Слепая

      Архидьякон, чувствуя, как затряслись поджилки, ошарашенно оглядываясь на Эсмеральду, будто о чем-то ее вопрошая, выбежал вслед за стрелком. Снаружи он увидел жуткое и печальное зрелище: лошадь, готовая вот-вот упасть, тяжело и со свистом дыша, хватала воздух широко раскрытым ртом. Мощная, покрытая испариной шея была насквозь пробита стрелой, качающейся туда-сюда в такт тяжелому дыханию. - О Господи! - воскликнул Фролло, когда в тот же миг скакун рухнул на подогнутые передние ноги, накренив всю повозку. - Откуда стреляли? Вы их видели? - Увы, господин судья, кругом тишина, даже ветка нигде не шелохнулась! Никого не видно, - ответил Гийом, хватаясь за арбалет. - Куда же запропастилась подмога? - священник был не в себе, бросаясь от погибающей лошади к повозке, оглядываясь по сторонам. - Сложно сказать, - неуверенно произнес один из пятерых находившихся здесь солдат, Франсуа Пакле. - Мы ведь ничего о них не знаем с момента той последней стычки... - Верно, - напряженно процедил архидьякон, словно запамятовав о том, что некоторое время назад отряд солдат, сопровождавший и прикрывавший их, вступил с беглецами в бой, который неожиданно для них стал не только безрезультатным, но и принес значительные потери.       Чувствуя, как опасность витает в воздухе, а он, безоружный и бессильный священник, возможно, находится под прицелом, Клод, стараясь спрятаться за издыхающей лошадью, снова проскользнул к повозке. - Гийом, Франсуа, Жером - окружить повозку со всех сторон, приготовиться стрелять! Остальные - проверить лес. Командир из Фролло был не самый лучший, он это понимал, и ему снова невольно вспомнился удалой и предприимчивый Феб де Шатопер, который всегда был на хорошем счету у самого короля. Но как бы повел себя этот самодовольный, бравый капитан сейчас, когда лошадь пала, а стрелков можно пересчитать по пальцам одной руки!       Взволнованный и растерянный архидьякон снова ворвался к Эсмеральде, застав ее за тщетной попыткой ослабить веревки и освободить руки. Нежная кожа запястий кровоточила от этих невообразимых усилий. Эта картина, являющаяся свидетельством бесконечного отчаяния и, вместе с тем, непреодолимого стремления девушки во что бы то ни стало избежать той горькой участи, что сулил ей Фролло, всколыхнула в нем опьяняющее, дикое негодование. И если несколько мгновений назад он не знал, что делать дальше, то теперь, обуреваемый раздирающим душу страданием, порожденным осознанием того, что Эсмеральда даже под угрозой смерти не выберет его, Клод твердо решил: они уйдут вместе. Сейчас. - Зря стараешься, глупая девчонка. Я уже принял решение, и оно от тебя совершенно не зависит, - преодолевая душевную муку, на выдохе произнес священник, подходя к трепещущей девушке сзади и затягивая путы на ее израненных запястьях. Он явственно слышал, как очередная стрела с пронзительным свистом вонзилась в стенку повозки и откуда-то издалека послышался неистовый оклик: "Франсуа, стреляй!" - Меня нашли, меня спасут! - сквозь слезы, с проблеском надежды в голосе воскликнула Эсмеральда. - Я не буду тебе принадлежать никогда, что бы ты сейчас не решил. Ослепленный яростью и предательской внутренней беспомощностью, Клод, движимый одним лишь навязчивым желанием проучить непокорную, подчинить и окончательно сломить ее, потащил девушку за собой к выходу. Словно вмиг утратив бдительность и позабыв об опасности, он выскочил из шатра, ошеломленно озираясь, не чувствуя ничего, кроме упрямого сопротивления связанной Эсмеральды. На подступах к почти рухнувшей повозке он увидел неподвижные, словно на время застывшие в вынужденных позах окровавленные мундиры. Жерома и Франсуа. Один из них еще даже не успел воспользоваться оружием. За спиной и, как ему казалось, вдалеке от него лесную глушь сотрясали неистовые вопли. Увлекая рыдающую цыганку в глубь леса, буквально выворачивая ее тонкие руки в неустанной борьбе, архидьякон лишь единожды осмелился оглянуться назад. Повозка уже никем не охранялась, а веснущатый Гийом, присоединившись к остальным солдатам, сражался врукопашную. И не с кем-нибудь, а со знакомым красно-бурым камзолом, обладатель которого одним лишь устрашающим видом, казалось, представлял угрозу жизни. -Квазимодо... - зло прошептал священник. Без труда узнав в нем своего воспитанника, Фролло, напряженно сглотнув и ускорив шаг, пустился в бегство, отвлекаясь на постоянно спотыкающуюся слепую девушку. И вот наконец Эсмеральда решилась позвать на помощь, испустив пронзительный, птичий крик. Надежда все еще теплилась в ее измученном, словно обескровленном, существе: ее призыв остановит безумца, ведь здесь, должно быть, сражался не только Квазимодо, навеки утративший способность слышать. - Что же ты делаешь! Ведьма... Мой палач... - отчаянно бормоча, Клод, не зная, чем помочь себе, взвалил цыганку на плечо. Но бежать было невозможно: задыхаясь, цепляясь за ветки, он изо всех сил пытался удержать на себе извивающуюся страдалицу, испытывая боль от неистовых ударов маленьких кулачков по своей спине. -Стой! - за истошным криком Эсмеральды и своими тяжелыми вздохами он вдруг услышал чей-то незнакомый громовой голос сзади. - Стой или моя стрела тебя остановит!