Ты со мной?

Лето не позволяло осени занять своё законное место. Обманчивая жара держалась вплоть до вечера, но ночи уже были холодные. Пробирающие до костей. Листья постепенно желтели. Арнольд смотрел в окно, а в классе шёл урок истории. Нельзя такой потрясающе интересный, открывающий новый старый мир предмет вести так утомляюще, так скучно. Нельзя! Листья не облетали: лишь изредка вальяжно кружась в последнем танце, они, умирая, падали на серый асфальт, преображая его, делая его более живым. — Шотмен, проснись, урок скоро кончится. Ты записал то, что я сейчас сказала? «Конечно, записал, мать твою, ручка аж закончилась!» — Арнольд сам удивился, насколько грубая мысль пришла ему в голову. Сколько это ещё терпеть? Он ненавидел историю в школе. Он ненавидел вторники, даже не понедельники, вторники. После сложного начала недели хочется какого-то послабления, а на деле оказывается, что это только начало повседневного ада. Эта нескончаемая суета, а только сентябрь! После урока Арнольд лениво поплёлся в столовую. Взяв свой обед, он оглянулся: не было столиков, за которые он хотел бы сесть. За тем у окна — самым престижным — сидела, разумеется, элита школы: Джеральд, ещё пара футболистов и две девушки, просто трепещущие при виде футболистов. За вторым были блондинки из параллельного класса. Если бы Арнольд желал обсудить, кто с кем переспал во время последней вечеринки, он бы обязательно к ним подсел! Да. Определённо. Рядом сидели Юджин и Кёрли. Здесь другая проблема: Арнольду не хотелось стирать свою рубашку уже какой раз подряд. Юджин всегда умудряется что-нибудь уронить, испачкав при этом не только себя, но и рядом сидящих. Вот он, идеальный столик! — Здесь занято? — А это что-то меняет? — ответил непроснувшийся апатичный голос. — Что стоишь, Репоголовый? Опять завис? Садись уже! До чего же странная манера общения. Услышал бы это человек со стороны, он бы подумал: «Что за грубиянка? А у неё вообще бывает хорошее настроение?» Но Арнольду стало приятнее это покрывшееся слоем пыли «Репоголовый», нежели чьё-нибудь чужое «Альфред». — Какая ты сегодня добрая! — Не говори. Я тащусь просто! Мне за контрольную по алгебре поставили В за то, и только за то, что я не подчеркнула ответ, и эта невнимательная дура, посчитав это моей оплошностью, принципиально не засчитала ответ. — У тебя хоть какое-то разнообразие, — вздохнул Арнольд. Он равнодушно хлебал пепси, думая о том, что он просто теряет время. — Мне настолько скучно, что я даже злюсь как-то по инерции. Хельга разлиновала вилкой картофельное пюре. Взгляд был обращён в никуда. — Хельга, ты часто прогуливаешь школу? — Ты что?! Как ты мог такое подумать? — сказала Хельга и хехекнула. — А ты что, хочешь прогулять? Арнольд поставил пепси и ответил кивком головы. — Пфф, Репоголовый, ты меня пугаешь и радуешь одновременно, — Хельга улыбнулась и бодро воткнула вилку в пюре. Она встала, как столб. — Тогда две минуты тебе на то, чтобы ты взял свои шмотки. Встречаемся на улице. Арнольд подмигнул ей и, стараясь не привлекать к себе внимание, проник в класс и невозмутимо взял свои вещи. Выйдя из школы, он увидел Хельгу. На ней была белая майка. Олимпийку она повязала вокруг поясницы. Сигарета, зажатая между указательным и средним пальцами. Эта вальяжность. Арнольд смотрел на Хельгу, и она казалась ему воплощением странной непонятной свободы, которой у него никогда не было. — И давно ты куришь? — спросил Арнольд, когда они покинули школьный участок. — Пошлю-ка я тебя подальше, Арнольд, пока ты лекцию не начал читать, — ответила Хельга довольно добродушно. Настроение у неё, видимо, улучшилось. Не сговариваясь, они шли в сторону пристани. Солнце лениво, неярко освещало водную гладь. Вода серела в преддверие скорой зимы. Только природа, не позволяя себя обманывать, чувствует время. Они сели на мостушку, свесив ноги. Они молча наблюдали за машинами вдалеке. Чувствовался нерезкий запах табака, смешанный с горьковатым ароматом духов. Откуда-то извне пахло сосисками, и оттуда же слышался тягучий желтоватый джазовый мотив*. Мелодия, как будто лилась из одной банки в другую — как мёд. — Хельга, почему мне сейчас так спокойно? «Потому что мне очень неспокойно», — Хельга стало прохладно, и она всё же надела олимпийку. Свежестью веяло от воды. — Не знаю. Кто ж тебя разберёт, Репоголовый. Радуешься, что из школы улизнул. — Да, — Арнольд, сощурившись, посмотрел вдаль. — Хельга, вчера починили паккард. Я не зря работал летом. Хельга повернулась к Арнольду: — Хе-хех, рада, что эта рухлядь ещё подлежит ремонту. — Да… Ты подумала над моим предложением? Хельга на секунду впала в ступор. Над каким предложением? На секунду мелькнула мысль о предложении руки и сердца. Но это был бы сон… Ах, да. — Ты тогда говорил серьёзно? — А ты подумала, что я шутил… — Арнольд заметно погрустнел. Был слышен лёгкий плеск воды о берег. Ветер усиливался, но всё равно было тепло. — А как ты это видишь? — спросила Хельга, надеясь, что Арнольд действительно на это решится. — А очень просто, — ответил Арнольд игриво.