счетоводство, это занятие для психопатов, я так и сказал матери после школы. Тогда она уговорила меня пойти учиться на повара, и я согласился, потому что был маленький и боялся спорить. А через три года уехал в Питер и поступил в ГУГА на «Управление воздушным движением». Ей пришлось смириться.       — Ты молодец, реализовал свою мечту. Хотя готовишь ты тоже классно.       Денис спрыгнул с табурета и подошёл к Лёше, встал у него между ног.       — На самом деле, — тихо сказал он, — я никогда не мечтал стать авиадиспетчером. Или там лётчиком, как отец. Мне плевать на небо и прочую дребедень, я не вижу в этой профессии никакой романтики или героизма. Водитель самолёта, пф-ф-ф… Жарить котлеты намного интереснее.       Он подхватил Лёшу под зад и понёс в спальню.       — Погоди, но тогда зачем?..       — А иначе они меня не воспринимали…       Пока Денис делал ему минет, Лёша ломал голову, что за блядская история случилась в небе, после которой Комаров бросил летать и развёлся с женой. Спрашивать об этом Дениса он считал неприемлемым и даже безнравственным — не потому, что чурался сплетен, а потому, что это позорно — болтать с нынешним любовником о любовнике потенциальном. Мысль о Комарове как о потенциальном любовнике заставила Лёшу кончить быстрее, чем обычно.

***

      Комаров заснул ещё до взлёта. Ему не мешали ни яркий свет, ни люди, проходящие через бизнес-класс, ни вертикально стоящая спинка кресла. Он снял кеды, положил ногу на ногу и закрыл глаза. Через минуту его алкогольное дыхание стало размеренным, а голова опустилась на грудь. Старшая бортпроводница Алла спросила: «Что, Сергей Сергеевич спит?» — и наклонилась, чтобы застегнуть ремень безопасности, но Лёша остановил её: «Не беспокойтесь, я сам пристегну».       Кроме них в салоне была только дама с седым ёжиком — позади, по левой стороне борта. Лёша приветливо ей улыбнулся и пожелал доброго вечера, чувствуя себя в какой-то мере хозяином самолёта. Всё-таки представитель авиакомпании. Потянулся за ремнём. Свисающая голова Комарова мешала, загораживая пространство, и пришлось застёгивать на ощупь. Прислонившись грудью к массивному плечу, Лёша делал вид, что проверяет застёжку, а сам воровато скользил пальцами по грубой джинсовой ткани, не рискуя тронуть там, где ему хотелось, но всё равно получая бешеное удовольствие от несанкционированной близости.       Впереди их ждала ночь в общежитии морского порта, строящегося на Ямале ударными темпами, утром — встреча с директором и подписание договоров на авиаперевозки, а вечером — обратный рейс домой. Сутки рядом с Комаровым, пусть даже пьяным и угрюмым, казались Лёше если не романтическим приключением, то реальным шансом на установление дружеских отношений. Они ежедневно общались по работе — иногда в кабинете с обломком шасси, иногда в шумном офисе Надежды Николаевны, а когда Комаров уезжал в командировку, они обсуждали очерёдность платежей по телефону, но этого было мало, мало. Даже совместные поездки в банк или налоговую их не сближали. Комаров держался отстранённо и вечно спешил.       Самолёт развернулся и замер на взлётной полосе: наверное, диспетчер не разрешает взлетать. На телефон пришло смс: «Приятного полёта, целую!». В иллюминатор Лёша видел стеклянную стену аэропорта и тени людей, наблюдающих за полосой. Диспетчерская вышка, где работал Денис, находилась ближе к середине ВПП и видна была только пилотам.       Двигатели взревели, и самолёт начал разгон. Лёшу вдавило в кресло, под полом застучали стыки бетонных плит, мигнул свет. Вскоре нос приподнялся, секунды напряжённого ожидания, отрыв от земли — и стук прекратился. Когда пилоты убрали шасси, стало ещё тише. Стремительный набор высоты, уборка закрылков, перевод двигателей в номинальный режим — и неизбежная просадка, всегда ощущаемая как внезапное торможение в воздухе. Спина отлипла от спинки кресла, и Лёша посмотрел на Комарова. Тот даже не проснулся, только голову склонил на плечо.       Алла отрегулировала свет, подошла к ним:       — Алексей, если что нужно, не стесняйтесь. Хотите, я вам ужин прямо сейчас подам? Есть рыба и курица.       — Спасибо, я не голодный, но я бы выпил того, что пил Сергей Сергеевич, — пошутил Лёша. — Может, тоже засну.       — Ой, он любит покрепче — коньяк или водку, — улыбнулась Алла. — Но вы лучше «Шардоне» возьмите. Вкусное, чилийское.       — Ладно, давайте «Шардоне». Вы с ним летали, да? С Комаровым.       — Когда стажёром была, лет семь назад. Сейчас вино принесу.       Бортпроводники возили туда-сюда тележки — сначала с напитками и бортпитанием, потом собирали грязную посуду. Алла трижды наливала Лёше вина и принесла тарелочку с фруктами, хотя он и не просил. Вино ударило в голову сильнее, чем он ожидал. Его правая рука от запястья до локтя была прижата к руке Комарова и за час нагрелась до критической температуры. Или даже больше. Кончики пальцев покалывало от возбуждения. Лёша оглянулся: дамочка лежит в кресле с закрытыми глазами, свет в салоне притушен, занавеска в эконом-класс задёрнута.       Чувствуя, как к щекам приливает кровь, он накрыл ладонью руку Комарова. Не стоило этого делать, но искушение было велико: голубоватая полутьма ложилась тенями на безмятежное лицо Комарова и делала всё вокруг призрачным и зыбким, словно во сне. Наслаждаясь собственной дерзостью, он погладил костяшки, спустился вдоль длинных пальцев и не удержался, переплёл их со своими. Если это сон, пусть он не кончится никогда.       Лёша не заметил, в какой момент Комаров открыл глаза. Секунду назад он крепко спал — и вдруг смотрит на него внимательным и трезвым взором. Просто смотрит, не пытаясь вырвать руку или отодвинуться. Лёша поспешно разомкнул пальцы и сел вполоборота:       — Извините, я не хотел вас разбудить.       — А чего ты хотел? — хрипло спросил Комаров.       — Ну, не знаю… Много чего, наверное… — сказал Лёша и приник к его губам.       Комаров вздрогнул, но не отвернулся. Он словно выжидал, пока Лёше надоест его целовать, и лишь плотнее сжимал рот. Его сухие горячие губы на вкус отдавали барбарисовыми леденцами и были такими же твёрдыми. Самолёт ощутимо тряхнуло и, как вагончик на американских горках, с ускорением потащило вниз. Сердце Лёши подпрыгнуло в горло, кровь застучала в висках, а в желудке защекотало от страха — воздушная яма оказалась воздушной пропастью, а поцелуй превратился в затяжное падение с небес, пугающее и сладкое до спазмов в паху. Когда сиденье ударило под попу, принимая вес тела, Лёша оставил в покое жёсткие губы Комарова и развязно заявил:       — Не стоило так зажиматься, Сергей Сергеевич. Я вообще-то поцеловать вас хотел, а не отравить.       — Да ты в хлам, Томилин, — Комаров вытерся тыльной стороной ладони. — Не делай так больше, это неправильно.       — Что неправильно? — Самолёт снова ухнул вниз, и Лёша вцепился в подлокотники. — Напиваться? Или целовать вас?       — Пусти меня, я должен сделать Аллочке выговор за спаивание кадров.       Он перешагнул через колени Лёши и ушёл в передний вестибюль. Лёша тоже вскочил, но преследовать Комарова не решился. И так облажался по полной, не стоит усугублять. Пошатываясь и цепляясь за подголовники, Лёша побрёл в хвост. Лица пассажиров сменялись перед ним как картинки в калейдоскопе. Девушка лет тридцати с накладными ресницами, заплаканный младенец с соской, бледный парень в очках. Дедуля в клетчатом пиджаке, этот-то что забыл на Северном Полюсе?       В туалете Лёша облегчился, умылся с мылом и мокрыми руками пригладил волосы. Посмотрел в свои пьяные глаза, казавшиеся в синеватом свете бесцветными и безумными, и сказал отражению в зеркале: «А ведь ему понравилось. По-нра-вилось!».       Комаров долго не возвращался. Из переднего вестибюля доносились громкие голоса, и Лёша заглянул за шторку. Сергей Сергеевич, стоя на полу в одних носках и опираясь задом на корпус бортовой кухни, поедал что-то из фольгированной касалетки и запивал коньяком. Рядом с ним стоял седовласый Илья Михайлович, командир экипажа, и пил кофе из картонного стаканчика. Густой кофейный аромат наполнял тесный закуток. Напротив КВС пристроилась Алла и что-то оживлённо рассказывала. Из её причёски выбились волнистые прядки, а форменная блузка была расстёгнута на три лишних пуговицы.       — Сорок лет? А он не старый для тебя? — спросил Комаров с набитым ртом.       — Не, Серёга, она права, — задумчиво произнёс Илья Михайлович. — Нужно срочно стариков трахать, пока они живы и у них стоит, а молодых она ещё успеет. Ты как считаешь, Алексей?       Лёша покосился на открытую дверь в кабину пилотов, где на фоне ночного неба оранжевым, зелёным и бирюзовым сияли панели управления. Второго пилота из кухни видно не было, да и не факт, что он сидел на своём месте справа от входа. Вполне мог сидеть и в туалете. Внезапный приступ аэрофобии сделал слюну кислой.       — Я считаю, что мужики под сорок — самые охуительные любовники, — вырвалось у Лёши.       — Опаньки, — сказал Илья Михайлович.       — Вот об этом я и говорил! — воскликнул Комаров, и все трое захохотали. — Томилину больше не наливать!

***

      Едва шасси коснулись земли, пришло смс от Дениса: «С прибытием! Уже скучаю. Позвони, как устроишься». Пока Лёша набирал ответ, Комаров поглядывал на экран, но ни о чём не спрашивал.       В местном аэропорту их ждал микроавтобус с табличкой «Морской порт. Служебный». Кроме них в автобус погрузились пятеро бородатых мужиков с огромными рюкзаками и две девушки, благоразумно севшие рядом с водителем. Тот сверил их фамилии со своим списком и выехал.       За городом лежали грязные сугробы, из которых торчали ёлки и кривые низкорослые берёзки. Убогий земной пейзаж контрастировал со звёздным небом, таким ярким, что фары можно было не включать. Небо — шкатулка с драгоценностями, где вперемешку со звёздами хранятся американские горки, сплетённые пальцы и жёсткие, совсем не воздушные поцелуи, а земля — ржавое ведро, полное грязи. Всю дорогу до Карского моря Лёша смотрел на луну, вспоминал поцелуй и запоздало жалел, что не поел в самолёте. Комаров дремал в наушниках. Лёше хотелось знать, какую музыку слушает его начальник, но хмель от «Шардоне» выветрился, и наглости поубавилось. Он уже стыдился своей эскапады на борту. Но не раскаивался.       В общежитии, где пахло краской и новой мебелью, их поселили в одну комнату.       — Извините, — сказала администратор, — гостиница ещё не достроена, а жилые корпуса забиты строителями. В следующем году планируется открытие порта, работаем в три смены. Но я нашла хорошую большую комнату, надеюсь, вам будет удобно.       — Спасибо, не беспокойтесь, — ответил Комаров.       — А кафе тут есть? Или магазин? — спросил Лёша.       — Есть круглосуточная столовая в четвёртом корпусе. Я внесла ваши имена в базу, вас покормят в любое время.       Комната действительно оказалась большой. В ней стояли три кровати, дерматиновый диванчик и письменный стол у окна. По периметру располагались встроенные шкафы, а на стене висел телевизор. Всё, что нужно командировочным. Правда, санузла в комнате не было, туалет и душевые — в конце коридора. Лёша не успел выбрать спальное место, как позвонил Денис.       — Привет! Ну, как ты? Сильно вас потрясло?       Лёша отошёл к окну, включил настольную лампу и спросил тихим голосом, чтобы Комаров не расслышал:       — Что ты имеешь в виду?       Несомненно, и его, и Комарова неслабо потрясло в самолёте, да только Денису об этом лучше не знать.       — Все экипажи перед вами жаловались на сильную болтанку на эшелоне. Я за тебя переживал. Ты как переносишь турбулентность?       — Нормально. Я спал всю дорогу.       Лёша заметил в окне отражение Комарова. Тот неподвижно стоял и смотрел ему в спину.       — Ладно, мне тут нужно… Я тебе перезвоню… — Быстрым движением Лёша выключил телефон и добавил громко: — Спокойной ночи, мам. Передавай отцу привет, увидимся завтра.       Стараясь не встречаться взглядом с Комаровым, Лёша пошёл искать четвёртый корпус, чтобы поужинать. Обнаружил столовую в соседнем здании. Несмотря на позднее время, народу там скопилось немало: в основном, мужчины в спецодежде, кое-кто даже не снял оранжевую каску. От ветра и мороза их лица покрылись красными пятнами. На парня в узких брюках и кожаной куртке никто внимания не обратил. Лёша взял гречку с сосисками, клубничный кисель и устроился за столиком у окна. На стройплощадке башенные краны вращали стрелами, повсюду светились огни и рычали экскаваторы. Где-то в ритме пульса долбила вечную мерзлоту свайная машина. Бум-бум-бум.       Комарова в комнате не оказалось. Настольная лампа бросала круг света на стол и уголок дивана, всё остальное тонуло в полумраке. Лёша разобрал рюкзак, отправил смс родителям и Денису, дважды покурил, а Комаров всё не возвращался. Тишина в блоке вдруг показалась зловещей, Лёша вышел в тёмный коридор и двинулся вдоль длинного ряда запертых дверей. Срабатывали датчики, и на потолке по мере продвижения зажигались и гасли тусклые лампочки. Последние двери были распахнуты и вели в просторную раздевалку, где на скамейке лежали джинсы, а на полу валялись знакомые кеды. Из соседнего помещения доносился звук льющейся воды.       Чувствуя странное оцепенение на грани робости и решимости, Лёша вышагнул из кроссовок, стащил брюки и бросил их на лавочку рядом с джинсами. Избавился от рубашки и белья. Осторожно ступая по скользкому полу, он вошёл в душевую, где справа и слева зияли пустые кабинки, а из самой дальней валил пар.       Комаров стоял задом к проходу, упираясь ладонями в противоположную стену и низко опустив голову. Горячий водопад обрушивался ему на затылок, и брызги веером разлетались во все стороны. Лёша застыл, разглядывая согнутую спину. Шейные позвонки плавно уходили в ложбинку, которая сбегала к ямочкам на пояснице, там выглаживалась по копчику и исчезала между плотно сомкнутых ягодиц. Лёша засмотрелся на ручейки, текущие по ногам. Сердце громко стучало, или это долбёжка свайной машины эхом отражалась от стен.       Он тронул Комарова:       — Всё в порядке? Вас долго не было, и я решил поискать.       Комаров глянул через плечо:       — Томилин, ты можешь оставить меня в покое?       Лёша развернулся, чтобы уйти, но передумал: рано или поздно правда всё равно всплывёт. Лучше, чтобы к тому моменту не случилось никаких двусмысленных ситуаций, которые могли бы Комарова обидеть или оскорбить. Одно дело — гей, другое дело — влюблённый гей. О таких вещах честные люди предупреждают заранее.       — Нет, я не могу оставить тебя в покое. — Он помолчал, ожидая ответа, но Комаров тоже молчал, и Лёша пояснил: — Рад бы, да не могу. Я влюбился в тебя.       — Это что ещё за бред?       — С того дня, как ты спас оленя, я только о тебе и думаю. Даже не думаю, нет, ты просто стоишь у меня перед глазами, куда бы я ни смотрел. Такая вот ерунда. Для меня пятница — самый хреновый день, потому что впереди два выходных, и я тебя не увижу.       — Какие глупости, — сказал Комаров в стену.       — Да знаю я! — Лёша шагнул ближе и плеснул воды в лицо. — Спасибо, что терпишь мои выходки, для меня это много значит. Я больше не буду тебя доставать, обещаю. Теперь, когда ты всё знаешь, может, у нас получится что-то вроде…       Комаров повернулся. Кончик его потяжелевшего члена провёл влажную черту по бедру Лёши и упёрся в завитки волос. От неожиданности Лёша отшатнулся.       — …дружбы? О чёрт…       Комаров молчал. Вокруг них клубился пар, ступни заливала вода, в голове стучало «бум-бум-бум». Лёша спросил:       — У меня есть шанс, да?       — Шанс на что, Лёша? Ты на что-то надеешься? Ты думаешь, из этого выйдет что-то хорошее?       Закрыв глаза, Комаров подставил лицо под струи воды. Его член набух и отвердел, но он не отворачивался, не пытался скрыть своё желание. Лёша пять секунд колебался, потом положил руки на мокрые плечи Комарова:       — Так это от нас зависит, Серёжа.       — Ты ошибаешься.       — Нет, — сказал Лёша, целуя напряжённо выгнутую шею, — не ошибаюсь, — сказал он, собирая капли с груди, — ты нереальный, — сказал он, приседая и трогая языком головку, — я так давно тебя хочу…       Он мял крепкую задницу и стонал, захлёбываясь тёплой водопроводной водой. В ответ Комаров гладил его по лицу и сдержанно двигал бёдрами. Он не издавал ни звука, не толкал голову Лёши на себя, не пробивал в горло, лишь дрожащие ноги выдавали, как сильно он возбуждён. Комарова трясло. Когда он замер, содрогнулся всем телом и кончил на подставленный язык, Лёша медленно поднялся и взял его за руку. Потянул к своему гудящему члену — мягко предлагая, но не настаивая. Неизвестно, как далеко готов зайти Комаров. Но тот откликнулся. Грубоватые пальцы приласкали яички, скользнули под них, бегло изучая анатомию мужского тела, потом сомкнулись на члене и принялись дрочить. Слишком быстро и жёстко. Лёша протестующе замычал, но Комаров прижал его к стенке и за двадцать секунд додрочил до конца. Поддержал за локоть, чтобы Лёша не сполз на пол, и прошептал в ухо:       — Извини, если я был…       — Нет, что ты, всё нормально.       — Директор звонит, — сообщил Комаров и поспешил в раздевалку, где разрывался телефон.       В посёлке Ты-Ю разбился МИ-8. Предположительно, из-за обледенения. Экипаж и четверо пассажиров выжили, и даже беременная женщина, за которой и вылетел вертолёт санавиации, благополучно разродилась, но ЧП уже попало во все новостные программы и требовало немедленного расследования. Ночью Комаров провёл по скайпу несколько совещаний, дал интервью местному телеканалу и долго разговаривал с пилотом. Сначала Лёша ждал, когда Комаров освободится, потом задремал на диване и не заметил, как под головой у него появилась подушка, а на плечах — шерстяное одеяло.

***

      За завтраком Комаров сказал:       — Не смотри на меня такими глазами. Не улыбайся мне и не пинай под столом.       — Почему? Что случилось?       — Ничего не случилось, просто притормози, ладно?       — Ты о чём?!       Комаров нагнулся над столом и понизил голос:       — Лёша, есть вещи, которые нельзя делать по пьяни, или из-за того, что член встал, или по желанию левой пятки. Это серьёзные вещи, ошибёшься — всю жизнь будешь жалеть. Поверь мне, я через это проходил.       — Нет, нет, — расстроенно зашептал Лёша, — только не говори, что жалеешь.       — Не жалею, просто боюсь ошибиться. Сделать больно тебе, себе, кому-то ещё. Не знаю, как ты, но я свой лимит ошибок исчерпал. В этот раз я хочу поступить правильно, а не… — он запнулся, но закончил фразу: — не как тот немец.       — Какой немец?       — Который воткнулся в Альпы прошлой весной. Поэтому притормози и включи мозг, договорились? Я тоже постараюсь мыслить трезво.       По спине у Лёши пробежал холодок.       — Серёжа, я сделаю всё, что ты скажешь.       — Был бы ты чужой человек, я бы не заморачивался. Ну, случилось что-то ночью в душе, ну и ладно, наутро можно забыть, но ты для меня — не чужой человек.       — Я понимаю, — выдохнул Лёша, боясь спугнуть момент. — Мы притормозим и будем вести себя как умные люди.       — Вот и хорошо, — Комаров расслабился. — Доедай свой омлет, у нас много дел на сегодня.       Переговоры с начальником порта длились часа четыре. Лёшино присутствие не требовалось, слушать о том, где и как нужно оборудовать вертолётные площадки, чтобы перекидывать вахтовиков из города в порт и дальше на нефтяные платформы, ему было неинтересно. Он устроился с ноутбуком в приёмной, проверяя почту. Начал составлять акт сверки с подмосковным заводом, поставщиком антигололёдного реагента, на качество которого жаловались в Ты-Ю. За окном безостановочно бахало и гремело. Несколько раз по рабочим вопросам звонила Надежда Николаевна, один раз Денис:       — Вы успеваете на вечерний рейс?       — Должны успеть. Комаров после прилёта хочет сразу в Ты-Ю вылететь, его комиссия ждёт, так что вряд ли мы тут задержимся. Нас вечером ты будешь сажать?       — Нет, у меня сегодня выходной, но я тебя встречу. Соскучился по мне, да? — слышно было, что он улыбается.       — Денис, не надо меня встречать. Я устал, я сразу домой поеду.       — Размечтался! У меня для тебя сюрприз, тебе понравится.       — Не надо, Денис, я без шуток!       После подписания контракта они попили в столовой чаю с ватрушками и поспешили в автобус. В этот раз звёзды не освещали им путь, и неприглядная реальность резала глаза: серое небо, серый снег. Работяги, пропахшие куревом и бензином, громко обсуждали предстоящий отдых и женщин, которых они встретят в городе. Лёша прижался коленом к ноге Комарова и блаженствовал, время от времени погружаясь в мечтательный сон. Комаров тихо разговаривал по телефону то с генеральным директором, то с техниками, то с людьми, которых Лёша не знал.       Свободных мест в бизнес-классе не оказалось. Комаров попросил Лёшу найти места в хвосте самолёта, а сам направился в кабину:       — Мне нужно с ребятами пообщаться, ты меня не жди.       — Можно мне с тобой? Никогда не летал в кабине пилотов.       — Нельзя, Томилин, — но увидел его лицо и сжалился: — Ладно, когда я стану командиром, разрешу тебе на кнопочки понажимать.       — Хорошая шутка… — протянул Лёша.       Он не заметил, как провалился в сон. Его не беспокоили ни тесное кресло, ни турбулентность, ни жёсткая посадка. Привычная тревога, которую он испытывал в небе, сменилась уютным чувством, словно он был ребёнком и сидел на коленях матери. Комаров в кабине пилотов — значит, ничего плохого не случится. Самолёт ещё катился по полосе, когда незнакомая бортпроводница пригласила его на выход раньше остальных пассажиров. Он подхватил рюкзак и поспешил в вестибюль, где его ждал Комаров. Он выглядел уставшим и озабоченным.       — Алексей, у меня мало времени на пересадку, но если хочешь, могу тебя домой подбросить. Машина около офиса.       Трап уже подали, бортпроводница открыла дверь, и на них пахнуло свежестью весеннего вечера. Зима осталась на Севере, в самолёт хлынуло солнце.       — Спасибо, Сергей Сергеевич, я сам доберусь.       — Ладно, — сказал Комаров и положил руку ему на спину, подталкивая к выходу и машинально оглаживая.       Ладонь сминала ткань рубашки, скользила вдоль позвоночника, и Лёша пожалел, что отказался от предложения: в машине можно было хотя бы поцеловаться.       Комаров продолжил:       — Я тогда немного поработаю, а завтра ты заберёшь на моём столе счета, которые надо оплатить. А это кто такой?       Пока они спускались, со стороны вокзала на большой скорости подъехал велосипедист в бежевом плаще и лаковых ботинках. Он лихо затормозил перед трапом, вывернув руль под эффектным углом и театрально удерживая велосипед от заноса. Молоденькие бортпроводницы, выглядывающие из салона, засмеялись.       — Привет, девчонки! Здрасьте, Сергей Сергеевич!       Денис улыбался во весь рот, ямочки играли на тугих щеках, рыжие волосы горели, как пламя. Комаров спустился на землю и обнял Дениса:       — Привет, юный Журавский, давненько тебя не видел! Ты кого-то встречаешь? Не знаешь, мать ещё на работе?       — Мама в офисе вас ждёт, а я за Томилиным заехал. Хочу покатать его на велосипеде, — Денис подмигнул Лёше.       — Что ты сказал? — переспросил Комаров, словно не расслышал.       По трапу уже сходили первые пассажиры, и Лёше пришлось уступить им дорогу. На ватных ногах он встал между сияющим Денисом и Комаровым, чьё лицо превратилось в маску, только желваки перекатывались на побелевших скулах.       — Мы с Лёшей дружим, — пояснил Денис.       — Да, точно, он как-то упоминал… Пересекаетесь, да?       — Ага, во всех плоскостях, — хохотнул Денис.       — Ну молодцы, парни. Катайтесь, а у меня дел по горло, — и зашагал в сторону служебного выхода. Внезапно остановился и обернулся: — Денис, а случайно не ты уговорил Надежду Николаевну забрать Томилина из агентства в управление?       Денис моргнул и замялся:       — Ну, я не уговаривал, я просто предложил…       — Ясно. Увидимся!       Лёша сдержался, не побежал за Комаровым. Зло бросил Денису:       — Я же просил тебя не приезжать! Что за представление ты устроил?       Они стояли у трапа, а паксы обтекали их медленным потоком.       — Какое представление, Лёш?       — Перед Комаровым — что это было?!       — А в чём проблема? Ты переживаешь, что он о нас подумает? Да ему плевать на такие вещи, я его знаю.       — Ничего ты не знаешь!       Оттолкнув Дениса, Лёша запрыгнул в автобус. Когда створки захлопнулись, он увидел, что Денис сел в седло и, быстро набирая скорость, помчался по обочине лётного поля.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.